|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Наконец, погасив ход, "Эвридика" прибыла в окрестности Гадеса. Здесь её уже поджидал "Орфей", колоссальный гравитационно-резонансный снаряд одноразового употребления. Он был запущен позже "Эвридики", но прибыл к цели раньше неё, так как, будучи беспилотным аппаратом, мог поддерживать намного большее ускорение. Основной его задачей была деформация горизонта событий Гадеса, чтобы, нырнув в бездну ретрохрональных потоков, она смогла моментально вернуться домой.
Основной, но всё же, не единственной. Запущенные "Орфеем" в пространство на большом расстоянии от коллапсара орбитальные астроматы создали гравитационный планетоскоп — правда, не с такой большой апертурой, как природные гравитационные линзы: всего в две астрономических единицы.
Всё внимание экипажа сосредоточилось на дзете Гарпии. Из восьми планет этой спокойной звезды спектрального класса F8 четыре внутренние — небольшие, прокаленные светилом шары с массами Меркурия и Марса, имели слабые атмосферы, не проявляя признаков какой-либо активности. В отдалении обращались три газовых, со многими лунами, гиганта размера Юпитера — с мощными грозовыми атмосферами, переходящими в сжатый до металлической фазы водород. Септа имела радиус вдвое больший, чем у Юпитера, и рдела в вакууме тускло-кровавым угрюмым огнем: ей оставалось немного до того, чтобы вспыхнуть солнцем. Изучение же самой Квинты оказались делом очень сложным. Наблюдения затрудняли солнце Квинты — дзета, самосвечение самой большой его планеты, Септимы, и сильное излучение звездного фона — система дзеты проецировалась на центр Галактики.
С большим трудом было установлено, что Квинта по своим размерам и массе немного превосходит Землю. Её атмосфера содержала 29 % кислорода, значительное количество водяных паров и около 70 % азота. Над ней обнаружили спектральные линии воды и гидроксила в значительных количествах, как будто у самого экватора — чуть выше термосферы — Квинту охватывал пояс необычайно концентрированного водяного пара. Напрашивалась мысль о ледяном кольце, соприкасавшимся внутренней поверхностью с верхними слоями ионосферы. Астрофизики определили его массу в три-четыре триллиона тонн.
Данное открытие произвело настоящую сенсацию, так как такой же проект искусственного кольца предлагался некогда и на Земле. Из океанов предлагалось выбросить 10 триллионов тонн замороженной воды, чтобы она создала такое же кольцо, как у Сатурна. Кольцо заслоняло бы от перегрева экваториальный пояс, а полюсам, как зеркало, поставляло бы тепло. Уровень океанов понизился бы незначительно, поскольку растаяло бы ледовое покрытие Антарктики и Арктики. Однако этот проект был закрыт ещё в начальной его стадии: управление движением ледяного кольца столкнулось с большими трудностями, кроме того, оставалась нерешенной проблема постепенного испарения кольца под воздействием солнечного света. Попытки придать ему изменяющееся альбедо путем поляризации ледяных кристаллов также не удались. Кроме того, и в политике столкнулись две противоположные тенденции: приморские страны желали понижение уровня океанов для приращения своей территории, а все остальные устраивала стабилизация его на существующем уровне. В итоге, климат на Земле XXVII века всё же регулировался глобально, но не без непредвиденных локальных нарушений. На Квинте же, без сомнения, жила цивилизация, технически настолько развитая, что вторглась в Космос не только ничтожными в его масштабах инженерными устройствами, но и силой, способной посылать в вакуум океаны.
................................................................................................
Между тем, окончательно определился состав экипажа "Гермеса". Командиром был назначен Хокон Стиргард, он был заместителем Бар Хораба по астрогации; научная специальность — социодинамическая теория игр; каждый участник полета должен был иметь вторую специальность, дублирующую должность кого-то из товарищей, чтобы при болезни или несчастном случае возможности экипажа не снизились.
Энергетикой на "Гермесе" ведал ученик Лоджера, гравист-сидератор Антоний Полассар. Марк знал его только по бассейну "Эвридики", как прекрасного пловца — восхищался его мускулистым телом, когда он прыгал в воду с тройным оборотом. Непринужденная обстановка мало подходила для знакомства с суровыми тайнами сидеральной инженерии, так что он пытался грызть её сам, однако безуспешно: подступая к ней, нужно было освоиться с изысканным потомством теории относительности, а на это у него не хватало способностей. К тому же, сам Полассар относился к нему вежливо, но возбуждал необъяснимую неприязнь. Он выглядел юношей и действительно был очень молод; у него были длинные глаза и красивое лицо коренного жителя Французской Полинезии. Сочетание чувственной внешности с талантом математика было странным и возбуждало бессознательную зависть, однако причина неприязни лежала не в ней. Полассар ведал на "Гермесе" также защитой и нападением; его должность была должностью канонира или экзекутора. Скорее сам факт наличия такой должности в числе посланцев человечества, чем то, что на ней оказался не суровый, убеленный сединами воин, а мальчишка, и вызвал возмущение у Марка.
Первым пилотом был поставлен пакистанец Мухаммед Гаррах. Горячий, огромный, могучий, как эпический витязь, он имел степень доктора информатики и вместе с астроматиком Квентином Альбано, отвечавшим за механизмы корабля, опекал главный компьютер "Гермеса". Это был компьютер поколения, называемого конечным, так как оно достигло, наконец, теоретического предела мощности, определенного свойствами материи, такими, как постоянная Планка и скорость света.
Ограниченность скорости вычислений проистекала из обязательных, но взаимно противоречивых условий: как можно большее число "нейронов" заключить в как можно меньший объем, ибо время прохождения сигнала не должно превышать времени реакции элементов компьютера. В противном случае время прохождения ограничивает скорость расчетов и увеличение компьютера приведет лишь к росту числа ошибок, так как его части не смогут согласовывать свои действия. Новейшие "нейроны" реагировали за одну стомиллиардную долю секунды. Они были отдельными атомами, соединенными в хитроумнейшую сеть. Поэтому диаметр алмазоидного процессора, сердца и мозга такого компьютера, не превышал трех сантиметров. Будь он больше — он обрабатывал бы большие объемы информации, но значительно медленней.
Компьютер "Гермеса", однако, занимал половину рубки — за счет своей вспомогательной аппаратуры: выпрямителей, охладителей, аварийных батарей, а также декодеров и вычислительных систем, использующих традиционные принципы — так называемых гипотезотворящих и лингвистических медитаторов, которым не была нужна работа в реальном времени. А решения в критических ситуациях, in extremis, принимало его молниеносно действующее ядро размером с голубиное яйцо. Оно несколько высокопарно называлось главным операционным устройством — General Operational Device, или сокращенно GOD. Не все считали, что эта аббревиатура получилась случайно. На "Гермесе" их было два, а на "Эвридике" — восемнадцать.
Кроме Стиргарда, Накамуры, Полассара и Гарраха, назначенных в экипаж "Гермеса" ещё перед отлетом с Земли, в состав команды вошли: доктор Виктор Герберт, отец Араго, как папский нунций и одновременно как резервный врач, что стало поистине неожиданным результатом тайного голосования, Марк Темпе в должности второго пилота и известный логист Джеймон Ротмонт. Каждая группа ученых стремилась выдвинуть своего кандидата; в итоге, вдали от оставшегося на Земле президиума SETI, из двух десятков экзобиологов и других специалистов по внеземному разуму оказались выбраны только два эксперта — датчанин Ханс Кирстинг и египтянин Эль Салам. Настала пора готовить "Гермес" к старту, а саму "Эвридику" — к переходу на низкую орбиту, где восемь лет ожидания возвращения "Гермеса" уложились бы в считанные дни.
..............................................................................................
Всего черед два дня "Гермес" был запущен. Сама же "Эвридика" начала постепенно гасить скорость, приближаясь к коллапсару. Уже начинали сказываться эффекты, связанные с замедлением времени — пусть пока заметные лишь для чувствительных приборов. Тем не менее, планетоскопы оставались наведенными на Квинту: они должны были продолжать наблюдения весь восьмилетний период ожидания возврата "Гермеса", сохраняя все данные в своей бездонной компьютерной памяти. Они также передавались и на "Эвридику"; было решено, что прием будет продолжаться до того, как вызванные замедлением времени искажения радиосигналов не превысят возможности аппаратуры расшифровывать их.
Результаты наблюдений, выполненных незадолго по погружения в гравитационный порт, были полной неожиданностью и Бар Хораб тут же вызвал экспертов на совет, понимая, что они совершили ошибку, поспешив с запуском "Гермеса"; отозвать его назад, однако, было уже невозможно. Поэтому совет преследовал единственную цель: как можно скорее поставить диагноз тому, что происходит на планете и выслать информацию вслед разведчику. Звездное письмо надлежало зашифровать 1024-битным кодом, так, чтобы только GOD смог его прочесть. Осторожность казалась не лишней: совокупность произошедших на Квинте изменений выглядела довольно тревожно.
Были зарегистрированы серии кратковременных вспышек над термосферой и ионосферой планеты, а также между ней и её луной на расстоянии около двухсот тысяч километров от Квинты. Вспышки длились несколько десятков наносекунд. Их спектры соответствовали солнечным с укороченным излучением в инфракрасной и ультрафиолетовой областях. После каждой серии вспышек, длившейся несколько часов, на диске планеты в зоне тропиков появлялись темные полоски по обе стороны ледяного кольца. Одновременно возросло излучение волн метровой длины, превысив наблюдавшийся до сих пор максимум, и в то же время излучение южного полушария ослабло.
Прямо перед началом совещания болометр, направленный в центр диска планеты, показал внезапное падение температуры до ста восьмидесяти градусов Кельвина — с медленным последующим повышением. Зона холода заняла поверхность, равную Австралии. Сначала облачный покров над зоной разошелся, окружая её со всех сторон светлым валом, и, прежде чем облака сомкнулись вновь, болометр установил точечный "источник холода" в самом центре зоны. Следовательно, внезапный холод расходился кругообразно от источника неизвестной природы.
На большой луне Квинты — на её темной, теневой стороне — появилась точечная вспышка, которая дрожала, перемещаясь независимо от движения самой луны. Приборы показали, что прямо над её поверхностью по дуге в одну десятитысячную секунды ходило пламя, созданное плазмой с температурой в миллион градусов по Кельвину.
В момент начала совещания холодное пятно исчезло под покровом облаков и облачность установилась на поверхности Квинты большей, чем когда-нибудь прежде, — 92% всего диска.
Нетрудно догадаться, насколько расходились мнения экспертов. Гипотезу ядерных взрывов, испытательных или военных, удалось отбросить без обсуждения. Спектры вспышек не имели ничего общего ни со взрывами уранидов, ни с термоядерными реакциями. Исключение составляла плазменная искра на луне, но её термоядерный спектр был постоянным. Такой спектр мог дать открытый водородно-гелиевый реактор с магнитной ловушкой, но для ядерщиков назначение такого реактора было загадкой. Вспышки в околопланетном пространстве могли происходить от специально сгруппированных лазеров, поражающих некие металлические объекты — по спектру никель-магнетитовые метеоры, — либо от фронтальных столкновений объектов с большим содержанием железа, никеля и титана при скорости 80-100 км/с. Как источник вспышек не исключались и орбитальные зеркала, отражающие часть солнечных волн.
На совете, перешедшем в яростный спор, мнения разделились. Говорили о регулировании климата с помощью гигантских зеркал, что, однако, никак не вязалось с источником холода у экватора. Самые удивительные результаты дала проверка методом Фурье всего радиоспектра Квинты. Признаки любой модуляции исчезли и одновременно мощность передатчиков вновь возросла. Радиокарта планеты показывала сотни передатчиков белого шума, сливающегося в бесформенные пятнышки. Квинта излучала этот шум на всех диапазонах. Такой шум означал либо передачу типа "scrambling", то есть шифрованные сообщения под видом хаотических сигналов, либо сознательное создание радиопомех. И то, и другое могло означать только одно — войну.
Бар Хораб потребовал немедленного ответа на вопрос: ЧТО следует передать "Гермесу" в течение нескольких ближайших часов — потом всякая связь с ним прекратится из-за эффекта Доплера. А более конкретно: к ЧЕМУ должны приготовиться разведчики, то есть КАК они должны действовать, прибыв в систему дзеты?
Программа действий разведки была давно разработана, но не предусматривала происшедших явлений. Это, конечно же, было невозможно. Теперь никто не торопился брать слово. Наконец ксенолог Эвлин Туйма в качестве представителя консультативной группы SETI объявил, не скрывая нерешительности, что никаких стоящих советов "Гермесу" переслать не удастся: следует передать описание фактов, их гипотетические интерпретации и положиться на самостоятельное решение разведчиков. Бар Хораб захотел услышать эти гипотезы, несмотря на их взаимную противоречивость.
— Каковы бы ни были изменения на Квинте, это не сигналы, посланные нам, — начал Туйма. — С этим согласны все. Некоторые считают, что Квинта заметила наше присутствие и показывает, что готова по-свойски встретить "Гермес". Но это мнение, не основанное на рациональных данных. Это просто, на мой взгляд, выражение беспокойства или, говоря без обиняков, страха. Древнего и изначального страха, породившего некогда гипотезу о космическом вторжении как катастрофе. Такое объяснение происшедшего я считаю нонсенсом, так как даже если у Квинты и есть какие-то невероятные телескопы, способные заметить наше прибытие к коллапсару, это произойдет лишь через четыре года; и лишь через восемь лет мы узнаем о их гипотетической реакции.
Бар Хораб хотел услышать что-то более конкретное. Разведчики сами решат, бояться им или нет. Речь идет о механизме и причине новых явлений.
— Наши астрофизики располагают конкретными гипотезами и могут их представить, — ответил Туйма, не реагируя на иронию командира, поскольку она не относилась к нему.
— А именно? — спросил Бар Хораб.
Туйма показал на двух коллег — Нильса Нистена и Ла Пира.
— Скачки температуры и альбедо могли быть вызваны вторжением в систему Квинты роя метеоров и их столкновениями с искусственными спутниками. Это могло дать вспышки, — сказал Нистен.
— А как ты объяснишь сходство вспышек на поверхности планеты со спектром дзеты? — спросил Бар Хораб.
— Часть спутников Квинты может представлять собой глыбы льда, отделившиеся от внешней поверхности кольца. Они отражали солнечный свет в нашу сторону только тогда, когда такой угол падения и отражения получался случайно: это могут быть глыбы неправильной формы с различным временем обращения.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
