Некий Акселератор

-Мерзкий выблядок! -сильный пинок бросает тело ребенка на стену, но он не издает ни звука. Только кривится. Это — необычно. Ибо сила удара такова, что ребра ребенка должны были треснуть.

-Тварь! -ревет мужчина, отвешивая удар за ударом. Легкое тельце ребенка послушно мотается из стороны в сторону, но удары пусть и достигают его, однако силу доносят далеко не всю.

-Тварь... -устало выдыхает мужчина, падая на пол. Через мгновение слышится пьяный храп.

Ребенок устало, бессмысленно смотрит на тело лежащего на полу отца. Смотрит сквозь него. Выждав, и убедившись что больше бить его не будут, он делает несколько неуверенных шагов, и оказывается на кухне.

Прислонившись к стене, он задирает футболку, и смотрит на синяки, что остались на ребрах. Совсем слабые. Раньше было гораздо больнее, но последние пару месяцев его будто что-то защищает от ударов. Ослабляет их. Мальчик благодарен этому нечто. Иногда он думает, что это его мама. Или господин Бог.

-Тварь... -слышится хриплый, исполненный ненависти шепот из коридора.

Мальчик привычно горбится при звуках этого голоса. Голоса, который он раньше любил. Все началось два года назад, со смертью мамы. Тогда папа стал пить. Он будто исчез, и вместо него появилось... это.

Странное существо, вечно пахнущее выпивкой, которое то прижимает его к себе и плачет, то отчаянно пытается избить. Мальчик не помнит, за что. Но, наверное, он все же виноват?

И все же, как хорошо что теперь не так больно.

Вздохнув, и чувствуя привычную слабость и голод — как и всегда после таких вот происшествий, мальчик устремился к холодильнику. Достав оттуда колбасу и сыр, он споро приготовил бутерброды. И тут же съел их, запивая водой из-под крана.

Он давно уже не пробовал нормальной еды, но просто принимал это как нечто обыденное. В конце концов бутерброды — это тоже вкусно. Как и заварная лапша, или просто хлеб. Все зависит от того, насколько сильно ты проголодался.

Когда папа бывает папой — он всегда покупает продукты. Но когда превращался в это... бывало, приходилось и голодать. В последнее время он превращается в это все чаще. Потому мальчик так худ.

Поев, и убрав за собой, мальчик сходил за одеялом, и укрыл им это. Он фантазировал, что одеяло, сделавшее его отца похожим на кокон бабочки, превратит его в папу. И что это больше никогда не появится. Фантазировал, но укрыв — ушел в свою комнату. И не забыл закрыть дверь.

Он всего раз задремал вместе с этим, но прекрасно помнит чем все кончилось. Школу пришлось пропускать несколько недель. Зато папа был рядом... папа, а не это. Но было слишком больно и страшно, чтобы попытаться еще раз повторить нечто подобное.

Закрыв глаза, мальчик начал считать. Сколько раз прожужжит муха, раз за разом ударяясь о стекло. Сколько раз прострекочет цикада. Сон все не шел. Все еще было страшно.

Мальчик напряженно вслушивался — не раздадутся ли шаги там, снаружи комнаты. Ведь там все еще это, а не его папа. И от него не спрятаться под одеялом. Под кроватью — можно. А вот одеяло не спасет. Пару мгновений подумав, мальчик встал с кровати, и вместе с одеялом и подушкой перелез под кровать. Недолго повозившись, он вскоре заснул.

* * *

-Поймите, держа его в сельской больнице, без должного ухода, вы делаете ему только хуже! -в голосе человека в костюме впервые за эти несколько часов появляется раздражение.

-Я не дам вам увести его! -слышится в ответ хриплый голос пожилого мужчины. В его голосе много ненависти. Очень много.

-Вы убили мою жену, но сына не заберете! -под конец своей краткой но насыщенной речи он срывается на крик. В его глазах много ненависти, и толика безумия. На лице многодневная щетина.

-Поймите, он эспер. И ему гораздо лучше будет среди эсперов. -устало, уже не в первый раз повторяет человек в костюме. Он не говорит о том, что там ребенка определенно будут лучше кормить, окажут ему квалифицированную медицинскую помощь, в конце концов.

Мужчина одетый в потрепанный спортивный костюм, и явно знавший лучшие времена, бросает взгляд на ребенка со светлыми, практически белыми волосами, лежащего на кровати. Его глаза открыты, но совершенно пусты. Взгляд направлен в потолок, но смотрит куда-то за него. На лице мужчины мелькает вспышка непонятного чувства, то ли злости то ли боли, но оно столь мимолетно, что через секунду усомнишься в том, было ли оно на самом деле, это чувство.

-Я сказал — нет! Без меня вы не имеете права, вы... -полный яда и злости голос мужчины вдруг переходит в хрип, и он валится на пол больничной палаты, небольшой сельской больницы.

Человек в костюме растерянно смотрит на него, и выбегает за врачом. Медленно текут секунды, сменяя друг друга, и хрип стихает. В палате воцаряется тишина, нарушаемая только звуками дыхания мальчика. Врач, прибежавший через пару минут, диагностирует инсульт.

-Теперь, парень, ты сирота. Но ты не беспокойся, мы тебя вытащим. И мы о тебе позаботимся. -со странной улыбкой обещает человек в костюме.

* * *

Открываю глаза, и несколько секунд бессмысленно и тупо пялюсь в потолок. Закрываю их, и пытаюсь встать с кровати. Не очень удачно — тело затекло, и категорически отказывается двигаться. А еще, очень хочется в туалет. И попить.

Пытаюсь вспомнить, что последнее я помню. И вздрагиваю от испуга — это, которое пришло на место папы в очередной раз, бушевало сильнее обычного. Прислушиваюсь, но вокруг вроде бы все спокойно. Да и не думаю я что это перенесло бы меня в кровать. А я именно в кровати.

Снова открываю глаза, и осматриваюсь. Я не дома. Больничная палата, но на обычную непохожа — слишком много вокруг разных странных приборов, и выглядит все... как-то слишком необычно. Правда, я нечасто бывал в больнице. Только три раза.

Пытаюсь сосредоточиться на том, что мне теперь делать — хотелось бы сбежать домой. Меня не отпускает странное чувство — все вокруг кажется нереальным. Как будто играешь в игру. Нет, даже не так. Будто рисуешь картину. Такое чувство, даже, наверное, уверенность, что каждое твое желание с легкостью изменит всю картину мира.

Поддавшись этому чувству, я спрыгиваю на пол с кровати, представляя что пол стал скользким как лед, и я с легкостью должен по нему проскользить до двери. Ударившись об дверной косяк, я с восторгом, и немалой долей ужаса понимаю, что мое желание сбылось.

Дверь не открывается, но поддавшись тому же чувству, я заставляю ее вылететь из косяков. Это и трудно и не трудно. С одной стороны, просто надо представить себе что мой удар кулаком о дверь сильнее, чем есть на самом деле. С другой — в глазах темнеет, и я чуть ли не падаю на пол, лишенный сил. Но все же, как бы то ни было, дверь с вмятиной по центру, там, куда пришелся мой удар, срывает с петель.

Тут же начинает звучать сигнал тревоги, долгий, протяжный, и раздражающий. Под потолком зажигаются красные мигающие лампы. Постояв секунду на месте, я решаю что пора сматываться. Я уже знаю, что эта больница не наша деревенская. Значит мне надо выбраться отсюда, и добраться до дома. Но сначала... немного помучившись, и не найдя туалета, в качестве оного я использую угол комнаты.

Мое движение по коридору прерывает появление нескольких военных, затянутых в форму, и с оружием в руках. Сердце начинает взволнованно биться, на пару секунд меня просто переполняет страх. Двое становятся на одно колено, прицелившись в меня, а третий, забросив автомат за спину, делает пару шагов ко мне.

-Эй, парень, не бойся. Мы тебя не обидим. Возвращайся к себе, ладно? -разговаривая со мной как с умственно-отсталым, третий нарочито медленно приближался.

-Я хочу домой. К папе! -крикнул я, надеясь что они поймут и...

-Ты не бойся, не бойся. Сейчас вернешься к себе, а там и папу привезут. Ты главное... -он не договорил, срываясь с места, и пытаясь меня ударить. Именно пытаясь — все его движения вдруг становятся медленными. Или это я начинаю думать гораздо быстрее? Не так уж важно, по крайней мере сейчас.

Закрыв глаза, я снова доверяюсь тому чувству, той силе, представляя что меня окружает барьер, который не пробить ничему и никому. Я часто представлял себе его, когда папа превращался в это. Но сейчас меня переполняла странная уверенность что на сей раз все получится так, как я этого хотел.

Медленно текут секунды, и наконец я снова открываю глаза. Мужчина, держась за руку с неестественно выгнутыми назад пальцами пятится назад. Автоматы в руках двух других мужчин дергаются, выплевывая кусочки свинца, которые долетев до меня просто осыпаются вниз.

Все это происходит в полной тишине, я не слышу ни одного звука. И я не чувствую боль от ударов пуль. Чувство нереальности накрывает меня с головой, и я вдруг начинаю видеть... движение. Движение всего.

Мужчины медленно движутся, не прекращая стрелять. Пули летят ко мне. Стены едва заметно вибрируют. Воздух оказывается неоднороден, разделен на слои. Я то ли кожей то ли своим придуманным барьером чувствую гравитацию, излучения, легкие толчки — от пуль.

Дальше — больше. Я начинаю понимать эти движения. Как полетит пуля, как на нее действуют сопротивление воздуха, гравитация, и даже легкие волны множества излучений.

На мгновение задумываюсь над тем, откуда приходят все эти знания, но мои противники меняют тактику, и мне приходиться начать действовать.

Гранаты брошенные в меня я игнорирую — барьер легко поглощает энергию взрыва и кинетическую энергию осколков. Снова начинают стрелять автоматы, но теперь я не просто стою на месте.

Достаточно легкого желания, и пули начинают двигаться в обратном направлении, жадно впиваясь в тела моих врагов. Несколько мгновений смотрю на трупы, и затем опершись на стену, пытаюсь не выблевать желудок.

Прихожу в себя далеко не сразу, и только отойдя подальше от того места где... вытерев слезы, я делаю несколько сильных вдохов и выдохов. Хочется забиться в угол, где меня точно не найдут, и долго-долго плакать, но решимость вырваться отсюда, уйти, перебарывает. И вообще, это они меня оторвали от папы, и увезли куда-то! Совсем как маму. И напали они тоже первые! А значит — я не виноват!

Без особых проблем у меня получается добраться до холла, с помощью эвакуационной схемы. Однако там меня снова ждут проблемы — десяток мужчин в черных костюмах, с пистолетами в руках. Сглотнув, я сосредотачиваюсь на своем барьере, искренне прося его о защите.

Снова пропадают все звуки, но зато теперь я уверен в том, что его не пробьют. Потому смело иду на выход. Мужчины, покричав что-то, начинают целиться в меня из пистолетов. Ожидаемо.

Время снова замедляется, и я успеваю рассчитать необходимые изменения движения для каждой из пуль. Долетев до барьера, они улетают обратно, разнося на куски пистолеты, но никого не убивая. Я не хочу убивать. Это слишком страшно.

Добравшись до дверей, и выбив их, я на мгновение замираю на месте, подавленный увиденным. Десятки, если не сотни солдат с автоматами, пулеметами, и даже гранатометом! Полтора десятка вертолетов в небе. Почти два десятка танков вдали. Сердце сжимает ледяная лапа ужаса, но барьер вдруг становится сильнее, плотнее, будто бы отзываясь на мой страх. Я понимаю — они ничего не смогут мне сделать. Они — слабее.

Уверенно делаю несколько шагов вперед, и... начинается. Сначала звучат автоматы, затем к ним присоединяются пулеметы. Гулко бухают гранатометы, стаей сверчков трещат авиационные пулеметы. Звучно и смачно вносят свою лепту танки, но... все напрасно.

У них не получается убить меня! Они — слабее! Подбодренный этой мыслью, я начинаю отвечать на их атаки. Нежелание убивать уходит, смытое яростью, подогретой недавним страхом. Их пули-гранаты-снаряды начинают улетать назад, травмируя и убивая людей, разнося на куски технику...

Прихожу в себя, стоя ровно по центру немалой котловины. Вокруг нет врагов. Ни одного. Голова чуть побаливает, и это все последствия недавней бойни. Истерически смеюсь над ними, теми кто меня похитил и хотел убить.

Смеюсь и над собой. Только услышав рев моторов и лязг траков, прекращаю смеяться. На край котловины один за другим выкатываются танки, и чуть съехав по склону, нацеливают орудия на меня. Мне не страшно — барьер все еще со мной. Потому слаженный залп из всех орудий проходит для меня без последствий.

Для меня.

Для них же все гораздо печальней — я успеваю перенаправить каждый снаряд в одну и ту же точку на броне стрелявших танков. Взрывы, море огня, кажется, мне даже слышатся крики экипажа... или нет? Неважно.

Выбравшись из котлована я иду по улице, стараясь не смотреть под ноги. Часто спотыкаюсь о тела, но все же так немного проще, чем смотреть. Однако споткнувшись в очередной раз и упав, я оказываюсь с трупом лицом к лицу.

Смотрю в его мертвые глаза, в расколотый шлем, и... ничего не чувствую. Просто биомасса. Просто устраненная угроза. Встав на ноги теперь я смотрю вниз, выбирая куда ступить. И тела врагов мне больше не кажутся страшными. В моей душе что-то сгорает, когда я смотрю на лица убитых.

Я не знаю, сколько я брел по улицам этого громадного города. Единственное, чем я могу отметить время, это нападениями. Меня еще три раза пытались убить. Один раз снайперы. Один раз вертолеты, выпустившие стайку ракет. А раз откуда-то издали прилетели газовые бомбы.

Мой барьер справился со всем, и я без особых проблем продолжил свой путь. Если честно, толком я не понимал, куда иду. То что деревня моя далеко — это казалось само собой разумеющимся, точно так же как и то, что мне надо туда попасть. К папе. Однако куда идти я попросту не знал. Потому просто старался уйти подальше от тех людей, что пытались меня убить. Я пытался уйти, но неожиданно дорогу мне преградила машина, из которой выбралась высокая женщина в белом халате, с иссиня-черными волосами.

-Стой, я не собираюсь нападать на тебя! -крикнула она. Я не ответил ничего, осматриваясь, и пытаясь обнаружить засаду. У самой женщины я оружия не заметил.

-Куда ты идешь? Зачем? -спросила она, подходя ближе, и заставляя меня сосредоточиться на ней.

-Я иду к папе. -посомневавшись, все же ответил я.

-Если хочешь, я провожу тебя к отцу. -тут же сказала женщина. Фальшь в ее голосе просто резала уши. О чем я тут же ей и сообщил:

-Вы врете.

-Ты это чувствуешь? -не смутилась она.

-Да. -настороженно ответил я, пытаясь понять, почему вообще веду этот разговор с похитителем.

-Прости. Я соврала. Твой папа умер, и поэтому мы привезли тебя сюда, в Академгородок. Ты...

Женщина продолжала что-то говорить, но я не слушал ее. Опустившись на землю, я плакал. Я знал, что она не соврала. Перед моим взором вставало усталое лицо отца, но тут же сменялось изображением множества людей, у которых я сегодня отобрал жизнь. В груди болело так, что...

-Убейте меня. -попросил я женщину. Откинувшись на спину, я смотрел в небо. Я не хотел больше ни о чем думать. Мои родители мертвы, сам я убийца. Без дома. Без цели. Зачем вообще так жить?

Раздался звук шагов — женщина подошла ближе. Боится промахнуться? Ее силуэт заслонил небо, но прежде чем я потребовал хотя бы не мешать мне любоваться им, как меня сгребли в охапку, и сильно прижали к груди. На щеку мне упала пара капель. Теплых.