Вместо предисловия
Давным давно, несколько студентов решили поупражняться в программировании, и написать игру. Ну, собственно, прикинули что и как, технологии подобрали и приступили. Дизайнеры/моделлеры из них были нулевые, но это не останавливало. Начитавшись математики умной, выход более или менее нашли.
Процедурная графика: то есть генерировать объекты мира красивой математикой. Ну и пошло дело. Когда потребовался сюжет, один из них, будучи тем, кто продумывал и писал всю архитектуру движка, решился взяться и соорудить сюжет.
На писанину его давно тянуло, повода только не было. Изгаляться этот человек тогда не стал, взял чего по проще. Взял он тогда сюжет "наш там", да начал его адаптировать, чтобы удобно было потом этот мир реализовать.
Собственно, так и родился "охотник". Даже был какой-то концепт-арт, но остался похоронен вместе с еще кучей данных, когда полетел жесткий диск. Первоначальное название было "Алькор, история одного мага". Движок игровой тем временем со скрипом, но писался. Даже демки первые были: были написаны генераторы случайных ландшафтов, грибов, камней, деревьев (деревья вышли такие, что только после употребления грибов увидеть можно). В последних версиях даже кое как физика заработала.
Но время шло, сессия оставляла все меньше и меньше времени, проект оказался подзаброшен, хотя польза была извлечена: кусочки кода разошлись по разным проектам, а полученные знания потом здорово помогли в жизни. Когда последний разработчик, а по совместительству и автор сюжета окончательно осознал, что его больше тяготит работа с железяками, нежели с чем-то высокоуровневым, стало ясно что проект можно считать заброшенным. Остался неиспользованным сюжет. Название вскоре было заменено на "охотник за смертью", и история уже стала рассказываться под другим углом. Потом название изменилось, из-за конфликта с другим произведением на "охотник за мертвыми". В срочном порядке многое, что было рассчитано именно на игровую линию убиралось. "В реактор" отправились и остроухие создания, и гномы и еще многое другое. Хотя сходства остались.
В итоге что-то даже получилось. Произведение не могу назвать хорошим, ибо оригинальности в нем не особо много, а "нестыковок, багов, и косяков", особенно в первой книге, что представлена сейчас на СИ хватает.
Когда мне предложили издание, я сначала удивился, а когда удивление спало начал всерьез перечитывать, в надежде понять тянет ли книга на публикацию. В итоге, после нескольких месяцев раздумий от публикации я решил отказаться. Просто пересмотрев произведение с самого начала, я понял, что на публикацию оно не тянет. Чтобы не говорил читатель, которому книга понравилась, мой личный контроль качества она не прошла.
Возможно, другие мои произведения и будут опубликованы когда-нибудь, но не это. Потому, если уж читателю очень хочется иметь бумажную копию, то ему придется прочистить и заправить картриджи своего принтера.
Даже и не знаю с чего начать, ибо история это изрядно странная. С одной стороны хочется начать повествование красиво, с другой стороны красивое начало подразумевает собой некие высокие идеи, которых в этом повествовании искать, скорее всего, не следует. Да и не мастер я философствовать на высокие материи, мне бы чего попроще, да попонятнее.
И все же начать хочется с чего-то красивого, доброго, чтобы отвлечься немного от тех мрачных событий, речь о которых пойдет дальше.
День получения в руки диплома — великий день. Для кого-то это последний день в институте, а кого-то ждет еще и аспирантура. Разумеется, велик сей день, не только тем, что, возможно, он и только он ярче всего отпечатается в воспоминаниях выпускника об институте, а еще и тем, какое это некоторое состояние души. Конечно, если Вы выпускник дворникоподготовительного факультета заборостроительного института это к Вам не относится, хотя может быть и относиться, но в меньшей степени. И знаменателен и памятен он бывает обычно тем, что пьянка выпускников может затянуться на несколько дней, особенно, если институт серьезный, а, следовательно, радость, что ты выжил и прорвался сквозь ад экзаменов и зачетов большая. Хотя и тут все индивидуально.
Итак, конец обучения. Экзамены позади, и настроение, разумеется, если пренебречь ностальгией о днях минувших, хорошее.
Кстати, я же забыл представиться! Зовут меня Игорь, если по батюшке, то Петрович.
"Вечеринка" у Жукова Егора, по совместительству старосты группы в течение пяти с половиной лет, обещала превратиться в настоящую пьянку, после которой большинству придется отсыпаться не один и не два дня. . Но это конечно для большинства, если не считать маленького такого общества заядлых трезвенников (к которому я относился), которые даже по случаю такого праздника капли алкоголя в рот не возьмут. За свою "аномальную" трезвость я обязан скорее всего генам, так как мой дед, хоть и Вторую Мировую прошел, и с бандитами после войны сражался, а грамма алкоголя в рот не возьмет.
Когда торжественная часть закончилась, тосты пошли даже менее осмысленные, чем высказывания нашего преподавателя по философии, эдакого старичка столетней выдержки, отправившего однажды всех на пересдачу за незнание творчества Маркса, я понял, что мне пора уходить. Часы показывали полдвенадцатого и у меня были все шансы успеть на метро до его закрытия. Народ с большим трудом сообразил, что я покидаю их общество и все бы ничего, если бы Клим, который до этого спокойно дрых в салате, который ему подложили под голову, когда тот был "готов" (исключительно ради шутки) поднял свои затуманенные сном очи и произнес:
— Тост! Чтобы Игорю сегодня повезло!
Ну и поднял, разумеется, свой, заранее наполненный стакан.
Выпили.
Если бы я тогда знал, насколько мне "повезет" в тот день, Клима уж точно не было бы в живых. Кто знает, может быть, именно этот тост пьяного одногруппника и изменил мою жизнь в тот злополучный день. Хоть я и никогда не был суеверным, ибо специальность такая, да вот то, что после этого тоста случилось... Но об этом позже.
На этом прощание со мной сочли оконченным, и Клим вновь опустил свою голову в салат, на этот раз уже сам, без помощи "добрых" друзей, чем породил волну смеха.
На лестничной клетке я встретил последних из присутствующих на "вечеринке" друзей. Семен и Катерина стояли, обнявшись, с сигаретами в зубах и умиленно о чем-то беседовали. Много они не пьют — им любовь заменяет вино в том смысле, что "крышу", особенно по весне, сносит полностью и далеко. Помнится, многих лекторов бесило то, что они на лекциях сидят в обнимку. Удивительно, но они единственные из трех влюбленных пар нашего потока, которые дожили до конца института и не распались по причине отчисления одного из влюбленных. Я не стал их отвлекать, быстро попрощался и пошел прочь. Говорят через месяц у них свадьба...
Путь мой лежал мимо здания института, которое теперь казалось маленьким, словно детским. В голове всплыл образ: каким огромным казался этот институт, когда я в нем впервые очутился. Я улыбнулся и двинулся дальше. Вряд ли я много прибавил в росте с тех пор, может быть, вырос духовно? Может быть и так.
Я внутренне простился с до боли знакомым зданием, где прошли годы веселого студенчества, и двинулся дальше.
По шоссе то и дело пролетали на большой скорости автомобили, пару раз проносились мотоциклисты. Тополиный пух покрывал дорогу ровным слоем, словно только что выпавший снег. Много его в этом году...
Да и лето выдалось жаркое. Даже сейчас, когда солнце уже скрылось, асфальт, прокаленный солнцем за день, прямо таки, дышал жаром.
Холодная минеральная вода, которая была на самом деле совсем не минеральной, а, я более чем уверен, набранной прямо из-под крана где-нибудь неподалеку, немного освежила. Самое главное — она была холодная, а то, как эта вода оказалась в бутылке, меня не слишком волновало.
Свобода пьянила, хотя я и не выпил ни капли, и это мне нравилось. Теперь неделя заслуженных каникул, потом работа... да нет, не только работа, жизнь!
Я тот редкий тип, которому нравится то, чем я занимаюсь. И пускай зарплата не самая большая, она достаточна, чтобы продолжать заниматься любимым делом. Возможно потом, когда будет семья я и променяю любимое дело на что-то другое, но не сейчас.
Я точно не могу сказать, в какой момент воспоминания обрываются. Вот я иду по улице, размышляю о высоких материях, наслаждаюсь, а вот пустота, словно невидимое устройство, считывающее память в моей голове, натыкается на "плохой сектор", который не прочитать и как не двигается в зад да вперед, содержимое не читаемо. Вы, наверное, удивитесь, прочитав такое сравнение, возможно даже назовете его кривым или уродским. Ну а уж критики, если и доберутся до этого места, что сомнительно так как, зачастую перед написанием критических статей произведение читается "по диагонали", так вообще меня опустят, как говорится, ниже плинтуса, и даже не обратят внимания на то, что я их ласково попрошу идти... далеко. Все равно не пойдут! Не тот характер у советского, простите, российского критика, чтобы по просьбе, пусть и вежливой, первого попавшегося автора идти... туда.
* * *
Травинка щекотала нос, и я звонко чихнул, от чего окончательно проснулся. Очки нашлись в двух сантиметрах от того места, где только что покоилась моя голова. Мир приобрел резкость, стоило мне надеть их, вот только облегчения это не принесло: я находился на своеобразном холме, возвышавшимся над болотом... Каким еще болотом? Воспоминания пришли неожиданно и в нужный момент наткнулись на то "нечитабельное место", сразу после которого следовало мое пробуждение здесь. Разумеется, никакой, даже малейшей догадки о том, сколько времени я провел без сознания, у меня не было.
— Что за [цензура]? — мой крик, даже не крик, а рев, спугнул мелкую летучую живность с крон ближайших деревьев, хотя... деревьев ли?
На самом холме росло нечто высокое, раскидистое, видом напоминающее дуб, если бы не листья, которым больше подходит название хвоя. По склонам холма местами виднелись небольшие кусты какой-то, неизвестной мне растительности больше напоминающие кусты, чем деревья. Хотя, может быть, растительность эта и известна многим, но не мне, с моими-то познаниями в биологии, обрывающимися на около-школьном уровне. Увы, но изучение всякого рода растительности не входит в программу подготовки инженера-физика, которым я, к своему несчастью, а может быть, и к счастью являлся. Конечно, спасибо российской национальной забаве под названием "дача" что-то и знаю, но до профессионала мне далеко.
Даже не обокрали! Моя сумка, деньги при мне, на шее до сих пор висит новенький мобильный телефон — мой подарок самому себе на окончание института, в сумке так же спокойно лежат диски и старенький плеер, так и не успевший отправится на помойку, уступив свою роль телефону. Даже бутылка с остатками минералки лежит рядом!
Что происходило, я совершенно не понимал, и это меня по какой-то причине веселило, причем так, как раньше не веселило ничего в жизни.
Может быть, в воду минеральную чего подмешали?
Я аккуратно взял бутылку и понюхал содержимое... Обычная вода, успевшая нагреться, но все же вода!
Раз пятнадцать я пытался припомнить, как я тут оказался и так и не смог, только получил головную боль. Должно же быть рациональное объяснение!
Минут через пять я оставил бесплодные попытки вспомнить чего-либо, взял в руку мобильный телефон и... уставился на пустующий экран...
Аккумулятор, на котором мелким шрифтом было написано что-то на китайском, был извлечен из телефона и контакты приложены к моему языку. Пусто. Даже при полной разрядке, когда телефон выключается, в аккумуляторе должен оставаться некоторый заряд, который я не мог не почувствовать своим самым, что ни есть распространенным встроенным вольтметром. Странно, ведь когда я уходил он был полностью заряжен... И как я должен это понимать?
Исключительно ради интереса, уже предчувствуя результат, я попробовал "на язык" батарейки от плеера. Пусто. Запасной комплект для плеера, еще в упаковке, годны пол словам производителя до две тысячи девятого года... пусто.
Мой мат, простой и незамысловатый мат инженера, спугнул еще какую-то мелкую живность с деревьев, которая там еще оставалась. Говорят, материться плохо, но должен же быть выход негативным эмоциям? Не в себе же это добро держать!
Я не выдержал и рассмеялся в голос.
Немного успокоившись, я стал думать над тем, что мне делать дальше. Мысли мыслями, теории теориями, но выбираться-то из этой дыры надо!
Получив себе прилично ссадин, я все же сделал свой личный физкультурный подвиг: забрался на "дуб" и оглядел окрестности с высоты. Словно море, на четыре стороны раскинулось болото. Прямо из воды торчали тонкие стволы не то деревьев, не то кустов, оканчивающиеся жиденькой кроной. И лишь в одном направлении были видны горы.
Горы? Я, конечно, географ тот еще — но знаю, что ни в Москве, ни около нее нету и не было гор! Тем более таких... со снежными вершинами, теряющимися за облаками...
Минут пять я смотрел на горы. В своей жизни я впервые видел горы не на картинке или на экране, а в живую. И это мне как раз и не нравилось.
Мне рассказывали, в советское время несколько летчиков провернули шутку, за которую едва не отправились на расстрел: подобрали пьяного в Москве около памятника Пушкину, взяли с собой в самолет, на котором летели до Петербурга и высадили бедолагу около памятника все тому же Пушкину. Представьте удивление протрезвевшего, после того как он очнулся. Да нет, смену города он потом заметил: первое, то ему в глаза бросилось, так это то, что до этого Пушкин стоял, а тут взял и сел...
Итак, вариант развития событий номер один: меня ударили по голове, причем хорошо, взяли и, ради прикола, так как другие мотивы отсутствуют, высадили неизвестно где.
Мой смех, вырвавшийся неожиданно едва не стоил мне сломанной шеи: я чудом удержался на ветке.
Мне стоило приличных трудов обуздать рвущееся наружу веселье, которому я не видел никакой причины. А что может быть смешного в том, что ты оказался неизвестно где? Смех без причины...
Спустившись, я на всякий случай ощупал голову, но следов предполагаемого удара так и не нашел. Меня не на шутку беспокоил этот рвущийся наружу смех. В таком состоянии было крайне тяжело критически относится к окружающей меня действительности. Но голова была в полном порядке.
Подножие гор было не так уж и далеко, и я решил, что первым делом путь мой должен лежать туда, ибо во все другие стороны, насколько хватало глаз тянется это проклятое болото. Вопрос только в том, насколько оно проходимо. Впрочем, кроме как проверить, другого выбора у меня явно не было.
Опять смех. Нет, у меня явно что-то не то с психикой. Я по жизни всегда был спокойным человеком, где-то даже угрюмым и заставить меня засмеяться дело сложное, а то, что со мной твориться теперь просто не вписывается в общую картину ни каким образом. В нашей группе даже существовал критерий смешного анекдота: если он вызвал у меня улыбку — значит действительно смешной.
