Маленькая комнатушка, стол да две широкие лавки. Я сидел, привалившись спиной к холодной стене, вытянув гудящие от усталости ноги. В углу два свернутых соломенных тюфяка. Снаружи все надрывался пес.

Верхняя комната в "Последней кочке"...

Пятьдесят верст от свободного города Оростола через леса и болота приграничья, и половину этого пути мне пришлось преодолеть на своих двоих, за целый день перекусив лишь парой черствых лепешек. И где же мой ужин, хотел бы я знать?

Завтра опять идти целый день, еще дальше. Леса гуще, топи чаще, там солдаты даже не пытались отыскивать своих убитых...

Пес перестал лаять. Теперь снаружи было тихо. А за дверью комнатки — еще тише. В трактирном зале все давно уже спят? И постояльцы, и прислужки, и сам хозяин трактира. Забыв про меня.

— Скотина ленивая, — процедил я, подтягивая ноги.

Возможно, здесь принято обслуживать хорошо и быстро только благородных. Но я заплатил за постой серебром, и я привык получать то, за что уплатил.

Я поднялся со скамьи и распахнул дверь. Узкая галерея нависала над краем трактирного зала. Внизу вечерняя трапеза уже закончилась, свечи и факелы погасили. Светился только камин, тлеющие угли бросали отсветы на столы, на медные лики богов вдоль дощатых стен, на складки плащей и обветренные лица. Мелкие торговцы и солдаты растянулись на скамьях, на полу возле камина...

Опасность я почувствовал спиной.

Эта комната последняя на втором этаже, в трех шагах дальше галерея упирается в глухую стену, покрытую соломенной плетенкой. Там никого не должно было быть — что там делать? — и все-таки в углу за дверью, за моей спиной, кто-то был.

Выдернув из ножен кинжал, я крутанулся на каблуках, пригнувшись и выставив лезвие.

В конце галереи была густая темнота. Ослепленный углями в камине, я ничего не различал. Лишь чувствовал, что кто-то здесь есть... Скрип!

Лезвие моего кинжала тускло белело поверх этой тьмы. Но это маленький, легкий кинжал — такой удобно метнуть или украдкой всадить в бок. А настоящий, которым можно обороняться, остался в комнате, на лавке под плащом.

Перекинув кинжал в левую руку, я потянулся к карману.

— Не стоит, — раздался низкий голос.

В углу опять скрипнуло, из темноты выступила тень.

Я нащупал в кармане крошечный свинцовый футляр.

— Не стоит, — повторил человек. — Если ты пришел к нам с миром.

Я облизнул губы. Я видел только силуэт. Оружия не заметно, но это ничего не значит. На нем свободный плащ, под которым можно спрятать и меч, и небольшой арбалет. Руки, где его руки? Они должны белеть на темном плаще.

— С какой стати я должен желать вам зла?

Не опуская кинжала, я чуть отступил назад. В том конце галереи лестница вниз, прямо к двери наружу.

Человек так же медленно шагнул за мной.

— До тебя здесь проходили двое таких же, как ты.

Руки, где его руки...

— Таких же, как я? — задрал брови я.

— Два чернокнижника. Ты здесь третий за последнюю неделю.

— С чего ты взял, что я...

— Я верю своим глазам. Мы сразу поняли, чем ты занимаешься.

— Мы?

Если он думал, что я, как дурак, начну озираться, отыскивая этих других "мы", то зря.

Вот только я по-прежнему не мог разглядеть в темноте, где его руки.

— Я приглядываю за порядком в этих местах. У меня здесь много глаз и ушей.

Судя по голосу и мощным плечам, лет сорок. Крепкий мужик. Солдат, отслуживший свое? Таких тут много, в приграничье. Значит, с оружием управляется отлично.

Я отступил еще на шаг, чуть опустив кинжал. Правой рукой, стискивая в кармане футляр, я нащупал на нем запор.

— Мы знали, что ваша гильдия пришлет кого-то еще, — сказал он. — Знали, что вы захотите узнать, что случилось. Отомстить.

Он сделал еще шаг вперед. Теперь он был напротив моей комнаты, и сюда свет от камина доставал. Я наконец-то смог разглядеть его руки. Они были опущены — и, кажется, пусты?

— Только нас наказывать не за что. Мы ни в чем не виноваты. Они оба были здесь, да, — он медленно кивнул. Плечи и шея у него были мощные, как у тяглового быка. — Но погибли не тут, не от наших рук.

Два чернокнижника до меня? Оба побывали в этой "Последней кочке" — и оба погибли?.. Честно говоря, отправляясь в приграничье, я рассчитывал... Его лицо было скрыто под широким капюшоном, а мне в глаза светил камин. Мне стоило большого труда сделать вид, что для меня это не новость.

— Не вы? — Я ухмыльнулся. — Тогда кто же?

Я различал под капюшоном только его подбородок. Кончики губ ушли вниз.

— Да, — сказал он глухо, — их убили из тяжелых солдатских арбалетов, но это не наших рук дело. Никто из местных в этом не замешан.

— А кто же?

Я потихоньку отступал по галерее. Он так же медленно надвигался. Где-то снаружи опять залаял пес.

Я тут третий за последнюю неделю... И оба до меня погибли даже не от демонов, а от арбалетных болтов? Тяжелые солдатские арбалеты... Подстрелили издали, как кроликов?

— Не мы, — староста поднял руки, показывая пустые ладони. — Я обращаюсь к тебе, и всем тем, кто тебя послал. Это не наша вина. Не проклинайте нас. Не призывайте демонов на нашу землю.

— Всего-то? — я был уже у лестницы.

Внизу с протяжным скрипом распахнулась дверь. Дернувшись, я различил в проеме седые космы и бороду хозяина, за ним был еще кто-то... Сбоку!

Я развернулся назад к человеку — но передо мной уже никого не было. Только в конце галереи, едва различимая в темноте, колыхалась соломенная плетенка.

— Мастер Бример, — тихонько позвал трактирщик, подходя к лестнице. — Вы еще не легли, хорошо.

За ним шли два крепко сколоченных угрюмых мужика. Обросшие щетиной, у одного хорошенький шрам через всю щеку и висок.

И еще что-то было в их лицах, что я сразу узнал.

Так выглядят люди, которым нужны мои услуги.

К полуночи стало холоднее, в воздухе сгустилась дымка. Луну заволокло, лес превратился в нависающие тени.

Две тени поменьше двигались впереди меня. Я старался держаться позади моих заказчиков.

Они старательно избегали называть друг друга по имени. Один вообще не раскрывал рта. Боятся, что я использую их имена для заклинаний?

Не похожи они на пугливых... У одного в ухе серьга стрелка-остроглаза. У другого, что со шрамом, на мизинце стальное кольцо штурмовиков.

Фонарь они оставили, как и лошадей, на подходах.

— Будут ржать и биться, — сказал тот, что с серьгой стрелка.

А вот арбалеты взяли. Несли их, положив на плечи — тяжелые, как раз такие, какими пользуются штурмовики. На голубей и кроликов с такими охотиться смешно. А вот на человека в доспехах, или издали из западни...

Я старался держаться в паре шагов позади. Тяжелая сумка оттягивала плечо, но я не перебрасывал ее на другую сторону. Правую руку я держал в кармане, на свинцовом футлярчике. С запора снял. Одно легкое движение — и футлярчик уже открыт.

Тот с бычьей шеей в "Последней кочке" может думать что угодно про гильдию чернокнижников. Верить в страшную месть, и даже воображать атаку роты проклинателей в сомкнутом строю. Увы, никакой гильдии нет. Орден королевских хранителей не терпит соперников.

А в белый орден я не вхожу, и никогда не войду — лишь благородные достойны этой чести. У них одних есть право изучать магию и пользоваться амулетами, добытыми королевскими войсками. Прочие же...

Если эти прочие достаточно ловки и хитры — как, например, я — есть призрачная возможность играть с белыми братьями в кошки-мышки.

Какое-то время. Лучше им глаза не мозолить. Если попадешься с поличным, ничего хорошего тебя не ждет. Заряженный амулет — тянет на занятия черной магией. Это значит обрубленные пальцы и до конца жизни подвалы Тихой башни.

Если же поймают с действительно ценной магической вещицей, не сданной белому ордену, как предписывают многочисленные королевские эдикты... Тут уж можно оказаться и демонопоклонником и орочьим шпионом. А это пахнет паленым мясом на главной площади ближайшего города.

Говорят, если повезет, то на костре умрешь раньше, чем за тебя примется огонь — задохнешься дымом. Но почему-то это меня совсем не утешает.

Уж лучше попытать счастья здесь, в приграничье. Пусть все разорено войной, зато легче дышится. Белых братьев поменьше. Те маги, которые сильны и умелы — сейчас в королевских полках, в Крайних лесах преследуют отступающих орков. Те же, кто умеет совсем ничего, сюда предпочитают не соваться.

— Я слышал, — сказал я, — в этих местах сразу пара чернокнижников пропали?

— Люди разное болтают... — неохотно отозвался тот, что был с серьгой стрелка.

Второй, как и прежде, промолчал. Этот не вымолвил ни словечка за все время.

Узкая тропа то и дело виляла, но забирала все выше в холм. Его вершина уже угадывалась впереди.

— Если что-то недоговорили, сейчас самое время выложить.

— Мы все рассказали.

— Ты не сказал, почему вы решили осесть здесь. Тем, кто отслужили свой срок, король раздает земли не только на границе с орками.

Орков выбили из западного приграничья несколько месяцев назад, но до порядка и спокойствия здесь пройдет еще много лет. В разоренных деревнях новые поселенцы, у разбитых замков новые хозяева.

— Если ты готов получить вчетверо меньше.

— Меньше, да теплее, — заметил я. — И люди не такие лихие.

— Люди меня не пугают... И мы сразу троем селились.

Беда в том, что с их третьим я не говорил.

— Все, что вы рассказали, видел только он?

— Да, Хэм...

Говорун осекся — это не раскрывавший рта товарищ ткнул его плечом.

Только мне их имена и даром не нужны. Лишь бы монета была полновесная.

— Это была его идея с могилами, — раздражено бросил Говорун. — Хотел, чтобы было видно прямо с развилки к хутору. Все равно надо было где-то их прикопать. Так он решил, пусть свежие вехи торчат на виду. Чтоб любопытные свои носы к хутору не совали. Кто же знал, что тому-то как раз это и...

— Сколько всего вы закопали?

— Могил или тел? Тех, кого орки зарубили в хуторе, они выволокли из домов, даже не прикопали. Кто-то их грыз, кабаны или волки... Остались только разбросанные кости, мы их сгребли в одну яму, не считая. Отдельно хоронили только солдат. Они на краю болота были, в воде. Под самой поверхностью. Лица белые, руки... как кувшинки. Глаза у всех открытые. Прямо в тебя заглядывают... Будто только что дышать перестали...

— Только что?.. Но это же давно было, когда выбивали орков? Месяца три прошло, больше?

— Вода. Она там черная, как дубовый настой, и холодная. Они, может, и не с отступления орков лежат, а еще когда сюда пробивались. Мы их закапывали, они даже не пахли... А тот, с тропы, и заметил свежие вехи.

Я поморщился.

Тот...

Солдат говорил так, будто они в самом деле кого-то видели — кого-то, кто заметил свежие могилы, проходя этой тропой через лес.

— Он тут пару дней крутился, не меньше. Сначала пропал поросенок. Потом уж...

— А собаки? — спросил я.

— Что собаки?

— Поросенок пропал, а собаки у вас на что?

— В том-то и дело, что даже не тявкнули! — процедил Говорун с неожиданной злостью. — Выли только... Заворожил он их чем-то, что ли?.. Хэм первый понял, что это не просто вор. Следующей ночью вышел сторожить у дороги. Увидел его, когда он крутился у могил.

Говорун вдруг встал. Я чуть не налетел на него. Он обернулся. Я смутно различал его лицо в темноте.

— Ты думаешь, я совсем ничего не понимаю про таких, как ты? Я с подснежниками три года бок о бок терся, вот так! — он шоркнул краями ладоней. — Кое-что знаю. Соображаю, для чего таким, как ты, нужны мертвецы. Плетете на них руны, как шаманы. Потом призываете...

Я промолчал.

Он сплюнул и зашагал дальше. Отпустив его на пару шагов, я двинулся следом.

— Хэм всадил в него болт, он все равно ушел.

— Ты уверен, что Хэм попал?

— Уверен. Он был здоровый, как орк. Не промахнешься.

— Это Хэм так сказал?

— Да. Хэм. Если он так сказал, значит, так оно и было. Он стрелок еще получше моего.

— А собак по следу почему не послали?

— Почему не послали? Хотели. Не пошли собачки... Днем мы разрыли все могилы. Сожгли и тела, и кости, чтобы...

— Все тела были на месте? Что было с могилами, когда вы пришли утром?

— Пара разрыты чуть, но не до тел. Тела все на месте. Мы всех отрыли и сожгли, чтобы рун не осталось, даже если невидимые были. Только поздно. Кого-то он успел призвать.

— Вы его видели?

— Чернокнижника?

— Нет. Кого он вызвал.

— Мы — нет. Мы с...

Молчун двинул было его плечом, но Говорун уже сам прикусил язык.

— В ту ночь мы вдвоем были возле могил. Ждали, что чернокнижник попробует еще раз подобраться к ним, чтобы закончить, что он там делал. Мы же тогда не знали, что он уже.

— А Хэм?

— Хэм в ту ночь отдыхал. Ну и надо же было кому-то с женщинами остаться? В одном доме все легли. Хэм с ними сидел. Пес и обе суки снаружи, сначала нормально, потом глухо, ни голоска. Хэм решил, уж не застрелил ли тот их? Или отравил? Или еще что... Взял арбалет, вышел... Туман был... Столкнулся лоб в лоб. Всадил болт в упор, толку никакого. Хэм назад, этот за ним. Хуже всего, что он... — Говорун оглянулся на меня. — Маги говорят, демоны хитры, но не проворны? Да? Ведь все же так говорят?

Я отделался невнятным мычанием.

— Вот и я не слышал, чтобы демоны были такими проворными. Хэм назад рванул, этот все равно его достал. Когда уже закрывал дверь, порвал Хэму плечо и бок, ухо начисто, едва смог засов задвинуть и дверь подпереть... Кто это был?

Говорун опять остановился и обернулся.

— Я же в прикрытии у магов был, демонов видел! Выползней, даже рохурлура однажды... Они не такие. От них можно убежать... Ну, если от одного или пары.

— А вы сами-то его видели? В кого Хэм стрелял?

— Нет, милостью Наамы...

— А прибежали с факелами?

— Иначе не прибежали бы. Туман был такой, ноги свернешь.

— А Хэм его рассмотрел?

Молчун недовольно засопел. Говорун вздохнул.

— Сразу-то нам не до того было. А потом уж от Хэма никакого толку. Крови натекло, встать не мог. Потом лихорадка скрутила, только бредил. Хуже и хуже. В Лиходеевку, там травница отказалась, сказала, не вытащит. Повезли в Оростол, там в гильдии хороший лекарь, я его при белых братьях видел... Сейчас у него Хэм. Через пару дней ясно будет... — дернув головой, Говорун сплюнул.

— Два дня назад это было?

— Да. Это третья ночь.

— А где теперь женщины?

— Тогда утром сразу всех и отвезли в Лиходеевку.

— Свиньи, собаки?

— Туда же. И птицу, и бычка.

— Это хорошо...

Молчун заворчал, как собака на привязи. Говорун сплюнул.

— Ага, просто отлично.

Я смолчал.

Имел в виду я совсем другое.

Справа посветлело. Деревья сошли на нет, мы вышли к вершине холма. В воздухе появилась болотная гнильца.