↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Повозка яростно подпрыгнула на очередном ухабе, да так, что я громко клацнула зубами, подскочив едва ли не до обшарпанного потолка. Звук получился на диво громкий, даже в непрекращающемся грохоте колес. Расфуфыренная девица, что половину дороги строила глазки всем подряд (кроме меня, разве что), брезгливо скривила рот. Да уж, что может быть некультурнее, чем стучать зубами в диких виражах этого старого рыдвана, по недоразумению величаемого "заморским экипажем".
Тьфу! Я ответила мамзели мрачным взглядом, демонстративно шмыгнула, и потерла сухой нос рукавом. Прелестница задрала обскубленные брови до самого некуда и фыркнула на манер беззубой лошади. В нахлынувшем вдохновении я уж было собралась громко высморкаться ей в подол, но передумала. Позориться из-за этой дурищи охоты вовсе не было, а то еще шум поднимут, глядишь, ссадят посреди дороги за безобразия. Публика подобралась просто ах, все прилично сидели на скамеечках, чинно вздыхали и даже не сетовали, как водится, на прелести всемирских дорог.
Неимоверно благообразного виды дедок, видимо, какой-то управляющий, но не из благородных, степенно читал, положив обтрепанный свиток на колени, раскачиваясь и с грохотом врезаясь в стенку при каждом повороте, поражая меня долготерпением и скромностью. Вот мой бы дедуля еще б на выезде разразился наицветистейшими россказнями с поминанием родственников возницы, указанием загадочных маршрутов и описаниями диковинных приспособлений для внесения разнообразия в жизнь того, кто нас изволил везти.А этот почтенный старец стоически терпел, только изредка морщил нос.
Не менее благообразная женщина средних лет, вцепившись в жесткое сидение, старательно пыталась выглядывать в узкое окошечко. Или, скорее, старательно делала вид, что выглядывает — окошко было размером с тюремный глазок, что б в него выглянуть, нужно было прицеливаться час, а дорога этому явно не способствовала.
Белесая лахудра, корчащая из себя принцессу, хлопала глазами в сторону мрачного и сонного вояки, изредка тяжело вздыхающего от этих настойчивых взглядов, и задумчиво потирающего подбородок. Вояка периодически мучительно краснел, отводил глаза и изредка как-то невнятно ухал, не решаясь высказаться более конкретно. Но я злорадно полагала, что уханье носило характер неодобрительный, что, мол, за девки навязчивые нынче, усталому воину и в кибитке спокойно не проехать!
Хотя, пожалуй, насчет "воина" я поторопилась, уж излишне шкурное у него было лицо.
И, в довершении, я, порядком грязная и растрепанная, и монашка необычайного вида и внушительного роста — составляли мирную картину полублагородного путешествия для "скромных всемирцев со средним достатком", рядком сидящих по периметру кибитки.
В этом тарантасе, видимо, раньше возили полностью благородную всемирскую скотину, ибо специфическое амбре все еще витало в воздухе. А теперь вот, прибив пару обтесанных досок, нарекли экипажем и пустили в мир пассажирских следований. Бывший владелец, полагаю, толкнул по дешевке изъезженный гробовоз, и теперь ведать не ведает о том, какую блестящую карьеру сделал этот транспорт в роли экипажа дальних следований.
На мгновение представив себе эту картину — вороватого вида хапуга, гаденько хихикающий и потирающий ладошки, глядит вслед катящему по пыльной дороге скотовозу — я не удержалась и тихонько фыркнула, чем вновь привлекла к себе внимание белесой девицы. Та мигом приняла кроить пренебрежительные гримасы и морщить нос. Сказать по правде, меня она уже порядком утомила, вместе с прелестями этой треклятой дороги и духотой, поэтому я-таки не удержалась и слегка, самую малость, приподняла верхнюю губу. Девица поменялась лицом, трепетно прижала персты к губам, и ерзнула по скамье ближе к приличному дедку.
Дедок скосил на нее глаз, сдержанно кашлянул, и чуть-чуть отодвинулся.
Девица придвинулась еще.
Несчастный дедуля затравленно оглянулся, но отступать было некуда — прямо за ним высилась неподвижная послушница. Старец лихорадочно прикинул, что притиснуться к послушнице — это пострашнее, за это потом еще каяться придется, посему кашлянул громче и скромно прошептал девице:
— Ээээ, уважаемая..
Девица затравленно на него поглядела, мазнула перепуганными глазами по моему злорадно ухмыляющемуся лицу, и истерически проскулила, некультурно тыкая в мою сторону пальцем:
— Демоница!
Все, как по команде, уставились на меня. Даже безучастная ко всему приспешница светлых богов как-то немного хищно прищурилась, глазея на меня с высоты. Росточку она, не могу не отметить, была в самом деле — будь здоров. На ее месте любая бы утешения в вере кинулась искать.
Я оглядела всех с максимально вежливым лицом и повернулась к девице.
— Тыкать пальцем неприлично.
-Демоница! — лахудра взвизгнула поретивее, надеясь, видимо, и возницу привлечь. Авось, прибежит, и тут они меня всем миром скрутят, грехи отпустят и упокоят при дороге.
— Сама ты демоница, бескультурье.
Бравый вояка крякнул и потянул из ножен чудную саблю — кривую, тонкую и какую-то синюю, словно и не из металла. Женщина побледнела, подтянула под лавку ноги и враз застучала зубами. Дедуля признаков беспокойства выказывать не стал, но как-то посуровел, приосанился и торжественно повернулся ко мне. Аккуратные усы его заходили ходуном.
— Ээээ, уважаемая...
— Какая она тебе уважаемая, папаша? — Храбрый воин криво ухмыльнулся, глядя на меня в упор и игриво помахивая саблей — Нечисть проклятая!
Я закатила глаза и вздохнула. Не впервой, конечно, да и сама виновата, могла бы и удержаться, не демонстрировать этой дурище зубы, но россказни про распоясовшуюся нечисть меня жутко злили. И обижали. Оскорбленно засопев, я открыла рот, приготовившись к очередному визгливому скандалу... и резко его закрыла. Поскольку повозку подкинуло так, что всем стало не до межрасовых тонкостей.
Лошади даже не заржали, а хором взвизгнули, повозка от резкого торможения опасно накренилась, душераздирающе скрипя, после чего все мы, скромные всемирцы со средним достатком, скопом повалились на грязный пол.
— Ээээ, уважаемая...
— Сударыня! При всем моем почтении, не могли бы вы слезть с меня?!
— А вы, молодой человек, саблю свою приберите! Или нет, не прячьте, лучше просто вот туда передвиньте!
— Караул!!!!!!!!! Насильники!!!!!!
Я мрачно и шумно вздохнула, насколько это вообще можно было сделать, будучи погребенной под двухметровой монашкой. Вот эльфийка, вот к бабке не ходи, они там все запросто гусей ловить могут, просто на цыпочки встав. От жары растрепанные волосы взмокли и мерзко облепили шею и лоб. Ужасно хотелось яростно почесаться, самым что ни на есть неприличным образом.
— Кому ты нужна, квочка недощипанная? Нас сейчас просто грабить будут, так что честь твоя вне опасности, уймись, ради всех светлых богов.
Монахиня единственная сохраняла завидное спокойствие, задумчиво возлежа поверх меня и не предпринимая попыток даже привстать. Я забарахталась, недобро косясь на невинную деву, но все без толку — она, видимо, что-то старательно высматривала в зазор утлой дверки. Мало того, что девица была здоровой, на ней еще и напялено было что-то на манер кольчуги. Ощущалось, во всяком случае, именно так. Это, само собой, было неудивительно — ордены бывали всякие, а уж странствующие послушники почти всегда были едва ли не в доспехи облачны, но вот именно сейчас я горько сожалела о том, что на меня не упала какая-нибудь друидская непротивительница злу со стойким отвращением к металлу.
— Сестра, прошу простить, что прерыва ваш...эгм, моцион, но я сейчас просто задохнусь, не дождавшись бесчинств и грабежа!
Она повернула ко мне голову, моргнула, и я тут же растеряла весь свой пыл. О, какая потеря для всех сластолюбцев! Такой, пожалуй, можно и богатырский рост простить.
Лицо ее, чуть грубоватое, было узким, лишь слегка тронутым загаром. Тонкий, благородный нос, брови вразлет и какой-то неуместно-яркий рот. Неприлично монахине иметь такой рот, это я могу точно сказать. А глаза.. Глаза были синие! В ореоле смоляных ресниц, огромные, по-эльфийски раскосые и самые синие в мире. Матерь и все боги!
— Вы бы, сестра, личико прикрыли! Сейчас сюда скотина всякая полезет, как бы вам их своим...ээээ, благочестием не пленить! — для убедительности я тихонько лягнула сестру ногой, хотя получилось вяло и совсем неубедительно. Нежная дева была как кремень, во всяком случае, моей враз занывшей ноге именно так и показалось.
Сестра очень не по-сестрински хмыкнула и чуточку, самую малость, сползла с меня.
— Что вы, сударыня! — голос у нее был низковат, но необычайно красивый, глубокий. Я никак не могла отделаться от мысли, что какая-то неприличная получается монахиня — с красивым голосом, большим ярким ртом и умопомрачительными глазами. — Все люди едины и...ээээ, великодушны!
Все понятно. Блаженная.
Я осторожно улыбнулась и на всякий случай покивала. Не дай Бог, сейчас забьется в религиозном экстазе, псалмы о равенстве и единстве Признанных Рас затянет.. Да уж, при такой красоте в чем-то должен быть ущерб. С этими мыслями я кое-как выпростала руку и потянула край ее капора, натягивая его пониже.
Дверь экипажа распахнулась, и прямо на меня уставился неухоженного вида колоритный мужик, скалящийся во все свои, гм, семь , если я хорошо рассмотрела, зубов. Семь на тридцать два? Двести двацать четыре! А еще говорят, что люди подвластны предрассудкам! С таким ликом только по тракту ночами путников до полного кондратия доводить. Прям на лбу написано, что ворюга бессовестный. С неожиданным энтузиазмом я бессознательно подпихнула послушницу подальше. Ворюга тем временем прищурился и аки жалом, повел длинным носом в нашу сторону.
— Так-так... Тааааак-тааааак-таааааак! Девки!
Девок тут точно не было, это я зуб могу отдать, одни девицы да почтенная дама, но вступать в диалог на сей счет бессмысленно, тем более что упоминание пресловутых девок чрезвычайно взбодрило публику снаружи. Заорали они будь здоров, радостно. Видать, дамского общества им как раз и недоставало. Не скажу, что б эта мысль меня порадовала. Сразу же стало зябко, я неловко потерла клеймо на виске, озираясь в полумраке на монашку. Она вся подобралась и сейчас вовсе не походила на сосуд всепрощения и надежды. Или на блаженную, если уж на то пошло. Белобрысая начала тихонько подвывать, прихватив покрепче многострадального дедка, который уже и не брыкался, женщина, требовавшая прибрать саблю, благостно почивала в забытьи, и только вояка выглядел пригодным для правого дела обороны невинных. Но что-то мне подсказывало, что этот шкурник не по тем делам, что б незнакомых девиц от бесчестья спасать. Глаза у него бегали самым лихорадочным образом, а уж на двери поверх беззубого смотрел — просто и слов не надо, сразу ясно, кто резвее всех в них выскочит.
Я закрыла глаза. Всего минутку так полежу, а потом открою. Надо дышать размеренно и спокойно, как дедуля учил, и обдумать подробнейший план действий. Все великие авантюристы так и делали в критический момент. И даже из висельных петель испарялись, а я чем хуже?
— Тащите их сюда!
Мгновенно в кибитке стало тесно так, что не вздохнуть даже судорожно, не то что размеренно, и очень громко. Белобрысая от скулежа перешла к оглушительным воплям, дама пришла в себя и от души ее поддержала, душегубы загоготали пуще прежнего... Меня ухватили за шкирку и выволокли на край пролеска, где тут же с вдохновлением и знанием дела принялись обшаривать с ног до головы. Взять с меня нечего, конечно, но доказывать это было бесполезно, и я терпела, стиснув зубы, молясь лишь о том, что б ни у кого здесь не было амулетов против мавьих рун.
— Голь перекотная! — еще один кавалер Фортуны, в замызганном кафтане и таких же штанах, босой и бритый налысо, душевно сплюнул и взялся вязать мне руки. Я поморщилась, но продолжала упорно молчать. С огромным трудом подволокли монашку, а за ней и всю честную компанию. Белобрысая так вцепилась в дедульку, что их даже разнимать не стали, вели, как голубей двух, подталкивая изредка в спину именно белобрысую, точно распознав в ней главного агрессора. Вояку вели под прицелом, тоже, видать, сразу в нем бегуна угадали. Сабли видно не было, и это была интрига, как по мне — спрятал или отобрали, неясно. В том бедламе не разобрать было, и я затаила дыхание. Даже возьмись он освобождать свою драгоценную шкуру, смутой возможной вполне можно будет воспользоваться. Монашка под низко висящим покрывалом твердо следовала моему примеру, молчала и даже не шевелилась, возвышаясь почти над всеми присутствующими. Кроме, разве что, громадного детины, кокетливо помахивающего невероятных размеров дубиной. Он стоял невдалеке, праздно поплевывал по сторонам и, что меня поражало, на диво наивно улыбался.
Пока я глазела по сторонам, знатоки перекотной голи мастерски обшманали всех порядочных и одного предполагаемого мерзавца, в результате почти ничего не нашли и заметно погрустнели. А погрустневшие разбойники — это не к добру, все знают. Я незаметно подергала руками, прикидывая, что там за узлы. Лысый расстарался, и от плодов стараний его руки потихоньку немели. Воровато зыркнув по сторонам, заметила характерные подергивания плеч блаженной сестры. Великодушие, значит, великодушием, но крепость пут проверить не помешает. Надо же! Никак, благодать на нее снизошла.
Покуда я рассматривала своих коллег по среднести достатка, на полянку вальяжной походкой выкатил, сразу было понятно, главарь. По-царски оглядел добычу, а из добычи был только потрепанный свиток, гребень с каменьями, фальшивыми, кстати, да мы, связанные и тоже изрядно потрепанные. Подошел поближе и, как назло, ближе всех — ко мне.
— Куда путь держали, господа хорошие? — главарь косил, поэтому я лично не поняла, к кому он обращается.
— Бесноватую в светлую обитель везу — ответили ему очень неожиданно для всех собравшихся.
Я захлопала глазами. Белобрыска перестала подвывать и уставилась на блаженую сестру. Как и мы все, впрочем. Что неудивительно, поскольку голос подала именно она. На поляне стало так тихо, что можно было различить легкий свист подкидываемой туда-сюда дубины.
— К-ккакую еще бесноватую?? — Главарь вытаращил косящие глаза, пробуждая во мне нездоровое любопытство. Куда же, черти б его подрали, он смотрит? На монашку или неизвестную бесноватую высматривает?
— А вот ее. Одержимая. К святым сестрам ее везу, для изгнания демонической субстанции!
Я, увлеченная маневрами главаря, даже не сразу поняла, что эта милая девица кивает на меня.
Попятившись (вот она, вечная мудрость — не пытайся делать добро, не получишь зла!!!), я бросила гневный взгляд на коварную монашку и возмущенно прошипела:
— Это кто тут вам бесноватая???
— Заблудшее дитя, ни в чем не повинное! — почему-то тонким голосом завопила сестра. Даже бровью, зараза, не ведет! Вот ей-Богу, хоть и не видно ничего под ее занавесью, по голосу же чувствуется, что не ведет!!
От душевных переживаний главарь закосил еще сильнее. И, как бы невзначай, попятился от меня чуть в сторону. Но бдительности не утратил.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |