Попадос-4. Подождём до понедельника... До 1947 года

Продукт книжный, буквосодержащий.

Я не писатель, я читатель.

Авторский произвол — это данность, ощущаемая в восприятии.

Не проверено. Не вычитано. Не напечатано. И не будет.

Если это не личная страница автора, то значит, вы читаете честно уворованный текст.

(черновик, не вычитано, не проверено и не будет)

Советский флаг над Фудзи,

Гайдзин брюхо зашил,

Не будет самураю чести...

Пролог I

— Ну, вот опять не получилось. Хоть чит-коды используй. Хотя... А почему бы их и нет, и не использовать? Что там у нас есть? А вот этот, 'перенос знаний из одного персонажа в другой, более ранний персонаж игры', может быть и интересен.

Пролог II

О том, что анестезия подействовала, он понял, увидев, как перед его взором, на жёлтом фоне стали возникать квадратные, увеличивающиеся в размере, чёрные канты. Исчезавшие при столкновении друг с другом. Давая возможность возникнуть новым. И не ощущая своё тело, он как будто опустил взгляд вниз. И как будто оказался, в каком-то не то туннеле, не то коридоре. Где, всё, было какое-то круглое. Овальное сечение изгибающегося по окружности туннеля, с плавно изгибающимся тротуаром, с одной стороны. Так же образованным некой скруглённой, но так же изгибающемуся пространству уходящей за изгиб коридора, возвышенностью. При этом он оказался как бы на перекрёстке двух подобных туннелей. Причём они оба были ярко-красные, по цвету. И какие-то чешуйчатые по структуре. Всё, и стены, и потолок, и пол, покрывали какие ярко-красные пластины, с заострённым нижним краем, наезжающие им друг на друга.

Всё так же, не ощущая тело, он мысленно склонил взгляд налево, и его понесло по коридору, за его ближайший изгиб. Что бы вынести прямо в овальную комнату. Причём не только с такими же красными чешуйками на стене, потолке, полу, но и с огромным, изогнутыми экраном. Буквально на всю противоположную стену. Причём жёлтым, по цвету, экраном явно монитора. По которому бежали снизу, вверх незнакомые и разноцветные, синие и зелёные, символы командных строк. И не чувствуя тело, он, как будто одним сознанием, завис в центре овальной комнаты. Как раз напротив этого экрана. И почему то, взглянув на них, он ощутил некоторое спокойствие. Но тут стали стремительно появляться целые строки фиолетовых символов, и он ощутил непонятную тревогу. Хотя и продолжал совершенно не осознавать, что именно, его так начало волновать. Ощущая, при этом, всё большую и большую тревогу, наблюдая за тем, как экран всё больше и больше заполняют командные строки фиолетового цвета. Когда же, практически весь экран, оказался заполнен командными строками фиолетового цвета, внизу появились зелёные символы. И он почувствовал, что его буквально выдернули из этой комнаты. А перед глазами всё померкло.

Глава I

1

— Это попадос! Это точно попадос!

А что ещё можно было сказать, увидев в зеркало широко известное лицо. Не узнать, в отражении, в зеркале Климента Ефремовича Ворошилова было очень сложно. Причём наличие на плечах маршальских погон и весьма роскошная и при этом европейская обстановка кабинета, где он пришёл в себя, говорили о том, что это явно время окончания войны. А вид из окна прямо говорил, что сейчас лето. И пошатываясь, человек подошёл к столу и посмотрел на календарь, отметив, что сейчас шестнадцатое июля тысяча девятьсот сорок пятого года. После чего опустился на стул, буквально откинувшись на его спинку. Осознавая, что на него накатывается память реципиента. Который в ноябре прошлого года был исключён из Комитета Государственной Обороны, был отстранён от любой практической военной работы. Ну, нельзя же, для члена президиума ЦК, за таковую считать деятельность председателя Трофейного комитета. И сейчас, находясь в венгерском Дебрецене, руководил Союзной контрольной комиссией, которая контролировала соблюдение Венгрией условия перемирия. В общем можно было сказать, что его отстранили от реальной власти, дав пусть и почётные, но ничего не значащие должности. Эдакие синекуры.

Но ситуация складывалась весьма и весьма напряжённая. Завтра должна была начаться Потсдамская конференция. А сегодня, в США, на полигоне Тринити, близ Аламогордо, штата Нью-Мексико, произошло испытание первого ядерного заряда. Причём успешное испытание. И завтра президент США, сразу же, по началу конференции, начнёт пугать Сталина этим своим мощным и новейшим оружием. Так что, следовало предупредить Сталина, об этом. А также о том, что союзники планировали провести операцию 'Немыслимое', в которой, Черчилль, планировал нанести удар силами союзников по СССР. Причём с использованием сил, сдавшихся союзникам немецких войск. Для чего они и оставили на свободе, в своё время, германское правительство Дёница. Но против этого плана выступил президент США Трумэн, которого больше волновала война на Тихом океане. И который был заинтересован в том, что СССР вступил в войну против Японии. И нужно было донести эту информацию до Сталина, тем самым обратив его внимание на свою персону.

И Ворошилов наполнил стакан, водой из графина, залпом выпил его и, поставив пустой стакан на стол, поднял трубку стоявшего на столе телефона и произнёс:

— Соедините меня с товарищем Ивановым[1]. Скажите, что дело очень срочное и безотлагательное. Я буду в своём кабинете.

После чего Климент Ефремович подошёл к окну кабинета, и стал, всматриваясь вдаль, обдумывать, как ему организовать свой диалог с Иосифом Виссарионовичем. Ведь от того насколько он сможет убедить Сталина зависело очень многое. Гораздо большее, чем просто его судьба.

2

Зима, в России, всегда приходит внезапно. Как её и не ожидают. Так и звонок, от начальника, всегда приходит внезапно, как его и не ожидай. Вот и маршал, сидя на стуле и буквально сверля взглядом телефон, вздрогнул, когда тот зазвонил и, сняв труб с аппарата и произнеся:

— Ворошилов у аппарата.

Услышав в ответ из трубки голос Поскрёбышева:

— Товарищ маршал, с вами хочет переговорить товарищ Сталин.

А после того как в трубке прошло несколько щелчков от переключения из трубки послышался голос Сталин:

— Клим?

— Здравствуй, Коба[2], — ответил Ворошилов и добавил, — Есть важный разговор.

— Здравствуй, Клим, — послышался всё такой же спокойный голос Сталина, — Что случилось?

— Коба, тебя завтра Трумэн будет пугать своей новой, мощной бомбой. Атомной. Они её сегодня испытали у себя на полигоне. И собираются два имеющихся у них боеприпаса испытать в Японии. Против их городов.

С минуту из трубки слышалось только дыхание Сталина, а потом он произнёс:

— Клим, информация достоверная?

— Источнику верю, как себе, Коба, — ответил Ворошилов, а потом произнёс, — И теперь у них есть планы, собрав необходимое количество бомб, начать с нами войну, пока у нас такой бомбы нет. Они прикинули, что они могут, необходимые им, для войны с нами, сто атомных бомб собрать к первому января пятидесятого года. И тогда реализовать то, что хотели в своём плане 'Немыслимое'[3]. Они же от него не отказались, они его просто перенесли. Пока мы с Японией не расправимся. И хорошо, что Черчилля, через неделю, отставят. И будет Эттли. С ним будет проще. Правда и он не согласиться на то, чтобы мы укрепились в Турции и Иране[4]. Но британские двигатели, для реактивных самолётов, с него стрясти можно будет. Трумэн, это не Гопкинс[5], и он готов будет нас терпеть, пока не закончиться война с Японией, но не дальше. А потом все наши договорённости с Рузвельтом он соблюдать, не намерен. Он не позволит получить нам, в Европе, пояс из подконтрольных нам капиталистических государств. У него есть планы подмять их все и выйти на наши границы. Вот Гопкинс эту договорённость соблюдать стал бы[6]. Как и продолжил бы идею, предложенную Рузвельтом, о мирном сосуществовании двух систем. Трумэн ставленник партии войны. И как только закончиться война с Японией он тут же возьмёт курс на конфронтацию с нами.

За всё время, когда Ворошилов произносил свою речь, Сталин не произнёс не одного слова. Только в трубку было слышное его дыхание. Промолчал он, где с минуту и когда Ворошилов замолчал, и теперь в напряжении ожидал что произнесёт в ответ Верховный Главнокомандующий. А тот спросил:

— Клим, насколько мощная бомба?

— Испытательный был раза в пять мощнее, чем было, когда в Галифаксе взорвался пароход[7], — ответил маршал, — Те, что применят против Японии, в начале августа, будут ещё мощнее. Коба, одна бомба будет способна уничтожить целый город. Убить десятки тысяч людей.

На что Сталин всё так же сохраняя спокойствие в голосе произнёс:

— Я понял тебя, Клим. И ты думаешь, что они от плана нападения отказались, не из-за того, что мы про него узнали и начали готовиться[8]?

— Коба, это всё так. Но операция 'Немыслимое' это план Черчилля. Американцы не были готовы на его реализацию, если не получиться быстро, навязать нам их волю. И не готовы, отказаться от планов, по нашему участию в войне против Японии. Но как только Япония капитулирует, они сразу же откажутся от всех договорённостей. В том числе и не только, по договорённостям о поставках по ленд-лизу. Потребовав немедленно вернуть всё, что нам предоставили. Но и есть планы не пустить нас до оккупации нашей части Японских островов[9].

— Хорошо, Клим, я подумаю над тем, что ты сказал, — произнёс в ответ Сталин, добавив, — Конец связи.

— Конец связи, Коба, — ответил Ворошилов и, услышав в трубку гудки, опустил её на рычаг телефонного аппарата. После чего достал из кармана платок и обтёр им лицо. Теперь оставалось только ждать.

Весь следующий день Ворошилов в буквальном смысле не находил себе места. Ожидая того, какое решение примет Сталин. И вопрос тут был не в том, что он боялся за свою жизнь. И за более серьёзные разговоры Сталин не делал негативных, организационных выводов. Пусть он, в данный момент, и отказался от принципа коллегиального руководства. Полностью сосредоточив всю власть в своих руках. Так что если и был Сталин диктатором, то только во время войны. После неё снова вернувшись к коллегиальной системе руководства. Где всегда выслушивал любое мнение. Но на кону стояли весьма серьёзные вопросы.

И всё разрешилось вечером следующего дня, когда подбежавший к Ворошилову дежурный сообщил, что с ним хочет переговорить Верховный Главнокомандующий. И тогда, вернувшись в свой кабинет, Ворошилов взял трубку и произнёс в неё:

— Маршал Ворошилов, у аппарата.

Услышав в ответ, голос Поскрёбышева, который и сообщил, что с Ворошиловым хочет переговорить Сталин и что он соединяет их. А потом из трубки послышался голос Сталина, который произнёс:

— Здравствуй, Клим.

— Здравствуй, Коба, — поздоровался маршал и услышал в ответ:

— Клим, бросай всё и приезжай в Потсдам. Есть разговор.

— Понял, Коба, немедленно вылетаю, — произнес, было, Ворошилов, но услышав, как в трубке хмыкнул Сталин, поспешил добавить, — Я помню, о запрете, для высшего руководства, на полёты, но дело не терпит отлагательств. Это надо, Коба, времени нет.

— Хорошо, Клим, лети. Жду. Конец связи, — послышалось из трубки. А потом из неё раздались гудки, сигнализирующие о том, что на другом конце провода повесили трубку.

3

Добраться из Дебрецена до Потсдама получилось лишь практически под утро. И начальник личной охраны Сталина генерал Власик, на звонок Ворошилова с ближайшего к Потсдаму аэродрома, сообщил, что Сталин уже отдыхает. И будет ждать маршала утром. И не во дворце Цецилиенхоф, где проводилась конференция, а на вилле, которую занял Сталин, в Нойбабельсберге. И о том, что Сталин проснулся и ждёт его, маршалу сообщат. Пришлось остановиться в одной из гостиниц возле аэродрома. Что бы привести себя в порядок и хоть немного подремать, перед тем как выехать к вилле Сталина.

И когда машина, с маршалом, подъехала к каменной, двух этажной, с мансардой и полукруглым крыльцом перед фасадом здания, вилле, то вышедший Власик окинув внимательным взглядом маршала и удостоверившись, что у того нет оружия сообщил, что товарищ Сталин ожидает маршала Ворошилова. И в центральном, из трёх, окне второго этажа виллы мелькнула фигура верховного главнокомандующего. Который и встретил Ворошилова, уже в своём кабинете, стоя по его середине. Произнеся, указав рукой, с зажатой в ней трубкой, на один из стоявших у стены стульев:

— Здравствуй, Клим, присаживайся. И ты был прав, как только Трумэн меня увидел, так тут же поведал об успешном испытании новой, сверхмощной бомбы.

— Здравствуй, Коба, — присев как школьник, на указанный ему стул ответил Ворошилов, — Ну меня это не удивляет. Они же точно эту бомбу создали не против японцев, а против нас. Хотя и испытают те две штуки зарядов, что у них сейчас есть, против японских городов.

— И у них сейчас только два таких заряда, Клим? Ты уверен? — Сталин внимательно посмотрел на маршала, продолжая стоять в центре комнаты.

— Да, Коба, сейчас у них два заряда. Один из урана, другой из плутония, — кивнул Ворошилов, — Они их сбросят на японские города. Что бы испытать окончательно. Правда, японцы на это особое внимание не уделят. Американцы уже сожгли, своими авианалётами, три четверти крупных японских городов, и два города больше, два меньше, для японцев уже не важно. Они списали как необходимую жертву уже всю свою метрополию. И это только усиливает их решимость обороняться. Единственное что может поколебать эту решимость борьбы наше стремительное, в течение двух недель, наступление в Маньчжоу-Го. Там у японцев находиться недосягаемый для американцев промышленный район. Захват, которого полностью лишит Японии даже шанса на заключение мира. Который позволит им сохранить лицо. Для этого японцы имеют намерение предложить нам стать посредниками между ними и американцами, британцами и китайцами. За то, чтобы по мирному договору за ними остались Корея, Маньчжоу-Го и часть Китая они готовы отдать нам юг Сахалина и Курилы. Что бы получить то, что нам согласен отдать Трумэн, нам не надо даже вступать в войну. Больше американцы нам отдавать не хотят.

Сталин внимательно выслушал монолог Ворошилова, буквально замерев на месте, с трубкой в руке, а потом, указав чубуком трубки на Ворошилова, произнёс:

— Ты откуда всё это знаешь, Клим?

На что Ворошилов, вздохнув и внимательно посмотрев на Сталина произнёс:

— Коба ты меня знаешь, я тебе лгать не буду. Нет, я не знаю, как так получилось, но как будто я прожил ещё одну жизнь, после того как умер, в этом теле. И это то, что я знаю из тех времен, когда всё это перестало быть секретом.

— Это как Вольф Мессинг[10]? — пройдя к окну и встав перед ним, снова спросил Сталин и в его словах Ворошилов уловил нотки иронии. Но на что, покачав головой, маршал ответил:

— Нет, не как Мессинг. Я не могу предсказывать, как он. Я, Коба, просто знаю, как было там. Откуда ко мне пришла эта информация. Кстати можешь спросить Мессинга, когда распадётся Советский Союз. А я скажу, что это, для меня, в декабре тысяча девятисот девяносто первого года, — при этих словах Ворошилов заметил, как вздрогнул Сталин, похоже, его охлаждение к этому предсказателю и было обусловлено тем, что он знал подобные предсказания, а маршал продолжил, — Коба, Мессинг не скажет, почему это может произойти. А я знаю, из-за чего это произошло. И верю, что ты придумаешь, как это можно будет избежать. Я верю в тебя, Коба. Но сейчас нам надо не проиграть мир, после этой войны.