Быт и нравы равнинных эльфов

Быт и нравы равнинных эльфов

Письмо первое

Mon cher ami Nicholas!

Пишу тебе, как и обещал перед отъездом. Понимаю, моё путешествие на родину предков не может не вызвать любопытства. Однако я предпочёл бы обойтись без тех признаний, которые мне придётся сделать. Если бы не слово, которое взяла с меня моя дорогая Maman, уверяю, вряд ли я стал бы живописать всё, что уже мне открылось в "зачарованной стране", как ты называл мою далёкую родину.

Но — по порядку. Начну с причин, по которым эта переписка будет для меня необходимой, поэтому ты, пожалуйста, черкни в ответ хотя бы два слова. По словам моей дорогой Maman, легенды не врут: время здесь действительно течёт по-другому. Переписка необходима для того, чтобы связать воедино два временных потока. Я мог бы писать письма родителям, но они такие же эльфы, как и я и моя дорогая Grand-Maman, и могут, как мне объяснили, попросту не заметить, что их дорогой сын застрял в "зачарованной стране" не на пару месяцев, а на несколько сотен лет. Меня в свою очередь не устраивает такое будущее. Даже если я тоже бессмертен (спроси меня лет через сто, я смогу ответить точнее), вряд ли моё личное дело продержат в архиве более пятидесяти лет. Вообрази, какая тоска: будучи на последних курсах, вернуться с каникул и снова поступить на первый курс, потому что за прошедшее время не останется никого, кто удостоверил бы мои оценки.

Итак, я буду писать тебе регулярно, а ты, cher ami, потрудись писать ответы.

Переписка тут осуществляется странным образом. Надо спуститься в соседнюю деревню и, не доходя до первого дома, оставить конверт на большом камне. Если ты сейчас читаешь моё письмо, значит, эта диковинная почтовая служба вполне надёжна.

Я оттягиваю неприятное признание сколько могу, но, боюсь, без него не обойтись. Ведь я никогда не мог лгать тебе, мой дорогой, мой единственный друг. Ты один из всех, с самого первого дня знакомства, никогда не смеялся над моим видом, над моими флуоресцирующими глазами, над странной формой моих ушей. Другие, но не ты, то дразнили меня Перворожденным, издеваясь над злосчастной плавностью моих движений, а то кричали мне "Лерри плохой" и предлагали побиться головой о шкаф, приравнивая меня, таким образом, к той разновидности домашних слуг, которая живёт в семьях наиболее надменной аристократии. Но довольно об этом. Я пережил пять магических дуэлей и четыре вульгарные драки прежде чем унизительные для меня высказывания перестали произносить хотя бы мне в лицо. Почему я так подробно об этом вспоминаю сейчас?..

Nicholas, вообрази себе! Я предполагал, что еду в загородное поместье своей Grand-Maman, а вместо этого приехал _к_бабушке_в_деревню_. Да-да, Nicholas. Твой друг — выходец из таких низов, что любой _человек_ на моём месте застрелился бы тотчас, как узнал ужасную правду.

Я доехал до города K на дилижансе и предполагал, что там меня будет ждать экипаж моей Grand-Maman. Вместо этого ко мне подошёл грязного вида _мужик_, который косился на меня довольно нервно и одну руку держал почему-то за спиной. Я смог встать так, чтобы разглядеть, что он прячет. Вообрази, он скрутил _кукиш_ и весь наш разговор так и держал руку, как будто разговаривал с чёртом. Мужик объяснил мне, что его _попросили_ — при этих словах он странно передёрнулся — доставить меня до "уговоренного места". Не знаю, отчего я ему поверил. Он мог меня с кем-то перепутать, он мог быть, наконец, грабителем! Ты скажешь: магия сделала нас беспечными, но ведь никакая магия не спасла бы меня, если бы мужику вздумалось завезти меня в засаду. Нет, это было какое-то странное предчувствие, убеждённость, что только так и можно вернуться на родную землю. В тот момент я был полон самых радужных предчувствий.

Лошадёнка у мужика была чахлая, и, признаться, мне было бы проще пройти весь путь пешком — если бы я знал дорогу. Однако я употребил это время, чтобы отоспаться. В дилижансе на меня косились попутчики, а одна молодая дама так _строила_глазки_, что я половину дороги думал, будто у неё косоглазие. Предупреждая твой вопрос, нет, она не была хорошенькой. Жалею о том, что наши преподаватели так неумолимо вбили мне в голову проклятый этикет. Если бы не он, я сидел бы в шапке, и кто бы узнал во мне эльфа?.. Одним словом, спать я боялся. Кто знает, чего ей хотелось. Быть может, интрижки, а, быть может, куска моей шкуры для какого-нибудь мерзкого варева. Помнишь m-le Вареньку с младшего курса? До сих пор жалею, что не убил дурёху спросонья. Благодарение святому Георгию, что этикет позволяет магические дуэли с женщинами, и m-le Варенька отделалась опалёнными волосами. Признаюсь, когда я понял, что она хотела срезать кусок моей кожи, отнесясь ко мне как к _диковине_, а не как к товарищу по магической науке, я был вне себя. Сейчас, однако, мне не хотелось скандала, поэтому всю долгую дорогу я не спал и даже развлёк одного из попутчиков чтением на память того нудного эпоса про волшебные кристаллы, которым нас травили на занятиях по истории магии. Остальные, мне кажется, не чаяли, когда я, наконец, высажусь. Возвращаясь к моей дороге: я был рад возможности отдохнуть и без сожалений устроился спать на довольно-таки грязной телеге.

Когда я проснулся, было уже темно и, скажу тебе честно, жутковато. К тому же я не взял с собой мои глазные капли, и теперь боялся напугать своего возницу. Он оглянулся и в самом деле вздрогнул. Однако постарался не показать виду и, прокашлявшись, спросил:

— Так вы, стало быть, из ентих будете?

— Из которых? — спросил я довольно резко. Болезненный интерес к моей особе от равных мне я сносил довольно-таки спокойно, но чего стоит смириться с _особенным_ тоном необразованного мужлана.

— Из ентих, — ответил мужик, неопределённо покрутя руками в воздухе. Одну он так и держал зажатой в кукиш. — Которые при луне по полям скачут.

— Не знаю, о ком ты, — зло отчеканил я. — Я, разумеется, никогда под луной нигде не скакал.

Вспоминая наши _юношеские_забавы_, ты поймёшь, что я несколько покривил душой, но к чему было вдаваться в такие подробности?

— Стало быть, приехали, ваше вашество, — буркнул мужик. Я огляделся по сторонам. Было темно, туман закрывал дорогу, и впереди не было ни малейших признаков жилья. Но только я хотел возмутиться, как на дороге появилась... Нет, я должен тебя просить, нет, умолять, что эта часть письма никогда не будет прочитана вслух или передана кому-либо для прочтения! Старая _бабка_, такая же грязная и плохо одетая, как и мужик, который довёз меня до этого места. Голова её была покрыта рваным платком, на плечах — дырявая шаль, юбка, выцветшая до полной потери цвета и стоптанные башмаки, которым, кажется, не одна тысяча лет — таков портрет моей почтенной Grand-Maman, на встречу к которой я ехал, надеясь приобщиться к своим корням, встретить таких же, как я сам, оказаться, наконец, среди своих и избавиться от вечных насмешек. Увы! Даже cet effrontée Jerome, даже cet insidieuse Gaston, да что там говорить, даже m-le Варенька показались мне в этот миг роднее и ближе, чем моя _бабушка_, вышедшая ко мне из тумана. Сомневаться в её происхождении я не мог. Хоть уши скрывались платком, но глаза светились куда как ярче моих, что в тумане было особенно жутко. Мужик, не таясь, осенил себя крестным знамением.

— Привёз? — неприветливо обратилась к нему _карга_, как будто речь шла о порученном грузе.

— Как договаривались, матушка-заступница, — истово ответил крестьянин и поспешно убрал за спину и вторую руку. Теперь он крутил два кукиша. Должен тебе сказать, это суеверие не имеет под собой никаких оснований, потому что _по_эту_сторону_ эльфы не могут вмешиваться в жизнь людей. И ни по одну из сторон — не хотят. Но об этом позже. Я всё ещё не верил... не понимал... но тут _бабка_ повернулась ко мне и расплылась в приветливой улыбке.

— Приехал, внучок! — приветствовала она меня и распахнула объятья. Как во сне я слез с телеги и впервые в жизни запнулся и едва не упал. Вернее, упал — прямиком в родственные объятья. Сжала она меня так, что едва не сломала рёбра.

— Хлипенький ты какой, — с сожалением сказала она, отпустив меня на свободу. — Ничего, отдохнёшь, поправишься...

Мужик напомнил о себе каким-то странным сдавленным звуком и бабка развернулась к нему.

— Ну, спасибо, милок, — хмуро поблагодарила она. — Как договаривались, значит. Ну, езжай своей дорогой, чаю, жена заждалась, детишки плачут...

Мужика не пришлось дважды просить.

— Гуляет он, от жены-то, — пояснила _бабушка_, глядя ему вслед. — И всё, значится, врёт, что эльфы с дороги сбили, вот и подзадержался. Ну, я его встретила... поговорила...

Она хмыкнула, напомнив мне _ведьму_из_сказки_. Помнишь, ту, которую ты принёс на историю магии, когда нам задали работу по первичным представлениям? У нас дома сказки были не в чести. Сам понимаешь, я из тех семей, где вместо сказок на ночь детям читают семейную хронику.

Я был слишком обескуражен, чтобы задавать вопросы о том, как мы попадём в бабушкин дом. И это меня спасло, потому что _бабушка_, ни о чём не спрашивая, взвалила мой довольно-таки тяжёлый сундук на плечо и зашагала по дороге в туман. Мне ничего не оставалось как последовать за ней. Мы шли долго, и я уже хотел побороть гордость и попросить пощады и отдыха, как впереди засветились огни. Да, mon cher ami, ты достаточно подготовлен, чтобы вообразить то, что открылось моему взору. Обычная деревенька, с бедными покосившимися домиками, вокруг которых огороды бурно поросли бурьяном. Печальная картина нищеты и запустения. И это — мой народ, принадлежностью к которому я, несмотря на насмешки, тайно гордился?!

Мне отвели _закуток_за_печкой_, где стоит _лавка_, на которую моя добрая бабушка кинула тюфяк, подушку и одеяло, обделив всем этим себя. Можешь себе вообразить моё унижение! Однако что толку сетовать. Mon Per был весьма строг, когда говорил, что я проведу в деревне все летние каникулы до самого начала учёбы. Я боюсь, что до него дошла моя последняя шуточка. Опасаюсь, что иллюстрация самозарождения жизни в виде мышей в причёске преподавателя не показалась ему достойной. Меня, однако, порадовало доказательство нашей гипотезы. Мыши заводятся в старом тряпье, следовательно, Madame Сompte подкладывала в свою высокую причёску тряпки для пущей пышности. Это забавно и поучительно, кроме того, волшебница, боящаяся мышей, это non-sens. Признаюсь, я не ожидал столь сильного действия моей шалости. Однако отец может рассуждать иначе. Он не потрудился высказать своё мнение на мой счёт, но так настаивал на моём немедленном отъезде, что я подозреваю самое худшее. Разумеется, лишить меня наследства — не в его власти, но он может существенно урезать моё содержание. Мне не хотелось бы испытывать его терпение, так что я смирюсь со своим печальным положением и постараюсь изучить "быт и нравы равнинных эльфов". Матушка говорила, что они отличаются от горных, от которых происходит она сама.

На сём заканчиваю письмо, чтобы успеть положить его на заветный камень до обеда. Завтрак свой я опишу тебе в следующем письме, скажу только, что не смог проглотить ни куска. Остаюсь твоим преданным другом, бессмертным эльфом Лерионом, а попросту твоим соседом по комнате Лери. Буду жить в ожидании твоего ответа, который напомнит мне, что мир существует и за пределами этой страшной деревни.

Л.

Примечания

1. "Mon cher ami Nicholas" — Мой дорогой друг Николя (фр).

2. "Maman" — Мама (фр).

3. "Grand-Maman" — Бабушка (фр).

4. "cet effrontée Jerome1" — Этот бесстыдный Жером (фр).

5. "cet insidieuse Gaston" — Этот коварный Гастон (фр).

6. " Mon Per" — Мой отец (фр).

Разговор первый

— Ох, Гликеришна, испортили мне в городе внучка, ох, испортили! — причитала старая Нешка, сидя в гостях у соседки. — Вчера приехал, весь в господском, важный. Косится на меня, а глаза так и зыркают! На лавке ему спать неудобно. Подушка ему жёсткая. А уж слабенький-то!.. Переночевали. Утром, слышу. Ещё не светало, поднялся, ходит. Чего встал, спрашиваю? Рассвет увидеть, говорит. Чего-чего, спрашиваю? Кто тебе мастерскую в такую рань откроет? А он мне — неужто легенды врут?! Неужто эльфы не любуются рассветами, неужто красота не трогает их сердца?! Так и сказал, Гликеришна, веришь, нет, так и сказал. Ну, я ему, конечно, объясняю. Любуются, как не любоваться-то? Да только пойми, чудило, лето же на дворе! Пахомыч допоздна закат вешал, вернулся, рассвет сделал, на часок едва прилёг, теперь отсыпается. Сейчас вот вскочит, побежит рассвет вывешивать, не до тебя ему! Вот вернётся, ещё поспит, потом встанет, откроет мастерскую, и ты посмотришь. Там у него и сегодняшний рассвет, и вчерашний, и закат при тебе сделает. На работу мастера всегда приятно посмотреть! Глядишь, и ты чему научишься... Кривится.

Ну, раз поднялись, пошла корову доить. Подоила, свеженького молока ему налила, хлеб из печи достала... нос воротит! Вскочил, прогуляюсь, говорит, и ушёл. До самого обеда гулял. Корову я сама на луг выгнала. Мне не привыкать. Но вот кто бы крышу перекрыл, одна надежда на внучка была, так ведь нет!

Вернулся. Я ему на стол щи поставила, грибов нажарила... Он с лица спал. К сундуку своему кидается. Бабушка, кричит. Ты что это мне даёшь! И книжку под нос тычет. Ядовитые грибы, там написано. Издание, мол, дополненное и исправленное. Второе. Я его и спрашиваю — что же, для тебя, внучок, первого издания не нашлось, только второе взял? А он мне — бабушка, говорит. И по-заграничному ругается. Вроде как гранд-мама. Я, говорит, специально взял. Вдруг я в лесу гриб захочу сорвать, так чтоб не отравиться. А ты ж мне, говорит, нарочно, что ли, одни ядовитые грибы подала. В самые, значит, вкусные грибы тычет и в книжке своей их показывает. Вот, говорит, мухомор, а вот поганка, я сразу узнал. А это — свинушка. А там и вовсе... как же он сказал-то?.. — лживые опята. Я ему говорю — ну и что, что лживые? Эва, придумают у вас в городе, с грибами разговаривать! Ты не разговаривай с грибами, всё равно не ответят. Они же жареные! А он — нет, я эту отраву есть не буду. И хлеб ему не понравился наш. Ладно. Я и говорю — коли не хочешь обедать, так, может, по хозяйству поможешь? Помогу, говорит. Я ему на швабру показываю, так он как будто впервые увидел. И тут я, дура такая, решила корову проведать. Знаю же, молодёжь не любит, когда у ней над душой стоят. Возвращаюсь! Окна вылетели, из дверей ручьи текут.

Что же ты делаешь, спрашиваю. А он мне — нас так учили, бабушка. Не горюй, говорит, всё исправлю! И исправил, ох, и исправил! Пальцами щёлкнул, вода испарилась. Самого чуть не обварило, а крыша вся, ну, просто вся в один момент вспыхнула! Вот и перекрыл внучок! Вот и помог! Ой, бабушка, говорит, напутал я чего-то! И снова пальцами, значит, щёлкнуть собирается. Ну, я за полотенце, и по шее его. Иди, говорю, коли работать не умеешь!

Но полы теперь — ох, и чистые! А крыши нет. Твой-то когда вернётся, не поможет ли? Моего Лешку в городе работать не научили.

Письмо второе