Дитя Хаоса (Эмиссары Хаоса-3)

Термины и предыстория

Арэнаи — боевые маги, метаморфы;

Некромаги — маги смерти. В основном живут в Гарме и Салдоре.

Айрин, айри — уважительное обращение к магам;

Лэр — маг первого поколения, из смертного рода. В Тайрани, родине арэнаи, лэров принято "брать" в Семью.

Семья — клан магов, состоящий из кровных родственников, их супругов, "побратимов" и принятых в род лэров. Наиболее крепкие и крупные Семьи в Тайрани относятся к кланам боевых магов. Гармцы Семьи не создают.

Истик — столица Империи Тайрани.

Иносущности — духи и демоны. Первые обладают разумом и нейтральны к людям, вторые населяют Дикие земли и полуразумны.

Ойкумена — населённая людьми территория, отделённая Границей от диких земель. Граница была создана первыми эмиссарами хаоса — слугами Лорда хаоса.

За десять лет до событий "Дитя Хаоса" между Алисканом и Тайрани началась и закончилась война, в которую были так же втянуты и гармские некромаги. В результате Империя Алискан потеряла значительную часть своих территорий, в республике Гарме сменилось правительство, а в Тайрани начали набирать силу давние противоречия между магами и смертными.

Другим, менее известным, но не менее важным результатом "Войны Трёх Империй" стало возвращение из диких земель Лорда Хаоса, известного когда-то как Хель Пустынник. Цели его неясны, добрая воля — сомнительна, и даже его эмиссар, Агнесса Эйнхери-Бергель, не торопится призвать своего старого друга, а теперь уже и господина, себе на помощь.

Дитя Хаоса.

Хейден не любил ночные часы. В отличие от маленького Риана, засыпавшего сразу, как только его голова касалась подушки, Хейди ворочался ещё не один час, снедаемый внутренней тревогой. Именно тогда, в тёмное время суток, наплывали самые плохие мысли, и одиночество казалось совсем невыносимым. "Маленький выдумщик", — как-то сказала ему старшая сестра: — "как можно быть одиноким, когда вокруг тебя столько людей?".

Папа тоже, когда видел, что Хейден скучал, пытался отправить его играть с мальчишками, но такие игры быстро надоедали ему, да и уставал он быстрее, чем другие дети его возраста. Девчачьи же игры казались скучными и пресными, а взрослые гнали его от себя, чтобы он не мешался. Так и бродил маленький Хейди неприкаянный по большому поместью, с тоской глядя в окно или пытаясь читать книги в библиотеке.

Другое дело, когда приезжала мама. Она, даже несмотря на вечную занятость, всегда находила несколько часов в день, чтобы побыть с ним. Чаще всего они уходили в лес, вдвоём, и там просто бродили по узким тропкам, или выйдя к реке, наблюдали за мелькающими в воде мальками. Рядом с мамой всегда было спокойно и хорошо, она никогда не торопила его и не считала его неуклюжим, тогда как папа всегда злился на него из-за нерасторопности, пусть даже и не упрекал в этом вслух.

На последнее своё день рождение, когда ему исполнилось шесть лет, Хейден загадал, чтобы мама больше никогда не уезжала, а всегда была с ним. Но когда он рассказал ей об этом, она сильно расстроилась, и долго его ещё обнимала, держа на коленях, хотя он уже был для этого слишком взрослым мальчиком.

Но мама снова уехала, в этот раз вместе с папой, оставив их на тётю Уну, которая всегда покрикивала на него, а один раз даже закинула его на дерево и оставила там, чтобы он перестал бояться высоты, и научился хорошо лазить. Даже папа не был таким строгим, как тётя Уна!

Хейден возился в темноте, пытаясь заснуть. Тётя Уна почему-то считала, что если за целый день сильно устать, а затем лечь в постель и не шевелиться, то вскоре очень легко и быстро заснёшь. Дескать, его нянька и мама разбаловали. Но Хейди, даже зная, что завтра он будет целый день сонный и вялый, совершенно не мог сомкнуть глаз, слушая сопения Риана. Сколько уже времени, десять, одиннадцать? Скоро слуги перестанут ходить по дому, и тогда можно будет выбраться украдкой и пробраться в библиотеку. Может быть, удастся добраться до тех книг, которые папа трогать запрещает?

Скрипнула дверь, пропуская в комнату немного света. На пороге виднелся женский силуэт. Тётя Уна проверяет, спит ли он? Хейден, замер и плотно закрыл глаза, постаравшись дышать как можно тише, хотя знал, что это едва ли поможет. Тётя всегда его раскусывала.

Дверь закрывается, лёгкие шаги проходят мимо и замирают. Приоткрыв глаза, он видит, как тётка склоняется на Ри, поправляя одеяло и целуя братика. На мгновение в тусклом свете становиться виден профиль женщины, и Хейди понимает, что рядом с Рианом совсем не Уна.

— Мама! — вскрикивает мальчик, порываясь вскочить.

Та оборачивается, прислоняя к губам палец, и хотя темнота не позволяет чётко увидеть её лицо, Хейден знает, что сейчас она улыбается.

— Сейчас подойду, — шёпотом говорит она.

И вот уже она уже опускается на его кровать, и Хейд прижимается к тёплому боку, чувствуя, как рассасывается в груди мрачный, тяжёлый комок.

— Как всегда не спишь, тихоня?

Хейди мотает головой, а затем спрашивает:

— А папа тоже приехал?

— Конечно, и ещё кое-кто, кто давно соскучился по одному мальчишке, — дразнит мама.

— Дядя Эрик? — восхищённо вздыхает Хейди. — А воздушного змея он мне привёз? Он обещал...

— Если обещал, то конечно привёз. Ну-ка, подвинься.

Мамины туфли с глухим туком падают на пол, а она, притягивая сына под боком, укладывается рядом с ним. Прямо в одежде на расправленную кровать! А ему — запрещали... Когда он сказал об этом маме, она рассмеялась, и пообещала, что когда он станет взрослым, то он сможет делать это, сколько захочет. И что правила нарушать конечно нельзя, но если это не опасно, и очень, очень хочется, то можно.

И хотя он так много хочет рассказать маме, не теряя ни секунды драгоценного времени рядом с ней, на него внезапно нападает сильная дремота, то ли от тепла знакомых рук, то ли от ощущения безопасности и комфорта. Он засыпает так крепко, как не засыпал уже давно, просыпаясь лишь один раз, когда почувствовал ощущение сквозняка на лице.

— Ну же, пойдём, Несс. Я тоже хочу провести со своей женой немного времени, — негромкий голос отца заставляет недовольно морщиться в полусне.

— Разве ты не соскучился по мальчикам?

— Ещё как. Но не меньше соскучился по свободным вечерам с тобой, когда ни один долбанный маг или нечисть не пытается составить нам компанию.

— Грим! — делано возмущается мама, и её объятия разжимаются.

Хейди было недовольно ворчит, но после того, как мамина ладонь мягко касается его лба, сон становится ещё крепче.

Утром он вскакивает даже раньше Риана. Тот, привыкший, что его будит нянька, а не брат, недовольно отбрыкивается, но услышав, что родители вернулись, тут же открывает серые глазёнки, и даже без особого сопротивления идёт умываться.

Когда няня приходит к ним в комнату, она видит обоих мальчуганов уже полностью умытыми и одетыми.

— И когда успели, — удивляется она, но тут же всплескивает руками: — и точно, ночью же айрин и айри приехали!

За обеденным столом ещё никого нет, поэтом еду пока не несут, поставив перед ними лишь по стакану с молоком. Вскорости спускается и сестра. Ингрид целует Ри в макушку, а Хейди взъерошивает тщательно причёсанные тёмные волосы. Он обиженно шипит.

— Маленькая гадюка, — фыркает Ингрид, впрочем, абсолютно беззлобно.

Когда родители наконец спускаются, Ри уже успевает изныться от нетерпения, но первым папу и маму, а также дядю Эрика замечает не он, а Хейд. На какое-то время в столовой образуется куча мала. Риан попеременно цепляется за ноги то мамы, то папы, от волнения перейдя на какой-то свой, детский язык, Ингрид пытается обнять отца и дядю одновременно. Хейден мнётся чуть в стороне, не зная, как ему подойти ближе, пока наконец дядя Эрик не подхватывает его в воздух, бесцеремонно вертя в руках, как котёнка.

— Ты вырос ещё больше, Хейден, или мне кажется? Вроде, кажется, потяжелел, может быть даже сойдёшь для супа...

— Не кушайте Хейди,— возмущается Ри. Он ещё маленький, и не понимает шуток дяди, хотя Хейден, если честно, тоже не совсем понимает, но послушно улыбается.

— А где Уна? — оглядывается дядя.

Папа пожимает плечами:

— Уже ехала. Говорит, засиделась с малявками, хочет размяться немного. И молодняк за собой увезла, на тренировку. Включая того лэра, которого мы привезли. Кстати, Ингрид, мальчик то хорошенький и весьма талантливый. Кто знает, может и поменяешь своё отношение к магам?

— Ну ж нет, — упрямо мотает головой Ингрид. Сама она — обычный человек, а совсем не маг, как папа и мама, но совсем этим не расстроена. А не маг она от того, что у неё есть другая мама, не их с Рианом. Но если это правда, то почему она тогда не приезжает за Ингрид? Его мама, которая одна и единственная, на сколько бы долго не уезжала, всегда возвращается к ним.

Ингрид неловко целует свою "не настоящую маму", и поспешно садиться обратно за стол.

— Ну мы будем наконец-то есть? — чуть сердито говорит она.

— Не раньше, чем все наши дети будут перецелованы, — смеётся мама, принимая от дяди Эрика Хейдена, пока Риан как маленькая обезьянка пытается забраться на шею отцу.

Жаль, что им так редко удаётся собраться всем вместе, но зато, когда это происходит, они самая счастливая семья. А ведь кроме тех, кто собрался за этим столом, есть ещё другие тёти и дяди, и шумные кузены, и приставучие кузины. И даже лэры, "не рожденные магами", тоже часть их Семьи. Поэтому и имя рода непростое — Эйнхери-Бергели.

Но все остальные не так важны, как мама, Риан и Ингрид. И даже папа, пусть иногда кажется он и не любит Хейдена, всё равно добрый и хороший. Особенно когда мама рядом — потом что тогда он перестаёт ругаться на Хейди, и может даже его похвалить или посадить на колени, не говоря, что тот слишком для этого взрослый.

У Хейди — тёмные прямые волосы, острый любопытный нос и уже сейчас слишком резкие скулы. Он также выделяется среди светловолосых и курносых сверстников высоким ростом и нескладностью. Он не такой ловкий, не такой быстрый... Среди достойный потомков арэнаи Хейден одно сплошное недоразумение, поэтому и дали ему обидное прозвище "гармец". Ребята, называющие его так, едва ли сами видели когда-нибудь настоящего гармца, но это не мешало им обзываться.

— Ты не когда не станешь боевым магом, — задрав нос, как-то сказала ему одна из кузин. — Если ты кем и станешь, так это некромагом. И тогда твой папа наконец выгонит тебя из нашего дома.

— Айрин Бергель не его папа, — высунулся мелкий и юркий мальчишка, один из внуков тёти Уны. — Его папа — гармец! Поэтом он такой... такой... странный!

Хейден был готов постыдно разреветься, когда его младший брат, Риан, не разбирая, почему задевают Хейди, набросился на кузенов с кулаками. Те, опасаясь задеть малыша, поспешно отступили.

— И глаза у тебя жёлтые! — крикнула девчонка.

— У моей мамы тоже жёлтые, — уже себе под нос пробурчал Хейден, ловя разбушевавшегося Риана за шкирку. Вот почему его брат выглядит как настоящий тайранец, а он какое-то чучело? И на родителей, помимо материнских глаз, ничем не похож?

За несколько дней обдумывания столь сложного вопроса он просто извёлся, целыми днями пропадая в картинной галерее и всматриваясь в длинный ряд своих предков. Мама была похожа на дедушку, как и дядя Эрик, папа был похож на своего отца... А вот он на них нисколько не похож. Однажды Хейден не выдержал, и подошёл к маме. Её "специальные гости" как раз уехали, и она мирно дремала в кресле в саду.

— Мама, а ты ведь красивая?

Та открыла жёлтые глаза, сощурив их от солнца, и с усталой улыбкой повернулась к сыну:

— Ты спрашиваешь, потому что не уверен, Хейди? Неужели я так плохо выгляжу в последнее время, что даже мой сын в этом сомневается?

Хейден не понял, шутит ли мама, но на всякий случай постарался всё исправить.

— Нет, я знаю, что ты красивая. И твои гости тоже обзывались всякими красивыми словами про тебя.

— Обзывались? — рассмеялась мама. — Это называется комплименты, Хейди. Их говорят, когда стараются сделать приятное человеку и добиться его расположение. Я оказала им одну уникальную услугу, поэтому они и не скупились на слова.

— Ага, — вежливо кивнул Хейден, почти ничего не поняв. — И папа тоже красивый, да?

Агнесса постаралась сохранить серьёзное выражение лица.

— Он думает, что очень. Мне он, впрочем, тоже нравится.

— Тогда почему я... урод?

На лице мамы возникла растерянность:

— Урод? С чего ты решил? Кто тебе сказал?!

— Ну... одна девочка сказала, что я выгляжу как гармец.

— Эта девочка... — недобро произнесла Агнесса, а затем сказала, но как будто себе, а не Хейдену: — знать бы, кого стоит благодарить, то ли детскую фантазию, то ли тайранскую пропаганду... или досужих сплетников. Хейден, милый, нельзя говорить, что какой-либо народ плохой и уродливый, даже если мы с ними не дружим. Гармцы... они разные. Но в основном не такие страшные, как вы себе на придумывали. И ты уж точно не урод.

— Я не похож на вас с папой.

Агнесса обхватила руками лицо сына:

— Правда? А разве у тебя не мой цвет глаз? И совсем не жёлтый, а как янтарь — мне твой папа так говорил, а он врать не будет. А разрез глаз у тебя, кстати, папин. И рост как у моего старшего брата: ты когда вырастешь, тоже макушкой будешь потолок подпирать.

— И всё же, не похож, — упрямо сказал Хейд. — Я совсем не как другие арэнаи. Может быть, я приёмный? Или вы меня похитили у некромагов, чтобы их победить?

— Ну, если бы ты был бы ребёнком какого-то гармского мага, я бы думаю, что он бы сильно расстроился, что потерял тебя, и даже бы отдал весь Гарм, лишь бы вернуть такого хорошего мальчика, как ты, — Агнесса всё-таки не выдерживает, и улыбается, хоть и несколько печально. — Но, к счастью для Гарма и несчастью неизвестного некромага, ты полностью наш с папой, чему мы безмерно рады.

Агнесса придвинула сына к себе ближе, пристально вглядываясь в его упрямую мордашку:

— Ты знаешь, — медленно сказала она, — когда ты родился, я подумала, что ты чем-то похож на бабушку.

— Айри Геллу? — распахнул в ужасе глаза Хейден, вспомнив строгий взгляд бабушки. Видел он её, правда, раза в два жизни, но она не слишком ему понравилась.

— Нет, — Агнесса фыркнула, — не маму твоего отца. Мою маму. Но потом, когда ты стал старше, я увидела в тебе другие черты. Которые, если честно, не ожидала увидеть.

— Почему?

— Потому что прошло слишком много поколений. Впрочем, среди его потомков ты первый ребёнок мужского пола. Велор, мой прадед... отец моей бабушки, был весьма могущественным человеком, поэтому прожил очень долго и я успела с ним познакомиться.

В Хейдене взыграло любопытство:

— А очень долго — это сколько?

— Три тысячи лет.

— Ух ты! — вздохнул Хейден, хотя с трудом представлял себе, насколько это много. Но наверное даже больше, чем яблок на яблоне, или звёзд на небе. — Это не просто очень долго... это очень очень долго!

Мама гладила волосы Хейдена, пребывая в задумчивости:

— А ещё, он был самым красивым человеком, которого я когда-либо видела. У него была длинная чёрная коса, и волосы были гладкие гладкие, как у тебя. Кисти у него были тонкие, а пальцы изящные... как твои, Хейден. Руки не воина, художника. И такой же красивый разлёт бровей, как у моего Хейди. Велор был... как дракон в человеческом обличии, — лицо матери на мгновение накрыло тенью, а брови нахмурились: — Он был прекрасен также, как и смертоносен. Жестокий человек, которого, впрочем, мне никогда уже не удастся понять.