В когтях кошмара

Пролог, в котором Шики снова проснулся в больнице

Сознание медленно возвращалось, всплывая из черного провала забвения. По кусочку, по фрагменту личность собирала сама себя, секунду назад ещё не будучи уверенной, что она существует на самом деле. Как там говорили древние? "Тому, кто хочет побороть истинную смерть, следует вначале справиться с её младшим братом — сном". Сном... да, это слово было знакомо сознанию молодого человека, который лежал в больничной койке и ниточка за ниточкой вновь сплетал утерянную связь с реальностью.

Так значит, он спал?

Разум, вернувшийся в своё плотское обиталище, принялся деловито восстанавливать обиход. Первым вернулось осязание, откликнувшееся на зов ощущением легкого дуновения ветерка на коже лица — заодно сознание человека вспомнило, что у него есть то самое лицо и, возможно, что-то ещё, имеющее отношение к странному набору абстракций под названием "части тела". Эстафету подхватило обоняние, почуявшее легкий цветочный запах и зрение, которое всплыло из пустоты и наконец увидело хотя бы темноту — темноту, которая сквозь ресницы принялась расцветать светлыми и до неприличия расплывчатыми пятнами, не имеющими ни очертания, ни формы, ни цвета.

А потом вернулся слух, принося с собой целый калейдоскоп звучащих откуда-то с той стороны слов:

-... летальный...

-...на жаре... повезло...

-...вне опасности...

-...следует быть осторожнее...

-...показатели в норме...

-...требуется покой, поэтому...

Слова, которые звучат почему-то по-разному. Ах да, наборы звуков, каждый из которых что-то обозначает. Звуки складываются в слова, слова складываются в предметы, предметы не складываются, а...

Он распахнул глаза, словно пугаясь, в какие невиданные дебри логики может завести не до конца пробудившееся сознание. Яркий белый потолок ослепил его своим блеском, но тут же померк, закутанный в сетку тонких черных линий, уходивших за границы его зрения. Голова тут же заныла; и хотя боль в широком смысле чувством не является, но именно её возвращение позволило ему окончательно вынырнуть из глубины небытия.

— Где... я? — прошептал он.

— Вы в хорошем месте, господин Тоно, — произнес один из услышанных ранее голосов.

— Ты наконец-то проснулся, брат, — в диссонанс с первым голосом повторил другой, более мягкий и приятный голос.

— Где... что случилось?

Человек, которого назвали господином Тоно, хотя он был вовсе и не господин, и, строго говоря, даже не Тоно — обращение "Шики" было бы намного более правильным, приподнял голову и увидел три расплывчатых силуэта, два из которых были в белом, а третий... Третий Шики рассмотреть не успел. Его глаза сами собой захлопнулись, и он бессильно опустил голову назад, на подушку.

— Вам следует соблюдать полный покой, господин Тоно, — снова услышал он голос, добрый, но не терпящий возражений. — Вы попали в серьезную аварию, но сейчас вы в полном порядке. Нужно лишь соблюдать покой.

Покой? Какой покой, когда.... Тоно ощутил странный прилив адреналина и резко, насколько только мог, поднял тело и занял сидячее положение, прижавшись спиной к стенке кровати. В левой руке что-то кололо, но когда он попытался дотянуться другой рукой, чтобы избавиться от неприятного ощущения, то осознал, что его запястья привязаны к кровати тонкими петлями из марли.

— Капельницу вытаскивать не следует, еду вам все равно пока не положено, — сообщил тот же голос, принадлежавший, по-видимому, врачу.

Услышав слово "еда", последнее из чувств — вкус, вернулось и дало о себе знать странным металлическим привкусом во рту.

— Повязки я сейчас сниму, — продолжил врач. — Как вы себя чувствуете, господин Тоно?

— Голова...

— У вас болит голова? -участливо поинтересовалась фигура в белом.

— Голова. Очки. Где мои очки?

Все ещё не способный изъясняться сложносочиненными предложениями, Шики тряхнул головой.

— Все здесь, брат, — ласково произнес женский голос. Фигура, чей цвет Шики так и не успел разглядеть несколько секунд назад, сделала несколько шагов вперед и подошла к нему. Девушка подняла очки, лежавшие где-то сбоку, поднесла их к лицу Шики и заботливо надела. Мир, окружавший его, тут же собрался воедино, черные трещины линий смерти исчезли, а боль в голове сразу же потускнела, хоть и не исчезла окончательно.

— Очки всегда должны быть возле него, — резко посуровевшим голосом сообщила женщина, называвшаяся его сестрой, но её суровость, очевидно, была обращена не к нему, а к врачу. — И снимите у него с рук, наконец, эти повязки.

Доктор кивнул, и третья из фигур — по-видимому, медсестра, принялась отвязывать левую руку Шики от кровати.

— Акиха, это ты?

— А у тебя есть ещё сестра? — возразила девушка, только что надевшая ему очки на глаза.

— Не знаю, — поморщился Шики и почесал освобожденной рукой под стеклами очков. — Мне приснился сон...

— И во сне у тебя была другая сестра? — холодно переспросила Акиха.

— Нет, но... после того сна, кажется, я вообще ни в чем не уверен. Все было так реально... как будто я прожил целую жизнь. Потом ещё раз, и ещё раз... Я засыпал и вновь просыпался, потом снова засыпал... — Он схватился за голову и сокрушенно пробормотал: — Что со мной случилось, Акиха? Почему я опять в больнице?

Шики не стал признаваться сам себе, что он испытывал странное дежа-вю, которое, впрочем, ему вспоминать совершенно не хотелось.

— Ты, как всегда, засмотрелся по сторонам и попал под грузовик, — сообщила сестра, прикладывая руку ко лбу Шики. — Сотрясение мозга, кома и...

Врач протестующе кашлянул.

— Госпожа Тоно, вам не следует тревожить здоровье вашего брата рассказами о неприятных вещах.

— Как скажете, — холодным голосом произнесла она.

Врач повернулся к кровати:

— Простите мою резкость, но вам следует отдыхать.

Медсестра, которая закончила отвязывать Шики от кровати, скрылась где-то за занавесками. Доктор проводил её взглядом и продолжил:

— Вы в самом деле попали в серьезную переделку, но сейчас вашему телу нужен покой и как можно больше сна, и тогда вашей жизни не будет ничего угрожать.

Шики откинул голову назад. Тело, несколько мгновений назад совершившее ненужное резкое движение, ныло от усталости, словно он таскал тяжести на протяжении нескольких часов. Доктор быстро подошел к нему и подхватил его под шеей, помогая аккуратно опуститься в лежачее положение.

— Как долго я спал? — спросил Тоно.

— Пять дней.

— Так...

— Долго?

— Нет, напротив, — не согласился Шики. — Во сне мне казалось, что я провел месяц или больше.

— Это вероятно, — кивнул головой врач. — Можно сказать, что вы были в коме... но не пугайтесь, сейчас вам ничто не угрожает.

— Да, — безжизненно сказал Шики. — У меня... просьба.

— Все, что угодно.

— Дайте поговорить с сестрой наедине.

Несмотря на то, что Шики ждал отказа и уверений в том, что ему сейчас необходим только покой и никаких надоедливых родственников, в ответ он услышал согласие:

— Несколько минут, не более, после чего вам снова следует спать.

Тоно расслабился и закрыл глаза.

Мир вокруг него вновь стал полностью знакомым — настоящим, реальным миром, совершенно отличным от того, который Шики видел во сне. Между изголовьем его койки и широким окном стояла больничная тумбочка, украшенная вазой с нежно-розовыми орхидеями. За широким окном зеленели деревья, листья которых не беспокоили ни малейшие порывы, и Шики почему-то подумал, что сейчас на улице стоит невыносимая жара — извечный бич летнего Мисаки, от которого хочется спрятаться где-нибудь в тенистой комнате поглубже в доме, лишь под вечер выходя в город на неспешную прогулку. К счастью, в дальнем углу больничной палаты висел кондиционер, охлаждающий воздух до приятной температуры, и лишь его легкое жужжание, напоминающее треск цикад, тонко намекало на то, какое время года сейчас стоит на самом деле.

— Ты попросил меня остаться, а затем уснул, — сказала Акиха голосом, который не подразумевал сомнения, лишь констатацию факта. — Жаль, что твои манеры до сих пор оставляют...

— Я не сплю, — устало пробормотал Тоно. — Мне очень хочется, но я не засну, пока ты мне не скажешь... Сестра, не произошло ли в городе чего-нибудь странного?

— Почему ты спрашиваешь? — нахмурилась Акиха.

— Я... мой сон, — объяснил Шики.

Он вздохнул: голова тяжелела с каждой секундой и думать становилось все труднее.

— Просто кажи: все так, как и раньше?

— Не знаю, о чем ты, но, наверное, да, — пожала плечами Акиха. — Брат, ты ведешь себя странно. У тебя что-нибудь болит?

— Я хочу спать, вот и...

Тоно не договорил фразу до конца. Усталость взяла свое, и он вновь провалился в забвение.

Акиха смотрела на своего брата — поначалу строго, потом, когда убедилась, что он заснул, ласково и нежно. Она протянула руку и даже позволила себе погладить его по голове, затем сняла его очки и аккуратно положила их на тумбочку возле кровати — так, чтобы он мог достать их, лишь протянув руку.

Теперь, когда она осталась одна, на неё нахлынули беспокойные мысли об её единственном родном человеке. За его здоровье Акиха почти не боялась: брат выходил живым и не из таких переделок, так что разве сможет его убить какой-то грузовик? К тому же, Дзинан и его брат принадлежали к той немногочисленной группе людей, профессиональным навыкам которых глава семейства Тоно доверяла. Нет, её беспокоило нечто другое: незваный, но вполне ожидаемый гость, который мог появиться возле кровати брата в любую минуту... и бог знает что может взбрести в голову сумасшедшей вампирше, увидевшей нежное и не сопротивляющееся тело. Если бы Акиха могла увешать всю больничную палату чесноком, опрыскать святой водой и повесить на окно крест, то она с удовольствием бы это сделала. Жаль, что против Арквейд такие меры в любом случае не помогут.

Она вздохнула, ещё раз нежно посмотрела на брата и вышла из палаты.

Лишь только за Акихой захлопнулась дверь, под одеялом Шики кто-то зашевелился. Через мгновение наружу вылезла милая кошачья мордашка, на черной шее которой висел бант с двумя белыми бубенчиками. Мельком посмотрев по сторонам, принюхавшись к незнакомым запахам и убедившись, что в палате и в самом деле никого, кроме неё, нет, Лен выползла из-под одеяла Шики и спрыгнула на пол. Маленькая суккуба с наслаждением потянулась, выгибая спину и хвост после долгого лежания под одеялом вместе со своим новым хозяином, и приняла человеческую форму. Её красные глаза с волнением смотрели на спящего мальчика, но Лен знала, что сейчас ему ничего не угрожает: она великолепно справилась, сохранив разум и сознание Шики в той оболочке, которая сейчас мирно посапывала в больничной койке.

Лен сделала несколько пассов руками, навевая на Тоно сладкий сон без сновидений — лучшее, что могло помочь ему как можно скорее прийти в себя. Затем она снова обернулась кошкой, вскочила на подоконник и совершенно непостижимым для любого другого зверя образом просочилась в тонкую щель открытой форточки на улицу.

В нескольких десятках метров от клиники она повстречалась с Акихой, которая медленно шла по дороге, обдумывая, кого бы ещё она могла приставить охранять брата. Угроза визита Арквейд была для любящей сестрицы словно заноза в чувствительном месте. Она едва ли подозревала, что черная кошка, пробегающая по дороге мимо неё, спешит именно к вампирше — поведать, что Шики здоров и пришел в себя.

Глава 1, в которой один нью-йоркский адвокат пришел к психоаналитику

Говорят, что правила существуют, чтобы их нарушать. С этим утверждением сложно спорить, да, в общем-то, не очень и нужно: хочешь совершить что-нибудь противозаконное — совершай, кто ж не дает-то. Важно лишь правильно рассчитывать свои силы. Например, ещё ни одному яблоку не удалось нарушить закон, всемирного тяготения, хотя некоторым из них иногда этого хотелось. А ещё необходимо предположить возможные последствия и оценить, не потеряешь ли ты больше, чем получишь.

С момента, когда Морис Вейтерман впервые ступил на порог школы права при Йельском университете, он занимался именно тем, что разгребал последствия нарушения правил. Юрист Морис занимался преимущественно уголовными делами и имел вполне заслуженную репутацию дельного человека: не раз он умудрялся отмазать от тюрьмы или сократить срок до символических нескольких лет разного рода личностям, чья виновность не вызывала никаких сомнений. Вейтерман не особенно заботился, виновен ли его подзащитный в том, что ему шьют; важно лишь было выстроить правильную стратегию защиты, запутать судью и присяжных, после чего получить заслуженный гонорар и перевести на счет в швейцарском банке, где у Мориса за много лет накопилась внушительная сумма в несколько миллионов американской валюты.

Но, помимо множества писаных на бумаге законов, существуют негласные правила. Их не найти в уголовном кодексе или учебнике физики, но их невыполнение иногда может обойтись очень дорого. Например, когда речь идет о репутации. Где-нибудь записано, что входит в понятие "репутация"? Вряд ли; более того, в каждом обществе репутация своя. Мелкие криминальные банды ценят своих членов, если у тех есть нужные навыки и умение держать язык за зубами, сидя в полицейском участке. Хорошие ученые должны, помимо строго научных заслуг, не быть замешаны ни в какой подтасовке результатов или, упаси боже, фальсификации и плагиате. Где-нибудь в средней школе не самого благополучного района важно быть "правильным пацаном" — что это такое, никто кроме тех правильных пацанов и не знает, но пить водку залпом и щупать одноклассниц в это определение непременно входит.

Конечно, у адвокатов тоже есть своя репутация. Она не обязательно касается безупречного поведения за стенами участка — конечно, если адвокат хочет стать политиком, то ему следует быть белым и пушистым, словно ягненок, но всякого рода криминальные личности на такое не смотрят; если их защитник в свободное время любит вынюхать дорожку-другую белого порошка или позабавиться в сауне с мальчиками, они только рады будут — особенно если порошок и мальчики входят в сферу их деятельности. Важно уметь держать язык за зубами и не болтать лишнего в неофициальных беседах, чтобы ненароком не выдать чьи-нибудь секреты, важно добиваться положительного исхода дела даже тогда, когда все улики говорят против подзащитного... и ещё множество всякого-разного.

Так вот, одно негласное правило из этого множества звучит так: "Лучше не обращаться за услугами к адвокату, который был пациентом психиатрической клиники". Оно и понятно: у человека, который занимается логическими многоходовочками и завиванием мозгов присяжных в узел, голова должна работать четко и безотказно. А если вдруг адвокат сойдет с ума прямо посреди дела? Конечно, жалость к несчастному сумасшедшему может перенестись и на подзащитного... а может и наоборот: "Этот... это чудовище совершило такие ужасные вещи, что даже наш бывалый коллега не выдержал! Давайте-ка мы его посадим. На электрический стул, азаза". Словом, юрист должен непременно следить за чистотой и ясностью своего разума.