Империя

БЕСЕДА

— Добрый день.

'Добрый день. Какой же он добрый, если вместо семинара со студентами меня ожидает беседа со следователем. И еще не известно, чем эта беседа закончится.'

'Симпатичная... Совсем молоденькая... Но, судя по звездочке на погонах, уже субалтерн.'

— Славься Империя. Я вас слушаю.

— Вместо ответа я протянул повестку.

Охранница засунул повестку в некое устройство, внешне напоминающее счетную машинку для денег. Через минуту устройство издало ровный долгий писк.

— Вашу идентификационную карту, пожалуйста.

Я протянул кусок пластика, который тут же был вставлен в 'счетную машину'. Снова ровный длинный писк.

'Уже легче — значит, моя карта еще действует. Ой, да не выдумывай и не мандражируй — вряд ли тебя собираются арестовывать или лишать гражданских прав.'

— Вам на третий этаж. Комната 306. В самом конце левого от лестницы коридора.

— Спасибо де... субалтерн.

В ответ милая улыбка на простоватом лице. 'И это будущий вершитель человеческих судеб и защитник Империи. Да, раньше в этом здании работали совсем иные люди.'

Я поднялся по крутой лестнице из белого мрамора. 'В Империи финансовый кризис? Судя по выцветшей ковровой дорожке и щербинам на мягком камне, ремонт в здании Главного Политического Управления Империи давно не делался, а ведь это — один из символов государства.'

Возникли и другие вопросы. Почему меня никто не сопровождал — в прежние времена это было немыслимо. И другой, более важный, а мужчины в этом здании есть? По дороге в 306 комнату мне не встретился ни один...

А вот и цель моих поисков — массивная дверь с надписью 'Учебно-воспитательный отдел. Комнаты 305-308'. Я осторожно постучал, затем еще раз и еще. Увы, ответом мне было лишь полная тишина. Заглянув вовнутрь, я увидел просторную приемную и три абсолютно одинаковые двери без каких-либо табличек. 'Какая же из них 306, конспираторы чертовы. Логика говорит, что вторая слева, но в этом здании все возможно.' Увы, спросить было некого. 'Они там что, всем управлением ушли выполнять оперативное задание? Или просто очередное общее собрание...'.

— Разрешите, пожалуйста, — неожиданно раздался за моей спиной приятный женский голос. Я резко обернулся и увидел чуть выше среднего роста женщину лет 35-40. Ее густые темно-каштановые волосы свободно ниспадали на плечи, а изумрудного цвета глаза то ли улыбались мне, то ли изучали меня. Сладко-приторный запах незнакомых духов кружил голову, и окончательно запутал и без того нестройные мысли, возникшие в моей голове после неожиданного вызова в ГПУИ.

— Так вы разрешите мне пройти, — в голосе женщины я не почувствовал ни малейшего неудовольствия моей нерасторопностью. Наоборот, мне показалось, что на ее губах промелькнула легкая улыбка.

— Да-да, конечно, прошу прощения, — я посторонился, пропуская незнакомку в приемную. Проходя, она слегка задела меня: — Ах, простите.

— Простить?! За что?! Ни один мужчина не стал бы возражать, если бы его коснулось тело такой женщины как вы. Я понимаю, что сейчас не то время, а главное не то место для знакомства, но чего только в жизни не бывает. Я — Майкл...

— А чем вам не нравится место? Я — Джоанна.

'Какое энергичное рукопожатие! Чем не нравится? Могу несколько книг написать на эту тему.'

— Джоанна, вы случайно не знаете, какой из этих кабинетов 306-й? — я предпочел не отвечать на заданный вопрос. — Впрочем, судя по всему, вы тут такой же посетитель, как и ваш покорный слуга.

— И почему вы так решили, мой покорный слуга?

— О, тут нет ничего сложного, как сказал бы сыщик из старого, но по-прежнему очень популярного детектива. Во-первых, вы не в форме. О, извините, звучит двусмысленно — я говорю о форме Управления. Во-вторых, ваше платье...

'Заткнись, дурак, забыл, где находишься?' Я замолчал, подбирая слова, которые свидетельствовали бы о моей полной лояльности.

— Мое платье? С ним что-то не так?

— Не волнуйтесь с ним все так и очень даже так. Но оно явно не соответствует дресс-коду здешнего учреждения. В нем бы кружить голову мужчинам, а не проводить беседы или допросы.

'Ты заткнешься или нет. А платье и в самом деле сногсшибательное. Чуть приталенное темно-синее миди с короткими рукавами и высокими разрезами у бедер выгодно подчеркивали достоинства Джоанны — аппетитную только-только начинающую полнеть фигуру и длинные ноги. Обутые в черные замшевые туфли на высоком каблуке с вырезом для пальцев, они вряд ли соответствовали неким 'высоким стандартам' (чуть полноватые с мускулистыми икрами), но смотрелись очень и даже очень-очень секси.'

— Спасибо за комплимент и совет. Обязательно буду надевать это платье, когда мне надо будет кого-нибудь охмурить. А комната 306 вот она, — и Джоанна уверенно открыла вторую слева дверь: — Заходите.

— Неужели я ошибся, и вы работаете здесь? — я не решился принять приглашение.

— Да. Не стойте в дверях, заходите смелее. И не забудьте передать привет вашей логике.

— Но вдруг хозяин кабинета...

— Что 'вдруг'? Договаривайте.

— Но вдруг он будет недоволен, что вы пустили меня в его отсутствие.

— Не будет. И не хозяин, а хозяйка — это я вас вызывала. Если, конечно, вы Майкл Косиган.

— Майкл, Косиган, — в полном замешательстве подтвердил я. 'Женское царство какое-то...'

— Отлично! Проходите и располагайтесь поудобнее, — Джоанна указала на низкий диван. — Разговор нам предстоит длинный. Кофе, чай?

— Да мне как-то неудобно, госпожа следователь. Я никогда не был в подобных заведениях, но то, что я о них знаю... Я растерян, и, возможно, не совсем четко излагаю свои мысли. Словом, вместо строгого следователя увидеть красивую женщину, которая будет предлагать мне кофе...

— Ну, не обольщайтесь. За строгостью ни в нашем учреждении, ни лично у меня дело не станет. Особенно, если мы с вами не найдем общий язык. А пока расслабьтесь, и чувствуйте себя как дома. Ведь в любом случае, вне зависимости от того чем закончится наша беседа, Управление станет для вас домом. Насколько этот дом будет комфортным — зависит только от вас. Так кофе или чай?

— Кофе, госпожа, следователь.

— Боже, где вы набрались этих архаизмов. Срочно избавляйтесь от них, поскольку они с головой выдают вашу нелояльность? Фи, следователь... Скажите же! Вы еще сравните нашу организацию с тайной палатой или с седьмым отделением. Да и какой я вам следователь?!

— Тогда в качестве кого вы вызвали меня на допрос?

— Беседу, мой милый Майкл, пока только беседу. Доверьтесь мне и воспринимайте меня не как следователя, а как своего личного психолога, который возьмет вас под опеку и поможет избавиться от комплексов и фобий.

— О, это что-то новенькое. Такого ни один следователь, ни в одном детективе не говорил своему 'подопечному'.

— Вот видите, наша беседа еще не началась, а вы уже обогатились новыми знаниями. Постараюсь не разочаровать вас и в дальнейшем. И, кстати, зря вы иронизируете — официальное название моей должности в Управлении именно 'психолог', ну, если быть предельно точно, 'главный психолог'. И, если вы уже так настаиваете на официозе, то обращаться ко мне надо не госпожа, а наставница.

— Но у меня нет комплексов и фобий.

— Ну, комплексы, положим, есть у всех людей. Что же касается фобий, то их у вас достаточно. Впрочем, пока меня интересует только одна — ваша нелюбовь к нашему новому миру. И именно это и послужило причиной нашего знакомства. Вам сколько сахара? Три, как обычно?

— О, вижу, что моя скромная персона вызвала у Управления неподдельный интерес, — я старался поддерживать заданный Джоанной тон беседы, но неприятный холодок закрался мне в душу.

— Не в большей степени чем того требует наша работа.

— И что же вы еще про меня знаете?

— Майкл, не задавайте некорректные вопросы. Скажу только, что наши знания о вас весьма ограничены. Например, я не знаю, что вам снилось сегодня ночью. Не знаю... Ладно, не будем отвлекаться, а вернемся к вашим фобиям, а точнее, к вашему нелояльному отношению к Империи.

— Но почему вы считаете, что я являюсь противником нового порядка. Ни в своих научных работах, ни в публицистике я ни разу не позволил себе покритиковать ваше государство.

— То есть, вы пытаетесь меня убедить в том, что никогда не выступали против Империи? Я вас правильно поняла? — Джоанна поставила поднос рядом со мной на диван, а сама села на край стола.

— Да, госпожа следователь, ох, простите, наставница. Публично не выступал. Что же касается приватных бесед 'за рюмкой чая', то сами понимаете...

— Спасибо за откровенность. Но и вы цените мою доброту и то, что я вопреки вашим фобиям все же не следователь или, того хуже, заплечных дел мастер, а психолог. В старое время за 'ваше государство' вы бы уже автоматом получили срок, а мы, хотя вы это и не цените, построили Империю с человеческим лицом. Но все же рекомендую заучить как 'отче наш' — Империя, да объединит она под своими знаменами все страны и народы, теперь ваша новая Родина. Что же касается отсутствия прямых нападок, то их, я с вами согласна, и в самом деле не было. Кстати, скажите, это случайность или сознательная осторожность прозорливого ученого-футуролога?

'Какой к черту 'психолог' и 'наставница'! Следователь, он и в XXII веке следователь, а Империя, пусть она даже с этим самым 'человеческим лицом', все равно остается империей. Не ошибиться бы с ответом...' и, замявшись, я стал тщательно подбирать нужные слова.

— Я вижу, вы думаете над ответом, вернее, над тем, как правильно сформулировать его. Ладно, можете не отвечать. По вашей паузе и легкому стыдливому румянцу на лице, я поняла, что дело не в случайности, а в предусмотрительности. Я угадала?

'Стыдливый румянец... А ведь в самую точку, стерва...'

— Да, госпожа наставница.

— Если так, то ваша фобия не носит хронический характер и достаточно легко излечима. Естественно, под моим чутким руководством. Надеюсь, вы не возражаете, если я лично займусь вашим лечением.

— Звучит двусмысленно, и, не будь вы сотрудником столь грозного учреждения, посчитал бы, что волнующе и многообещающе. Но, если вам нужно соблюсти некие формальности, то я согласен. Могу даже дать письменную расписку. Но уверен, что все уже 'взвешено и решено' и вы спросили меня о моем согласии скорее из вежливости. А в чем будет выражаться 'лечение'?

— Да, решено. Но не все, и многое в вашей дальнейшей судьбе зависит только от вас. Пейте кофе. Разговор нам предстоит долгий, но прежде скажите, что вы знаете о нас?

— Ну, в принципе то же, что и большинство граждан. Может быть, чуть больше, учитывая мою профессию историка. Тридцать лет назад ваша партия, хотя по отношению к движению 'Назад в Империю' это слово не совсем уместно, пришла к власти в Евразийском Союзе, а затем, к Союзу одно за другим стали присоединяться другие государства. При этом процесс проходил, словно под копирку. С соблюдением всех формальных демократических процедур. Выборы, референдумы о присоединении и все такое прочее...

— То есть в отличие от прежних имперских методов никаких аннексий.

— Зато оголтелой... Ох, прошу прощения, просто имперской пропаганды было хоть отбавляй. И эта пропаганда оказалась гораздо эффективнее государственных переворотов, бунтов и революций, военных вторжений. Она начиналась за год-полтора до очередных парламентских выборов — популистских обещания ликвидировать коррупцию, обеспечить население дешевым газом и электричеством... Впрочем, вы все знаете лучше меня.

— Стоп-стоп, можно я вас перебью. А в чем заключались 'оголтелость и популизм'? Что в нашей пропаганде не соответствовало истине? Высокие налоги, уходящие на содержание раздувшегося бюрократического аппарата и поддержку паразитирующих на теле среднего класса 'соцобеспеченцев', разгул преступности, падение уровня образования, половые отклонения, ставшие новой 'нормой' благодаря принятым законам о легализации однополых браках? Где здесь хоть слово неправды? А наркомания и алкоголизм, а разгул коррупции...

— Да, во многом вы правы. Но установить после прихода к власти диктатуру, отменить выборы и отправить в центры трудового перевоспитания сотни тысяч человек, не говоря уже об этих ужасных казнях...

-...Ага, вы еще начните эти интеллигентские рассуждения о 'слезе ребенка'. Вы же историк, и должны помнить, сколькими миллионами жизни обходилась подобная мягкотелость властей.

— Помню, но такое обращение к истории попахивает чистой демагогией. Сейчас совсем другое время, и нет никакой необходимости попирать демократию. Если, конечно, заботиться о благе общества, а не о сохранении своей власти.

— Опять красивые, но лишенные конкретного смысла слова.

— И почему вы не видите в них смысла?

— Сейчас объясню. Начнем с демократии. вы считаете ее лучшей формой управления государством?

— Не лучшей, а наименее худшей. Как сказал...

— Не утруждайтесь, если вы о высказывании Черчилля, то я его знаю. В ответ могу привести слова Бисмарка...

— И вы не утруждайтесь, — я принял предложенный Джоанной стиль общения, — я тоже их знаю.

— Я не буду вступать с вами в споры на тему 'лучше-хуже', а задам два вопроса. Чем, по-вашему, легче управлять: государством или, скажем, небольшим заводом?

— Я понимаю, к чему вы клоните.

— Вопрос второй, по каким критериям оценивает основная масса избирателей кандидатов на должность президента. По обоснованности экономических программ, по реальности программ социальных? Нет, и еще раз нет. Внешность, умение красиво говорить, щедрость в обещаниях, частота появления в эфире и соцсетях... К этой теме мы еще вернемся, а пока я вижу, что вы так и не притронулись к кофе, а он остынет и потеряет вкус. Пейте, не упускайте шанс — вдруг другая такая возможность представится вам не скоро.

— Спасибо, наставница, — одной фразой Джоанна напомнила мне who is who в этом кабинете. Я выпил кофе — он и вправду остыл.

— Настоящий кенийский 'Маруви'. Вам понравился?

— Спасибо, очень вкусно. А что, мои дела так плохи?

— Вы о чем? — сделала вид, что не поняла моего вопроса 'наставница'.

— Я о возможности попить хороший кофе. Я так понял, что могу оказаться в местах, где об этом удовольствии можно только мечтать?

— Можете. Более того, не стану скрывать, вы уже прошли большую часть пути.

— Даже так...

— Да, все материалы на вас собраны и мне осталось лишь утвердить заключение следователя...

— Чтобы я оказался в заключении.

— Вы побледнели, но держитесь молодцом — я ценю каламбуры. Но вернемся к антиимперской деятельности Майкла Косигана. Ознакомившись с вашим личным делом, я поняла, что, возможно, вы не являетесь сознательным врагом, а стали очередной жертвой либеральных заблуждений, столь популярных в мире творческой интеллигенции. Собственно, мое желание прояснить этот момент и послужило причиной вызова вас в Управление.

— Я уже говорил вам, что не являюсь врагом Империи. Но что я должен сделать, чтобы вы мне поверили?

— Во-первых, прямо и честно отвечать на мои вопросы.