— Сэр, у вас свободно? — спросила знойная женщина — мечта поэта, прикрывая голову широкополой соломенной шляпкой.
— Более того, прекрасная мэм, я уже собирался уходить, — я со вздохом поднялся, — кажется ещё немного и я сгорю на солнце.
— Понимаю вас, — она легла на соседний шезлонг.
Я потянувшись пошёл прочь от пляжных шезлонгов.
Картина — маслом — пляж, песок, солнце, волны моря шумят, множество условно-одетых людей загорают и отдыхают. Около пляжа был бар — сколоченный из досок, с соломенной крышей, сарай. Рядом с этим сарайчиком трындел генератор, от которого питались холодильники с напитками — хотя при таком разогреве пить что-то ледяное категорически нехорошо. Я взял в баре две бутылки кока-колы, две бутылки пива miller, и схватив их пальцами, пошёл прочь — к машине, которая стояла недалеко от пляжа.
Залез на водительское место, расслабившись — в машине было прохладно. Эх, людям повезло по-разному — я например совершенно не питал любви к старине и древним временам — а кто-то просто мечтал совершить увлекательное путешествие в прошлое и взахлёб рассказывать другим, как будет развиваться история — примерить на себя роль пророка-мессии и по совместительству информатора номер один.
Я говорю о Петре Воронове — его увлекательные рассказы я слушал в записи и в реальном времени — это было увлекательно, поскольку он знал об этой эпохе очень много — и я понимал, что другой человек аналогичный ему вспомнил бы пару-тройку событий к разным годам и десятилетиям — а этот подготовился просто на пять с плюсом.
Я поехал к загородной поляне — совершенно ничем непримечательная поляна — ни людей, ни поселений вокруг — здесь таких много. Место сплошь закрытое высокими деревьями и кустарниками, и поросшее ими же неслабо. Мой ретро-седан свернул, повинуясь тугому рулю, с дороги, по днищу забарабанила галька, а потом грунтовая дорога — и я оказался на нужной мне полянке.
Сбавив ход до десяти миль в час, я направил машину в сторону едва заметной полоски в пространстве — которая расширялась. И резко клюнув носом, машина поехала по аппарели — ещё мгновение и качнулась в обратную сторону — а я оказался в большом грузовом трюме лёгкого космического корабля "Вуаль Персея". Маленький по меркам космических кораблей — он не был таким уж компактным — сто с лишним метров в длинну, тридцать в ширину и двадцать в высоту от днища до крыши. Обтекаемый профиль, статный корабль... Грузовой отсек мог вместить штук шесть автомобилей в ряд и столько же в длинну. Захлопнув дверь, я пошёл к выходу — через небольшую дверку перешёл в основную кают-компанию, где были двери в каюты и на мостик спереди — туда и направился.
Мостик корабля был компактен и отлично подходил для двух человек — чем-то напоминая кабины самолётов этого времени — только компоновкой, может быть — главный пилот сидел слева, второй — справа. Но второй это для круглосуточных перелётов, а корабль был мой и я не собирался летать круглые сутки. Доверял автопилоту в случае чего. На шлёпанцах ещё был песок — маленькие роботы-уборщики поехали его убирать, как и пылесосить автомобиль, а я приземлил свою пятую точку в глубокое удобное кресло пилота, расслабившись — здесь было уютно. Словами не передать, как это было уютно — привычно. Вот только главное я всё же изменить не в состоянии — это тот факт, что меня как и ещё одного неудачника затянуло в космическую временную воронку во время взрыва на земле какого-то научного комплекса — я слышал, что он должен был стартовать, но не придал этому большого значения — кажется, головастики решили исследовать искривления времени. Поисследовали, мать их за ногу — через всё время прошибло тахионным потоком — и я оказался в раструбе потока и вместе с несчастным Вороновым Петром провалился в точку куда эти тахионы нас дотащили — двадцать первое января тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.
Потянувшись вслепую включил питание двигателей, поднял корабль от земли лёгким движением штурвала и дал малый вперёд — невидимый для глаз наблюдателя корабль лишь слегка чиркнул днищем и убирающимися опорами по верхушкам деревьев и медленно поплыл по небесной глади.
Пётр Воронов — это непредвиденное обстоятельство и он меня раздражает — в том плане, что без его "попаданчества" всё было бы просто замечательно — я бы спокойно прожил здесь — долгую, счастливую и богатую по местным меркам жизнь — не вмешиваясь в известный мне ход истории — но вместе со мной провалился один дурачок, а он побежал сразу же рассказывать всем вокруг что он из будущего.
Этот придурок немало навредил мне — и сейчас я завёл в компьютер координаты места его обитания — он сначала обитал в небольшом домике, а потом его привезли на госдачу большие советские партийные функционеры. Конечно, я был патриотом, куда больше чем это туловище, но мысли бежать и помогать СССРу всем чем могу — у меня даже не возникало.
Тем более — чем я мог помочь?
Корабль разогнался до семисот километров в час и взял курс на госдачу, где зависал этот самый Пётр Воронов — последние разговоры его с товарищами — Шелепиным и Косыгиным были полны исторических откровений по поводу неудачи реформ товарища Косыгина и вообще — к нему относились как к говорящей голове.
Надо тогда уже приглядеть за ними — чего бы доброго не испортили историю своими резкими движениями и неадекватным поведением. Но перед этим неплохо бы сменить шлёпанцы и рубашку-гавайку на что-то более обычное для зимнего климата советского союза.
Вопрос с местными деньгами я решил самым решительным образом — добыл в космосе немного золота — там этого добра навалом, и продал его на чёрном рынке — получив несколько чемоданов с долларами. На них и жил без проблем — постепенно разменивая.
Не успел я вздремнуть в своей каюте — как корабль уже прилетел и завис над нужной точкой на высоте сотни метров. В полной невидимости. Позёвывая, я вышел из каюты, взглянув сверху — район отнюдь не фешенебельный — старомодные большие дома-госдачи, больше похожие на небольшие загородные виллы купцов девятнадцатого века — с высоким забором, охраной и соответствующим стилем. Госдача Шелепина имела большой просторный парк-сад. Но мне нужно было незаметным проникнуть внутрь здания.
* * *
*
Воронов сидел за своим ноутбуком — а я сел в кресло, закинув ногу за ногу, и снял невидимость — пухленький слегка узкоглазый молодой человек меня не сразу заметил и продолжал тыкать кнопки своего ноутбука.
— Ой, — он заметил меня, — простите, а вы кто? — напрягся малой.
— Товарищ по несчастью такого как ты. Хотя тебе повезло, — ответил я, покачивая ногой в кроссовке, — Ну здравствуй, Воронов.
— Вы меня знаете?
— Ещё как, ещё как. Знаешь, если бы ты не бросился изображать из себя мессию — то всем было бы правда намного лучше. Я серьёзно — ты сделал глупость и поспешил.
Воронов округлил свои раскосые глаза, посмотрев на меня внимательно.
— Я действовал по обстоятельствам.
— Верю, — вздохнул я, — хотя врёшь — обстоятельства не вынуждали тебя к немедленному действию.
— А можно мне обратно? — спросил он с надеждой.
— Нет.
— Почему?
— Не я тебя сюда прислал — не мне и возвращать. И это вообще невозможно — тахионный поток — штука очень нестабильная и малоизученная учёными даже в моём времени — не говоря уже про твоё. Ты удачливый засранец — если вообще выжил, попав в такую канитель — но всё равно, мне мало нравятся твои действия. Итак, Пётр, я застрял здесь ничуть не меньше твоего.
— А... ладно... — он заволновался, — то есть назад никак?
— Никак.
Воронов грустно вздохнул.
— Вот так всегда.
— И чего ему не нравится? Отличная экология, красивые девушки, красивые машины...
— Советский союз...
— Вот это да — это минус, — покивал я, — мало ли что в голову местным взбредёт. Это тоже минус, непредсказуемость — но с другой стороны — не всё так плохо — у тебя есть я. А я буду приглядывать за тобой — чтобы ты случайно не сломал историю к ебени матери.
— И что мне надо делать?
— Да ты и так уже выбрал линию поведения — что я могу тут поделать, — я достал из сумки, которая лежала около меня, бутылки и кинул одну Воронову: — угощайся.
Он поймал.
— Кока-кола... серьёзно?
— А что тебе не нравится? Только недавно купил в одном баре на побережье тихого океана в южном полушарии. В отличие от тебя — у меня чуть больше возможностей. Я подслушивал ваши недавние разговоры — могу сказать, что ты просто уникум — откуда ты столько всего знаешь?
— Ну... — он смутился, — у меня мама учитель.
— И всего то? Нет, родной, так много знать — это надо обладать редким талантом и редкими способностями к запоминанию — большинство людей твоего времени твоей эпохи — даже не знают основных деятелей компартии этого времени — максимум могут вспомнить брежнева и косыгина с микояном — но не больше.
Воронов пожал плечами:
— Значит уникум. И что делать?
— Ты у меня спрашиваешь? Ах, да, кажется, я не представился — меня зовут Лео.
— Пётр, — представился он в ответ на автомате.
— Ну и как тебя тут разместили, не обижают?
— Да нет в общем-то, — ответил он, оглядев окружение — комната была довольно просторной, но не сказать чтобы уютной.
— Это место похоже на больницу. Безликое совершенно. Вчера ты отдал Семичастному кусок парктроника своего автомобиля...
— Да, а что с ним?
— Да ничего, просто там учёные уже подняли шумиху по этому поводу — оказывается чутка слишком современная схема. Скоро он прилетит ругаться.
— Ну ёлки зелёные, — закатил глаза Воронов, — такая мелочь — всего то немного ошибся.
— Коммунистов обычно такие мелочи не волнуют. О, вон он едет. Кстати, Пётр, я слышал от тебя немало жалоб на отсутствие бытовых условий — не хватает много чего, верно?
— Ну... — он замялся и застеснялся, — в общем-то всем необходимым меня обеспечивают.
— Кое-что я могу тебе сделать на коленке, кое-что — купить и привезти, из того, что тебе необходимо для счастливой жизни. Кстати, ты ведь инженер-компьютерщик?
— Верно, — улыбнулся он.
— Ну да, в твоём времени много было возни с этим всем — это спустя пару десятилетий такая профессия практически исчезла... Аккурат после пандемии и войны.
— Какой войны?
— Третьей мировой.
— Нихя себе, ты меня не разыгрываешь? — он округлил глаза.
— Да зачем мне. Не бойся — ничего фантастического не случилось — просто развалилась американская гегемония. Ну и Россия, да и Китай подсуетились и вовремя подняли волну, чтобы оседлать новый мировой порядок. Удалось конечно далеко не всё, что хотели — но по крайней мере от того униженного прозападного существования, которое Россия влачила в твоём времени не осталось и следа. К две тысячи тридцатому доллар окончательно утратил роль мировой валюты, евро с ним на пару.
— Ничего себе, — удивлённо посмотрел на меня Воронов, — серьёзно?
— Серьёзней некуда. У меня есть гора видео с тех времён — картина маслом, так сказать. Впрочем... — я задумался, — много знать вредно. Я тут сейчас вещички прикажу доставить — ты не против?
— А я то что — не моя квартира.
Я приказал кораблю. Неживую материю можно было перемещать гораздо проще, чем живую — просто перенеся её на нужное место с помощью телепортации — с людьми такой трюк не проходил.
Посреди гостиной, в которой занимался своими делами Воронов, появилось множество ящиков, коробок, сумок, как будто небольшой переезд. Я поднялся.
— Ну что, распаковка?
— Что?
— Ах, да, ты не из того времени. Я всё время путаю твой две тысячи десятый с более поздними временами — когда основные форматы уже появились. С другой стороны так даже лучше, — я достал из кармана небольшой канцелярский ножик, выдвинул лезвие, — кое-что из этого я купил пока путешествовал по миру, кое-что сделал на корабле.
— Каком корабле?
— Космическом. Небольшом, правда, но изготовитель у меня имеется, — я подцепил полиэтилен на коробке и распечатал первую, — считай что у меня вредная плюшкинская привычка прикупать всякое барахло впрок во время путешествий.
Воронов взял небольшую коробочку, на которой был изображён смартфон.
— Это то, что я думаю?
— Это? Смартфон образца две тысячи двадцатого года.
— Ничего себе. Круто.
— Не то слово. Распаковывай, пользуйся — правда главное — мобильную связь и интернет, ты не получишь.
— То есть ты можешь такое сделать... это открывает существенные перспективы.
— Но-но, фабрикой работать я не собираюсь, — я положил на диван сумку, — здесь одёжка — по пути прихватил на твой размер — в разных странах. Чтобы ты не выглядел совсем уж зачуханным в своих джинсах.
— Нормальные джинсы.
— Тут есть ещё несколько штук — тебе понадобятся.
Он раскрыл пакет, повозился в нём и взяв, пошёл переодеваться. Переоделся — уже совсем другой человек — в смысле тот же, джинсы и кроссовки новые, более солидные, и сверху свитер-безрукавка аля-студент англии. Воронов прошёл к залежам коробок.
— Ничего себе, а это что? — он достал коробку, — тут нарисован проектор. Цифровой, между прочим.
— А, да, это проектор. Я подумал, что может быть мне тоже стоит приобщиться к синематографу прошлого — вот и сделал его вместо большого телевизора — дешевле и проще, и местным не будет никакого шока. Транслировать он умеет видео через смартфон или через обычную флешку.
Воронов открыл самую большую коробчину...
— А это...
— Принтер. Обычный лазерный принтер — с встроенным сканером, цветной. Тут ещё ящик бумаги я припас для него и пару сменных картриджей.
Воронов им обрадовался больше всего. Но не так сильно, как... бритве. Точнее — триммеру и бритве, порознь — ему это понравилось. Побежал бриться. В этот момент в гостиную вошёл не кто иной, как Семичастный, Владимир Ефимович — добрым и милым он не выглядел — был зол и готовился разнести в пух и прах Воронова. Оглядел меня и коробки, из которых я постепенно доставал то, что сделал для Петьки.
— Добрый день, а вы...
— Лео. А вы, Владимир Ефимович, толи опоздали, толи пришли рано — но Воронов убежал бриться — я ему пару хороших бритвенных принадлежностей привёз и он побежал ими пользоваться.
— Кто вы? — он напрягся.
— Ну не нервничайте так. Товарищ по несчастью вашего мальчика — то есть Воронова.
— Товарищ по несчастью? — он задумался, — вы тоже... того?
— Можно и так сказать. Да что вы в пальто стоите — раздевайтесь, здесь жарко, проходите. Я так понимаю, вы всё-таки показали людям схему из парктроника и это оказалось немного мимо?
— Откуда вам известно?
— Я за вами немного наблюдаю, — улыбнулся я, — совсем чуть-чуть. Зря вы прибыли сюда в таком настроении — для абсолютного большинства людей эпохи Петра Воронова — обычно если они из вашего времени вспомнят только арабо-израильские конфликты, вьетнам, революцию в китае, а ещё Косыгина и Брежнева — на этом знания среднестатистического обывателя о шестидесятых исчерпаны. Вы молиться должны что у вас есть человек, который может вспомнить так много — почти как профессиональный историк. Просто так взять артефакт из будущего и наобум — без проверки специалистов, повезти его показывать спецам — было несколько самонадеянно и с вашей, и с его стороны.
