Люди в рогожах. Из истории Ижевского белогвардейского восстания

"Люди в рогожах"

(1918 г.)

С первых дней "Октябрьской революции" буржуазия пророчила трёхмесячное существование Советской власти, но убедившись в 1918 г., что пророчество не сбывается, избрала для свержения Соввласти путь вооружённых кулацких выступлений, и большую услугу в этом оказали ей эс-эры и меньшевики.

Одно из таких кулацко-эс-эро-меньшевистских вооружённых восстаний охватило Сарапульский уезд, о котором я и хочу поделиться воспоминанием.

Местом начала этого восстания был гор.Ижевск с несколькими десятками тысяч рабочего населения, но это не помешало вождям контрреволюции сколотить в Ижевске своё гнездо и сделать своё предательское дело.

Почва для контр-революционного гнезда в Ижевске благоприятствовала, с одной стороны крупная с.-р. организация, и с другой — рабочий Ижевска — это местный житель, мелкий собственник, имеет дом, корову, землю, с крестьянской мелко-буржуазной психологией, не проварившись ещё в пролетарском котле, легко поддавался под влияние эс-эро-меньшевистских агитаций, тем более, что вожди с.-р. меньшевиков не только не были изолированы, но свободно расхаживали на митинги, собрания и открыто призывали к свержению Соввласти, используя как средство своей агитации тяжёлый продовольственный кризис того времени, и без того сильно волновавший ижевского рабочего.

Почва к выступлению постепенно подготовлялась и толчком послужил образовавшийся в это время Чехо-Словацкий фронт (захват гор.Казани),который требовал пополнения бойцами.

Лучших революционных рабочих, а также военную силу Ижевский Совет отправил на фронт, этим воспользовались вожди контр-революции и дали сигнал к вооружённому выступлению.

Эс-эро-меньшевистское выступление.

7-го августа в 11 часов утра был созван на заводском дворе митинг в несколько тысяч человек. Выступающие с.-р.-меньшевистские [100] ораторы, во всём обвиняя "большевиков", призывали об'единиться с Казанью для совместной борьбы с большевистской властью, обещая при свержении сытную вольную жизнь. Когда масса была наэлектризована контр-революционными призывами, достаточно было выкрика "к оружию", как многотысячная толпа бросилась к вблизи стоящему оружейному складу и, вооружившись винтовками, приступили к обезоруживанию и расстреливанию большевиков.

Первым их местом наступления был совет рабочих и солдатских депутатов, а последним был арсенал (оружейный склад), который до 4 часов ночи защищался небольшой группой коммунаров во главе с военным комиссаром тов.Халмогоровым, погибшим в этом бою.

С 8 августа диктатуру пролетариата в Ижевске сменила трёхмесячная диктатура буржуазии, стоящая тысячи жизней рабочих и крестьян. Только в день первой годовщины "Октябрьской революции" (7 ноября) красная армия отвоевала гор.Ижевск.

Ижевцам за их вооружённое выступление весьма благодарен должен был быть адмирал Колчак, т.к. красная армия, уделив внимание Ижевскому выступлению, отвлекалась в течение трёх месяцев от Колчака, что дало возможность ему укрепиться и дойти потом до Казани.

Ночь в Ижевске.

Весть об Ижевском восстании быстро распространилась по району, и я узнал верстах в десяти по Гольянской жел.дор. Поезд в Ижевск отказался следовать, решил итти пешком и к вечеру по приходе в Ижевск, на окраине уже встречались с.р.меньшсвистские патрули, которые у встречных проверяли документы, арестовывали, расстреливали. Пробраться дальше не было возможности, и я остановился в квартире отца, жившего на окраине. Ночь томительно тянулась. У арсенала постепенно затихала стрельба, и заканчивался последний бой.

Дождавшись утра, я вышел на улицу. Вооружённые с белыми повязками на фуражках (не смешивайте, мол, нас с красными) шныряли, искали жертв, арестовывали, кто только имел какое либо отношение к Советам. Оставаться в Ижевске было опасно, ибо можно было нарваться на знающих мою партийную принадлежность, и как мне сообщили, меня уже искали. [101]

С большой осторожностью добрался до леса, прошёл вёрст восемь тропинкой и у речки нарвался на заставу. Никакие убеждения не помогли, и меня воротили под конвоем в штаб. Но дороге я вёл себя вне подозрения, разговаривая с конвоем, угощая папиросами, расположил их к себе и уловив удобный момент — бежал в лес. Пущенные пули вслед — миновали, и только позднее ночью с осторожностью просёлочной дорогой добрался я в Сарапул.

Наступление на Ижевск.

Об Ижевском вооруженном выступлении в Сарапуле уже знали от прибежавших товарищей раньше меня. Для подавления этого восстания 10 августа в Сарапуле было сформировано два отряда. Один в 300 человек, в котором я был, отправился в Ижевск через Гольян, второй в 400 человек ушел через Агрызь. Последний был окружен у Ижевска и целиком попал в плен; наш-же отряд почти без боя подошёл 18 августа к Ижевску, где встретил сопротивление и начались бои.

В это время в Ижевске офицерством производились массовые расстрелы, это вызвало среди рабочих большое негодование, и население отказывалось было пойти на фронт, требовали сдаться. Но под угрозой расстрела (около 40 рабочих, отказавшись пойти на фронт, были расстреляны на главной улице у всех на глазах) офицерская власть выгнала многочисленную армию. После семидневного боя наш небольшой отряд не выдержал перед десятитысячной армией и побежал.

Эс-эро-меньшевики в Сарапуле.

После поражения под Ижевском с.р.меньшевистская армия под командой офицерства быстро двинулась вперёд и 30 августа в 5 часов утра вошли в Сарапул. Начались аресты, я был арестован на своей квартире и приведён в штаб, куда были приведены т.т.Седельников, Будрин, Шагалов, Мутьян и др.свыше 100 человек. В 12 часов дня осмотреть арестованных пришел в штаб пьяный офицер Панин, который, обходя арестованных, награждал руганью, угрожал расстрелом, и наконец, взгляд его пал на меня (я был хорошо с ним знаком лет десять) [102]

— Ты зачем? — спросил он.

— Для выяснения личности задержали, — отвечаю.

— Иди домой.

Воспользовавшись этим, я ушёл, но вечером был я вторично арестован и приведён в контр-разведку. "Этот красный наступал на Ижевск", — передаёт начальнику один из арестовавших меня, и меня посадили в тёмную камеру. Сижу один и о судьбе других арестованных мне не известно. Поздней ночью в открываемой двери показался начальник разведки, показывая на меня, сказал пришедшему конвою, среди которых был Сарапульский торговец Леденцов: "Вот его, да не зевайте", — конвоиры щёлкнули замками винтовок, окружили меня цепью и повели по Красной улице по направлению к речке Сарапулке.

Ночь была тёмная, благоприятствовала побегу, заговариваю с конвоиром:

— Куда меня ведут? — спрашиваю.

— Туда, куда наших водили, — отвечает конвоир-торговец.

Зорко наблюдая за движением конвоиров, проходили мост р.Сарапулки, приближаемся к винному складу, охраняемому часовыми (мне не было известно, что винный склад превращён в тюрьму), привели в контору, обыскали и посадили в камеру ?2. Камера шагов 12 в длину и ширину, арестованных же было человек 40, которые разместились на нарах и по всему полу. В камере духота, вонь. Среди арестованных увидел т.Зыкова (Ижевский рабочий партиец) и пристроился к нему на нары. К нам подошел тов. Мутьян (партиец), и мы провели до утра в разговоре, и так потекли тяжёлые кошмарные дни и ночи.

Тюремные условия были невыносимые, прогулок не было, и круглые сутки находились в душной вонючей камере, битком набитой арестованными. "Парашка" выносилась раз в день, бани не было, паразиты заедали. Питание состояло из горячей воды и водяной вонючей похлёбки. На все требования отвечали избиением, расстрелом. Тюрьма была переполнена, а арестованных беспрерывно приводили, и ежедневный приход арестованных всё же едва превышал ночной "расход" (расстрел).

Расстрелы производились ночью, жертвы подготовлялись предварительно днём и переводились в камеру "смерти", а ночью приходила контр-разведка и уводила их в "расход". Это делалось с той целью, чтобы не разглашать существовавшие расстрелы, так как с.-р.меньшевики опровергали перед населением свои расстрелы, которые [103] производились иногда и днём. В 11 часов дня 4-го сентября группа офицеров явилась в тюрьму, взяла из камеры "смерти" тов.Пиминова и ещё которых фамилии не помню и увели в лес (под видом в Ижевск). "Сегодня днём увели в "расход", — передаётся из камеры в камеру.

Днём 12 сентября явилась в тюрьму опять таже группа офицеров, взяли т.т.Седельникова, Беляева, Шагалова и многих других и увели по направлению к Старцевой горе. Расстрелы в две смены об"ясняли мы быстрым продвижением Красной армии к Сарапулу. И за каждоё своё поражение на фронте, жестоко мстилось арестованным.

Расправа контр-разведки.

18 сентября около 10 часов вечера я услыхал крик, стрельбу, доносившиеся с конца коридора. Подумал: начался преждевременный побег (побег предполагался на утро), передал тов. Зыкову и Мутьяну "приготовиться", прислушиваемся: топот ног приближается, щёлкнул замок нашей камеры, и в дверь влетают человек 30 вооруженных контр-разведчиков во главе с Орловым. "Раздевайтесь", — подаётся его команда, началась расправа прикладом, штыком, раздели всех до белья. Я в награду получил несколько ударов, т.Зыков штыковую рану и т.д. Наша камера закончена, перешли в следующую, и долго доносились крики, стоны, удары.

Обход камер затянулся далеко за полночь. Начался вызов в "расход".

— Зыков выходи! — кричит Орлов, возвратившись к нашей камере.

— Прощайте, товарищи, — прощаясь с нами, сказал т.Зыков.

— Прощай, тов.Зыков, — ответила камера, и, сняв с себя рубашку, передав мне (я был раздет до гола), т.Зыков вышел. Долго ещё слышался вызов фамилий из других камер, наконец, затихло.

В эту кошмарную ночь арестованные всей тюрьмы были раздеты, избиты и плюс 18 человек расстреляны. "Это вам за Елабугу", — приговаривали контр-разведчики (г.Елабуга был занят красной армией).

Камера "смерти".

Ещё с утра 25 сентября по камерам распространился слух, что сегодня расстреляют 25 "большевиков". Часов около 5 вечера начальник тюрьмы обходил камеры и по списку вызывал "предназначенных". [104]

Войдя в нашу камеру, предварительно предложил выдать "большевиков", обещая в дальнейшем прекратить расстрелы, и стал вызывать:

— Мутьян, Невлер, Вечтомов — выходи.

— Прощайте, товарищи, — простились мы и вышли.

Нас привели в камеру "смерти", куда вскоре были приведены из разных камер остальные "смертники", которыми оказались т.т. Вильда, Зылев, Будрин, Якунин, Комаров, Анисимов, Мутьян, Невлер, Вечтомов, Коротков, Шемякин, Кочуров, Краснопёров, Бауган, Бойков и т.д. 25 человек (остальных фамилии не помню).

— Товарищи, нас скоро поведут расстреливать, нападём на сопровождающий конвой, — заявил тов.Вильда.

Быстро условились "начать" по сигналу т.Вильда и улеглись на нары, ожидая прихода контр-разведки. "Идут!" — прислушивались к каждому производящему шороху в коридоре. Медленно тянулись кошмарные минуты, ожидая — вот, вот, идут.

Не вытерпели нервы у тов.Мутьяна: "Не дамся живым, повешусь". Гвоздь в стене и шнурообразный пояс послужили орудием, и простившись с нами, тов. Мутьян приступил к самоповешению, долго мучился, обращаясь неоднократно к нам за помощью.

Наконец, повис. Вдруг стук павшего тела разнёсся по камере. "Несчастье — гвоздь не вытерпел", — проговорил тов. Мутьян, пробовал было ещё, но стук привлёк внимание Начальника тюрьма, которой поставил часовых наблюдать за камерой.

Тишина, только доносился взрыв снарядов. Это красная армия наступает, и изредка шорох с коридора, вызывал тревогу у "смертников".

А контр-разведка не идёт, очевидно удрала, напугавшись наступлением Красной армии, и не успела расстрелять "предназначенных".

Наконец, рассветало, и первая кошмарная ночь в ожидании расстрела прошла. Днём было менее тревожно, но с наступлением ночи опять прислушивание к каждому шороху, ежеминутно ожидая прихода контр-разведки.

Итак, семь кошмарных ночей, и каждый шорох, каждое движение в коридоре вызывало тревогу у "смертников", ежеминутно ожидая своего расстрела. [105]

БАРЖА

(Плавучая тюрьма)

Рано утром 1-го октября, из окон камеры мы увидели идущий к тюрьме усиленный отряд.

— Идут. Настал наш час, — решили мы, сожалели, что это совершается днём.

Отряд вошёл в тюремный двор, вскоре донёсся щёлк замков дальних камер, а потом топот ног, шум и выкрики: "Нас эвакуируют".

Арестованных камера за камерой отправляли под конвоем к реке "Каме". Нас увели последних. Посадили в баржу, стоящую у берега; в барже уже находилось до тысячи арестованных. Когда всех арестованных посадили, люки закрыли и баржу поставили среди "Камы" на якорь, в барже было темно, холодно, грязно, на вершок воды, покрытой тонким слоем соломы, на которой расположились "вповалку" арестованные.

На рассвете баржу сняли с якоря, и повели вверх по "Каме", тов. Мутьян обдумывал побег.

Посоветовавшись с нами о побеге, он попрощался, взял "парашку" и попросился у часовых вынести её. Часовые открыли люк, тов. Мутьян вылез на палубу и вместе с "парашкой" полетел через борт в "Каму". После нескольких выстрелов часовые спустили лодку и погнались.

Поймав тов. Мутьяна, его притащили на палубу, расправились с ним и труп бросили в "Каму".

Днём баржу привели к Гольянам (40 верст вверх по реке "Каме" от гор.Сарапула) и поставили опять на якорь среди "Камы" куда вскоре прибыла контр-разведка, которая открыла люк и начала вызывать: "Ходырев. (Ижевский рабочий сидел со мной в 1907 г. в Сарапульской тюрьме). Выходи". И так вызвали 24 человека. Всех вызванных расстреляли, и сбросали в "Каму".

Ночные расстрелы в тюрьме, были заменены ежедневно дневными на барже.

Баржа снаружи (на палубе) охранялась часовыми, которые на просьбу арестованных "дайте хлеба" (арестованным выдавалось на 3-4 дня с 1/2 ф. хлеба и воды с "Камы") открывали люк, и [106] давали, но за каждый свой кусок хлеба требовали от арестованных сапоги, пальто и т.д., что случайно осталось не отобранным, и если арестованный не соглашался, на такой "товарообмен", тут-же вызывался часовыми на палубу, намеченное отбиралось, а самого расстреливали и такой "работой" часовые гордились.

— Мою грудь украшает комиссарская кровь, — стуча себе по груди, говорили часовые после каждого расстрела.

Массовый расстрел.

Утром 30-го октября на баржу прибыла контр-резведка. Открыла люк: "Вылетай, как пробка, по пять человек!" — раздаётся команда. Пять человек поднялись не палубу, раздались выстрелы.

— Следующие вылетай! — повторилась команда, я вышел во втором пятке.

— Как фамилия? — кричит офицер со списком в руках.

— Петров, — отвечаю (я скрывал фамилию свою).

Перед глазами представилась следующая картина: на палубе валяются трупы (Комарова и Ярамаского Предсельсовета, фамилию забыл), на борту расстреливают трёх братьев Краснопёровых, Вечтамова колят штыками и двое со штыками замахнулись на меня.