Эпоха холода

Внимание!!! Оба мира — 100% выдумка. Все описанные люди и события вымышлены и не основаны ни на каких реальных событиях.

Пролог

'Ну вот и конец вахты', — подумал Владимир, входя в купе. Не только этой вахты, но и в целом конец работы на вахте — заявление подписано, трудовая получена. Можно и возвращаться в родное Поволжье. Всех денег, как известно, не заработаешь, а работать в поселке в полусотне километров от ледника — то еще удовольствие. Недаром постоянного населения здесь практически не осталось... Закинув на полку чемодан с вещами, Владимир пристроился на полку и, откинувшись назад, уставился в окно...

Когда-то, если верить рассказам людей, население Воркуты достигало 65 тысяч человек — сейчас постоянного здесь оставалось лишь около десяти тысяч. Все остальные были 'приезжими'. Разве что причины приезда были разными. Кто-то был здесь по приговору суда, а кто-то ехал на заработки... И пусть больше половины бывшего города представляют из себя сплошные руины, но Союзу нужен уголь, а потому поселок будет существовать до тех пор, пока его окончательно не накроет ледник.

— А вот и ваше место, — отвлек Владимира от разглядывания уже знакомый голос проводницы.

Оглянувшись в сторону двери, он увидел, как в купе водит какой-то щупленький мужичок с небольшим чемоданчиком, внешность которого как-то совершенно не вязалась с окружающей обстановкой. И что он тут, на северах, забыл-то? Тут чтобы работать — железное здоровье иметь надо...

— Здравствуйте, товарищ! — уже усаживаясь напротив, произнес мужичок. — Будем, значит, попутчиками? Меня, кстати, Андреем зовут.

— Значит, будем. А я Владимир. Или можно просто Вова.

— До Москвы едете? — поинтересовался попутчик.

— Сейчас да, — согласился Владимир. — А оттуда уж в Саратов поеду...

— А я вот до Москвы только.

Начавшийся было разговор внезапно прервал свисток тепловоза — и поезд начал потихоньку набирать ход... Впрочем, особо общительным Владимир никогда не был — особенно с незнакомыми людьми.

Бывшую станцию Чум поезд пролетел уже поздним вечером — впрочем, про то, что когда-то здесь была станция, сейчас напоминали лишь развалины станционного здания, пара давно заросших тундровой растительностью боковых путей и отходящий от станции путь Мертвой дороги с полуразрушенными останками стелы с надписью 'Трансполярная магистраль и барельефом с картой дороги, и 'закрещенный' выходной светофор со станции...

— Жили ж ведь когда-то люди, — нарушил молчание попутчик Владимира. — Если б не эти гребаные американцы...

— Ага, — кивнул Владимир, особо не желая ввязываться в разговоры. — Американцы тем взрывом всему миру свинью подложили...

Последний поезд здесь, насколько он знал, прошел где-то летом 1967 года — когда в конце первого, холодного и снежного, лета 'новой эры' эвакуировали население Норильска. Каких трудов тогда стоило прочистить полторы тысячи километров дороги посреди бескрайней тундры и вывезти население Норильска и еще нескольких более мелких городков и поселков — о том, пожалуй, можно написать целую книгу. А уж фильм 'Среди снегов' видел, наверное, каждый школьник... Но иначе эвакуировать без малого полторы сотни тысяч человек было попросту невозможно — как и невозможно обеспечить надежное снабжение всем необходимым для жизни. Вывозили только людей, побросали даже ценное промышленное оборудование, транспорт... Впрочем, тогда все надеялись, что это ненадолго... Года два-три — и климат придет в норму, а люди смогут вернуться в свои дома. Только этого не случилось уже никогда...

— Еще какую свинью! — воскликнул попутчик. — Еще какую! Вы-то, кстати, по каким делам тут?

— На заработки поехал, — поняв, что от мужика так просто не отвязаться, сказал Владимир.

— Понимаю, — согласился он, повторив общеизвестные истины. — Местного населения здесь практически не осталось, а стране как никогда в прежние времена нужен уголь. Много угля. Поэтому приходится платить большие деньги тем, кто согласится работать в таких условиях...

— Ага, — согласился Владимир.

— А я вот командировочный, — продолжил Андрей. — На воркутинскую мерзлотную станцию ездил.

— Что еще за станции такие? — удивился Владимир.

— Ну, если вкратце... В середине 1930-х годов в связи с масштабными планами железнодорожного строительства в районах вечной мерзлоты были созданы станции, занимавшиеся исследованием свойств вечномерзлотных грунтов. Результаты их исследований должны были помочь в проектировании и строительстве железных дорог и капитальных строений, — начал Андрей. — Собственно говоря, без этих исследований не было бы ни БАМа, ни Трансполярки... Однако после Извержения главная задача мерзлотных станций стала другая. Прежде всего, наблюдение за изменениями климата, руководствуясь которыми мы сможем дать долгосрочные прогнозы...

— И какие ж прогнозы выходят? — заинтересовался Владимир.

— Да хреновые прогнозы, — тяжело вздохнул Андрей. — Впрочем, что ледники наступают — ни для кого не секрет... Всю эту информацию в научных журналах регулярно публикуют.

— А сейчас что же, что-то новенькое нашли?

— Да как сказать... Вроде и новенькое есть — да только оно лишь подтверждает старое. Конечно, в Москве всю информацию, что мы собираем, еще на ЭВМ проверят — но тут и так все ясно. Глобальное похолодание уже никуда не денется. Земля промерзла так, что на севере прогреться за лето просто не успевает, с каждым годом охлаждаясь все больше и больше. Где еще десять лет назад была тундра — сейчас все покрыто слоем льда.

Ну да, про наступление ледников и впрямь всем известно было... За время Долгой Зимы земля успела хорошо остыть, морозами под -50 в центральной России уже никого не удивишь. А на севере начали активно образовываться ледники. Под лед ушли не только большая часть Канады и побережье Северного Ледовитого океана — досталось даже Скандинавии с половиной Карелии, Архангельской области, северным районам Якутии, Красноярского края и Тюменской области... Тот же Норильск пятнадцать лет назад окончательно ушел под лед — и теперь знаменитая Трансполярная магистраль, или Мертвая дорога, как привыкли называть ее в последние годы, стала дорогой в никуда. Примерно это Владимир и высказал попутчику.

— Начинается новая ледниковая эпоха, — согласился он. — На этот счет уже не может быть никаких сомнений. Так что вопрос уже не в этом.

— А в чем же тогда?

— Вопросов, на самом деле, три. Продолжительность, интенсивность и скорость наступления...

— И что же говорит на этот счет наука? — усмехнулся Владимир.

— Ну если говорить о предварительных данных, то вероятнее всего темпы похолодания замедляются. А вот на счет остального ничего конкретно сказать пока невозможно... Может через сто лет закончится — а может и через сто тысяч. Но точно не в ближайшие годы. Может быть, только северные районы Союза ледник накроет. А, может быть, и до Москвы дойдет, а то и южнее...

— Понятно, что ничего не понятно, — усмехнулся Владимир.

Жилых мест на севере осталось, пожалуй, гораздо меньше, чем заброшенных. Первые сутки пути поезд ехал практически без остановок, пролетая мимо выселенных и заброшенных поселков и полустанков. Большинство из них прекратило существование уже много лет назад — люди уезжали на юг, куда постепенно перетаскивали основную часть промышленности и практически все сельское хозяйство. Бросали родные дома без всяких надежд на скорое возвращение. Теперь от этих мест оставались лишь руины домов, заводов, станционных построек... Лишь изредка за окном мелькали огоньки еще обитаемых мест — но и это, чаще всего, были технические станции, единственной задачей которых было поддержание работы железной дороги. Которую, пожалуй, лет через двадцать постигнет участь все той же знаменитой Трансполярной магистрали. Инта и Ярега — шахтерские поселки, больше половины людей в котором — вахтенные. Печора и Микунь — бывшие города, а нынче крошечные поселки железнодорожников. Чиньяворык — крошечная грузовая станция. Ухта и Сосногорск — город нефтяников и поселок энергетиков. Вот и все еще не заброшенные людьми места. Более-менее обжитые места, как давно уже знал Владимир, начнутся лишь после Котласа...

— Да, вымер Север, — проезжая мимо очередной заброшенной и ликвидированной станции, произнес Андрей.

— Ага, — согласился Андрей. — Лет через пятьдесят уж и не вспомнит никто, что здесь целые города с поселками Владимир.

Первыми признаками приближения к Котласу стали протянувшиеся на некотором отдалении от дороги гигантские тепличные комплексы для выращивания овощей. Практически неизменный элемент пейзажа окрестностей любого более-менее крупного населенного пункта не только севера, но и средней полосы. Хоть, казалось бы, Долгая Зима давно и окончилась, но тепличные комплексы никуда не делись. Зачем уничтожать то, что можно использовать по назначению и в новых условиях? Те же гидропонные фермы до сих пор продолжали действовать — хотя многие и считали их убыточными, но гарантированный, не зависящий от капризов природы, результат был важнее...

По пути Владимир еще несколько раз общался с попутчиком, но больше ничего особенно интересного Андрей не сказал. Традиционно вспоминали, с соответствующими комментариями, Катастрофу и ее последствия, вспоминали про тех, кто не смог пережить Катастрофу. Как ни крути, но только в СССР за те годы умерло без малого пять миллионов человек. Кто-то погиб в результате наводнения, которое буквально стерло с лица Земли города и поселки Курильских островов и тихоокеанского побережья Камчатки, кто-то в результате разрушений от начавшихся вскоре после начала извержения массовых землетрясений, кто-то замерз в бураны Долгой зимы... А кто-то и помер от голода в самую тяжелую вторую зиму — когда запасы с урожая 1966 года уже подходили к концу, а тепличные комплексы и гидропонные фермы еще производили недостаточно еды для полноценного обеспечения населения, а потому нормы выдачи продовольствия пришлось сильно урезать... Особенно тяжело тогда было в заполярных городках и поселках Восточной Сибири, добраться до которых оказалось практически невозможно...

И это в СССР, где все время привыкли готовиться к худшему. Прежде всего, правда, к потенциальной ядерной войне с НАТО. По сравнению с этим зима, пусть и необычайно долгая и холодная, была событием пусть и неприятным, но все же не катастрофическим... А вот в остальном мире все было еще печальнее. Что уж тут говорить, если прежних государств в мире не осталось почти ни одного...

Спустя почти двое суток Владимир приехал в Москву, где предстояло пересесть на поезд до Саратова. Столица встречала хмурыми облаками и сильным холодным ветром — словно и не август месяц... Выйдя из вагона и оглядевшись, он первым делом направился в метро. Жетоны у него заранее были, так что даже покупать не придется. Уже спускаясь под землю, Владимир обратил заметил, что что-то в метро неуловимо изменилось, однако, пройдясь вдоль станции, так и не заметил ничего. Все те же колонны, те же люстры. Так же смотрят с мозаик портреты военачальников прошлого, так же смотрят с трибуны Мавзолея советские руководители середины 40-х годов. И все также вручает гвардейское знамя советский Вождь. Да, в те годы, когда строилась станция, никому бы, и в голову не пришло, что совсем скоро по историческим меркам главным врагом СССР станут вовсе не вражеские страны, не люди, а самая что ни на есть природа... Пусть и не без 'помощи' американцев.

И лишь уже вскочив в вагон подъехавшего поезда, Владимир вдруг догадался, что же поменялось. Освещение. Привычный желтоватый свет сменился более ярким и белым, словно на улице в солнечный день. И причину этих изменений он понял быстро. Светодиодные лампы. С год назад, помнится, по телевизору показывали про них в новостях. Какой-то ученый, вспомнить фамилию которого сейчас никак не удавалось, говорил еще, что очень скоро новые лампы полностью заменят традиционные 'лампы Ильича'. Будущее, дескать, именно за светодиодными лампами.

Доехав до Павелецкой, Владимир вышел из вагона — и тут уже окончательно удостоверился в том, что все понял правильно. Как и на Комсомольской, освещение станции оказалось полностью переведено на светодиодное освещение. По всей видимости, это было централизованной политикой руководства метро. Даже если сейчас такая замена и была еще не повсеместной, то это ненадолго. Впрочем, его это мало волновало — просто было несколько непривычно.

Добравшись до Павелецкого вокзала, Владимир получил заказанный заранее заказанный билет на саратовский поезд и отправился в зал ожидания. До отправления оставалось почти три часа...

Как ни странно, но в Саратове оказалось тепло и солнечно. Прямо напротив здания железнодорожного вокзала на постаменте громоздился новенький памятник — СРШ-10 с лаконичной подписью 'Слава советским железнодорожникам!' Недавно выкрашенный в стандартный желто-оранжево-серый цвет, он казался новеньким, только с завода. Знаменитый шнекороторный широкозахватный снегоочиститель. Еще одно воспоминаний про Долгую зиму — последний из них был выпущен в 1971 году, так что представленному экземпляру никак не могло быть меньше 50 лет.

История их создания была простой — ее знает каждый советский школьник... Еще в середине первой зимы стало понятно, что обычная техника с трудом справляется со своей задачей. Поначалу для расчистки железных дорог, ставших в новых условиях 'магистралью жизни', использовались обычные плужные снегоочистители — однако если на насыпях они со своей задачей справлялись свободно, сбрасывая снег с насыпи, то на равнинах, не говоря уж о проложенных в низменности дорогах, начались проблемы. Плужные снегоочистители лишь сдвигали снег, образовывая снежный вал вдоль дороги, однако этого было недостаточно. С новыми снегопадами вновь заметало дороги — и отбрасывать снег становилось больше некуда. Щеточные же снегоочистители просто не справлялись с вывозом огромного объема снега... На помощь приходили трактора и военная техника... Но прогнозы климатологов не радовали, уже было понятно, что дальше будет только хуже. Потребовалась специальная техника для расчистки дорог — так и был создан шнекороторный широкозахватный снегоочиститель, который немедленно запустили в производство на всех заводах, способных производить подобную технику... Из-за медлительности их, правда, использовали либо после особо мощных снегопадов, либо когда вдоль дороги накапливался большой снежный вал...

После окончания Долгой зимы почти все СРШ-10 были отстранены от эксплуатации за не востребованностью. С расчисткой дорог теперь успешно справлялись обыкновенные плужные и роторные снегоочистители, в широкозахватных монстрах просто не стало необходимости. Особенно с учетом их габаритов — во время Долгой зимы их использование потребовало демонтировать не только остановочные платформы, но и большую часть опор контактной сети, оборудования переездов и даже светофоров на тех участках дорог, где использовались СРШ-10. Поэтому нынче они продолжали работать лишь кое-где на севере, где ни о какой электрификации не шло и речи, а снегопады были не хуже, чем в Долгую зиму...