|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Стоя на вершине горки рядом с Йюном, Йаати ощущал себя как-то странно. Двор вокруг них был совершенно пуст. Уже темнело; на прожекторной вышке стадиона, возвышавшейся над крышей длиннейшей пятиэтажки, горели яркие ксеноновые лампы, бросая вниз призрачные лучи света. В столь необычном ракурсе она казалась Йаати невероятно огромной. Впечатление ещё усиливали наплывающие с востока, из-за могучих тополей за оградой детского сада, туманные, необычно низкие тучи. Верхушка башни утонула в них и теперь была похожа на остров, окружённый со всех сторон водой. И в этой воде, в этом странном свете, исходящем от нависших туч, на фоне серой стены и покрытого тёмными пятнами асфальта, стояла девочка в белом платье. Она была очень похожа на Йюна, но только глаза у неё были тёмно-карими, и волосы у неё тоже были тёмными, а не ярко-рыжими, как у Йюна. Девочка стояла неподвижно, глядя на них, и улыбалась. Йаати посмотрел на неё, потом на Йюна, а потом вновь на девочку. Казалось, что неземной голубоватый свет падает прямо с неба. Он то пригасал, то вспыхивал ярче, пробиваясь сквозь плывущие лохмы тумана. Один из его клочков проплыл совсем рядом с горкой и Йаати вздрогнул, словно очнувшись. Поднявшийся вдруг ветерок дышал неожиданным холодом. Он ощутил, как по коже разбегается озноб.
— Я домой пойду, — буркнул он, покосившись на Йюна. — Поздно уже, да и холодно.
— А? — Йюн оторвался от зрелища и повернулся к нему. — Ладно, я тоже, — он снова взглянул на совсем пропавшую в тумане башню. — Прямо божественное знамение какое-то...
Йаати тоже взглянул вверх. В самом деле, пробивавшийся сквозь тучи свет выглядел в точности так же, как рисуют его в старинных книгах. По идее, зрелище должно было внушать благоговение, но ему, невесть отчего, стало вдруг тревожно, словно что-то сломалось в самом его мире...
— Ладно, я пошёл. Завтра увидимся, — он простился с Йюном, звонко хлопнув ладонью об ладонь, потом скатился по крутой длинной лестнице и бодро зашагал направо вдоль бесконечного дома. Девчонка уже давно ушла, тишина и пустота вокруг тревожили ещё больше, словно и не вечер праздника...
Впрочем, свернув наконец в подворотню, ведущую на улицу, он сразу же налетел на небольшую толпу. Невысокий мужчина в престранном наряде — громадном чёрном цилиндре, ещё и расширявшемся кверху, чёрном сюртуке, чёрных брюках с широченными красными лампасами и в коротких чёрных сапогах что-то эмоционально объяснял милиционеру, пребывавшему в честь праздника при полном параде и даже при кобуре. На коричнево-смуглом лице — очевидно, накрашенном — выделялись тонкие чёрные усики и бородка клинышком. Тоже, наверно, накладные. Он без труда опознал фокусника — а из его реплик понял, что какие-то злые люди утащили крайне нужного для фокусов кролика, надо полагать, для проведения над оным кулинарных опытов. Сцена была откровенно комичная и в других обстоятельствах он бы рассмеялся... но его тревога лишь усилилась, словно обещанное небесными знамениями зло не заставило себя ждать.
Вдруг ему стало невероятно жалко и несчастного кролика, и фокусника, и всех людей, которым испортили праздник. Вслед за жалостью явилось возмущение — почему в его, чёрт побери, городе вообще творятся такие безобразия? — а вслед за возмущением явился гнев. Йаати с наслаждением набил бы мерзавцам морды, даже окажись они взрослыми, — но понятия не имел, где их искать, и от осознания собственного бессилия, от невозможности найти и наказать мерзавцев ему стало ещё гаже. К тому же, несколько ровесников смотрели на него откровенно насмешливо и Йаати невольно поёжился. Сейчас, в майке, с открытыми плечами, в куцых шортах (весьма похожих, честно сказать, на трусы), в пляжных шлёпках на босу ногу он ощущал себя почти голым — и уж точно был одет не по случаю и не по погоде. Но днём было очень жарко, он и представить не мог, что вечером станет так холодно...
Оставаться здесь ему не хотелось, протискиваться через толпу — тоже, и он торопливо зашагал дальше. Метров через сто дом кончился. За ним, за этим длинным домом, начинался новый квартал, совсем другой, — с узкими улочками, с частными домиками, с аккуратными клумбами и газонами, с вековыми деревьями. Вдоль домов шли дорожки, посыпанные мелкой галькой. По ним можно было пройти на пляж возле озера или в соседний квартал. Там находился небольшой рынок, где можно было купить фруктов — или же просто посидеть на лавочке у магазина и понаблюдать, как жизнь идёт своим чередом. Сейчас, конечно, магазин давно был закрыт, и рынок тоже...
Миновав этот квартал, он вышел на улицу. На самом деле, это была уже не улица, а довольно широкая дорога, вымощенная бетонными плитами. Вдоль неё стояли высокие, массивные, старые дома, обнесённые высокими заборами. Их дворики и палисадники были выложены прямоугольниками из серого и коричневого кирпича. Людей здесь видно не было и Йаати быстро зашагал дальше. Минут через десять дома кончились. Дальше была только дорога. Дорога, покрытая асфальтом, ровная, как стрела. А слева, метрах в двадцати, начинался пустырь. За пустырём росли деревья. Там начинался уже лес.
Он огляделся. Идти дальше было некуда. Йаати остановился и задумался. На пустыре было довольно тихо. Вдалеке слышался шум проезжающих машин. Справа — ничего. Слева — деревья и кусты. Под ногами — ровный асфальт. Времени у него была уйма. Но он не знал, что ему с ним делать.
Он сел на траву, поджал ноги и какое-то время молча сидел, глядя в темнеющее небо. Потом достал из кармана смятый листок — это было стихотворение, которое он написал вчера, но так и не донёс до дома. Он помнил его наизусть:
И смерть придёт.
И в пустоте
Я растворюсь без края
И без звука.
И в необъятной этой тишине
Меня найдет последняя разлука.
Разлука с миром будет навсегда.
И без него мне будет очень плохо.
И никогда —
Ты слышишь, никогда!
Мне больше никогда
Не сделать вздоха...
Вчера ему казалось, что это гениально. Сейчас, перечитав стих, Йаати передёрнулся, торопливо смял и отбросил листок, потом встал и осмотрелся, глядя на зловещий в сумерках пейзаж.
"Что я делаю здесь?" — с искренним удивлением подумал он.
Ему вдруг стало страшно. Он уже не хотел никуда идти. Ему захотелось вернуться домой.
Но дома его никто, увы, не ждал. Как всегда летом, его родители уехали в экспедицию, оставив дом на его попечение. Там было пусто и холодно. А он хотел тепла и уюта. И он решил идти дальше. Он пошёл вперед, куда глаза глядят. Пошёл быстро. Его ноги сами вели его. Он шёл, не останавливаясь. Он не знал, куда идёт. Он просто шёл вперёд. Он был один на пустыре. Далеко впереди он увидел огонёк. И шёл туда...
Но огонёк вдруг погас, словно его задули черти, и Йаати остановился, не понимая, куда идти дальше. Было уже очень темно, он едва различал землю под ногами.
— Надо найти укрытие! — сказал он себе вслух. — Идти туда сейчас опасно!
Он подобрал какую-то палку и пошёл в сторону, противоположную той, куда его тянуло чувство. Он шёл долго. И когда он уже не надеялся найти что-нибудь подходящее, перед ним выросло дерево. Ствол его был толстым, но ветви на нём были тонкие, словно у ивы. Йаати залез на дерево и устроился под его кроной, прислонившись к стволу. Ветки были мягкими и очень приятными на ощупь. Было холодно.
Йаати поднял голову и посмотрел вверх. Там было ещё холоднее. Высоко-высоко висело тёмное, серое, будто бы свинцовое небо. Оно было таким тяжёлым, что казалось, вот-вот упадёт, и тогда всё вокруг зальёт водой. Но Йаати не боялся. Он был уверен, что дождь не зальет его. Ведь он был под защитой огромного, могучего дерева. На этом дереве он и заночует...
..............................................................................................
Скоро окончательно стемнело. Начался дождь. Он ощутил, как капли воды падают с веток на его лицо. Ему стало противно. Йаати не любил дождь. Он был мокрым, холодным, и очень неприятным.
— Как холодно! — вслух подумал он. — Мне нужно согреться. Может, здесь есть какой-нибудь огонь?..
Он начал осматриваться вокруг себя. Но нигде не было видно ни одного огня, словно он не возле города, а в настоящей дикой глуши. А ему очень хотелось согреться. Он даже начал дрожать, ругая себя последними словами. Какого черта он вообще забрался сюда? Что он здесь делает? Ищет приключений на свою попу? Вот, уже нашел. Романтичная ночевка в лесу. И это ни фига не увлекательно, это очень неудобно, холодно и скучно. Хорошо хоть, что пока ему не хочется есть... ладно, не очень сильно хочется. По крайней мере, до утра он наверное дотерпит, а там можно будет пойти в город и купить булку в первом же магазине...
При мысли о булке в животе у него громко заурчало и Йаати поморщился. Голод как таковой его пока не очень доставал, но реакция организма уже немного пугала. Не хватало ещё слушать такой вот концерт целую ночь!.. А придется, потому что заснуть, сидя на ветке, он никак не сможет, а если и сможет, то свалится тотчас на землю и наверняка сломает себе что-нибудь. А заснуть на земле он тоже не сможет — она сырая и холодная. От одной мысли лечь на неё Йаати передернуло. Раньше он как-то не думал, что дикая природа настолько... негостеприимна. А ведь сейчас ещё лето, пусть и на исходе. Осенью он бы уже, наверно, натурально дал дуба. Правда, осенью он бы точно не попёрся в лес в маечке и в пляжных шлёпках. Которые, кстати, сейчас лежали где-то в темноте под деревом, потому что забраться на него в них было просто невозможно...
Йаати вдумчиво пошевелил зябнущими пальцами босых ног, потом вздохнул. Пошарил в карманах шорт, но в них ничего полезного не обнаружилось — ключи от квартиры и четыре монетки, две по двадцать лан и две по десять. Как раз на булку с молоком. Только вот сейчас никакой пользы от них не было, и Йаати с трудом удержался от желания забросить бесполезные кружочки в темноту. Лучше от этого ему точно не станет. А вот хуже очень даже может. Пусть не прямо сейчас, а потом... после... Не важно. Сейчас было холодно.
Йаати поёжился. Вдалеке, за полем, в темноте шумел город. Там кто-то, возможно, не спит, у кого-то в душе тоже неспокойно... Но Йаати не хотелось думать о том, что не только в его душе и сердце неспокойно, а вообще ни в одном человеческом сердце. Не хотелось. Его мысли были заняты другим. Совсем другим. Он думал о том, как найти выход из этой дурацкой ситуации. Нет, выход-то он выйдет, куда денется... Но ведь потом он снова попадет в какую-то другую ситуацию, может, ещё более фиговую. Нет уж, лучше не попадать, а то...
Он незаметно задремал и проснулся, поняв, что таки падает. Цепко ухватился за ветку и хихикнул — рефлексы диких предков, хорошо ещё, хвост во сне не вырос...
Йаати глубоко вдохнул сырой воздух. Спал он, казалось, всего миг, но дождь уже закончился, сквозь разрывы туч проглядывало небо и россыпь звёзд. Стало гораздо теплее.
Йаати снова глубоко вдохнул сырой воздух и в лицо ему ударил свежий ветер и запах леса. Никого не было, только он один, да ещё ветер, да тьма. И даже эта тьма была сейчас полна жизни, и в ней что-то шептало, шептало в такт его дыханию, в ритм биению его сердца. Йаати, Йаати... Призрачная тень, что скользит в ночи, тень от тени, тень тени... А ты — ты... Ты — это я, подумал он. Ты — моя тень. Ты — то, что я есть. Ты и я — мы одно. Мы — это ты, а ты — это мы, мы — это...
Его тело, его душа, его сердце, его разум, его дух — всё было единым, единым со всем миром...
Конец
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
