Моё смертельное счастье...

Пролог

Дождь...

Наверное, это был первый настоящий дождь в этом году. Не морось, не накрапывание, а настоящий полноценный ливень.

Кто бы мог подумать...

А ведь ещё час назад светило солнце, и на небе не было ни облачка.

Минут пять посмотрев на то, как беззастенчиво разверзлись небеса, я поняла, что не хочу стоять под козырьком, как и все.

Не хочу ждать.

Не хочу надеяться на чудо.

Чудес не бывает.

Горькая тень от улыбки всего на мгновение легла на губы и я, сняв солнечные очки и убрав их в сумку, решительно шагнула под дождь, наплевав на то, что у меня не было зонта. Волосы промокли уже через минуту, превратившись в сосульки, с которых не капало, а лилось. Пиджак намок моментально, особенно плечи и теперь вода медленно, но уверенно просачивалась под него. Я лишь на мгновение задумалась о телефоне и о бумагах: паспорте, блокноте и книге, лежащих в сумке, но лишь плотнее прижала её к себе, чтобы вездесущий дождь не пробрался внутрь.

Ерунда... подумаешь, блокнот. И даже паспорт... Даже телефон. Это всё ерунда.

До дома всего двадцать минут пешком, так что ничего не случится.

Непоправимого точно не случится.

Усмехнулась...

Последние несколько недель я могла лишь усмехаться и пытаться изобразить улыбку.

Не получалось.

Только подумала и снова поняла, что плачу. Ерунда...

Всё равно дождь, никто не увидит.

Да и рядом никого...

Прикрыв глаза, потому что помнила дорогу наизусть, я пыталась отрешиться от боли. Получалось плохо, но я старалась.

Мимо проехала машина, окатив меня грязной дождевой водой и забрызгав не только туфли, но и бежевую юбку.

Даже не дернулась. Даже не усмехнулась. Подумаешь, юбка...

Снова меня начала поглощать апатия. Вязкая, гулкая, глухая... За свои недолгие двадцать три года я ни разу не задумывалась о том, что мы смертны. Мне всегда казалось, что родители будут жить вечно. Глупая...

Случай. Нелепый. Страшный.

И всё.

И я больше не могу...

— Господи, почему... — наверное, этот вопрос задавали ему многие...

Но как и многим, он мне не ответил. Ни тогда, ни сейчас.

Снова машина...

На этот раз мне не повезло ещё больше, и меня окатили буквально с головы до ног.

Гадко...

Замерла. Закрыла глаза. Выдохнула...

И горько улыбнулась.

Реальность. Суровая реальность.

Мотнула головой и шагнула в сторону от края тротуара и подальше от проезжей части.

Сама виновата.

— Девушка!

Я поняла, что обращаются ко мне, только тогда, когда мужчина торопливо подошел ближе и попытался взять за руку.

— Деву...

— Не трогайте... — мой голос был сиплым, а слова невнятными, но мужчина понял их смысл и поморщился. Да, голос у меня неприятный.

Последние несколько недель...

— С вами всё в порядке?

— Да, — я старалась не смотреть на него и даже попыталась обойти, но он шагнул навстречу, и я прошептала: — Не надо.

— Я вас обрызгал. Извините. Вы далеко живете? Подвезти? У вас горе? Я могу...

— Нет, — в душе поднялась злоба. Неконтролируемая. Сокрушительная. Уничтожающая.

В первую очередь опустошающая меня саму.

— Но может...

— Уйди. С дороги. Не мешай. — Дождь мешал общению и кажется, стал ещё сильнее, но я с вызовом вздернула подбородок и, глядя прямо в его тёмно-серые глаза, процедила: — Ты ничего не можешь. А теперь уйди.

— Я могу помочь, — мужчина оказался занудным и упрямым. Одетым в дорогой костюм, серую рубашку и темно-синий галстук. А ещё довольно высоким и широким.

Наверное, именно поэтому ему не хватило ни моего сиплого, неприятного голоса, ни моих красных последние недели глаз.

— Чем?

— Многим, — он был не только упрям, но ещё и чересчур серьёзен.

— Мне не надо многого...

— Я довезу, — упрямая складка у мужских губ намекнула на то, что этот "рыцарь" не отстанет, пока не оправдается хотя бы перед самим собой.

Что ж...

— Хорошо.

Посмотрела налево... Да, та самая машина, которая обрызгала меня второй раз. Очень дорогой внедорожник. Что ж, если ему не жалко обивку...

— Садитесь.

Несмотря на то, что я ему нагрубила, мужчина вел себя очень сдержанно, вежливо и даже открыл передо мной пассажирскую дверь, чтобы я села.

Села.

— Октябрьская, девять.

Закрыла глаза и обняла себя руками. Май... Всего лишь май. Коварный и изменчивый. Даже хорошо, что промокла насквозь, давно надо было заболеть. Не могу больше ходить на работу и смотреть на их сочувствующие лица. Лживые...

На самом деле до дома оставалось всего минут семь пешком — один светофор, да два дома вглубь. Но раз ему надо совершить добрый поступок... Пусть хоть ему сегодня будет хорошо.

— Я вижу, вам плохо. Я могу помочь?

— Нет.

— И всё-таки...

— Вы мне поможете, если замолчите.

Я не могла быть вежливой. Физически не могла. За эти три недели я поняла, что ненавижу сочувствие. Оно убивало...

— Хорошо...

Он ответил недовольно, но замолчал.

Ровное и едва слышное урчание мотора убаюкивало и почему-то успокаивало. Было в нём нечто такое... умиротворяющее.

И лишь минут через семь я поняла, что мы слишком долго едем.

Резко распахнула глаза.

— Куда вы меня везете?

За окном была совсем иная улица, причем та, что вела за город. Мы же ехали с такой скоростью, что дома буквально мелькали, сливаясь в одну серую дождливую полосу.

А он всё не отвечал.

Лишь в зеркале заднего вида чуть прищурились его недовольные серые глаза.

Что ж...

— Хорошо, не говорите. Когда начнете убивать — пожалуйста, сделайте это быстро. Не люблю боль.

Сиплый шепот неприятно резанул нервы, но Кирилл лишь сильнее поджал губы. Сама просила замолчать. А он уважает желание дамы.

Вот только судя по тому, что дама закрыла глаза, в которых едва ли теплилась эта самая жизнь, она не приукрашивала. Она действительно была на грани, где уже плевать на то, что будет, потому что хуже уже быть не может.

С этой мыслью в памяти всколыхнулись не самые приятные воспоминания и мужчина горько усмехнулся.

Хуже быть может.

Причем настолько, что даже представить невозможно... это возможно лишь пережить самому.

Глава 1

Мы приехали.

Куда-то точно приехали. Наверное, я впала в транс, а может просто уснула, но в себя я пришла рывком, причем четко тогда, когда машина остановилась, и мужчина заглушил мотор. Мы были внутри какого-то помещения... маленького помещения.

Хватило всего пары секунд, чтобы понять — мы в гараже.

Ещё через секунду он вышел из машины и открыл мне дверь, терпеливо дожидаясь, пока я выйду.

Что ж...

— Где мы?

И снова молчание и почему-то недовольный взгляд.

Нахмурившись, потому что не понимала его поведения, я повысила голос, но он стал не громче, а наоборот — ниже и неприятнее:

— Почему вы не отвечаете? Ответьте!

— Как пожелаете... — наконец открыв рот, незнакомец усмехнулся уголком губ. — Мы у меня дома. Вам необходимо переодеться в сухое.

— Я хочу домой.

— После. Сначала вы переоденетесь в сухое.

Какой бред...

Мужчина не производил впечатления больного или вообще маньяка, но мне всё равно стало не по себе. Что за ненормальная навязчивость? Что за ненормальный Робин Гуд, помогающий мокрым библиотечным крысам?

— Зачем вы это делаете? — я всё-таки вышла из машины, но он не стал отвечать, вместо этого перехватив меня за локоть и направившись к боковым дверям. — Кто вы вообще такой?!

— Кирилл. Кирилл Саминов.

Мой бог...

Я запнулась на ровном месте, но не упала, мужчина не позволил.

— Я. Хочу. Домой.

За эти три недели было выпито столько успокоительного, что сейчас я с трудом, но удержала себя в руках. Дернулась... Но меня никто не отпустил и моим словам никто не внял.

— Обязательно. После.

— Нет. Я никуда не пойду.

— Анна...

То, что он знал, как меня зовут, почти не стало для меня новостью.

— Нет!

Я никогда не видела его лично. И если честно, то надеялась, что никогда не увижу. Я знала лишь, что он высок, сероглаз и темноволос.

Но я бы никогда не подумала, что он может просто взять и увезти меня к себе...

Меня. Зачем? Неужели... Неужели он... Знает?

— Анна, я ведь могу заставить. Вы знаете.

В его серых глазах промелькнула усмешка понимания, когда я снова дернулась. Дернулась, но снова безуспешно.

— Пожалуйста, не делайте себе хуже. Я ведь просто хотел помочь...

— Отпустите мою руку, — я уже не сипела — я шептала.

Понимала, что сама подписала себе приговор, когда села в его машину, но...

Но когда он отпустил и сделал шаг вправо, а затем открыл дверь и махнул в сторону коридора рукой, я поняла.

Я поняла, что он знал.

Он всё знал.

Он знал всё уже тогда, когда предлагал подвезти.

Знал, что у меня никого нет. Что меня не хватятся. Что за меня никто не вступится. Он знал, что я не так чиста перед законом, как думали большинство окружающих.

Неужели он знал абсолютно всё?

— Ещё нет, но вы можете рассказать мне сами...

Я шла впереди, причем сама, а он на шаг позади, но его тихие слова я услышала так хорошо, словно он сказал их мне на ухо.

Чертов эмпат...

Как же. Сама... И сама подписать себе вышку?

Коридор был довольно длинным, но и он вскоре закончился большим холлом с лестницей, ведущей наверх. Ну и куда? Прямо, налево, наверх?

— Наверх. Второй этаж, налево, вторая комната. Это гостевая. В ванной есть полотенца. Сухую одежду принесут.

Мужчина больше не скрывал ни своего статуса, ни своих способностей, ни того, что я обязана подчиняться его словам, как приказам.

А как иначе, если с тобой разговаривает сам Маршалл?

— Анна, мне очень жаль, что ваши родители погибли. Поверьте...

— Ни слова!

Плевать, что Маршалл. Я ненавижу сочувствие в любом виде. Даже от того, кто царь и бог этой местности.

— Вам наверх.

Серые глаза потемнели ещё больше и стали почти черными, но я видела и не такое — не испугалась.

Лишь выпрямилась, как струнка, кивнула и ушла наверх.

Наверху, на втором этаже "того самого" дома, которого боялись все, кто был так или иначе связан с миром Иных, я без труда нашла вторую дверь.

Не поняла. Это гостевая?

Странно... Комната поражала своими размерами и оформлением. Куда ни глянь — то настоящий персидский ковер известных мастеров, то дизайнерская резная мебель, то картины, которые даже на черном рынке невозможно продать, потому что они все в "том самом" неприкосновенном списке.

Если это гостевая, то какова хозяйская?!

Хотя...

Мне это неинтересно.

Интуитивно найдя ванную, причем первым делом пройдя в следующую комнату, которая оказалась спальней (о её шикарном содержимом умолчу, это было выше моего понимания), я с сожалением констатировала, что на двери нет задвижки.

Вот так тут доверяют "гостям".

Хотя...

Что с меня сейчас взять, кроме анализов?

Поймав взгляд своего отражения в большом зеркале на полстены, я тускло улыбнулась. На меня смотрела мокрая, грязная, безликая, бывшая сирена.

Бывшая...

Улыбка превратилась в гротескный оскал, и я отвернулась. Не могу. Не хочу.

Я слишком похожа на маму... И лишь багровые глаза — папины. Багровые, с полопавшимися сосудами, пугающие всех без исключения, когда я снимала солнечные очки, которые носила последние три недели.

В огромную ванну из черного мрамора хлынула обжигающе горячая вода, грязные и насквозь мокрые вещи полетели на пол одна за другой, в воду полились многочисленные пены и засыпались многочисленные соли, и спустя минут пять я легла в мини-бассейн, не став дожидаться, пока вода наберется до верха.

Я никогда не любила воду, предпочитая избегать любых контактов, но три недели назад во мне что-то перегорело. Сломалось. Засбоило. Поменялось полюсами. Заледенело.

Сирена, чей голос мог очаровать собеседника в секунды, потеряла голос и теперь могла либо шептать, либо сипеть. Демоница, когда-то умеющая вызывать огонь на кончиках пальцев, теперь предпочитала каждый вечер сидеть в душе, смывая безысходность и боль одиночества водой.

Анналиррия, чьи родители погибли в авиакатастрофе, стала просто Аней. Девушкой без способностей. Девушкой без смысла жизни. Девушкой без будущего.

Зачем он привез меня к себе и теперь требует, чтобы я привела себя в порядок? Почему не убить сразу?

— Да. Нет. Да, я обяза...

Прошло от силы десять минут, когда дверь ванной комнаты открылась, и в неё вошел разговаривающий по телефону мужчина, усевший снять лишь пиджак и на ходу развязывающий галстук.

Увидел меня... Замер.

— Я перезвоню.

Сбросил вызов, наклонил голову набок...

— Анна?

— Да?

Я тоже не совсем понимала, причем в первую очередь его реакцию. Он вел себя так, словно не ожидал меня здесь увидеть.

И слава всем богам, вода с обильной пеной была мне уже по грудь, скрывая всё то, что положено скрывать от посторонних глаз.

— Это моя ванна.

— Но...

Его тихое заявление обескуражило. Не может быть!

— Да, это мои комнаты. Анна, я сказал — вторая дверь налево.

О, мой бог...

— Простите...

Впервые за много лет мне стало стыдно. Стыдно, потому что я вошла во вторую дверь, но направо.

Он же ничего не ответил. Постоял ещё несколько секунд, задумчиво рассматривая моё местами бледное, местами бордовое лицо, затем осуждающе качнул головой и вышел, уже в дверях тихо добавив:

— Служанка принесет сухие вещи сюда, не торопитесь. Я буду внизу.

Какой позор...

В голове билась лишь одна мысль — позор.

Позор.

Почему я пошла направо? Почему не так, как сказал он? Что за чертовщина?!

Взгляд сумасшедшей белкой метался по комнате, не в силах остановиться на деталях. Вот почему тут всё так дорого... Вот почему тут всё так изысканно... Мой бог...

Не знаю, сколько времени я так просидела, лишь шорох закрывающейся двери вывел меня из оцепенения, но всё, что я успела увидеть — это лежащую на стульчике одежду. Кажется длинный махровый халат и несколько полотенец...

Я не могла. Не могла заставить себя завершить водные процедуры и выйти к нему.

Хотя...

Когда вода начала остывать, я наконец убедила себя, что он всё поймет и без моих оправданий. Он ведь эмпат. Он поймёт, что я не специально.

Надеюсь...

Но почему халат?

Быстро вымывшись, я торопливо вылезла из ванной и тут же убедилась в своих предположениях. Да, именно халат. Но...

Хмуро осмотрев пол, констатировала — мою одежду и сумку унесли. Всё, вплоть до нижнего белья, причем нового не выдали.

Глупо как-то...

Зачем ему моё тело, если он питается лишь эмоциями? Или слухи лгут и телом он тоже не брезгует? Зачем тогда вышел?

Вопросы плодились с бешеной скоростью, и, пока я одевалась, их стало столько, что разум предпочел абстрагироваться и просто выбросить всё прочь из головы.

Он не хотел знать ответы.

Ему было уже всё равно...

Из ванны я вышла полная решимости закончить всё сегодня. Я поняла, что он был прав — он может мне помочь. Он может выпить мои эмоции. Он может сделать так, что я перестану рыдать каждый вечер, и ненавидеть мир каждое утро. Он может... Может убить меня быстро.