↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВТОРНИК 1 АВГУСТА
СРЕДА 2 АВГУСТА
ЧЕТВЕРГ 3 АВГУСТА
ПЯТНИЦА 4 АВГУСТА
СУББОТА 5 АВГУСТА
ВОСКРЕСЕНЬЕ 6 АВГУСТА
ПОНЕДЕЛЬНИК 7 АВГУСТА
ВТОРНИК 1 АВГУСТА.
к оглавлению
Пальцы дрогнули, и книга выскользнула, упала, раскрыв веер шуршащих страниц.
— Дара... — выдохнул я, изумлённо вглядываясь в полумрак ночного сада. Под аркой, увитой девичьим виноградом, туман выплетал тонкие ленты крыльев, путался в тёмной зелени волос, обтекал с её плеч призрачным платьем...
Сердце ухнуло в темноту, зачастило, оглушая биением крови в висках. А она отступила, улыбаясь дрожащим золотом глаз, и начала таять. Я сорвался с перил беседки вослед уходящей фигуре, сотканной уже из одного шелеста крыльев, сделал шаг в темноту и тени.
— Дара! Дара!!! — голос дрожал, путаясь во встречном ветре — далеко!.. Слишком далеко...
Опомнился я лишь за городом, посреди убранного поля, укрытого медленно ползущим туманом. Видение растворилось в прохладе ночного воздуха, лишь где-то вдалеке проглядывал смутный силуэт дерева, будто отмечая границу сна... Бессильно осев на землю, я по плечи погрузился в белёсое полотно. Протянутые вперёд крылья ещё несколько секунд таяли и сворачивались рваными паутинками.
Чувствуя, как высоко надо мной всколыхнулось небо, я поднял взгляд — колодец ночной темноты, заполненный дыханием звёзд. И ничего более... Никого... По щекам скользили быстрые дорожки слёз. Мысли путались, обрывались, оставляя гудящую тишину. Я опустил голову, казалось, не было сил даже пошевелить пальцами. Влажная земля и туман вытягивали последние крохи тепла и, взамен им, в тело вливалась усталость...
Крик ночной птицы, разбавленный эхом, полетел откуда-то из тёмной полосы леса, заставил испуганно вздрогнуть.
Богини!.. Что со мной?!.. Что я здесь делаю?!!
Еле-как встав на ноги, словно только очнулся от сна, я с тревогой огляделся вокруг. Поле, где-то далеко за городом... Узкая дорога в нескольких шагах, обозначенная в тумане смутной полоской растущей на обочинах травы. Ни души вокруг... ни живой, ни мёртвой... Я не помнил, как очутился здесь. Прошёл ли сквозь тени, или так и бежал, лишь под конец выпустив крылья?
Поднеся дрожащую руку к лицу, я проследил, как с кончиков ногтей тянется и, обрываясь, скапывает в туман тонкая паутинка темноты... От этого и вовсе стало не по себе. Пальцы сжались в кулак. Прочь отсюда! Как можно скорее и как можно дальше! Домой!
Местность оказалась незнакома, но расположение города угадывалось по скоплению людских снов. Мелькнула утонувшая в тумане дорога, вливаясь в широкую ленту Торгового тракта, светлые заплатки полей и тёмные — садов, редкие искорки света в домах фермеров и снова поля. Глянцево блеснул тёмный изгиб реки.
Быстрый полёт довершил начатое холодом. На подъездную дорожку, светлеющую среди разросшихся кустов и высокой травы, я почти рухнул, едва успев выставить перед собой руки. Сад, погружённый в темноту и туман, впервые показался полным зловещих призраков. Замершая в его глубине серая тень двухэтажного дома, без единого огонька в распахнутых настежь окнах, навевала страх. Беломраморные скульптуры танцующих нимф в беспорядке расставленные между деревьями, выглядывали из листвы, с едва различимым каменным шорохом переступали на постаментах с ноги на ногу... Не понимая, что со мной происходит, я замер, вглядываясь в каменное лицо и то как будто поплыло, сдвинулось с места!
Я отпрянул назад, не сводя глаз с поворачивающейся статуи, попытался вслушаться в темноту сада. Лишь шелест ветра в траве и листьях... Здесь не было никого, кроме меня, и сейчас, и до этого.
Чувствуя спиной каменные взгляды, я добрался до дома, так и не решаясь оглянуться. И жуткий этот холодок, пробегающий по позвоночнику, исчез лишь после того, как за моей спиной закрылась дверь.
Кутаясь в длинный шерстяной плед, я прошёл в гостиную, но огонь в камине так и не развёл. В тишине пустого дома, за мерным ходом часов, за звуком неспешно падающей из крана воды, чудился тихий-тихий смех... Лёгкий шорох ткани... Шторы на открытых окнах?.. Или шёлковые рукава платья скользят по перилам лестницы?.. И запах трав, что растут на берегу, запах морских брызг... солоновато-горчащий вкус...
Обхватив плечи руками, я медленно опустился в кресло, с ужасом вслушиваясь в несуществующие шаги.
Что со мной творится?! Неужели заново схожу с ума?!!
За спиной скрипнула, тронутая сквозняком, оконная створка, и морок рассеялся. Среди звуков спящего дома более не было ни одного лишнего. Но находиться здесь, сейчас, в этой тишине, стало невыносимо. И я впервые с того дня, как прочёл об изобретении Белла, пожалел, что так и не обзавёлся телефонным аппаратом.
Скользящий по комнате взгляд остановился на кофейном столике. Там так и стояла, с вечера, неоткрытая бутылка вина и два бокала. Но мне, в эту ночь, похоже, быть одному... Чувствуя, как губы кривятся в усмешке, я тряхнул головой. Ещё чуть-чуть и всё это перельётся во что-то лишнее, чего просто не стоит позволять себе.
Немного иллюзорной храбрости против иллюзии страха и одиночества? Я протянул всё ещё дрожащую и непослушную от холода руку к бутылке.
Под ногами светлела обочина какой-то сельской дороги — две колеи, проложенные колёсами телег, и полоска редкой пожухлой травы между ними. Безлунная ночь с небесами, полными призрачных облаков, звёзд и тихого, едва ощутимого ветра. Сзади угадывалась мягкая темнота близкого леса. Я хотел оглянуться, чтобы проверить это, но отчего-то не смог, лишь отступил назад. В пальцах правой руки ощущалось знакомое тепло, и я, глянув вниз, на трубку, поднёс её к губам. В траве, у самых ног, дрогнул молочно-белый язык тумана. Ещё не время. Нужно подождать.
Клуб табачного дыма истаивал в ночном воздухе. Туман медленно поднимался, его завитки осторожно обвивали колени и вновь опускались, сползая на дорогу, вливаясь в неё и утекая куда-то дальше. И вдруг подумалось, что дорога эта — маленький приток Леты, и стоит случайно ступить на неё и туман утянет, унесёт прочь. Туда, где нет ни звёзд, ни ночи, ни облаков, лишь темнота, струящаяся из-под ног моей же тенью.
Словно призрак, я стоял, чувствуя, как замедляет ход сердце, и по телу, приподнимая волоски, бегут холодные мурашки.
Прошло десять секунд, пятнадцать, двадцать. Я медленно, повинуясь некому непонятному инстинкту, повернулся в сторону города.
В изменчивую тишину ночи вплетался один лишний звук. Он то приближался, то отлетал, растворяясь в тумане. Я ждал. Боясь упустить эту странность, недвижно слушал темноту. Вот туман донёс уже различимый шорох травы. Слышно было, как хрустит солома, попадая под обтянутые резиной колёса, как пара лошадей неспешно ставит копыта в мягкую дорожную пыль. Поскрипывала рессорой телега, шуршала мягкая ткань. Но ни звука дыхания возницы.
...Цок!.. — неожиданно громко подхватило эхо лошадиный шаг.
От неожиданности я вздохнул, стукнуло сердце, медленно начало набирать ритм.
Прошло ещё минут пять, прежде чем стало видно лошадей, сонно бредущих по краю дороги. Я ошибся — это была не деревенская телега, а прогулочная коляска.
Как она вообще могла оказаться здесь, ночью, без кучера?! Фонарики по бокам не горели, лишь светлым пятном, выделяясь на фоне тёмного сиденья, покачивался то ли клок тумана, то ли забытая длинная шаль.
Я хотел отступить назад, раствориться в тенях, но не смог сдвинуться с места, лишь бессильно опустил руку с погасшей трубкой. Коляска же тем временем приближалась. На заднем сидении, запрокинув голову, сидела мёртвая девушка в светло-кремовом платье. В пепельно-русых волосах, рассыпавшихся по плечам, покачивались подвески золотых серёжек с бледными глазками бирюзы.
Подъехав ко мне, коляска попала колесом на камень, и девушка качнула головой, уронив её на плечо. Голубые глаза, на долю секунды ожили, глянув куда-то в темноту за мной, и голова вновь мотнулась, откидываясь назад.
Платье покойницы было задрано выше колен, открывая белые чулки, кружевные подолы нижних юбок и оборки панталон. Тонкая рука в длинной ажурной митенке, заведённая между ног, вздрагивала в такт хода лошадей. На лице девушки посмертной маской застыло мечтательное выражение — чуть приоткрытые губы с намёком на улыбку.
И, обгоняя этот неспешный катафалк, вплетаясь в туманную реку, вился неописуемый по гадости запах: нечто тошнотворно-сладкое и вязкое, словно гнилостный запашок с октябрьского кладбища — след чрезмерного, склизкого блаженства.
Я отшатнулся назад, задержав дыхание, хотя в ту же секунду понял, что это бесполезно. Запах витал не в самом воздухе, а пробирался в сознание сонмом нечётких образов. И вслед за ними, накрывая волной, неслось что-то ещё, чему, кажется, не было названия, но от чьего присутствия пробирал такой страх, что я, не раздумывая, нырнул глубоко во Тьму Изначальную. Куда-то в другой сон.
СРЕДА 2 АВГУСТА
к оглавлению
Щеки коснулось яркое и тёплое, словно тихонько поскреблось в преддверие снов. Солнечный свет... Я понял, что уже не сплю, и приоткрыл глаза. И тут же, отражённый от стёкол распахнутого окна, луч скользнул выше, забрался под ресницы и веки.
Я чихнул от яркого света, чертыхнулся и, закрывая глаза ладонью, попытался отползти в дальний конец дивана. Голова была тяжёлой...
— Солнышка он, видите ли, испугался! — в распахнутом окошке показалось насупленное детское личико. — Ты книжку в беседке оставил!
Перемахнув через подоконник, рассыпая повсюду крошево древесной коры, листики и тонкие веточки в комнату влетела Фаэ. Вздохнув, я откинулся на подушки, наблюдая за передвижением фэйри из-под опущенных ресниц. Отчитывать её и в который уже раз напоминать, что так делать не следует, не имело смысла. Это всё равно пролетало мимо её остроконечных ушек. Да и говорить я сейчас был не в настроении, стоило всё-таки вчера остановиться на одной бутылке вина.
Тряхнув гривой нечёсаных тёмно-зелёных волос, девчонка намусорила на стол и, смахнув оттуда стопку газет, забралась на столешницу с ногами.
— К. Бальмонт "Будем как солнце", — по слогам и с чувствуемым акцентом прочла она, склоняясь над книгой, положенной на колени. — Это же совсем новое! И всё в росе было! — бережно отложив томик стихов, фэйри подняла на меня взгляд зелёных глаз, с возмущённо дрожащим золотом зрачков. — Ну и видок у тебя! Это ты что, в одиночку ту бутыль прикончил?
Я промолчал. Ответ и так был очевиден.
Соскочив со стола туманно-лиственным облачком, фэйри опустилась на диван рядом со мной.
— Ты с чего так напился? Первый раз тебя такого вижу... — её узкая длинная ладошка коснулась моего лба приятным холодом, окунула в лёгкий запах прогретой на солнце земли и древесной коры.
— Это говорит только о том, что мы ещё мало знакомы, — едва слышно пробормотал я. Голова тут же перестала болеть, и то, что уснул в одежде, да ещё сидя, больше не раздражало. Осталось только сильное желание выпить горячего чая. — Благодарю.
— Может водички тебе? — задумчиво произнесла фэйри, приглаживая мне волосы.
Я медленно кивнул в знак согласия.
— С заваркой желательно.
Фаэ мгновенно исчезла, и уже откуда-то с кухни раздался негромкий голосок:
— Тебе как обычно, пять ложек сахара?
— Если на травах, то вообще без него, — прохрипел я.
Медленно поднявшись с дивана, я почти на ощупь выбрался из комнаты — слишком ярким показался мне сегодня утренний свет. Коридор же плавал в зеленоватых сумерках. Через раскрытую напротив дверь библиотеки виднелась картина — сложное переплетение линий, тонкий узор, похожий на те, что остались на каменных кельтских крестах. Я остановился, сосредоточенно фокусируя взгляд на разных частях изображения. Картина была моей, и работал я над ней более года. Зелёный и золотисто-бежевый на полуночно-чёрном фоне. Переплетение букв... Язык, который в этом мире более не звучит...
В голове прояснилось, и я облегчённо вздохнул.
— А что на завтрак? — неожиданно возникшая в самом конце коридора Фаэ, заставила меня вздрогнуть.
— Я, пожалуй, не буду.
— Уточнюсь — что сегодня на завтрак у меня? — девчонка, раскинув руки в стороны явно пыталась перегородить вход на кухню пока не получит удовлетворяющий ответ.
— Можешь поджарить яичницу, или сделать бутерброды с маслом и мёдом, — предложил я, отодвигая её в сторону и направляясь к ванной комнате.
— Опять?!
— Ну, можешь поджарить мёда, и сделать бутерброды с яйцом и маслом.
— Какой же ты зануда, Эн"шэн! — Фаэ топнула босой ножкой. — Ладно, обойдусь печеньем и съем у тебя весь мёд!!! — она пробурчала вслед ещё что-то неразборчивое и недовольное.
Пока набиралась вода, я скинул помятую одежду. Бледно-зелёные плитки пола приятно холодили подошвы. И эта прохлада, и лёгкий полумрак, царившие здесь в противоположность разгорающемуся снаружи жаркому дню, тихой колыбельной погружали в некую грёзу, отрешённость от всего.
Вытряхнув из карманов брюк трубку и мешочек с табаком, я переложил их на табурет, открыл длинное и узкое, расположенное выше моего роста, окно. Из-под самого потолка, наискосок, падала полоска зеленоватого света — плющ и ветви деревьев повсюду, где только смогли дотянуться, закрывали стены дома. И, благодаря этому, комнаты первого этажа больше походили на подводное царство, где по светлым обоям колыхались лёгкие тени от листьев.
Забравшись в ванну, я закрыл глаза, чувствуя, как вливается сквозь открытое окно тёплый ветерок. На кухне позвякивала посуда, мерно щёлкали в гостиной ходики, по комнатам гулял сквозняк. Слышно было, как колышутся шторы и шелестят разбросанные по полу газеты, а снаружи лениво перешёптывался старый сад.
В голове было пусто, и ночное происшествие, а за ним и сон, выплыли в памяти так неожиданно, что я вцепился меняющейся рукой в край ванны, чувствуя, как сбивается дыхание, набирает ритм сердце и заостряются кончики клыков.
Наваждение... Неужто я погнался вчера за своим же сонным мороком?! За одним из давних воспоминаний?..
Закусывая губы, я опустился в воду по самый подбородок.
Но если нет?.. Если..? Ох, Богини!.. Если бы моё тело могло сохранить хоть частичку её крови!.. Тогда не было бы ни капли сомнений что я увидел в саду: призрак, или что-то совершенно другое... И как страшна одна только мысль, что можно лишиться рассудка!.. Страшнее даже того древнего ужаса, что коснулся меня во сне...
— Эн"шэн?
Я поднял голову. Золотые лепестки зрачков в тёмной зелени глаз, бледное детское личико с гримаской обиды — похоже, Фаэ некоторое время пыталась дозваться меня, а я, выйдя из ванной, так и стоял, прислонясь к косяку кухонной двери.
— Эн"шэн? — повторила фэйри. — Ну неужели?! Ты проснулся и соизволил обратить на меня внимание? Вот интересно, ты хоть раз можешь соблюсти толику приличий и одеться к завтраку?
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |