Aзазеловка

Известной притягательностью обладает идея возвращения или обращения к седой традиционной древности, которая соотносима с идеей естественного состояния, для любого, но особенно для того, кто непоколебимой волей истории вычеркнут из всякого контекста традиции. Эрих Фромм, пытаясь использовать подобного рода ощущения, умонастроения, выстроил целую теорию, согласно которой человек, одновременно являясь частью природы, ощущает и свою особость. Это порождает внутренний конфликт, иллюзорный выход из которого либо в нисхождении до "естественного" уровня — будь то пастуха или животного, — либо постулирование своей обособленности от природы, своего более высокого статуса. Но жизнь сложнее. В ней нет полюсов, но лишь сложные оттенки простых спутанных в клубок человеческих устремлений. Желание быть частью природы может мирно соседствовать с волей к власти над ней.

В Одессе ощущение непричастности, вычеркнутости из какого бы ни было контекста максимально обостренно. Молодой город как остров окружен со всех сторон морем разноплеменных древностей, скифских, древнегреческих, римских, готских, славянских, генуэзских и мн. других. Романтично, притягательно, но все непричастно собственной родовой памяти.

Погружение в иную культуру, иную общественную среду — задача совсем не простая. Чтобы говорить с простым народом, нужно много пить. А пить, как известно, надо уметь. К сожалению, в университетах нет никаких лекционных и семинарских занятий по "ars Bacchanalia". Что отнюдь не способствует адекватной подготовке специалистов в области этнографии и археологии. Поэтому специальности эти — практически тайные сокровенные науки, заповедные для профанов, к которым нужно иметь сильные душевные склонности. Ведь никто питию систематически и грамотно не обучит. И приходится бедным студентам и преподавателям тренироваться в свободное от учебы и работы время на свой страх и риск, без каких бы то ни было учебных пособий.

Столько мне не выпить. У меня была иная специализация. Потому меня и очень редко брали в экспедиции как мало пригодного к полевым исследованиям. Приходилось самостоятельно, на свой страх и риск путешествовать. И каждый раз взору открывались живые свидетельства седой старины, оживляя книжный мир. Но среди всего, что мне довелось повидать и услышать есть одна история особенно любезная моему сердцу, а также, как мне думается, представляющая особый научный интерес для краеведов и этнографов. Ее канва, кажется, излагается в одной чрезвычайно редкой брошюре, которую я видел всего лишь раз, но читать ее мне не доводилось. В любом случае хотелось бы описать также саму историю того, как мне удалось получить информацию об одном удивительном населенном пункте, так как сама эта история поучительна и исполнена сокровенных смыслов.

Крошечное село со странным названием Азазеловка по многочисленным свидетельствам различных моих знакомых располагалось возле немецкого поселения Арциз (основано в 1816 году выходцами из Вюртемберга). Между тем этот населенный пункт не обнаруживался ни на имеющихся у меня картах Одесской области (топографической я не располагал), ни в справочнике "Iсторiя мiст i сiл Украïнськоï РСР". Подобным образом обстоят дела с некоторыми военными засекреченными объектами. Так например, в 15 км от Одессы на берегу Куяльницкого лимана находится военная база, которая также не фиксируется никакими картами. Но там совсем нет гражданского населения! А мои информаторы в один голос твердили именно о гражданском населенном пункте Азазеловка. Все это было странно и сильно меня заинтриговало.

И вот однажды я узнал, что между Арцизом и Азазеловкой находится некий склад. Ближе он к Азазеловке, но формально относится к Арцизу. Мне удалось подрядиться разгружать там кабель, что позволяло осмотреть интересовавший меня населенный пункт. Работы там, как мне говорили, было совсем немного. Кроме меня ехал еще один студент, но из Холодильного института, которого звали Саша, и это при том, что водитель был настроен разгружать машину наравне с нами. Иными словами, я лелеял надежду, что у нас будет достаточно времени для осмотра окрестностей, пусть и очень кратковременного и поверхностного.

Дорога вызывала скуку: мы не проезжали ничего из того, что я не видел прежде, разве что я заприметил очень импозантную церквушку в стиле модерн в одном румынском селе. Бескрайние поля перемежались с полосками деревьев. И горизонт почти всегда был виден. Стояла невыносимая жара. Воздух вонял предвечной пылью. Я пытался читать "О рае и аде" Сведенборга, но не очень в этом преуспел. Не мог сосредоточиться. Память отказывалась работать. Я вспомнил давнее народное средство для улучшения памяти — носить на шее язык удава, но никто из моих знакомых в зоопарке не работал, так что приходилось надеяться на безнадежные естественные средства.

Единственное достойное упоминания происшествие случилось уже близко к пункту назначения. Мы остановились на развилке, и водитель не мог вспомнить некоторое время правильный путь. У одной из дорог лежало срубленное высохшее дерево. На него сел ворон и принялся каркать, словно зазывая нас. Через какое-то время водитель вспомнил, что тот путь, на который и указывает ворон и есть наш. Не к добру.

Окончательно вымотанные дорогой мы прибыли: перед нами предстала большая уродливая ограда с колючей проволокой наверху. Мы остановились у железных ворот, недавно выкрашенных в ярко-зеленый цвет. Водитель вышел и самостоятельно решал вопросы, связанные с разрешением на въезд. Вскоре все было улажено, и мы проехали внутрь, где нашему взору предстало достаточно большое огороженное пространство, с беспорядочно, по крайней мере, на первый взгляд, разбросанными по нему зданиями и предметами непонятного назначения. Водитель затормозил возле совершенно непримечательного ангара, в который и следовало выгрузить кабель. Работы было совсем мало, и она не отняла у нас много времени. После нее наш водитель должен был оформить накладные. А тем временем два человека, которые принимали кабель, предложили мне и студенту Холодильного института пройти в здание, в котором располагалась столовая и бильярд. Там, по их словам, было легче скоротать время. В бильярд я никогда в жизни не играл, в чем без обиняков признался Саше. На это он пробурчал: "Ничего, научим", после чего кратко изложил правила, и мы приступили. Как видно, впрочем, далее теоретической части познания Саши не распространялись. Так что я довольно быстро выиграл. Такая игра не могла не наскучить. Мы купили по чашке некой неидентифицируемой жидкости, именуемой здесь "кофе" и присели за стол. В столовой находилось еще несколько человек. Один, весьма грязный и оборванный, с пылающими глазами подсел к нам. Он показал нам открытку с изображением Девы Марии. "Что это?" — спросил он. "Женщина с ребенком", — ответил Саша. "Икона", — сказал я. При этом мне очень хотелось блеснуть эрудицией и определись страну и эпоху создания картины, но я не смог этого сделать. Непостижимым образом в голову приходили неверные мысли, как, словно бы, в мышлении была нарушена функция отправки запроса и получения адекватного ответа, как если бы существовала возможность глубинного и отличного от него внешнего рассуждений, а связь между ними была нарушена.

Между тем, незнакомец перевернул открытку и дал нам прочесть легенду. Икона была северофранцузской, тринадцатого века. Старик с какой-то странной улыбкой поглядел на нас и сказал: "Я один все понял, я их разоблачил, я не позволю им завладеть целым миром". У Саши на лице заиграла улыбка, мол, ясное дело, имеем дело с психом. Меня же этот старик чрезвычайно заинтересовал. Я всегда любил общаться с подобного рода помешенными, кроме того, среди гуманитариев на них даже была мода. Каждый нормальный историк мечтал стать шизофреником. Так один мой соученик, покупая книгу "Рецидивирующая шизофрения", спросил цену весьма характерным образом: "Сколько стоит этот самоучитель?"

Однако старик, к моему глубокому разочарованию, как воды в рот набрал. На все расспросы он реагировал короткими фразами, как то: "это слишком сложно", "это несказанно", "словами так и не объяснишь", "даже многие читающие в хронике Акаши это проглядели" и т. п. Потом он внезапно о чем-то задумался. Наступила тишина. И вдруг как-то совсем нежданно посреди безмолвия он очень громко выпалил: "Куда идешь?" Вопрос поставил меня в тупик, так как мои цели были неясны для меня самого. Я не познал самого себя. Поэтому я отшутился: "В Азазеловку". В глазах старика появился испуг, он стал что-то невнятное бормотать себе под нос и лихорадочно креститься. Это меня образумило, так как в этот момент в Христа я не верил, а колебался между учением Василида, герметизмом и иудаизмом. Поэтому я спросил: "Что тебе в имени ее?" Он сказал: "Вот прочитайте и завтра верните в то же время в этом же месте". При этом старик всучил мне засаленную тетрадь и поспешно удалился. Точнее он внезапно, как сквозь землю провалился. У меня не осталось времени объяснять, что вернуть тетрадь будет совсем не просто: скоро мы покинем это место. Впрочем, для себя я решил: просмотрю, что смогу и передам тетрадь какому-нибудь работнику склада или столовой, а они и вернут текст автору. Через много лет я узнал, что больше никто и никогда не встречал в Арцизе этого старика.

Мы пришли к машине заблаговременно. Я успел бегло просмотреть тетрадь по диагонали. Текст был весьма сумбурен. Автор обвинял неких "их", никого не называя и не определяя. Эти "они", пользуясь сверхъестественными возможностями, способны контролировать человеческий мозг. "Они" намерены уничтожить наш мир. Эпопея заканчивалась пространными обличениями соседей по коммунальной квартире, которые якобы были одними из "них", что следует из их вероломного поведения на кухне, в туалете, и в ванной комнате, а также из порочной склонности шуметь по ночам. Таким образом, писал совершенный сумасшедший. Что впрочем, отнюдь не означает, что он не получил откровения, что во всей безумности писаний не содержится искры божественной истины. В конце концов, идея близости к Богу сумасшедших не нова, и не лишена сокровенного смысла.

Но вот накладные оформлены, а я отдал тетрадь помешенного старика двум работникам склада с соответствующей просьбой вернуть ее автору, и мы отправились в путь, чтобы немного поплутать по сельским немощенным улочкам. Село было невелико. Как видно, население — украинцы. По крайней мере, дома глинобитные с соломенными крышами, какие мне доводилось видеть в Полесье, но никогда — в Одесской области. На невысоком холмике высилась каменная церквушка без крестов, но, что удивительно, поддерживаемая в полном порядке. "Возможно, перестроечный всплеск интереса к религии не докатился до этих мест, и здание используется для каких-то иных целей", — подумалось мне. В этой церкви все выдавало седую древность, все в ней было отлично от обычных православных храмов, и потому она сразу привлекла мое внимание. Стиль постройки — романский, материал — ракушняк. На улицах мы не увидели ни одного прохожего, так что расспросить было некого. И после такого поверхностного осмотра, лишь распалившего наше воображение, мы решили вернуться в Одессу.

Прошел месяц со времени моего посещения Азазеловки, и, целиком погрузившись в учебу, я совсем было позабыл о вещах посторонних. И вот знойным июльским днем я вышел на Садовую, со стороны Преображенской, чтобы заглянуть в небольшой книжный магазин, где иногда можно было найти научную литературу по бросовым ценам. На углу, поблизости от аптеки Гаевского располагался киоск в недалеком советском прошлом, принадлежавший "Союзпечати", но никто не знал, кто его арендовал ныне. Там выставлялись книги на продажу, часто весьма неожиданного содержания. И сразу надежда на нечто неординарное: в окошке продавщица, женщина лет тридцати пяти, читала книгу на арамейском, и происходящее вокруг ей было глубоко безразлично. В витрине красовались удивительно разнообразная по содержанию печатная продукция, от советских пропагандистских брошюр до путеводителя по Израилю. Мои глаза скользили по узнаваемым, в большинстве своем, переплетам и зацепились за невиданную ранее книгу, написанную неким Исмаилом Нортатемом, "Введение в проблему формирования населенного пункта Азазеловка в его современном облике: События, факты, комментарии". Сочинение имело мягкий переплет, цвет которого почему-то не задержался в моем сознании, и не превышало в объеме пятидесяти страниц. Я тут же спросил у продавщицы цену. Книга оказалась неожиданно дорогой. И было принципиально жалко расставаться с такой большой суммой денег, поэтому я решил повременить, подумать день-другой. Ведь, в конце концов, оставалась возможность найти эту книгу в другом магазине. Продавщица, заметив мое замешательство, обронила: "Вы сами должны решить, нужна ли вам эта книга". Внутренне я был согласен. Лишь требовалось время для принятия решения.

А поиски этой книги в библиотеках и книжных магазинах ничего не дали. Да и со следующего дня я ни разу не заметил, чтобы киоск на углу Преображенской и Садовой был открыт. Это крайне огорчало: не сделал покупку, и книги я больше никогда не видел.

Как-то я занимался в отделе редких книг и рукописей в библиотеке им. Горького. Утомившись, я вышел пройтись по коридорам, где столкнулся с человеком лет пятидесяти, который тоже все время сидел со мной в одном отделе. Он пристально посмотрел на меня и сказал: "Да удивительно это редкая книга по истории Азазеловки!"

— А вам доводилось ее видеть? — поинтересовался я.

— Никогда. Ее видело только четыре человека. Лишь один пережил это событие весьма благополучно. Другой умер, третий сошел с ума, а четвертый стал еретиком.

— Разве это не о посетивших рай? Очень уж это напоминает одну талмудическую историю, кажется, из Вавилонского Талмуда, трактат "Хагига". А кроме того, я, кажется, видел книгу, о которой вы говорите. Мой случай вы не учитываете?

— Меня не интересует, из какого трактата мои данные. Для меня книги не являются самоцелью. Книги должны лишь служить подспорьем в понимании реальной жизни, но никак не наоборот. А ваш случай я не учитываю. Вы этой книги не видели, вы ее лишь заметили.

— Оставим это. Не хочу заниматься библиографическими экскурсами и казуистикой, а тем более спорить по этому поводу, когда в голове у меня Хайдеггер. Но мне кажется странным, что история с книгой слишком похожа на известную историю посещения рая.

— Это трудно выразить словами. Я понимаю это в духе, но пока не сформулировал для себя. Просто определенный уровень знания и рай тождественны. Я, разумеется, не имею в виду многознание. Под истинным знанием я подразумеваю опыт духа. Собственно приобретение знания важно лишь поскольку оно способствует развитию сознания. Развивший сознание до определенных высот приближается к Богу, приобретая власть над элементами, получая возможность черпать любую информацию из божественного источника (то есть приобретает дар пророчества). Пребывание в этом состоянии духа — это и есть пребывание в раю.

— Но разве источник первородного греха — не познание? За что Бог наказал Адама и Еву?