Глава 1
Закон подлости работает на совесть
Телега тряслась по просёлочной дороге, скрипя бортами и колёсами, грозя развалиться на какой-нибудь кочке, будь та побольше да покрепче.
Возница чертыхался себе под нос, проклиная эту дорогу, старую телегу, степь, сирот и всю жизнь в целом. Двое суток трястись через сухую степь ради какой-то девчонки, которой так некстати приспичило стать десятилеткой! А ведь в Пыксе народ готовился к празднованию дня Святых Источников. Бабы варили бузу, затевали кулебяки и расстегайчики. Молодой кабанчик, уже освежёванный, висел на крюках под навесом старостиного дома. Из погребов хозяйки доставали соленья и копченья...
— Эх, — сглотнул набежавшую слюну возница, — надо было не слухать приютское начальство, справить Источники, а ужо потом тебя в Загорье везти, упыриное отродье! Спасите меня Пресветлые! — он зло посмотрел на худенькую девочку, жавшуюся к дальнему борту телеги, и сплюнул макуху. Кинул в рот новый кус жмыха и подстегнул мерина. — Шевели копытами, травяной мешок! Загорье вон ужо виднеется.
Загорье было большим, куда там его родной Пыксе, селом с храмом, ярмарочной площадью и постоялым двором. Источники можно было справить и там, но всё это стоило не один медник. И комната на постоялом дворе, и еда, и выпивка (чего уж там). За всё плати. А дома праздник всегда вскладчину...
Жалование приютского сторожа было невелико, но на полях он давно не горбатился, и старуха его гордилась званием Сторожихи, при любом удобном случае кичась перед соседками, как подвезло её муженьку с работой. Только вот такие поездки раздражали сторожа. Едва сироте исполнялось десять лет, его тут же отправляли на служение в какой-нибудь храм. Нечего казённые денежки проживать. Хотя приютские сироты и так сполна отрабатывали свой чёрствый хлеб в свинарниках и птичниках. Но храмы тоже требовали своё. Вот и довелось ему везти эту несносную Параску к месту её 'взрослой' работы накануне праздника.
Параска попала к ним в приют всего год назад, и обломать девчонку под серую безропотную массу воспитанников за это время так и не удалось. Хмурый настороженный взгляд жёлто-зелёных глаз исподлобья и умение постоять за себя отпугивали от девчонки не только других сирот, но воспитателей. Один раз её попытались высечь розгами, но прутья не желали слушаться направляющей их руки. Сторож тогда не на шутку испугался, ибо наказание сирот входило именно в его обязанности, и сопротивление привычного инструмента экзекуции чуть не свело его с ума. Он тогда сразу смекнул, что Параска попала к ним из Змеиного дома. Редко, но привозили к ним оттуда этих упырят. И всякий раз приютское начальство молило Пресветлых о скорейшем избавлении их от таких сироток. Вот и сейчас никто слушать не хотел, что праздник большой, что сторож тоже человек...
— Сдам тебя божникам и сразу домой, — рассуждал сторож. Купол Загорьевского храма уже чётко вырисовывался на утреннем небе. Остальные строения села значительно уступали собору по высоте, так что в предутренних сумерках казалось, будто храм парит над горизонтом. — Глядишь, к вечеру в Пыксу вернусь, — продолжал вслух мечтать дедок. — Авось не всю бузу мужики выпьют, чего и мне перепадёт! А уж расстегайчиков моя старуха припрячет для муженька...
Голодной девочке слушать размышления сторожа о расстегайчиках было физически больно. Пустой желудок, и так не привыкший к насыщению, сжимался от спазмов, требуя хоть кусочка хлеба, хоть макухи. Макухи даже лучше. В жмыхе иногда попадались целые семечки, так любимые Параской. Но сторож даже не думал кормить упырицу. Пусть хоть сдохнет в дороге, кто её пожалеет?
Гвалт праздничного сельского дня обрушился на девочку непривычными ощущениями. Смех, музыка, разряженные люди, кони и запахи... хлеба, жареного мяса, кислого кваса, яблок, мёда... Голова девочки закружилась и она, боясь вывалиться из телеги, вцепилась тонкими пальцами в борт.
— Матушки мои, — раздался над ухом сироты жалостливый женский голос, — ребёнок-то голодный!
Миловидная женщина всунула в руки девочки свежий, с хрустящей корочкой, бублик.
— Спасибо, — прошептала обескураженная Параска и впилась зубами в подаяние, пока сторож не увидел и не отобрал бублик.
Толпа народа тем временем загородила всю дорогу, и ехать дальше к храму на телеге не представлялось никакой возможности. Сторож привязал мерина в обозном ряду и потащил свою кару к храму. Чем ближе они приближались к белоснежному строению, тем хуже становилось девочке. Параска стала задыхаться. Ощущение приближающейся смерти придало ей силы, и она принялась отчаянно сопротивляться. Сторож злился на строптивицу, не замечая, как белеет и без того бледная девчушка.
— Не упирайся, Параска! Я тебя, упырицу, всё равно в храм сдам, как ты не сопротивляйся! Вот, змеиная девка! Да простят меня Пресветлые!
Ругаясь на упирающуюся Параску, сторож не заметил, как над базарной площадью на секунду повисла гнетущая тишина, а потом раздался треск... Люди, находившиеся перед храмом стали крутить головами в поисках источника неприятного звука. Кто-то в толпе заметил, как перекосились храмовые ворота и истошно завопил. Цепная реакция в мгновение распространила волны страха по площади. Народ ринулся прочь, а увлечённый сторож упорно двигался задом к вожделенному храму. По белым стенам древнего строения уже бежали трещины, выкрашивая из стен небольшие камешки. Но, по мере увеличения трещин, увеличивались и камни, выбиваемые из стен невидимой силой. Грохот разрушения и вопли людей слились в один предсмертный хрип. Несколько секунд, и величественный храм осыпался, погребая под обломками и своих служителей и прихожан. Рыночную (она же храмовая) площадь заволокло пылью. На какое-то мгновение мир застыл, затих, а потом первый, отчаянный крик боли разорвал эту тишину на лоскуты. Те, кто чудом выжил в этой катастрофе, в ужасе бросились вон. Те, кто находился за пределами площади, наоборот побежали туда. Кто-то хотел помочь, у кого-то там были родные, кто-то из любопытства, а кто-то с мыслями поживиться.
Тоненькая детская ручка с намертво зажатым недоеденным бубликом словно приковала взгляд женщины, бросившейся на площадь в поисках мужа.
— Детонька, да за что ж судьба с тобой так? — заплакала женщина и начала скидывать камни, завалившие ребёнка. На её радость, обломки храмовой стены завалили тело худого мужика, а девочка под ним была жива, но без чувств. Женщина осмотрела старика — возничего и сокрушённо покачала головой. — Отмучился, сердешный, — проломленный череп мужчины не оставлял надежды на то, что он жив. Обезображенное болью лицо с открытыми глазами вызывало дрожь. Чёрные во всю радужку зрачки только подтверждали, что хозяин этого тела уже стоит в очереди в светлые чертоги. Осторожно подняв худенькое тело ребёнка, женщина попыталась вынуть из судорожно сжатой ручки огрызок грязного бублика, но ей это не удалось. Маленькие пальчики намертво сжались и не выпускали свою добычу. — Бедное дитя...
— Малуша, ты жива?! — Через завалы к ней пробирался встревоженный мужчина. — Беда-то, какая... — он пробрался к жене и с удивлением осмотрел её ношу. — Кто это?
— Сиротка, — всхлипнула женщина, — её, видать, этот старик в храм вёз. Я её бубликом угостила, — кивнула она на свисающую ручку.
— Она что... умерла? — осторожно спросил муж.
— Нет, чувств лишилась, видно от страха.
— Куда ж её теперь? — оглянулся на руины храма мужчина.
— Курьян? — Просящие, наполненные слёзами глаза жены...
Ему всё сразу стало понятно. Девочка, дочка, несбыточная мечта Малуши, которая после первых родов больше не имела возможности выносить ребёнка.
— Как Асташ её примет? — с небольшим сомнением произнёс Курьян.
— От нас зависит, — мягко улыбнулась Малуша, получив согласие мужа, и крепче прижала к себе тоненькое тельце Пресветлыми посланного ребёнка.
Магистр Маер едва сдерживался, слушая доклад дежурного мага.
— ...в результате чего храм был разрушен до основания и дальнейшему восстановлению не подлежит, — бесстрастным голосом зачитывал донесение молодой служка. — Источник силы уничтожен неизвестным способом, следы магических ритуалов отсутствуют!
Бодрый, даже несколько радостный тон мага разозлил магистра окончательно. Деревянные подлокотники резного кресла задымились под пальцами Маера. Молодой маг, наконец, заметил свирепое состояние главы Ордена и втянул голову в плечи, стараясь незаметно для наставника сплести заклинание, защищающее от спонтанных выбросов силы. Магистр закрыл глаза, усилием воли загоняя гнев, рвущийся наружу в глубины души, собираясь выплеснуть его позже.
Кто?! Кто посмел нарушить шаткое равновесие мировых сил? Божники? Им надоело делить свои храмы с магами, и они решили пожертвовать одним из них, чтобы обвинить ненавистных чародеев во всех грехах? Теперь на всех храмовых площадях они будут кричать о том, что маги вконец потеряли совесть и посягнули на святыни! И народ будет им верить, потому что разрушить здание могут и простые смертные, а вот уничтожить источник силы способен только маг. Причём очень сильный маг. Жрецы будут призывать паству отказаться от услуг магов — кровопийц и предадут анафеме тех, кто думает иначе. Механики тоже могли провернуть такую провокацию, но, опять же, без мага и тут не обошлось бы...
— Экстренный сбор Совета, — ледяным тоном объявил магистр.
Дежурный маг облегчённо вздохнул, мысленно осенив себя храмовым знаком, и бросился исполнять приказ. Через тридцать минут весь Совет Ордена Змеи был в сборе. Десять магов расселись по своим креслам, с нескрываемой тревогой взирая на главу Ордена. Маер выдержал трагическую паузу, обвёл коллег внимательным взглядом, не дрогнет ли у кого мускул на лице, не опустит ли кто глаза, и прошипел, подражая тотему Ордена, как и было положено по уставу.
— В Загорье сегодня разрушен Храм Ветров... до основания, — взгляд его остановился на магистре Карпинии, от чего тот постарался стать единым целым со спинкой своего кресла. — Это хорошо... Очень хорошо, что все вы сегодня остались в крепости...
Немигающий взгляд Маера скользил по лицам членов Совета, останавливаясь на ком-то на пару секунд, и двигался дальше по зигзагообразной траектории. Члены Совета сначала недоумённо переглядывались между собой, не понимая, почему разрушение храма в каком-то Загорье так расстроило главу Ордена. Но странное поведение Маера заставило их нервничать. Маги устремили свои взгляды на магистра, ожидая объяснений. Стало так тихо, что они слышали стук собственных сердец. Пауза затягивалась.
— Жрецам нужна наша помощь? — нарушил тишину Ярл, самый молодой маг в Совете. — Мы никогда не отказывали им...
— Боюсь, помощь понадобится нам, — прошипел Маер, уже не пытаясь сдерживать свой гнев, — а не жрецам. Они это происшествие обернут в свою пользу. А против кого, вы, надеюсь, сами можете догадаться?!
— Объясните, магистр, что там случилось, что Вы так трагично нам вещаете? — вступила в разговор единственная женщина — член Совета.
— Калина права, — поддержал её Карпиний, — храмы рушатся время от времени, грунт осядет, паводок... Что особенного случилось с Храмом Ветров?
— Уничтожен источник! — рявкнул Маер, рывком поднимаясь из кресла. — Уничтожен так, что следов не осталось! — он обречённо упал в кресло и добавил совсем тихо. — Никаких следов...
Кто-то из магов присвистнул, кто-то охнул, кто-то поперхнулся воздухом на вздохе и закашлялся.
— А кто прислал сообщение? — спросила Калина, сохраняя спокойствие, что удивило Маера.
— Сведения точные. Пока вы собирались, я сам всё проверил, — ответил ей магистр, — там пусто.
— Это какой же силой надо обладать, — простонал Нетосий, маг-экспериментатор, — чтобы уничтожить источник?
— В этом-то и вопрос, — согласно закивал головой Маер, — кто этот маг? И кому он помогает? Жрецам или механикам? Кто из них устроил эту провокацию? Кто хочет сделать из магов козлов отпущения?!
— Значит, нам надо обвинить их первыми, — запальчиво предложил магистр Гардаш, заместитель Маера. — Надо немедленно отправляться в столицу к князю Добромиру, пока время на нашей стороне!
— Отправляйся, — кивнул головой Маер, — и объяви всем о розыске ренегата. Надо только вычислить того, кто способен на такое?
— А если это Они? — прошамкал Лука Лукич, старейший маг Совета.
— Чушь, — резко отреагировал Маер, — нарушать структуру потоков Они не станут. А уж если и задумали такую пакость, уничтожили бы храм в Ильвилесе!
— Они бы уничтожать храм не стали, — возразила Калина, — зачем Им это надо, когда достаточно избавиться от источника? Кто бы из божников заметил, что сила ушла?
Мужчины с интересом уставились на коллегу. Ярл даже соизволил восхититься железной логикой магички. Жерл, его старший брат, наоборот всем своим видом пытался показать, что всё высказанное Калиной — само собой разумеющееся, и о Них никто и не думал.
— Дельные предложения есть? — Маер обвёл всех глазами. Совет молчал. — Ярл, раздели всех членов Ордена на десять частей... Нет, не девять. Гардаш получит другое задание. Каждый из вас должен в минимальное время провести проверку всех наших магов. Я думаю, что другие школы тоже начнут тайную инспекцию на благонадёжность, возможно, не только своих. Для нас важно, что бы Орден Змеи не имел к этому никакого отношения! Всем это понятно? Ростичар, это к тебе относится в первую очередь!
— Почему? — поднял взгляд неестественно красивый блондин. — Почему такое недоверие? — захлопал он телячьими глазками.
— Сам знаешь, — огрызнулся Маер, а Жерл хохотнул.
— Голословные обвинения, — Ростичар надменно откинулся на спинку кресла, — я никогда и не при каких обстоятельствах не выдаю служебные тайны!
— Да, они сами собой из тебя выдаются, когда твою башку сносит! — рявкнул глава Ордена. — До выяснения личности мага — ренегата я вам запрещаю мотаться по бабам!
Все члены совета открыли рты от такого приказа главного. Только Калина поджала губы, чтобы не расхохотаться. Она прекрасно знала, что стоит только обратить на себя внимание, и Маер выдаст запрет и ей, а так, вроде по бабам она не мотается, а про мужчин...
— А Ка... — начал было Ярл, обиженно оттопырив нижнюю губу.
Калина бросила на него просящий и, одновременно, обещающий взгляд, и молодой маг замолчал на полуслове.
— Чего ты хотел? — устало спросил его Маер.
— Ка... Когда приступать? — Ярл еле отвёл взгляд от весёлых огоньков в глазах Калины.
— Пять минут назад, — прошипел главный.
Зал Совета мгновенно очистился от магов.
— Калина, — Ярл схватил женщину за локоть, нагнав её в конце коридора, — что ты имела в виду, когда так на меня смотрела?
— Что бы ты ещё и на запрет мотаться по мужикам не нарвался! — усмехнулась магичка.
— Получается, что нас лишили радости жизни, а тебя нет?!
— Почему только меня? — подняла Калина изящную бровь. — У всех вкусы разные! — она обворожительно улыбнулась и исчезла за дверью своего кабинета.
— Разные? — крикнул разозлённый Ярл и начал дубасить кулаком в её дверь.
