"Принять еду — значит оказать доверие".
"Тех, кто готовит для вас хорошую еду, вы не сможете предать". (Восточная пословица)
I. Не думать о счастье
Этот день я восстанавливала в памяти много раз, будто проживая его заново. Я пыталась понять, было ли все происшедшее цепью случайных событий или закономерной развилкой на моей дороге. В этот день у меня были вечерние часы приема, и утром я пошла на класс йоги — прекрасное средство для снятия усталости и стресса.
Класс вела юная Лиз. В начале урока она обычно задавала какой-нибудь вопрос, с тем, чтобы мы думали над ответом, находясь в очередной сложной позе, а в конце урока она сообщала свою версию. В этот раз она спросила: "Что для вас счастье?" Я ухмыльнулась, подумав, что ты, юная, гибкая как лоза, Лиз, можешь сообщить мне об этом нового? Тем не менее, я честно думала о счастье, стоя на одной ноге и сложив руки на груди, когда загудела пожарная сигнализация, и нам всем пришлось выйти на улицу. Интересно, что воспоминание об этом дне всегда начинается с этой сирены — будто этот резкий звук и отделил прошлое от настоящего. Позднее выяснилось, что в доме, где на первом этаже помещалась спортивная студия, у кого-то в духовке сгорел пирог. Ничего страшного не произошло, просто было много дыма, но урок был сорван. "Ну вот, так и не удалось узнать, что такое счастье", — усмехалась я по дороге домой".
На работе тоже все было как обычно: я разбирала почту и слушала новости происшедшие за неделю моего отсутствия — накануне я вернулась с бостонской медицинской конференции, где рассматривались новые методики по работе с пациентами с лишним весом. Тогда же секретари сообщили, что у нас в центре появился новый психиатр, доктор Джефферсон Хьюз, один из лучших специалистов в Нью-Йорке, известный далеко за пределами страны.
В моем кабинете я обнаружила слегка подвявший букет цветов — подарок одного пациента, который под моим руководством сбросил изрядное количество лишних килограммов, а так же красивый пакет перевязанный бантиком. В пакете оказалось дорогое издание новой книги знаменитого Марко Марича получившей все возможные и невозможные литературные премии. Я обрадовалась — давно собиралась почитать этого автора. Я спрятала книгу в сумку, включила компьютер, ответила на несколько писем и стала просматривать данные записавшихся на сегодня пациентов.
Вика Молохова — одна из них, на приеме впервые. В карточке значилось: пол женский, двадцать восемь лет, не замужем, рост — сто шестьдесят пять сантиметров, вес — сто килограммов. И направление от терапевта на консультацию для похудения.
Я достала все необходимые формы для заполнения — новые, что нам вручили на конференции.
Вика — симпатичная, сероглазая, застенчиво улыбающаяся. Изучив историю ее веса, я задала обычный вопрос:
— По какой причине вы набрали лишний вес?
Вообще-то причина и так понятна, да и в карточке рукой терапевта выведено: "Бесконтрольное поглощение пищи", но цель моего вопроса в том, чтобы человек произнес сам, вслух, что-то вроде: "Я много ем", "Я мало двигаюсь" или хотя бы: "Со мной что-то не так, помогите разобраться", и услышал бы себя сам. Если он начнет винить неудачную наследственность или медленный метаболизм, тогда моя беседа пойдет по другой схеме.
Ответ Вики был неожиданным:
— Я несу наказание.
— Что вы имеете в виду?
— Доктор, вы верите в расплату или проклятье? Только честно скажите.
— Ну, верить можно только в бога, а все предположения должны проверяться эмпирическим путем.
— Можно мне объяснить?
— Конечно, я вас слушаю.
— Понимаете, я плохо относилась к толстым людям, я их... обижала. Когда— то давно — я была еще ребенком — у нас девочка во дворе была, Сонечка. Она хорошая была, умная. Пока мы бегали во дворе, играли в лапту или в жмурки, она тихо сидела на скамеечке с книгой, а потом нам волшебные истории рассказывала и сказки разные. Ну, бывало, что дети ссорились, дразнили друг друга, а ее как дразнить? Жир-пром-комбинат...
— ...мясо-сало-и-салат,— закончила я.
— О, вы помните такую дразнилку? — обрадовалась Вика. — А Сонечка плакала, обижалась, а после подолгу не хотела во двор выходить. Мы звали ее — хотелось сказок ее послушать, прощения просили. А еще была соседка у нас, тетя Лида, жила этажом выше — тоже хорошая женщина, это я сейчас понимаю, с высоты прожитых лет, как говорится. Она всегда помогала готовить, если у кого из соседей торжество было, и никогда денег за это не брала. И знаете, она пекла удивительно вкусные пирожки с маком, начинка сочная такая, а тесто тонкое, хрустящее...
— Не отвлекайтесь, пожалуйста, — попросила я, незаметно сглотнув слюну.
— Извините. Ну, так вот, она тоже полная была, и как-то я, глядя на нее, ляпнула: "Если бы у меня был такой живот как у вас, я бы повесилась." Ну вы же понимаете, доктор, мне лет двенадцать тогда было, я же глупая совсем была и бесчувственная. А она глянула на меня из-под очков, и вроде бы даже не обиделась, а засмеялась и сказала: "Будет и у тебя такой живот, а может и больше". Доктор, а вы сказку "Карлик Нос" помните?
— Помню, — сказала я рассеянно.
А ведь это было первое упоминание об известном во всех мирах фуэнсене, но тогда я даже не могла предположить, что вскоре буду ловить каждое слово и каждое движение этой самой тети Лиды, а вернее Сорочинской Лидии Яковлевны, чтобы научиться хоть малой доле того, что она умеет.
Тогда же я думала о том, что делать с Викой. Мне нужно было, чтобы она признала, что лишний вес — ее собственная вина, и никто кроме нее не может это исправить. Если она считает полноту следствием проклятья, то явно будет ждать того, кто его снимет. Может, направить ее на консультацию к новому психиатру? Я уже видела его мельком в холле — высокий светловолосый мужчина, загорелое лицо.
— Вика, — задала я следующий традиционный вопрос, — А почему вы хотите похудеть сейчас, именно на этом этапе жизни?
— А куда дольше тянуть-то? Я же расползаюсь не по дням, а по часам, а сделать ничего не могу, плачу по ночам от бессилия... И мама переживает, хоть и молчит. Это она настояла, чтобы я к вам на прием записалась. Мне же только двадцать восемь, что дальше будет?
Опять не то! Она даже не по собственной инициативе пришла, мама ее прислала. Ладно, отложим. Я снабдила Вику "домашним заданием" — поручила заполнить дневник питания, назначила новый визит через неделю и написала направление к психиатру.
Я часто думаю, какой была бы сейчас моя жизнь, если бы Вика обратилась к другому специалисту? Правда, в этом медицинском центре я была единственным диетологом, но она могла попасть в другую клинику. Гораздо позднее, я спрашивала ее об этом, пытаясь проследить цепочку событий, но ничего странного не обнаружила. Она пришла в этот центр, потому что он был ближайшим к ее дому.
В конце рабочего дня новый психиатр приоткрыл дверь моего кабинета, представился и сказал:
— Полина, не могли бы вы уделить мне пару минут?
— Да, конечно.
— Тогда зайдите ко мне — там удобнее разговаривать.
Я вошла в кабинет, на двери которого висела новехонькая блестящая табличка "Доктор Дж. Хьюз". Новый доктор уже вполне обжился: удобные низкие кресла, экзотические растения и дизайнерские светильники. Его предшественник не занимался благоустройством кабинета, утверждая, что ничто не должно отвлекать внимание пациента от собственных ощущений, и раньше здесь были голые стены.
— Садитесь, Полина.
Я опустилась в низкое кресло. Хьюз смотрел на меня чуть более пристально, чем предполагали правила приличия. Теперь-то я умею безошибочно распознавать момент считывания информации, а тогда его взгляд вызвал во мне только легкую тревогу.
Он сел напротив, закинул ногу на ногу, улыбнулся и сказал:
— Я хотел кое-что уточнить о вашей пациентке Виктории Молоховой — она уже была у меня.
Оказывается Вика, не откладывая дело в долгий ящик, упросила доктора Хьюза принять ее сегодня же, а поскольку его график был полон, терпеливо ждала в коридоре, не появится ли у него окно, и дождалась!
Я рассказала о "бесконтрольном поглощении пищи", отсутствии "правильной" мотивации, ее чувстве бессилия и слезах по ночам, когда мама не видит. И так же о Викином убеждении, что ее постигла кара, чем она, вероятно, будет оправдывать возможные неудачи на пути к нормализации веса.
Хьюз внимательно слушал, продолжая пристально смотреть на меня.
"А он интересный мужчина, — подумала я. — Наверняка пациентки поправляют волосы и красят губы в туалете, прежде чем войти в его кабинет и пожаловаться на беспричинную панику, страхи и бессонницу. И голос у него вкрадчивый и очень приятный".
— Так и есть, — неожиданно ответил Хьюз без тени улыбки. -Но я разберусь с этим проклятьем.
Я подумала, что он умеет шутить с серьезным лицом.
— Хотите выпить? — вдруг спросил он.
Это Америка, здесь на работе алкоголь не допускается. Не то чтобы мы не нарушали... но я его слишком мало знаю.
— Нет, благодарю вас, мне пора домой, если будут вопросы, обращайтесь, —
я поднялась с кресла.
— Не беспокойтесь, уже никого нет. Секретарь просила меня включить сигнализацию, когда я буду уходить. Никто не узнает.
С этими словами он достал из ящика стола бутылку.
Так, попробуем снова:
— Благодарю, мне не хочется, и я спешу домой. Может быть в другой раз.
— Опять лжете.
— Простите?
— В разговоре вы солгали всего три раза. Не так уж плохо.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не прочь выпить. Вы презираете Вику больше, чем беспокоитесь о ней. Вам не хочется идти домой.
— С чего вы взяли?
— Обычно люди, которые следят за своей внешностью — а вы относитесь именно к таким — невольно презирают тех, кто относится к своему телу небрежно.
— Что-нибудь еще?
— О да. Вы находите меня интересным мужчиной. И сейчас подумаете, что, как все интересные мужчины, я самовлюблен и самонадеян. Не спешите обижаться, я тоже был не вполне откровенен с вами.
— В чем же?
— Я предложил выпить, потому что хотел задержать вас под каким-нибудь предлогом.
— Зачем?
— Мне хотелось бы узнать о вас больше. А вам хочется прикоснуться к моим волосам, они вам нравятся. И вы польщены, признавайтесь. К тому же, вам интересно, что я успел о вас узнать. И я непременно расскажу.
Польщена? Кажется, от растерянности я покраснела. Как отреагировать? Вспыхнуть и сказать что-то резкое? Перевести все в шутку? Я решила вести себя рационально и серьезно.
— Доктор Хьюз, ваши тон и слова не совсем соответствуют обстановке. Мы с вами не так давно знакомы, чтобы...
— Это не имеет никакого значения, — выдохнул он. — Я приглашаю вас в гости. Я живу у залива. Мой дом был построен по особому проекту, и я уверен, что вы нашли бы в нем много интересного. Мое предложение кажется вам заманчивым, но вы не хотите в этом признаться.
Я встала.
— Пока что наше общение ограничится вот этим, — я показала на лежавший перед ним медицинский протокол — документ, в котором все медики, принимающие участие в лечении пациента, пишут свои заметки по ходу терапии. — И ваше замечание по поводу моего презрения к Вике не имеет под собой никакого основания. Она — пациент, такой же как все, — я кивнула на груду медицинских карточек у него на столе.
Я была очень довольна собой и своим холодным тоном.
— До свиданья.
Я вернулась в свой кабинет, сложила бумаги на столе, надела пальто, взяла сумку, погасила свет и вышла.
Хьюз стоял в холле.
— Простите меня! — сказал он, подняв руки верх, однако в его голосе не слышалось ни тени сожаления. — Каюсь в том, что рискнул сразу сказать правду вместо того, чтобы учтиво повторять общепринятые фразы. Думал, что с вами они не нужны. Разрешите хотя бы подвезти вас домой, ведь я вас задержал.
— Ладно, только мне еще в магазин надо зайти.
Уже дома, отсердившись, я мысленно прокрутила этот диалог с Хьюзом.
По дороге он вел себя как настоящий джентльмен: открывал дверцу машины, подавал руку, ждал меня у магазина, даже поднес до порога пакет с продуктами. Если бы я отказалась сесть в его машину, он еще чего доброго мог подумать, что я боюсь его или он меня волнует, — а так мне вроде бы безразлично.
Ну, хорошо, выпить после рабочего дня я действительно была не прочь, ну и что с того? Разве мы всегда делаем то, что хотим? Тем более, в этом деле можно обойтись и без Хьюза, — я плеснула в чашку кофе немного коньяку. Может быть это плохой признак, но в последнее время, чтобы выпить, мне совершенно не нужна компания.
Это был самый обычный день. Я не делала ничего из ряда вон выходящего. И в магазин зашла свой любимый и купила в нем то, что обычно покупаю. Возле моего дома есть два продуктовых магазина. Один — красиво декорирован и всегда празднично освещен, каждая баночка в нем блестит, каждая бутылочка сияет, а продавцы расхаживают в белоснежных фартуках. Я захожу туда, полюбуюсь на красоту, а купить в нем ничего не могу — сама не знаю почему. Другой магазин напоминает деревенскую лавочку: тесноватый — кадки с крупами и соленьями занимают слишком много места. Зато там аромат свежевыпеченного хлеба, а на пороге меня всегда встречает рыжий кот. Оттуда я всегда выхожу с полными сумками. И сейчас купила ржаной хлеб, похожий на тот, что я ела в детстве, творог, яблоки и сухой мак — тут явно сработало упоминание Вики о соседкиных пирожках с маком. Так что, если не считать пожарной сирены посреди класса йоги, помешавшей мне узнать, что такое счастье, и знакомства с новым доктором, — этот день был самый обыкновенным, но эти два обстоятельства явно произошли не по моей вине или инициативе.
Его предположение по поводу презрения к Вике я сочла несправедливым. В первый год работы я слишком эмоционально воспринимала проблемы некоторых пациентов, даже плакала вместе с ними. Но мне сделали замечание, сказав, что это во-первых, вопиюще непрофессионально, а во-вторых, меня так надолго не хватит.
Вика и так уже порядком наказана за то, что обидела тетю Лиду и дразнила толстую девочку Сонечку. Обидчик всегда считает себя в чем-то хуже объекта своих нападок и, оскорбляя его, пытается возвыситься в собственных глазах. Если помнить об этом, то вместо обиды можно испытать жалость к оскорбителю. Конечно, Сонечка была умная, читала книжки и умела сказки рассказывать, но еще не знала природы происхождения гадких слов в свой адрес. Дети бывают очень жестокими: обзывают, тычут пальцами и обидно гогочут — представляю как ребенку тяжело это выдержать!
Да что это я? Какое мне дело до этих людей — Вики, Сонечки, тети Лиды? Рабочий день закончился, и я не должна думать о них. Куда девалась моя выработанная годами способность дистанцироваться от чужих проблем, чтобы спокойно оказывать пациенту требуемую помощь? Меня чем-то зацепил Викин рассказ, это очевидно.
Я налила еще коньяку в опустевшую кофейную чашку.
