Снежный след

обновление 24.12.2015

ГЛАВА ПЕРВАЯ. РАЗЛУКА

ГЛАВА ВТОРАЯ. ШЕРЕГЕШ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. СПУСК

ГЛАВА ПЯТАЯ. ШОППИНГ

ГЛАВА ШЕСТАЯ. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЗВОНОК

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. РАЗЛУКА

Не все предатели — враги

Я выскочила из подъезда, грохнув на прощание металлической дверью. На плече висела большая, набитая вещами, спортивная сумка, при ходьбе она всем весом билась о бок. Я перла ее, оттопырив плечо и слегка приволакивая правой ногой. Спустя несколько секунд вышел отец, он катил следом за собой оранжевый чемодан на колесиках. И почему в бешенстве я не схватила его, выбегая из квартиры? Отец обогнал меня и преградил путь, недовольно так посмотрел и в тоже время грустно.

Я молча остановилась и отвернулась к старой, хоть и недавно покрашенной лавочке. Красили неделю назад, небрежно, но обильно — вокруг все заляпано зелеными многоточиями и кляксами. Лавочка успела обсохнуть, но на ней ясно просматривались следы от новехоньких джинс подруги с выложенной стразами бабочкой на заднем кармане. Ксюха была в бешенстве из-за испорченной обновки. Пришлось одолжить ей свои любимые синие капри, ведь она уселась на лавочку исключительно из-за моего опоздания. К слову сказать, штаны я больше не надеялась получить обратно, и совсем не потому что Ксюха навсегда их зажучила, а из-за предстоящей поездки.

— Полина, что ты пытаешься доказать своим поведением?

Я не ответила, делая вид, что заинтересована состоянием лавочки перед подъездом. Если присмотреться к просевшим доскам, то можно угадать силуэт распахнутых крыльев бабочки.

Резкий вздох отца был равен тысяче проклятий.

— Ладно, жди здесь. Я подгоню машину. Поставь сумку, не таскай тяжести. — Он поспешил на стоянку рядом с домом.

Я скинула сумку под ноги и размяла натертое плечо. Затем сильнее натянула бейсболку на лоб, чтобы солнце не слепило глаза.

Начиналась осень. В Москве дни стояли по-прежнему теплые, желтизна уже слегка тронула листву, птицы только собирались на юг. Я с тоской посмотрела на родной двор. Дети играли в салки на горке и громко спорили, кто водит. Мальчишки гоняли в футбол на площадке, огороженной сеткой. Мяч частенько со звоном отпружинивал от нее, распугивая воробьев с рябины. Рядом с песочницей сидели родители и за разговором не замечали, как их малыши поедают песочные куличики. В тени деревьев расположились старушки и обменивались новыми сплетнями. Совсем по-летнему щебетали птицы, где-то лаяла собака, что-то стучало и чиркало по асфальту: это ребятня носилась за домом на роликах и самокатах. Все как всегда, ничего нового. В обычный день выйдешь и не заметишь всего этого, пройдешь мимо по своим делам. Но не сегодня. Я старалась запечатлеть каждую деталь, каждый звук в памяти. Даже закрыла глаза, чтобы представить картинку, запомнить ее живой и бурлящей. Глубоко вздохнула, стараясь остановить набежавшие слезы.

Из задумчивости вывел резкий гудок клаксона.

— Полина, ты там уснула что ли? На поезд опоздаем! — отец припарковался перед подъездом. — Залезай скорее в машину.

Багажник красной 'Тойоты' плавно открылся, приглашая разместить вещи. Я продолжала стоять каменным изваянием. Отец вышел из машины и молча, с ласковым сожалением на лице подошел ко мне. Затем нежно, как маленького ребенка, погладил по голове, и сказал:

— Полина, пора.

Я кивнула. Отец подхватил спортивную сумку с земли, вытянул ручку у чемодана на колесиках и двинулся обратно к машине. Я волочилась следом, понуро опустив голову. Шагнула через надпись на асфальте: 'Ленусик, я тебя люблю! Санек'.

Позавидовала той, кому посвящались строки, той, у кого сохранились чувства в этом городе. У меня в жизни теперь перечеркнулись все отношения — и с любимым и с друзьями, не осталось даже родного города. Отец отправлял меня почти на год к своим родителям в далекий, скучный городок Шерегеш, а потом жить заграницу. Навсегда.

Он сложил сумки в багажник, а я не спеша села на переднее пассажирское сидение. Отец напомнил о ремне безопасности, и после того, как я пристегнулась, машина плавно покинула родной двор.

Солнце светило мягко, с деревьев опадали первые пожелтевшие листья и маленькие семена-вертолётики. Они спускались, как золотой дождь, попадали на лобовое стекло, ими были покрыты газоны и тротуары.

Я откинула солнцезащитный козырек, чтобы лучи не слепили, и встретилась взглядом со своим отражением в маленьком прямоугольном зеркале.

Подростки редко довольны своей внешностью, и я не исключение. Больше всего комплексовала из-за бледной кожи. Ночью в зеркале себя с привидением путаю и пугаюсь. С такой анемичностью меня наверняка бы взяли на роль убитой панночки в фильме 'Вий', еще и на гриме сэкономили бы.

После лета девчонки в школу возвращаются, как шоколадки, а я даже на солнце долго находиться не могу — плохо становится, а в солярии еще и тошно. Ксюха шутит, что я — вампир, но ведь от вида крови меня воротит, и чеснок я люблю. Могу, как орешки есть, причем в любом виде, правда, после одного случая стараюсь ограничивать себя. А то съела вечером в выходной перед теликом пиалу маринованного чеснока, такого свекольно-красного, острого, жгучего и позвонил Миша — на первое свидание пригласил. На прогулке рот открыть боялась, на вопросы вместо внятных ответов, я лишь качала головой и мычала в сторону что-то вроде 'ага, угу'. Позже, когда Миша объяснился мне в любви, он признался, что его покорила моя скромность и неприступность. Я ведь не позволила даже в щеку себя на прощание поцеловать, домой убежала. С того дня и закрутилось все: ночные эсемески, признания на стене 'вконтакте', красивые ухаживания, прогулки вдвоем, взявшись за руки.

Эх, Миша, как же мы теперь?..

Украдкой посмотрела на отца. Лицо сосредоточенное, немного хмурое, но стоит ему улыбнуться, как на щеках появляются ямочки. Кожа теплая, медового цвета. Он умудрялся основательно загореть даже летом в Москве.

Говорят, что девочки внешне обычно похожи на пап, но я взяла от своего лишь темные густые волосы. Мы с ним такие разные, но роднее никого нет. Я снова посмотрела в отражение зеркала. Аристократический нос и высокие скулы, скорее всего, достались мне от матери. Жаль у нас не осталось ее фотографий, а воспоминания сохранились лишь в памяти отца, и он упорно не хотел ими делиться. Знаю только, что она ушла от нас сразу после моего рождения и причины ее поступка мне до сих пор неизвестны. Надо будет расспросить об этом бабушку.

Красная 'Тойота' миновала цепь высотных домов спального района и въехала в пыльный и тоскливый промышленный район, в окне мелькали длинные серые заборы.

Дорога свернула в сторону центра. Проезжая по Кутузовскому проспекту, я грустным взглядом попрощалась с чередой фонтанов на Поклонной горе. Я любила приезжать на площадь перед важными событиями в жизни и бросать в воду монетку на удачу. В этот раз не сложилось, не успела.

Улицы преобразились, ожили яркими красками витрин магазинов, ресторанов и рекламы.

— Почему мы не взяли такси? Ты бросишь машину у вокзала на неделю? — спросила у отца, оторвавшись от мелькавших за окном картинок и воспоминаний.

— Знаешь, Полина, — он замялся, достал из пачки сигарету, слегка опустил окно, и закурил. — Я не смогу поехать с тобой. Перед переездом в Лондон надо многое сделать, а времени почти не осталось. Надо продать квартиру в Москве, подыскать жилье на новом месте, оформить документы, обустроиться. Ты уже взрослая и очень смелая, на метро сама ездишь, даже я этого боюсь делать, поэтому, думаю, до бабушки с дедушкой тебе по плечу добраться самостоятельно, — он оттараторил признание на одном дыхании, почти без эмоций, словно давно готовил речь и никак не находил удобного момента, только дрогнувший голос выдавал волнение.

— Значит, это последний день, когда мы видимся?

— Не преувеличивай, я заберу тебя в следующем году.

— Хочешь сказать, что ни разу за это время даже не приедешь навестить меня?

— Зачем я тебе там? Буду только мешать заводить знакомых. Ты у меня очень общительная, быстро со всеми перезнакомишься и даже не заметишь, что меня не будет рядом.

— Даже на мой День рождения не приедешь? А Новый год, Рождество?..

Я взглянула на отца и поняла — не приедет.

— Дорогая, пора уже повзрослеть, это всего лишь праздники, — сухо произнес отец.

Он включил поворотник, перестроился в крайний левый ряд, поглядывая в зеркало заднего вида. Остановившись на светофоре, он украдкой поглядывал в мою сторону. Я опустила голову и поджала губы, едва сдерживая слезы. Отец в очередной раз глубоко затянулся, выпустил дым в окно и, словно набравшись смелости, попытался оправдаться:

— Ты же знаешь, я постоянно в разъездах, на встречах. Я не смогу уделять тебе время.

— Мне не привыкать. У тебя никогда нет времени на меня. Расту сиротой: о матери ничего не знаю, а папочке на меня плевать.

— Как ты смеешь?! — закричал отец, от злости его лицо покраснело, но быстро остыл. — Извини. В чем-то ты права. Тебе не раз приходилось бывать одной, когда я был нужен.

— Точно. Например, последний звонок, выпускной, — перечисляла я, загибая пальцы. — На майскую поездку в Швецию я тоже полетела одна, хотя путевки были на нас двоих. Ты сорвался прямо из аэропорта. Мне кажется, из-за работы ты смог бы и в воздухе развернуть рейсовый самолет и помчаться на свои переговоры.

— Полина, пойми, это все только для тебя и твоего будущего. Ты думаешь, в магазинах дорогие вещи, от которых ломится твой гардероб, раздают бесплатно? Или обучение в гимназии можно оплатить на зарплату рядового сотрудника?

— Только я могла бы прожить и без всего этого будь у меня внимание хоть одного родителя!

Отец замолчал, пока машина не остановилась на светофоре. Красный — цвет предостережения. Внимание. Стоп. Дальше проезд опасен.

— Наверное, надо было раньше отправить тебя в Шерегеш, все-таки бабушка с дедушкой уже на пенсии, они бы лучше позаботились о тебе.

Когда отец заводил разговор о собственной несостоятельности, как родителя, значит, он чувствовал себя на грани отчаяния. Такого, что хоть в окно и об асфальт. И один раз он чуть так не сделал. Я далеко не подарок и довести до нервной икоты смогу, наверное, даже камень, что уж говорить о любящем папочке, которого знаешь с пеленок. Отец тогда узнал о Мише. Мы встречались уже полгода, все развивалось медленно и романтично. В тот зимний вечер он поцеловал меня перед дверью, как-то особенно необузданно и страстно. Не знаю, как одна его рука оказалась так быстро под моей юбкой, а вторая путалась в застежках на шубе, но отцу эта картина очень не понравилась, когда он выскочил из квартиры на работу за какими-то важными документами. И надо было забыть их в офисе именно в этот вечер, впрочем, повторно они стерлись из памяти практически мгновенно. Это, наверное, был единственный случай, когда отец забил на работу ради меня. Еще бы, не каждый день твоя дочь распутничает прямо на лестничной клетке. Хоть все было совсем не так, как выглядело со стороны, и дальше пару минутного поцелуя у нас не зашло бы, но, попробуй, докажи это разгневанному папаше. Мишка кубарем скатился по лестнице, а мне предстоял долгий и громкий разговор. Друг друга мы так и не услышали, разгневанные, разбежались по комнатам. А когда я пришла мириться, застала его перед распахнутым окном (это в минус тридцать!). Не знаю, чем бы все закончилась, не войди я в комнату. Он тогда смутился и сказал, что нужно было проветриться, а потом о том, что жалеет, что не поддался бабушкиным уговорам оставить меня расти у нее. В глазах тогда отражалась такая же безнадега, как и сейчас. Я, конечно, все еще злилась на него и прощать не собиралась, но отца нужно было освобождать от накатившего чувства вины и дать понять, что он мне дорог и очень нужен рядом.

— Я хочу остаться с тобой. Услышь меня. Мы ведь совсем не сможем видеться, если я уеду.

— Полина, я понимаю, тебе страшно и ты думаешь, что я бросаю тебя.

— Разве это не так? Ты закидываешь меня в глухомань на целый год, где я никого не знаю. Там даже интернета нет! Почему не взять меня с собой в Лондон?

— Полина, мы столько раз с тобой это обсуждали. Что ты будешь делать одна в неизвестном тебе городе, в другой стране? Меня не будет дома иногда по несколько дней. В Шерегеше у тебя хоть есть родственники, ты будешь не одна, — он сделал последнюю затяжку, выпустил дым из ноздрей и выкинул на дорогу остаток раковой палочки. — Посмотри на это с другой стороны. В следующем году поступишь в институт в Лондоне. Я обо всем договорюсь, будешь учиться в престижном месте. А пока я буду обустраивать новое место, подучишь с бабушкой язык. Во всем можно найти положительные стороны.

— Из положительных у меня только одна сторона, — заявила я, бесцельно пощипывая нитку на потрепанных джинсах. — Отвяжусь, наконец, от Степика, того, что ты постоянно мне сватаешь.

— По крайней мере, он не разгильдяй, как твой Миша, — отец осекся, ненароком затронув тему нашей вечной вражды, кто из молодых людей больше подходит мне в качестве бойфренда: обеспеченный и перспективный Степан с его работы или без роду и имени — Миша.

Вопреки привычке, я не стала спорить и доказывать, что чувства в этом деле важнее. Что толку, если меня все равно увозят. Я догадывалась, что именно из-за отношений с Мишей меня и отправили к бабушке, просто вслух озвучивались другие причины.

Отец пребывал в убеждении, что так для меня лучше, просто я в силу возраста еще не понимала насколько. Ну и пусть, зато кризис миновал. Отец снова чувствовал уверенность в своих решениях, а я...а я буду страдать о своей загубленной судьбе, зная, что отцовской ничего не угрожает. Оставалось обиженно засопеть и отвернуться.

До вокзала я не проронила больше ни слова. Отец пытался разговорить меня, но все тщетно. К концу поездки у него закончились сигареты.

После того, как билет был выкуплен, времени до отправки поезда оставалось около получаса.

— Я посмотрю что-нибудь почитать в дорогу, — без выражения произнесла я.

Оставила отца с чемоданом и сумкой и отправилась к газетному киоску, где долго разглядывала пестрые, гламурные обложки журналов, насыщенные красками, как и моя жизнь в Москве.

— Девушка, вы покупаете? — рядом нетерпеливо топтался полный мужчина средних лет со смятой сторублевой купюрой в руке, за ним уже скопились в очередь другие покупатели.

Я очнулась и обратилась к продавщице, которая, ожидая заказа, прильнула к небольшому окошку ларька:

— Дайте, вот эту, — ткнула пальцем на единственную белую книгу с серым невзрачным рисунком на обложке.

Когда вернулась с покупкой, отец расплачивался с пареньком за сигареты из сумки-тележки, с которыми часто ходят пожилые люди.

— Коэльо — хороший выбор! — похвалил отец выбранную книгу, продавец курева укатил дальше предлагать свой товар. — Поезд уже прибыл, но до отправки есть еще время выпить по чашечке кофе. Пойдем?