Старик усмехнулся, тряхнув кучерявой седой шевелюрой, и обратил мутные выцветшие глаза в каминный огонь. Взгляд его вмиг прояснился скачущими внутри двумя мелкими пламенями. Мальчики-слушатели замерли. Тот, что постарше, даже про леденец за щекой позабыл. Младший подался вперед. Румяная нянька в кресле, воспользовавшись паузой, ловко сунула руку, проверяя сухость покрывал спящего младенца на руках.

— Акх-хе, — протестующе дернул ножкой тот.

Леденец брякнул об детские зубы. Второй малец выдохнул. Старик вернулся взглядом в уютное тепло трактира:

— Так о чем это я?

— О конце света, — возвратилась конфета на прежнее место.

Мужчина покачал головой:

— А-а... Конец света... Давно это было. Так давно, что горы с тех пор успели состариться и превратиться в зеленые холмы, на которых пасутся теперь среди кровавых маков овцы. Да и не в нашем нынешнем мире. "Рагнарёк". Так он назывался.

— Его нарёк рог? — удивленно выдохнул младший.

Старик тихо рассмеялся, собирая в морщинки глаза:

— Это, малыш, древний немецкий язык. Его лишь немногие знают. А я — по долгу прошлой своей учительской службы. "Рагнарёк", — повторил он с нажимом. — "Рок богов". Тоже древних. Сейчас и они ушли в небытие, а когда то пировали в небесном чертоге Асгард обильными людскими молитвами. Главным среди них был Один. Бог войны и победы. Но, не доглядел он неурядиц на мирной земле. Зло копилось внизу, боги наверху пировали, чаши равновесия полнились. В итоге первым был убит бог весны, Бальдр, самый чистый и светлый из многочисленных сыновей Одина. Потом на три года людской мир накрыла зима. И люди перестали молиться: зачем? Да и многие ли выжили в лютом холоде? В довершение чудовищный волк Фернир проглотил богиню солнца Соль. И в кромешной тьме начался рагнарёк. Из океана всплыл мировой змей Ёрмунгарнд, затопив берега. Великан Сурт огненным мечом выжег землю. Покровитель лжи и коварства Локи с инеистыми великанами и богиня загробного мира Хель с целым кораблем мертвецов встали против великих богов Асгарда и павших земных воинов, призванных ими. Они бились на равнине Вигридр. И потери их были равны. Видя это, великан Сурт испепелил поле битвы, положив ей конец.

— Ого!

— Тише ты.

Оба мальчика, переглянувшись, заерзали на ступенях камина.

— Один тоже погиб? — сглотнул слюну старший.

Рассказчик кивнул:

— Да. Его убил волк Фернир.

— Тот, что солнце съел?

— Совершенно верно.

— И жизнь... закончилась? — уточнил младший слушатель. — Поэтому наши предки перебрались в этот мир?

— Нет. Жизнь вскоре вновь возродилась. Выжили два сына и внука бога Одина, воскрес чистый Бальдр. Вышли из убежища человеческие мужчина и женщина. Они и положили начало новому роду людей.

Старший мальчик закатил к потолку взгляд:

— Четыре... нет, пять. Пять богов на двоих людей? Это ж целыми днями молиться.

— Ну, — улыбнулся рассказчик, — боги тоже стали помогать возрождать земной мир. Они учились на прежних ошибках. Да и пара эта не была одинокой.

— Так вы же сказали, что...

— Роду людей, — вскинул кривой палец старик. — Вы невнимательно меня слушали, — и лукаво скривил губы. — Волка Фернира помните?

— Да.

— Конечно, — уверили его дети.

— В рагнарёке он тоже погиб. Был разорван богом мщения Видаром. Но, вы также помните, что до этого волк проглотил богиню солнца.

— И она не воскресла? — снова брякнул леденец по зубам.

— Нет. Вместо нее на небо в колеснице вознеслась ее дочь. Но Соль успела осветить собою черное нутро волка. Поэтому останки его дали новую жизнь, породив новый род, — замолчав, осмотрел рассказчик лица слушателей. — Из густой волчьей шерсти появился мужчина, из озаренной светом Соль крови — женщина. Но, раз возникли они из одного и того же, то и повязаны друг с другом оказались навек.

— А кто появился то? — нетерпеливо сморщил носик младший мальчик.

— Род ворулей, — тихо произнес старик. — В переводе с древнего языка скандинавов — род оборотней.

И в маленьком зале трактира "Корона" повисла густая от дровяного тепла тишина. Лишь ясневые дрова в камине затрещали сильней. Словно лишь они одни могли оценить по достоинству все только услышанное...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1. 11. Никогда не слушайте малознакомых вам персон,

а тем более, не полагайтесь на их мнение.

Вспомните про свое или приобретите его.

3. 48. Волосы следует держать в чистоте и порядке.

Ленты, шпильки, гребни и расческу — под рукой.

(пункты из "Пособия для начинающей королевы")

Это непостижимо! Невозможно! Немыслимо!.. Я стояла посреди толкающейся на причале толпы, у кучи собственного багажа и тупо смотрела в лист бумаги:

"Гвендолин! Вынужден сообщить, что задерживаюсь по делам и сопровождать тебя в Братт не смогу..."

— Это невозможно, — буквы прыгали и разбегались вдоль и поперек строк.

"...В лу...чшей здешней гостинице на тебя вписан номер. Предлагаю дождаться меня там. Надеюсь, будешь умницей и ограничишь свое передвижение расстоянием от него до ресторана и обратно..."

— Непостижимо.

"...Прибуду, как только смогу. Вечно твой, Лентвар Баклей".

— О-о-о, немыслимо.

— Леди желает, чтобы я ее проводил?

— Что?.. Куда?

— В нашу гостиницу, — смущенно скривился мне румяный мальчик в ливрее.

Я подняла мутный взгляд на его фуражку с бляхой — не то "Соловей" на ней, не то "Кукушка". И тихо простонала:

— Я не... знаю.

— Отчего, леди? — растерянно опешил тот.

— Я-я... — ну не признаваться же ему, что жутко боюсь.

А я боялась. И земли этой побережной, принадлежащей клану непонятных и чужих ворулей. И всего Анкрима в целом, своей родины. Родины суровой, скалистой и продуваемой всеми ветрами на свете. Родины без родителей, любви и тепла. Ох, как я боялась, проведя из восемнадцати лет своей жизни двенадцать в закрытом пансионе Ладмении. И зачем вообще вернулась обратно?! И не могло обучение там растянуться до старости?! А теперь еще и это — жених подложил исполинскую свинью. Нет, мало мне собственного клана? Свиньи от него могли бы спокойно занять собой пастбище. Хотя я же "людер", грязнокровка. Так чего еще ждать? Какой "родной встречи"?

— Так вы, леди...

— Прия!!!

Чернобровая моя однокурсница, с которой мы три дня делили фрегатную качку и каюту и, кстати, уже навсегда распрощались, удивленно обернулась из толпы:

— Лин? — и кивнув незнакомому мужчине, подорвалась ко мне. — А ты что тут стоишь? Тебя же...

— Не встретили! — получилось с театральным надрывом. — Меня не встретил мой жених. Написал, чтоб ждала его в гостинице.

— Вот же... — выдохнула в сердцах Прия. — А что ты теперь будешь делать? — и грозно скосилась на посыльного.

Тот на всякий случай отступил. Я нервно дернула плечами. Прия закусила губу. Вот завидую я ей, правда. Она — сильная и смелая. А я еще считала ее в пансионе мужланкой. А теперь стою и взираю, как на защитницу сирых. — А знаешь, Лин, что? — вдруг, просияло девичье лицо.

— Что, Прия? — замерла я в ответ.

— Я ведь недалеко тут живу — поместье родителей в пяти милях. Может, ко мне пока? А? А жениху твоему в гостинице записку оставим? Он приедет, заберет тебя?

— Нет, ну это... неудобно... наверное.

Конечно, двенадцатилетнее пансионное воспитание не позволяет так нагло навязывать свою персону другим. Надо постепенно, с достоинством.

— Неудобно должно быть жениху твоему, — решительно схватила Прия мою руку. Потом, видно, тоже про наше "воспитание" вспомнила. — Ты нисколько нас собой не стеснишь. Мои родители только рады тебе будут. Они до сих пор считают: я вместо нашего "эфирного заведения" в кадетском корпусе Прокурата зависала. А тут такое приличное доказательство. Ну же, Лин?— и поощряюще выпучила серые глаза. Я набрала в грудь воздуха:

— А-а, давай, — к черту это воспитание. — То есть... благодарю тебя, Прия.

— Э-э, леди Лин, а как же ваш номер?

— Ой, я только записку черкну, — и, поддернув платье, скоро бухнулась перед чемоданом. — Прия, адрес твоего поместья?

— Ну так, пиши...

Ох, не иначе небеса мне ее в попутчицы дали. Точно, небеса...

Небеса в этот день порадовали еще и серостью, тускло подсвеченной лучами местного солнца. И непонятно, что в мире — начало июня. Лето. Здесь же, на западном побережье Анкрима, всегда уныло и тревожно от океанского шума и огромных, уходящих в небо каменных скал. Но, стоит проехать в островную глубину, открываются совсем другие панорамы: всюду холмы в яркой зелени и ковры из мха по древним лесам. А еще — плющ. На деревьях, домах, заборах и острыми хвостами на тропках. Здесь он что-то вроде священного символа, отголосок предтечного мира, когда переселенцы в этот еще помнили о своих прежних Святых. Я о Святом Патрике сейчас. Хотя, по-моему, он это растение наоборот, проклял.

Анкрим — вечная загадка для меня. Я по натуре любопытна, но разгадывать эту, совсем-совсем желания нет, потому что ощущаю я себя здесь неизменно мошкой на ладони великана: разотрет и не заметит. Да еще отцовские родственники... В последний раз, шесть месяцев назад, я была в Анкриме исключительно по их приглашенью. "Исключительно", так как приглашений кроме не поступало. Меня лохматым ребенком запихали с глаз в иностранный пансион, а полгода назад оттуда впервые "пригласили". На похороны деда, Гвенмора Кина, главы клана Гвен, что на самом севере острова и государства Анкрим(1). Как сейчас помню лица моей "монашеской" тетки, вечно простуженного носом дяди и трех его возмужалых сыновей. Я их еще в детстве про себя звала: "Гвоздь", "Молоток" и "Горшок". Однако в тот пасмурный декабрьский день физиономиями они были солидарны. И выражали ими: "Стой и молчи". Ну, я и молчала. А что мне с ними делить? Делили дедово наследство без меня. И теперь в его родовом замке заправляет мой "простуженный дядя", Гвенрид. Традиция у родов такого уровня есть: первыми слогами в имени ставить "имя клана". А у меня и фамилия к тому же другая — Дойл. По собственной кормилице. Я — Лин Дойл. И паспорт и диплом из пансиона Святой Берты именно на нее. Без "Гвенов" и "Кинов". Зато жених мой, Лентвар Баклей, сплошное ходячее величие из клана Лент. Бедненький. Его ведь тоже не спрашивали в детстве: алчет он такую персону в жены или нет? Родитель его "кривовидный" дал маху, забив руки с моим дедом. И не удивлюсь, если "задержится" Лентвар "по делам" лет на шестьдесят. Да и ладно. И что я все о судьбе своей в тумане? При таком раскладе божьих карт пора учиться жить единственным днем. А день сегодня, кажется... наладился.

Наладился, да так и катил высокими колесами двуколки по уложенной булыжником дороге.

— А зима в этом году была холодная и малоснежная! — не умолкал ни на секунду со своих козл отец мой однокурсницы. — Зато в конце апреля столько навалило, что колодцы под крышками водой бурлили! И отсеялись хорошо! Прия, дочка, ты привезла то, о чем я тебя в письме последнем просил?

"Дочка" на секунду закатила к небу серые глаза:

— Да, пап. Целых три унции. По одной на сорт. И теперь не удивляйся, что у меня по алгебре в дипломе — уд.

— Это почему? — развернулся тот на козлах.

Прия сделала недоуменное лицо:

— Так я твой хмель по Куполграду искала, пока все к экзамену готовились.

На усатой физиономии мужчины отразилась противоречивая борьба:

— Во как?.. Это ж... Эх, да ладно! Считать то ведь умеешь?

— Да! — просияла ему Прия.

Я в своем углу вздохнула: все эти экзамены, предметы, знания. И кому они теперь нужны? Моя пухлая подвязанная тетрадь с пятью сотнями кулинарных рецептов? Мое "отлично с плюсом" за "Ведение хозяйства", четыре успешных роли в студенческих спектаклях и восторги вокруг вышитой крестом картины? Полтора ярда на полтора. "Утро на лугу" с коровами, пастухом и стаей птиц, летящих в небе. Да что я всё с картиной? Она, как раз в ладменском пансионе осталась. А вот я...

— А ты, Лин, как свое образование закончила?

— Что? — переспросила я. — А-а, нормально, сэр Фул... Спасибо, что спросили.

А вот теперь и меня окинули недоуменными взглядами и дочка сэра Фула и он сам. Потом последний хмыкнул:

— Да ты впервые в этих землях?

— Да, — кивнула я (неужто так заметно?)

— Так не бойся, — улыбнулся мне сэр Фул. — Спокойно тут у нас. Южнее у водопада Кобылий хвост недавно стычка была.

— Какая "стычка", пап? — откликнулась Прия.

Отец ее пожал плечами, понукая лошадь:

— А, отряда сборщиков налогов и местных ворулей.

— И из-за чего? — сморщила Прия нос.

— Так знает кто? Нам не объявляли. Это они всё что-то делят. Толи власть, а толи деньги... Лин?

— Что, сэр Фул? — еще сильней поджалась я.

— Здесь можно жить. А знаешь, чем мы отличаемся?

— С кем? С ворулями?

— Ага. Ничем! — и, запрокинув голову, вдруг, рассмеялся.

Ну, да, конечно. Так уж и "ничем". Я хоть об Анкриме знаю немного, но, читала о ворулях и нас, потомках квакеров-изгоев(2). Нашла в итоге одну существенную разницу: если первые готовы умереть за честь, то вот вторые — за землю собственную. Потому что цену ей знают. А ворули — осевшие бродяги. Воины-наемники и торгаши. А четыреста с лишним лет назад — лишь дозорники, по договору с нашим топпдюком(3), стерегущие границы со стороны Бетана и островного юга. Это то, что знаю.

Зато глазам теперь открылось много, потому что двуколка наша, грузно взобравшись на предгорный бугор, выехала в долину среди скал и густых ракит... Селение в клане ворулей... Столб с вывеской "Рахасья". Каменные дома под высокими четырехскатными крышами с черепицей, похожей на монеты. Длинный уличный ряд с цветущей белой сиренью вдоль обочин. Высокие шесты с вертушками, гудящими от ветра. А в самом конце улицы — открытая мощеная площадь с множеством народа. И ленты, ленты, ленты кругом.

— Прия, это — что? — вцепилась я в боковушку.

— Ой, пап! — Прия и вовсе встала. — Сегодня ж...

— Ага! День живой силы(4), дочь. Гуляем! — и снова к нам развернулся. — Ленты то вам купить? Вы ж взрослые теперь. С дипломами. Или...

— А можно? — открыла Прия рот.

— Так... пр-р-р, Пятнышко! В разумных пределах... Мага! Поди сюда!

Женщина с лотком на перевязи, полным развевающихся атласных лент, шустро подскочила к двуколке:

— Не иначе, дождался младшенькой?! Прия!

— Здравствуйте, тетя Мага, — расплывшись в улыбке, спрыгнула та вниз на мостовую. — Лин?

Я на всякий случай замотала головой: и что за "День" такой?

Выбор ленты занял времени совсем немного. Прия ловко выдернула из пестрой кучи темно-синюю и заскочила с ней назад. Продавщица так же ловко словила монету от Прииного отца и мы вновь тронулись с места. Однако для того лишь, чтоб пересечь по краю площадь и остановиться у входа в добротный трактир "Пьяный лис".

— Сегодня ночуем здесь, — разминая конечности, пропыхтел сэр Фул. — Работы будет много — гости к вечеру повалят на мое славное пиво. А завтра домой вас отвезу. Мать Прии заждалась, — и занялся разгрузкой багажа.

123 ... 789

↓ Содержание ↓