Двое во вселенной

Галактики разбегаются, и это вызывает тревогу. Пройдет какая-нибудь сотня миллиардов лет, как на месте россыпи звезд останется лишь кромешная тьма. Затихнут последние квантовые флуктуации. Вселенная окажется пустой и одинокой.

Я смотрел в стоящий передо мной бокал с Черной Мэри цвета пустой Вселенной и видел плавающее в его глубине нечто маленькое и живое. Оно слабо шевелило лапками и определенно собиралось сдохнуть в моем коктейле.

— Выпить! Мне срочно надо промочить горло! Все! Расступитесь!

В бар ворвался Джошуа Проныра и, растолкав утренних посетителей, рухнул за стол напротив меня. Потом схватил мой бокал и одним махом его осушил.

— К-хе! — поперхнулся он. — Что ты за гадость пьешь, Сократ? Какой сегодня год?

— Коктейль стоил мне целых пять кредитов, — сказал я, с интересом наблюдая за Пронырой. — Год? Часы на стене все еще висят.

— Не вижу ни... кхе-е! — вновь закашлялся Проныра.

— Две тысячи четырехсотый по зэ и. И называй меня сегодня Ницше, Джошуа. Прекрасный вечер, тебе не кажется?

Проныре не казалось. Он засунул себе в рот руку, продемонстрировав ряд остро заточенных зубов, достал и теперь, прищурившись, разглядывал зажатую между большим и указательным пальцами дергающуюся лапку. Затем хмыкнул и щелчком отправил ее в полет к окну.

За пыльным окном открывался грандиозный вид ночного неба над Альдебараном. Звезды сияли и фиолетовый спутник, называемый в этом захолустье Задом Павиана, окрашивал закат в сиреневые тона.

— Значит, нормально кэп синхронизировался, — сказал Проныра. — Представляешь, смогли вернуться на целых сто лет назад. Я же спешил. К тебе спешил, кстати. Знаю, что ты неплохо заплатишь за эту информацию.

Он перегнулся через стол и заговорщицки задышал мне в лицо, отчего стал еще больше похожим на крысу. Не хватало только шевелящихся усов и длинного голого хвоста.

— М-лайнер в фазе максимального резонанса, друг. Появился у Креста. Кэп засек, когда мы пролетали мимо. Новенький, м-нэ! Пальчики оближешь. Самый смак. Заходи и бери, что хочешь.

— Как ты сказал, он называется?

— Я говорил? — нахмурился Проныра и пошевелил несуществующими усами. — Нет, не говорил. "Звездная ласточка", друг.

Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

— Ты уснул? — спросил Проныра.

— Сколько ты хочешь за координаты? — задал я встречный вопрос.

Проныра задумчиво пошамкал пустым ртом и сказал:

— Не деньги. Нет, я хочу большего. Долю в добыче. Ты ведь не против маленькой доли для бедного странника? Может, и не маленькой, а? Ты ведь возьмешь меня с собой, Ницше? На корабле же есть что-то ценное, правда? Иначе бы ты столько его не искал. Тебя выдают глаза, друг, в них горит алчность.

— Не алчность, Проныра, в них горит надежда. Пошли.

Проныра с сожалением повертел бокал и вернул на стол, дополнив ряд пустой посуды.

— Так что, берешь меня с собой?

— Беру.

Я вышел на морозный воздух. Небо казалось бесконечным и плавно переходило в Млечный Путь. Стоило посмотреть вверх, как ты сразу начинал тонуть в этом пространстве до головокружения и заплетающихся ног.

— Не падай, — сбросил со своего плеча мою руку Проныра.

— Я не падаю. На "Ласточке" нечего брать, так и знай.

Между высоких горных пиков был зажат маленький космодром, где стоял мой "Арлекин". На вершинах гор загорались огни ионного сияния, скатывались по склонам, словно горящие камни, и беззвучно исчезали в разлившемся у подножий сизом тумане. На боках моего межзвездника вспыхивали желтые отблески.

— Так что же ты тогда ищешь? — спросил Проныра.

— Он ищет "Звездное семя"!

Я обернулся. У входа в бар стояли трое. Один из них был настоящим великаном — выходцем с Протея. Перед собой он держал, словно дубину, индукционное ружье, больше похожее на ручную пушку. Его напарник — маленький и верткий абориген с Гипербореи — выглядел полной противоположностью. Поселенцы Гипербореи живут в ледяных домах над вечной мерзлотой и охотятся на снежных птиц. И еще они утверждают, что не являются потомками землян. Но вот это уже вряд ли. Мы давно расселились по всему космосу.

Из них получаются профессиональные убийцы.

Лилипут-гипербореец легко и непринужденно жонглировал стилетом и выглядел куда опаснее великана. Казалось, еще мгновение, и мелькающий между пальцев клинок упадет на промерзшую землю. Но стилет вновь и вновь возвращался на ладонь, как послушный зверек.

Третьего человека, стоящего чуть впереди контрастной парочки, я когда-то знал.

— Привет, Ичи-сан, — ухмыльнулся Хи-Мори, скрестив руки на груди.

— Меня зовут Индиана, — улыбнулся я в ответ. — Вы меня с кем-то спутали.

До "Арлекина" метров пятьдесят, добежать не успею.

— На "Звездной ласточке" ты был тайм-штурманом. Он был тайм-штурманом, — повернулся Хи-Мори к Джошуа Проныре. — Причем одним из лучших в земном флоте.

Проныра оскалил в ответ острые зубки.

— Он мог провести межзвездник по тонкой грани так, что искажения времени на выходе почти не было. Этот парень чувствовал колебания лучше, чем кто другой. Как же тогда получилось, что "Ласточка" попала в резонанс? Чья вина? — Хи-Мори шагнул ко мне.

Над нами было бездонное небо. Катящиеся по склонам гор ионные вспышки отражались в серых глазах Хи-Мори.

— Случайность, — сказал я, отступая.

— Случайностей не бывает. Двигатель искажения попадает в резонанс лишь в трех случаях. — Хи-Мори вынул из кармана револьвер и выщелкнул барабан. — Раз! Временная буря. Редко, но случается. Очень редко. И только у растяп, которые не изучают сводку. Не наш вариант. Два! — Он вытащил патрон из одной каморы и защелкнул барабан обратно. — Техническая неисправность. В такие сказки я давно перестал верить на кораблях класса "м-лайнер". И, наконец, три! — Хи-Мори прокрутил барабан. — Саботаж. Эта версия кажется мне наиболее вероятной.

Он поднял револьвер. Дуло смотрело мне между глаз.

— Я всегда оставляю врагу шанс, — произнес Хи-Мори. — Один из шести, тебе хватит. Вдруг ты окажешься везучим? Ты хотел украсть "Звездное семя" уже тогда, помнишь?

* * *

Я чувствовал вибрацию двигателя искажения, как дыхание, как песню "Звездной ласточки", стоило лишь приложить к обшивке ладонь и стоять, закрыв глаза. За бортом — бесконечность пространства. Здесь — мой маленький гравитационный мирок.

— Какое по счету у тебя перемещение, Ичи-сан? — спросил Хи-Мори, опуская чашку с чаем на тайм-сканер.

Вторую он держал в руке. По кабине расползался запах крепкого пуэра. Хи-Мори пронес на корабль картину, сделанную из чаинок, и каждый раз отламывал от нее по кусочку. Теперь никто не мог определить, что было изображено на ней изначально. По моему мнению, что это была репродукция "Ивана Грозного, убивающего своего сына". Сколько ходок Хи-Мори уже с нами? Кажется, мой помощник на "Ласточке" не так давно. На Кинтарре он точно уже был. Помню, как он стрелял по живым камням из своего револьвера. Панцири этих безобидных созданий лопались со звоном разбивающихся чашек.

— Какое перемещение? — переспросил я. — Не знаю. Может быть, пятидесятое. Может быть — сотое. Какая разница? Почему ты называешь меня Ичи? (*)

— Потому что ты и есть первый, сэнсей, а я всего лишь второй. Но я еще новичок, а у тебя вся жизнь прошла в космосе. Где-то пробегают тысячи лет, где-то человек успевает лишь вдохнуть аромата чая. — Хи-Мори втянул витающий над пуэром дымок и зажмурился. — А ты все летишь и летишь. Разве тебе не хочется осесть на какой-нибудь планете?

— Не думал об этом.

Я забрал чашку, чтобы проверить показания тайм-сканера. Отклонения, расстояние, синхронизация с абсолютным временем по земному исчислению... При особом мастерстве можно поймать нужную волну и даже вернуться в прошлое Вселенной. Мне казалось, что я могу вести корабль и без этих данных. Но это обманчивое чувство. Первые признаки сумасшествия тайм-штурманов. К нему рано или поздно приводит эйфория во время скачков искажения.

— Я бы так не смог, — пожал плечами Хи-Мори. — Вот заработаю достаточно денег и куплю себе домик где-нибудь на периферии. Знаешь, такой, с цветочками на подоконниках и собачкой во дворе. Ну, или какой другой тявкающей тварью, — добавил он, подумав.

"Ласточку" тряхнуло, на мгновение уменьшилась гравитация, капли чая поднялись над чашкой и тут же рухнули обратно.

— А рядом такой груз, — произнес Хи-Мори, глядя куда-то мимо меня. — Хватит не на один домик, и даже не на одну планету. Ты бы мог прожить спокойно всю оставшуюся жизнь со своей Анной-Марией.

Я закрыл глаза. Откуда-то издалека донесся голос моего напарника.

— Прости, я забыл, что она была на "Онимуше".

Попавший в резонанс межзвездник обречен носиться по пространству-времени, словно безумный маятник. Синхронизировать его уже невозможно. Вперед на сотни лет, а потом назад, к месту катастрофы. Снова вперед на тысячи лет, и опять назад. Туда и сюда, с небольшими остановками-зависаниями, пока не остановится окончательно. Не превратиться в Летучего голландца космоса с командой мертвецов или безумцев на борту. Порой такие корабли даже находят.

Это если резонанс был не максимальным. Межзвездники класса "м-лайнер", оснащенные мощным двигателем искажения, при максимальном резонансе после всех своих остановок-зависаний отбрасывает к концу времен, в полную пустоту, откуда невозможно вернуться, потому что больше нет гравитационных меток. Они все там — мертвые корабли разных рас со всех времен, замершие в вечной пустоте. И среди них земной корабль "Онимуша".

Я почувствовал, как чашка с горячим чаем обжигает ладонь. Я выронил ее, и она ударилась о пол, разлетелась на осколки. И тут произошел запланированный скачок. Но, в отличие от рассчитанного, он был слишком долгим — "Звездная ласточка" ушла в резонанс.

Я и Хи-Мори были единственными на борту, кто в тот момент находились в сознании. Остальная команда спала. Это наша работа — бодрствовать во время скачков, принимая на себя все эффекты искажения.

Наверное, мы проживаем во время этого целые жизни. Мгновения для всей команды и тысячи лет для тайм-штурманов.

Окружающее смазалось. Казалось, мое тело исчезло. Я был одноклеточным созданием, выбравшимся на берег океана. Ящерицей, оставляющей первые следы на песке. Птицей, взмывшей к небу. Это должно было продолжаться вечно. Хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Эйфория, свобода и солнце.

Где-то далеко внизу извивалось и стонало от удовольствия мое тело.

Я шел по песку, и Анна-Мария шла мне навстречу.

"Тебя же здесь нет, — сказал я. — Ты всего лишь плод моего воображения".

"Кто знает?" — пожала она плечами.

"Скажи, что это случайность. То, что произошло с "Онимушей". Ты же не могла..."

Анна-Мария не ответила, лишь взяла меня за руку. Ее прикосновение было холодным, словно у мертвеца.

"Я говорила, что не могу остаться с тобой. Кельвин бы не понял".

"К черту твоего капитана! Зачем ты это сделала?!"

"Что, вышла за него замуж?"

"Нет!"

"А! Ты про "Онимушу"! Все мы уходим, рано или поздно. Твой помощник..."

"Что?"

"Они начали подсылать к нам надсмотрщиков. Наблюдателей, чтобы вывести из строя обезумевших тайм-штурманов, если понадобится. Знаешь, во время прыжков мы не чувствительны ни к боли, ни к психическому воздействию. Нас можно остановить лишь одним способом. — Анна-Мария прикоснулась холодным пальцем к моему лбу. — Пусть они не такие опытные тайм-штурманы, как мы, но они молодые и здоровые, еще не испытавшие всей побочки от скачков. В случае малейшего подозрения, что мы можем ввести корабль в резонанс, у них есть четкие инструкции. Они не помощники, они убийцы".

Я вспомнил разлетающихся на куски и жалобно пищащих камней.

"Но ты же жива!.. Твой напарник... Ты жива, скажи?!"

"Я успела первой, — отвернулась Анна-Мария. — А может быть, и нет. Я же сейчас в конце времен, а здесь лишь плод твоего безумия. Надеюсь, ты с умом используешь мой подарок. Не повторяй мой путь".

Она растаяла в лучах солнца, а я вернулся в свое истерзанное тело. Мой напарник лежал без сознания. Большой скачок. Слишком большая нагрузка на психику. Не все выдержат. Даже не все тайм-штурманы. Кое-кто окажется безумцем после такого скачка. Кто-то выживет и будет выглядеть вполне обычным. Но прежним не останется никто.

Я приподнялся и посмотрел на тайм-сканер. "Ласточка" попала в максимальный резонанс, прыгнула на сотню парсеков и пятьдесят тысяч лет вперед по земному исчислению. Мы скоро встретимся, Анна-Мария.

Дрожащими руками я вынул из-за пазухи металлическую коробку. Открыл с третьей попытки и достал одного из спящих жуков. Оживая, тот задергал лапками, и я перерезал его надвое перочинным ножом. Теперь нужна вода. Обязательно нужна вода, иначе я его не проглочу. Чашка Хи-Мори осталась целой, и я опустил жука в еще горячий чай. Лучше, конечно, в спирт, но сойдет и чай. Едва не подавившись, я проглотил биоморфа.

Хи-Мори застонал и заскреб пальцами по полу. Мне захотелось сломать его тонкую шею.

* * *

— Думаю, что это ты ввел "Ласточку" в резонанс, — ответил я, глядя в глаза Хи-Мори.

Он не посмеет спустить курок. Или посмеет?

— М-да? Не помню. Но в любом случае, — сказал мой бывший убийца, — информация о местоположении корабля принадлежит мне, а не вам с крысенышем. Конкуренты нам не нужны.

Щелк! Хи-Мори нажал на спуск. В то же мгновение дико завизжал Проныра, зажимая раненую руку. Он успел схватить оружие Хи-Мори, и пуля навылет пробила его ладонь.

— Черт! Черт! Он мне руку прострелил!

Проныра сжался, словно пружина, и, прежде чем Хи-Мори наставил на него револьвер, бросился в атаку, сбивая Хи-Мори с ног. Стилет гиперборейца просвистел в воздухе и звякнул о лед.

Он промахнулся! Гипербореец реально промахнулся! Или это Проныра двигался слишком быстро?

А великан все еще опускал свое ружье. Идиот! На таком расстоянии он уничтожит нас всех! Проныра оторвался от шеи Хи-Мори и гигантскими обезьяньими скачками помчался к "Арлекину". Его рот был запачкан кровью.

— Убейте его! — кричал Хи-Мори, зажимая прокушенную шею.

Я побежал следом за Пронырой, ощущая, как великан целится из индукционного ружья. Сейчас выстрелит!

"Вжух!"

Я упал, перекатился в сторону, вскочил на ноги и вновь побежал к кораблю. Позади ломался лед, и выплескивались фонтаны воды и пара. Вслед что-то орал Хи-Мори, но мне уже было все равно.

Спасены!

Успели!

Я рухнул в кресло пилота и врубил аварийный старт. Меня вжало в мягкое сидение. Царапая пол когтями до соседнего кресла дополз Проныра.

— Что это было? Что со мной, черт возьми, было?! Я, правда, вырубил этого типа? Вы что оба с "Ласточки"?

Он держал перед собой раненую руку. Окровавленные пальцы изрядно дрожали. Дыра от пули в центре ладони медленно затягивалась.

— Слушай, у меня разве были когти? Нет, реально, разве у меня были когти?!

Планета — белый мирок, с серыми кляксами гор — осталась позади. В ее атмосфере вспыхнула и погасла искорка — это стартовал отправившийся в погоню межзвездник Хи-Мори.