Скрипач на крыше (фрагмент)

СКРИПАЧ НА КРЫШЕ

Совершенствование музицирования, карьера выдающегося флейтиста и поддержание чести Хармони — вот в чём заключалась главная цель в жизни юного флейтиста Эдмунда. Однако появление странного чужака со старой скрипкой резко развернуло его жизнь на все сто восемьдесят градусов.

Примечание: романтической линии между главными героями НЕ БУДЕТ.

"Нет предела совершенству!"

Девиз Хармони

"Совершенство заканчивается там, где начинаются ограничения и запреты."

Народная мудрость Либертена

Великолепный концертный зал сверкает огнями, щедро поливая электрическим светом внушительный орган и самый лучший оркестр. Сегодня вечером почтенной публике представляется новая грандиозная симфония маэстро Лючани. Главной звездой этого концерта стал юный Эдмунд Пресли, исключительно талантливый флейтист и младший сын Стенфорда Пресли, главы департамента культуры и одного из самых влиятельных людей в Хармони.

В Милитари ходили слухи, что вся слава юного флейтиста — это исключительно заслуга его отца, однако эти слухи были правдивы лишь отчасти. Стэнфорд Пресли всего лишь вовремя приставил к сыну хорошего наставника, а потом похлопотал, чтобы мальчика приняли в оркестр маэстро хотя бы на испытательный срок. Эдмунд с ранних лет тяготел к музицированию, занимался прилежно и потому свои похвалы получал вполне заслужено. К тому же юноша был отменно воспитан в лучших традициях города, являя собой достойный пример для подражания своему поколению.

Как только оркестр смолк, грянули овации. Почтенная публика, обряженная в лучшие выходные костюмы, пошитые под великолепные эпохи прошлого, поднялась с обитых алым бархатом кресел и разразилась овациями. Особенно громко звучало под потолком имя Эдмунда, но на лице юного дарования не промелькнуло и тени довольства. Маэстро Лючани с отеческой гордостью приобнял его, сверкая улыбкой и не скупясь на похвалы. Эдмунд скромно и с достоинством раскланивался перед публикой, крепко держа в руках свою флейту. Чествовали довольно долго, и только спустя почти двадцать минут маэстро отпустил его переодеваться к торжественному приёму в доме отца.

— Господин Эдмунд, вы сегодня играли просто божественно! — восторгался пожилой лакей Тревис, помогая Эдмунду переодеваться в гримёрной перед зеркалом.

— Нет, всего лишь хорошо, — покачал головой юноша, поправляя кружевные манжеты.

— Но маэстро вас так хвалил...

— Он должен был меня похвалить, чтобы поощрить на дальнейшее совершенствование. Мне ещё долго предстоит заниматься, чтобы поднять уровень мастерства на по-настоящему достойный уровень.

Брови Тревиса огорчённо изломились.

— То есть вы снова будете нарушать режим сна? Молодой господин, вам необходимо соблюдать режим, иначе вы рискуете заболеть. Вы и так сегодня отойдёте ко сну позже из-за приёма!

Эдмунд одёрнул строгий чёрный жилет, поправил пышный воротничок, убедился, что брошь на нём сидит ровно, а причёска не растрёпана. Всё же хорошо, что парики не стали обязательной частью выходного туалета — они такие непрактичные! Настоящие ухоженные волосы выглядят куда лучше. И если подобие бинета, "моцарта" или "крысиного хвоста" ещё можно соорудить из собственных, то алонж — это просто кошмар! Как только судьи их носят?.. Ладно, парики сейчас всё же большинство не носит, и слава Богу. Не об этом думать стоит. Предстоит снова выйти в свет, и потому он обязан выглядеть безупречно. Ни единого торчащего волоска, ни единой лишней складки на рубашке, ни единого пятнышка. Ни на лице, ни на одежде, ни на репутации.

Юный Эдмунд не отличался классической красотой и идеальными чертами лица, однако и дурён не был. Он мало походил на отца и старшего брата, и многие говорили, что он немало унаследовал от покойной матери, которая, увы, не была писаной красавицей. Эдмунду было бы интересно в этом удостовериться, однако в доме Пресли не было ни одного её изображения — ни портрета, ни бюстика ни даже фотографии. Когда Мэрибелль Пресли скончалась от скоротечной болезни, которую не смогли распознать и вылечить лучшие медики Биоса, Стэнфорд Пресли велел всё убрать, чтобы не тревожить память ни себе ни сыновьям. Впрочем, Эдмунд был слишком мал тогда и лица матери совсем не помнил — остались лишь какие-то смазанные воспоминания о голосе и нежных ласковых руках. По возрасту он ещё был довольно хрупок и не слишком высок ростом, однако и отец и старший брат Лерой обещали, что с годами он выправится и ничем не будет отличаться от них. Русые волосы старательно расчёсаны, уложены и собраны лентой на затылке, глаза светло-карие и живые, в них светится ум, а хорошее образование, достойные манеры и обходительность делали его вполне достойной партией для потенциальных невест. Правда, пока отец не спешит договариваться о помолвке, да и сам Эдмунд к этому не стремился — музицирование занимало сейчас изрядную часть его жизни.

— Тревис, если я хочу стать по-настоящему достойным исполнителем, то должен уделять занятиям немало времени. На наших концертах бывают представители других городов, и я не имею права уронить честь Хармони в их глазах!

— Вы, и правда, по праву считаетесь достойным образцом для подражания, — ласково улыбнулся юноше Тревис. — Ваш уважаемый отец вполне справедливо гордится вами.

— Я готов ехать. — Эдмунд убедился, что флейта уложена в футляр. — Экипаж уже прибыл?

— Да, сэр.

— Превосходно. Осталось дождаться Льюиса. Я договорился с отцом, что Льюис проведёт эту ночь в нашем доме, чтобы не возвращаться домой в поздний час. Родители Льюиса тоже уже оповещены. Надеюсь, комнату ему уже приготовили...

— Вы так заботитесь о молодом господине Льюисе, — заметил Тревис, протянул было руку к футляру, чтобы нести, но Эдмунд отрицательно мотнул головой — он предпочитал это делать сам.

— Льюис мой друг, Тревис, а дружба — это святое. И, по-моему, с ним что-то неладно в последнее время, так что ему необходима поддержка. Во время концерта Льюис несколько раз допустил ошибки, и если бы не его группа, то зрители бы это заметили. Маэстро был очень недоволен...

По пути к служебному выходу, где уже ждал паровой экипаж, Эдмунд и Тревис успели обсудить список приглашённых гостей и как с ними предстоит общаться. Эдмунд пока был редким гостем на приёмах — уделял немало времени занятиям, а в свет выходить начал лишь недавно.

Льюис задержался на более продолжительное время, чем ожидал Эдмунд. Вероятнее всего, маэстро так сердит, что решил отчитать нерадивого музыканта как следует. Льюис не отличался таким же дарованием, как Эдмунд — музицировать он начал по настоянию матери и не сразу стал делать заметные успехи. Обучался он у того же наставника, что и Эдмунд, и именно там мальчики и сдружились. Эдмунд помогал другу изо всех сил, и он же убедил маэстро Лючани взять Льюиса в оркестр. До сего дня Льюис не вызывал больших нареканий. Тем более, что он был посажен так, чтобы его огрехи в исполнении прикрывали товарищи по группе, на репетиции являлся исправно и всегда прислушивался к требованиям маэстро. Однако с некоторых пор его поведение вызывало беспокойство — Льюис стал рассеянным. Сегодня утром его рассеянность превзошла все ожидания — он явился в театр в неподобающе неопрятном виде, на замечания маэстро не реагировал, за что был бы изгнан, если бы не заступничество Эдмунда, а во время концерта Эдмунд ясно слышал, как в его партии то и дело проскакивают совсем другие ноты. Маэстро это тоже заметил и хмурился...

Неужели всё-таки выгонит??? Льюис не дорожил музыкой так же, как его друг, но его присутствие вдохновляло Эдмунда, поскольку с другими товарищами так же близко сойтись не получилось.

Когда Льюис вышел к ожидающему экипажу, Эдмунд уже стал беспокоиться всерьёз. К счастью, выглядел Льюис вполне пристойно, разве что имел крайне сокрушённый вид, воротничок был перекошен и пуговицы на жилете не в своих петельках, что Эдмунд тут же поспешил исправить.

— Льюис, что с тобой?! Ты был сегодня непозволительно невнимателен! А ведь сегодня премьера!..

— Я знаю, — тихо ответил Льюис, сжимая ручку своего футляра. — Я... я задумался.

— О чём? И что это были за ноты? Хорошо, что ты сидишь в центре, на заметном удалении от зрителей, и твои ошибки слышали только мы. Во время премьеры ошибки недопустимы! Ещё два таких проступка, и маэстро тебя выгонит! С кем я тогда останусь?!

— Прости, я... виноват. Просто... просто в последнее время я сплю плохо. Не знаю почему. — Льюис по-прежнему не поднимал глаза и краснел.

— А что сказал доктор? Ты к нему обращался?

Эдмунд придирчиво оглядел друга с головы до ног и заправил ему за ухо выбившуюся прядь. Щёки Льюиса заалели пуще прежнего. В отличие от друга, Льюис стригся достаточно коротко, и перед выходом его тёмные волосы слегка подвивались и смазывались помадой для волос для поддержки формы. Юноша имел тонкие благородные черты лица, и если бы не посаженные чуть ближе глаза и заметно выдающиеся вперёд передние зубы, то вполне подпадал бы под один из эталонов. Он был заметно выше Эдмунда и имел привычку слегка сутулиться. Отцом Льюиса был первый заместитель главы департамента поддержания порядка Уолтер Данвич, и он был особенно строг со всеми своими детьми, не делая исключений даже для двух старших дочерей.

— Обращался. — Глаза Льюиса заметно забегали. — Я здоров. Наверно, переволновался перед премьерой...

Лжёт, понял Эдмунд. Друг что-то очевидно недоговаривает, хочет скрыть, а это не поощрялось нормами морали и этикета. Правила требовали выговорить ему за ложь прямо сейчас и непременно доложить его родителям ради блага самого юноши. Однако Льюис выглядел таким несчастным, что Эдмунд решил его не выдавать, а поговорить завтра утром.

— Тогда я велю дать тебе на ночь снотворного, чтобы ты отдохнул как следует. Готов ехать? — Льюис молча кивнул. — Хорошо, идём.

Поскольку юноши задержались, то водитель экипажа решился прибавить скорости. Обычно это запрещалось, однако речь шла о репутации семьи, непунктуальность могла ей навредить, и Эдмунд решил взять всю ответственность на себя. Лучше небольшой штраф, чем укоры в непунктуальности!

Хармони входил в пятёрку самых больших городов выжившего после масштабной катастрофы человечества. Он строился и перестраивался по мере необходимости лучшими архитекторами Сити, а его проектирование было очень важной составляющей для жизни живущих в нём людей. С самого своего основания Хармони стремился к совершенству во всём, и этой цели должны были отвечать и дома и дороги. В качестве образцов были выбраны образы лучших, некогда великих и красивейших городов прошлого — Парижа, Лондона, Рима и им подобным, от которых остались только тоннели подземных коммуникаций и метро. Улицы по позднему уже времени были добротно освещены фонарями, проезжая часть и тротуары радовали глаз чистотой и ровностью — ни одной трещины или выбоины, в которых могли бы скапливаться дождевая вода или грязь. В Хармони очень высоко ценили чистоплотность, и уборочные службы старались исполнять свои обязанности как можно лучше.

Неделю назад началась календарная осень, и кроны высаженных деревьев и кустов всё больше приобретали жёлтый и красноватый цвет. Опадающую листву сразу убирали, чтобы ничто не портило вид, и Эдмунду это очень нравилось. Недавно газеты сообщили, что городские службы вовсю готовятся к отопительному сезону и обильным снегопадам. Эдмунд не любил осень — увядание природы часто навевало на него меланхолию, да и его матушка скончалась именно в это время... Для выступлений приступы тоски могли быть полезны — играть минорные партии становилось легче, но хандрить вне театра не слишком приятно — мешает соблюдать распорядок дня. Эдмунд уже начал скучать по весне...

По пути Льюис заметно оживился, разговорился, и Эдмунд выдохнул с облегчением. Должно быть, и правда, переволновался. У самого Эдмунда тоже так было перед самым первым выступлением в составе оркестра — ему тогда было всего двенадцать лет, причём это было камерное выступление, и все ошибки были бы слышны сразу. Льюису нужно просто отдохнуть, и всё будет в порядке.

Из-за выговора от маэстро друзья едва не опоздали. Эдмунд то и дело поглядывал на свои часы, отделка которых была исполнена лучшим ювелиром Хармони. Едва экипаж остановился перед ажурными воротами с надписью "Пресли-холл", друзья подхватили свои футляры, торопливо спешились и сразу отошли подальше, чтобы не попасть под колёса отъезжающего экипажа. Увидев их, стоящий на крыльце мажордом поспешил навстречу.

— Молодые господа... Почему так долго?! Это недопустимо! — строго свёл он брови.

— Простите, Флетчер, — повинился перед стариком Эдмунд. — Нас задержал маэстро...

— Меня задержал, — виновато поправил Льюис, прижимая к груди свой футляр. — Я был недостаточно хорош во время премьеры, а Эдмунд меня ждал.

Мажордом недовольно нахмурился.

— Молодой господин Льюис, выше прилежание начинает вызывать опасение. Если из-за вашей небрежности есть риск опоздать на важное мероприятие, то вам стоит отнестись к этому со всей серьёзностью. Тем более, что сегодня вам была оказана честь провести ночь в нашем доме. Распорядок есть распорядок, и отступаться от него — нарушение всех правил приличия!

— Да... я понимаю... — вжал голову в плечи несчастный музыкант. — Я... я приложу все силы, чтобы этого не повторилось.

— Очень на это надеюсь. Уже все собрались — только вас и ждём.

— Комнату для Льюиса приготовили, как я распорядился? — уточнил Эдмунд.

— Да, она напротив вашей, — смягчился мажордом и позвал ожидающую горничную в тёмно-синем платье с белым передником. — Эллен отнесёт ваши инструменты, а вам стоит немедленно поспешить в главный зал.

Девушка почтительно присела, приветствуя молодых господ, подхватила оба футляра и бережно понесла их в дом, внимательно читая нашивки с именами, чтобы не перепутать. К прислуге относились с большей строгостью, чем к юным господам, которых имел право отчитать любой старший по возрасту. От персонала требовались пунктуальность, аккуратность и исполнительность, в противном случае грозило увольнение и потеря достойного места. Хотя, даже если бы Эллен и ошиблась, отнеся футляр не в комнату его хозяина, Эдмунд бы и не подумал ей выговаривать — Эллен ему нравилась. Вдали от глаз старших он этого и не делал, отчего девушка всегда смущалась. Очень милая, немного пухленькая, с обильной россыпью мелких веснушек на лице и толстой рыжей косой, скрученной на затылке и украшенной белоснежной накрахмаленной кружевной наколкой. Эллен была старше Эдмунда почти на три года и заметно выше ростом. Работала она в доме Пресли около полутора лет, старалась и ошибалась редко, чем, по мнению самого Эдмунда, вполне заслуживала снисхождения. Однако старшие так не считали. Раз уж тебе что-то поручили, то стоит быть предельно внимательным и старательным во всём. Важна каждая мелочь, и ошибок быть не должно!

"Нет предела совершенству"...

Пресли-холл проектировался по образу барочных особняков Франции, разве что не отличался таким же размахом и высотой. Сколько же сил, времени и денег было потрачено на отделку!.. а слуги старательно ухаживали за всем этим, чтобы все металлические детали блестели, на скульптурах и лепнине не было ни пылинки, а гардины и шторы менялись в зависимости от сезона. Поскольку уже наступила календарная осень, то были повешены золотистые, а зимой их сменят кремово-белые.