Волчица и пряность. Том 3

Тут же можно было увидеть небольшую пристань, у которой лодочник в плоскодонной лодке спорил с мужчиной, похожим на рыцаря и державшим на поводу коня. Рыцарь был облачён в лёгкое снаряжение, так что его, вероятно, послали с поручением в какой-то форт. Скорее всего, они спорили из-за того, что лодочник не хотел отплывать, не набрав в лодку достаточно людей.

Однажды Лоуренс сам вышел из себя, когда очень спешил, а лодка всё никак не отплывала, поэтому он не мог не усмехнуться при виде этого спора.

Пустошь, расстилавшаяся прежде без конца, теперь постепенно сменялась возделываемыми полями, на которых стали появляться работавшие люди. Всегда интересно наблюдать за изменением окружающего мира, когда в воздухе постепенно проявляется запах жизни людей.

Вот на этом участке дороги и произошла встреча повозки Лоуренса и тех повозок с рыбой.

Всего, одна за другой, ехало три повозки, каждую тянула пара лошадей. Повозки не были оборудованы козлами для возниц, поэтому лошадей вели трое пеших мужчин, судя по виду, наёмных работников, на последней повозке ехал ещё один, хорошо одетый, человек.

Увидев этот караван издали, Лоуренс решил, что эти повозки, в которые надо было впрягать двух лошадей, были дорогими, способными везти большой груз, подъехав к повозкам сбоку, он в этом убедился. Груз повозок составляли деревянные ящики и бочки, в которые легко мог бы поместиться человек, похоже, часть бочек была заполнена водой, в которой плавала рыба.

Любая незасоленная рыба уже считалась изысканной едой, что же говорить о рыбе, доставляемой к готовке ещё живой.

Перевозка живой рыбы — редкое зрелище, но Лоуренса больше поразило иное. А именно — управлял этими повозками с таким богатым товаром торговец, который был явно моложе Лоуренса.

Лоуренс заговорил с торговцем на задней повозке.

— О рыбе? — переспросил торговец мальчишеским голосом из-под капюшона промасленного кожаного плаща — частая одежда торговцев рыбой.

— Да, меня интересует, не мог бы ты выделить мне некоторую её часть, — уточнил Лоуренс, меняясь с Хоро местами на козлах.

Молодой торговец незамедлительно ответил:

— Мне жаль, но нет. По всей рыбе, что у нас есть, уже определено, куда и сколько рыбы будет продано.

Лоуренс был удивлён и неожиданным отказом, и самим голосом, и, словно заметив это, молодой торговец снял капюшон, открывая лицо. Лицо это, почти мальчишечье, вполне соответствовало голосу. Даже юношей назвать его было бы натяжкой, он явно не достиг ещё двадцати лет. Кроме того, изящное телосложение юноши было также необычным для торговцев рыбой, как правило, мощных, грузных мужчин. Развевавшиеся светлые волосы завершали ощущение изящной изысканности.

Но сколь юным ни выглядел торговец, он вёз три повозки свежей рыбы. Разговаривая с ним, нельзя было пренебрегать осмотрительностью.

— Прости, ты странствующий торговец? — поинтересовался он.

Трудно было сказать, была ли у него эта дружелюбная улыбка природной, или это было улыбкой торговца, но Лоуренс улыбнулся в ответ.

— Да, я как раз еду из Рюбинхайгена.

— Вот как. В таком случае, если ехать по пути, которым мы сейчас приехали, за половину дня доберётесь до озера. Договоритесь с рыбаками, и они продадут вам улов. Там ловится хороший карп.

— А-а, нет, я не для торговли спрашивал, я хотел узнать, не сможешь ли ты мне продать немного, чтобы разнообразить сегодняшний ужин.

Улыбка на лице юного торговца уступила место удивлению, вероятно, он впервые встретился с таким предложением.

Для торговца рыбой, перевозящего её на большие расстояния в солёном виде, вполне обычно встретить по дороге предложение продать немного рыбы на еду, но к этому не может быть привычен тот, кто ездит между городом и ближайшим озером.

Однако удивление юного торговца быстро прошло, по его лицу было видно, что он усердно думал. Надо полагать, это было лицо человека, столкнувшейся с ситуацией, противоречившей смыслу его занятия, и задумавшегося, нельзя ли на этом построить новое дело.

— Человек, отдавший торговле всё сердце, — произнёс Лоуренс.

Юный торговец вернулся к действительности и смущённо улыбнулся:

— Однако вы поймали неловкий для меня момент. И возвращаясь к теме, раз ты ищешь рыбу на ужин, вероятно, ты остановишься сегодня в Кумерсуне?

— Да. Увидеть зимнюю ярмарку и праздник.

Кумерсун — так назывался город, в который направлялся Лоуренс, сейчас в нём должна была проходить большая ярмарка, одна из двух, проводимых здесь зимой и летом. Причём в самый разгар зимней ярмарки устраивался шумный праздник. Лоуренс не знал о нём почти ничего, лишь слышал, что это праздник языческий, заставлявший служителей Церкви падать в обморок при одном его виде.

Достаточно отъехать от Рюбинхайгена на шесть дней пути на север, чтобы попасть в край, где взаимоотношения последователей Церкви и язычников будут существенно сложнее, чем на юге, и церковный город Рюбинхайген до сих пор был базой церковных войск, направлявшихся на север, чтобы подчинить его Церкви. И даже среди королевского семейства, правившего Проанией, страны к северу от Рюбинхайгена, насчитывалось немало язычников. В этой стране последователи Церкви и язычники обычно жили в городах вместе.

Город Кумерсун, принадлежавший одному могущественному проанскому аристократу, представлял собой большой город, построенный в расчёте на процветание, поэтому здесь старались избежать проблем, связанных с вопросами веры. В этом городе даже не было церкви, под запретом была и деятельность проповедников и миссионеров. Не дозволялось задаваться и вопросом, были ли праздники, проходившие в городе, языческими или дозволенными Церковью, это были просто традиционные городские праздники.

Эта своеобразная особенность праздника позволяла язычникам безбоязненно приходить и участвовать в нём наряду с верующими, похоже, именно потому праздник, носивший название Раддора, ежегодно собрал толпы людей.

Лоуренс приезжал в Кумерсун только летом и, к сожалению, ещё ни разу не видел этого праздника.

Исходя из всего этого, он решил приехать в Кумерсун за день-два до его начала, но оказался слишком наивным в своих расчётах.

— Слушай, — сказал юный торговец с несколько озабоченным выражением лица. — А ты побеспокоился о жилье?

— Праздник же послезавтра начнётся, да? Неужели там ничего не найдётся?

— Так и есть.

Хоро, сидевшая рядом с Лоуренсом, нервно шевельнулась, вероятно, опасаясь остаться без комнаты на постоялом дворе.

В своей волчьей форме это ей было бы безразлично, но в человеческом теле Хоро страдала от холода, как обычный человек. И ещё одна ночёвка в чистом поле было бы для неё в этот холод слишком.

Впрочем, то же самое относилось и к Лоуренсу.

— Если так, то я слышал, что отделения торговых гильдий каждый год предоставляют места членам на время большой ярмарки, так что я могу их попросить об этом.

Если обратиться в отделение гильдии, могут начаться расспросы насчёт Хоро, потому Лоуренсу не хотелось на это полагаться, однако, если ничего другого не останется, придётся пойти на это.

— А, ты состоишь в гильдии? Не будет невежливым поинтересоваться в каком?

— Отделение торговой гильдии Роэн в Кумерсуне.

Лицо юного торговца посветлело:

— Какое удивительное совпадение. Я тоже из гильдии Роэн.

— А-а, это поистине Божественное предначертание... хотя здесь нельзя так говорить.

Юный торговец рассмеялся:

— Ха-ха-ха, всё в порядке. Я сам с юга и тоже следую истинной вере, — он сделал паузу, чтобы откашляться. — В таком случае я представлюсь. Торговец рыбы в Кумерсуне Ферми Амати. В торговых делах — Амати.

— Странствующий торговец Крафт Лоуренс. В торговых делах известен как Лоуренс.

Они, не покидая своих повозок, не только представились, но и обменялись рукопожатием, так близко остановились повозки. Теперь пришла пора представить Хоро.

— Это моя спутница в путешествии Хоро. У нас есть причина путешествовать вместе, но мы не пара, — с улыбкой уточнил Лоуренс.

Хоро немного подалась вперёд и с улыбкой посмотрела на Амати.

Как и следовало ожидать, Хоро держалась довольно скромно. Амати поспешил повторить своё имя, его щёки при этом покраснели.

— Госпожа Хоро, похоже, ты монахиня? — спросил он после небольшой паузы.

— Сейчас она монахиня в странствии, ответил за неё Лоуренс.

Паломничество совершали не только мужчины, побуждаемые горевшей в их душах верой, но зачастую и женщины тоже. Наиболее часто они называли себя странствующими монахинями. Это звание избавляло их от значительного количества хлопот, с которыми пришлось бы столкнуться обычным женщинам, отправлявшимся в паломничество.

Но вход в Кумерсун в одежде, означавшей принадлежность к Церкви, тоже был проблематичен, поэтому у людей в такой одежде повелось носить на одежде три пера. И сейчас три коричневых, потёртых пёрышка красовались на капюшоне Хоро. И южанин по происхождению Амати, кажется, при своей молодости быстро это понял. Он не стал углубляться в ситуацию, просто приняв, что есть причина, по которой торговец и молодая девушка ездили вместе.

— Что ж, трудности путешествия — это тоже испытания, ниспосланные Богом, — сказал Амати. — Я это к тому, что разместить вас в одной комнате для меня не составило бы проблемы, но получить две комнаты, к сожалению, немного затруднительно.

Лоуренс был явно удивлён его словами, так что Амати улыбнулся, прежде чем продолжить:

— Не иначе, как волей Господа встретились мы, члены одной гильдии. Если ты обратишься на постоялый двор, на который я поставляю рыбу, хотя бы одну комнату вам найдут. Если ты придёшь с женщиной просить жилья в отделение гильдии, старое поколение членов гильдии поднимут шум, пойдут всякие разговоры.

— Да-а, совершенно верно. Только будет ли это удобно?

— Конечно, я сам торговец и потому думаю о деле. Иначе говоря, я хочу, чтобы вы, как следует, отдали бы должное большому количеству вкусной рыбы на том постоялом дворе, где вы остановитесь.

Амати, распоряжавшийся в столь юном возрасте тремя большими повозками и работниками, не был обычным торговцем. И последние его слова свидетельствовали об изрядной изобретательности.

В голосе Лоуренса благодарность перемешивалась с завистью, когда он ответил:

— Что ж, ты хорошо разбираешься в торговле. Так что, могу я попросить тебя об этом?

— Понял. Предоставь это мне, — улыбнулся Амати, после чего его взгляд на миг метнулся в сторону.

Лоуренс сделал вид, что не заметил этого, но не сомневался, что Амати взглянул на Хоро. Возможно, он предложил помощь не только ради своей торговли, но и для того, чтобы показать себя перед Хоро с лучшей стороны.

Лоуренс ощутил некоторое превосходство, ведь Хоро была его спутницей, но если Хоро прознает о его столь неуместных мыслях, у неё появится новый повод дразнить его. Так что Лоуренс стёр лишние мысли из головы и стал думать над углублением дружеского сотрудничества с очень способным торговцем, который был настолько его моложе.

В Кумерсун они приехали, когда солнце уже садилось.

На столе таверны постоялого двора стояла большая кастрюля с супом из карпа и овощей, вокруг кастрюли теснились миски с едой, приготовленной преимущественно из рыбы. Это было связано, вероятно, с тем, что Амати, договорившийся с постоялым двором, был для него поставщиком рыбы. Еда на столе разительно отличалась от еды на юге, где преобладало мясо.

Самым примечательным блюдом были речные устрицы, приготовленные на пару. По слухам, морские устрицы были лекарством, дарующим долголетием, зато от речных только живот мог разболеться, и потому к югу от Кумерсуна ели только морских обитателей раковин. И даже Церковь поучала не есть речные устрицы, ибо там могли обитать демоны.

Впрочем, люди руководствовались, скорее, жизненным опытом, чем поучениями Святого писания на этот счёт. Сам Лоуренс, однажды заблудившись в своих торговых странствиях, выехал к реке и, поддавшись голоду, наелся ракушек, после чего у него разболелся живот.

Для Лоуренса было удачным то, что устрицы были размещены в одной миске и не делились на порции, и то, что Хоро они очень понравились. Так что он предоставил ей возможность съесть всё, что вызывало у него сомнение.

— Хм. Они такие необычные, — произнесла она, не переставая извлекать устриц ножом, взятым у Лоуренса, одну за другой, чтобы отправить в рот.

Тем временем Лоуренс обкусывал зажаренную на прутике щуку, щедро пересыпанную солью.

— Если съешь слишком много — заболит живот, — всё же предупредил он.

— Мм?

— В речных устрицах могут жить демоны. Если случайно съешь такого, последствия могут быть ужасными.

Хоро посмотрела на только что извлечённую устрицу, чуть наклонив вбок голову, и отправила вслед за её предшественницами.

— Вопрос ещё, кто я такая. Я не только лишь отличаю хорошую пшеницу от плохой.

— Ты же рассказывала про ужасный опыт, когда ты съела жгучий перец?

Замечание Лоуренса несколько задело самолюбие Хоро.

— Очевидно же, что понять вкус, просто посмотрев, невозможно. А это было очень похоже на спелый, ярко-красный фрукт, разве не так?

Даже высказываясь, она не переставала брать раковину за раковиной, перемежая время от времени поедание устриц глотком из чаши. После каждого глотка она крепко зажмуривалась. Здесь безнаказанно ходили крепкие напитки, полученные перегонкой вина из фруктов, ягод или злаков, в других местах их запрещала Церковь, объявив опасными. Почти прозрачная жидкость в чаше Хоро называлась "огненным вином".

— Заказать тебе сладкого вина? — предложил Лоуренс.

Хоро, крепко зажмурившись, молча покачала головой, если бы не плащ, можно было бы увидеть, как в этот момент вздыбилась шерсть на её хвосте. Проглотив, наконец, она глубоко вздохнула и вытерла глаза рукавом.

Хоро, пившая это "огненное вино", которое называлось ещё "сотрясающим душу", была одета, конечно же, не в плащ монахини, на ней была одежда городской девушки, на голове у неё была повязана косынка. Она перед ужином быстро переоделась и снова поблагодарила Амати, который в этот момент выглядел так жалко, что не только Лоуренс, но и хозяин постоялого двора не могли без смеха на него смотреть. А Хоро, словно ей было мало того, что она вытворила с Амати, снова, с ещё большей восторженностью в учтивых выражениях поблагодарила юного торговца.

Если бы Амати увидел сейчас, сколько Хоро сожрала и сколько выпила, его мечта разбилась бы на кусочки.

— Этот... (глоток) ...вкус, такой памятный, — произнесла она, её глаза увлажнились — то ли от "огненного вина", то ли от тоски по дому.

В самом деле, чем дальше на север, тем больше там "сотрясающего душу" вина.

— Когда его так сильно перегоняют, я вообще не могу ощутить какой-то вкус, заметил Лоуренс.

Хоро ответила с довольным видом, хватая кусок то жареной, то вареной рыбы — вероятно, устрицы ей надоели:

— За десять лет можно забыть внешний вид, но вкус и запах не забудешь и через десятилетия. Вкус этого вина я помню. Оно очень похоже на вино Йойцу.