Анархист часть 3

— Двенадцать человек я видел лично. — Немного подумав, ответил Плетнёв. — Наверняка были ещё, но мне на глаза не попадались. Все вооружены наганами и холодным оружием. Еще наши четыре винтовки...

— Вот, можешь, когда захочешь, — покровительственно заметил командир. — Теперь смотри вокруг. Если бы засада была, в нас бы во-он оттуда и вон оттуда уже палили бы. — Комэск тыкал рукояткой нагайки в сторону окрестных склонов. — Значит, засады нет, и надо искать следы, куда твои дружки съебались.

— Да чего там искать-то, снег пока ещё их не занёс. Во-он они, вверх по склону идут.

— А за горой у нас что? — уже серьёзным тоном спросил комэск. — А то мой эскадрон сюда только неделю как из под Сорокино перебросили. Местности не знаем.

— Плохо! Я тоже не местный… — Плетнёв протёр лицо и лоб большим платком. — Придётся напрямую по следам догонять, но мы же верхами, авось до темноты догоним?

— Эх, товарищ Плетнёв, товарищ Плетнёв … Молодой ты ишшо, горячий. Нас под твоё начало командировали, как прикажешь, так и сделаем, но ты всё-таки подумай чутка.

— Что тут думать, комэск? Надо быстрее в погоню…

— А то, что светлого дня осталось всего часа три, ты учёл? А то, что снег усиливается? Через полчаса никаких следов не увидишь. А что лошадь по тайге быстро ходить не умеет? — укоризненно начал объяснять Коновалов, как опытный вояка.

— То есть, ты предлагаешь, нам в Улалу с пустыми руками возвернуться? А эти белобандиты разбегутся опять по аилам, как тараканы. Вылавливай их потом по одному.

— Сам виноват, ты ж их самолично из рук выпустил. — Комэск утешительно похлопал по плечу Плетнёва. — Не журись, может и не расстреляют тебя. Хотя я б расстрелял, ибо глуп ты.

— Ах, я глуп?! — вспылил чекист. — Тогда командуй погоню, комэск.

— Как скажешь, — пробормотал в усы комэск и выдал зычным басом. — Эскадро-он! Слушай мою кома-анду! Спешиться! Лошадей под уздцы. Передовое охранение выступает немедленно, остальные по команде. Преследуем противника по следам. При столкновении по возможности брать живьём.

«Боевые орлы» начал размеренно подниматься между осин.

...

Снег падал на склоны Сугульского хребта всё гуще и гуще. Холодное декабрьское солнце не могло пробить тяжёлые тучи. Дневной свет мерк, постепенно разъедая чёткость форм и фигур. Бойцы эскадрона ВОХР промокли, устали, но не сдавались. Они с трудом пробивались сквозь мокрую холодную пелену тумана, скребущего зубчатую кромку гор. Под слоём свежего снега давно потерян даже намёк на след беглецов. Но Плетнёв упорно, как автомат, лез и лез вверх.

— Плетнёв! — Окликнул его командир эскадрона. — Тащ чекист! Прикажите поворачивать назад. Сейчас стемнеет. В темноте и кони, и люди могут ноги переломать. Себя не жалко, хоть людей пожалей.

— Нет! — Плетнёв, не оборачиваясь, огрызнулся, тяжело хватая воздух. — Скоро на гребень выйдем... Видно будет куда... эта сволочь ушла...

Вдруг серую тишину пробил резкий, как выстрел вопль: — Вер-ши-на! У-р-а-а-а! — Кто-то из бойцов достиг точки, от которой все пути вели вниз. Бойцы, не сговариваясь, рванули на голос.

Действительно, путь вверх закончился занесенным снегом скальным выступом. Куда идти дальше по-прежнему непонятно.

— Ладно... — Плетнёв смирился с очевидным. — Двигаем на север. Наверняка внизу река или ручей, который в Майму впадает, а там и до казармы полчаса ходу.

...

Часом раньше Гуркин с товарищами по несчастью перевалили через гриву на Сайдысу. Затем они поднялись прямо по руслу до ручья, и через перевал спустились в долину Улалушки.

— Опасно с вами дело иметь, — проворчал Михей Евлампыч, когда присел рядом с Гуркиным на привале. — Простой секрет не могли скрыть.

— Мы же простые алтайцы, — начал прибедняться тот. — Бесхитростные туземцы. Дикий, доверчивый народ, дети гор.

— Вот-вот, и я о том же. Как вам можно что-то важное доверить? — Михей не унимался. Вы ещё о какой-то тактике и стратегии говорить собрались. Смешно, ей богу...

— Значит, будем тренироваться... Т-с-с! — вдруг приложил палец к губам Григорий

— Стой! Стрелять буду! — раздалась команда из пелены сумерек. — Кто такие? Куда прётесь?

Серое пятно сгустилось до тёмных очертаний человеческой фигуры.

— Мы идём в Улалу, заблудились в тумане, — начал плести Гуркин, незаметно вытягивая из-за пояса наган. — Может, уважаемый, поможете нам, выведете нас на тропу.

— Руки показал! — крикнул тёмный силуэт. — Держи их на виду, чтобы я видел, а то много тут варнаков всяких колобродит. Ты один?

— Никак нет, — Гуркин выставил открытые ладони перед собой. — Нас тут целый караван заблудился. Вызвали нас с разных мест в эту самую Улалу... а погода вишь как...

Внезапный порыв ледяного ветра заглушил последние слова.

...

Новосёлов и Вязилкин, немного подумав, загрузились мешком сухарей и отправились вверх по Улалушке. Там у подножия горы Сугул, среди горных пасек их должен был дожидаться отряд из остатков «армии» Белокобыльского. На одной из заимок они и расстались накануне. Изба на заимке была всего одна, да и та летовка без печки. Повстанцы свалили три еловых лесины, соорудив из них нодью15. На ней же и сподобились сварганить кулеш из остатков продовольствия. Для лошадок имелся только навес, не спасавший ни от снега, ни от ледяного ветра, поэтому бедные животные жались поближе к костру и к людям.

Вёрст пять, отделявших окраину Улалы от пасеки, Новосёлов и Вязилкин прошли быстро. Уже на подходе к лагерю они стали свидетелями разборки караула со странной, многочисленной, но разношёрстной командой.

— Товарищ, — обратился Новосёлов к караульному, — доложите, что происходит.

— По вашему приказанию, товарищ командир, останавливаем всех подходящих к лагерю, допрашиваем и реквизируем оружие и продовольствие, — караульный замялся, — по возможности.

— А вы, господа-товарищи, кто такие и куды путь держите? — внимание Новосёлова переключилось на беглецов.

Гуркин, как организатор, принял на себя роль переговорщика и вкратце обрисовал приключения своей команды.

— Значит, говорите, чекистов застрелили прямо в сенках? — недоверчиво расспрашивал старого кержака смуглый мужик в черной мохнатой папахе с ввалившимися щеками. — И никто не ушёл?

— Один успел, гнида. — Отвечал, почесав бороду, Михей Евлампыч. — Даже я в него попасть не сподобился. А я на губернских смотрах бывало, призы за меткость брал... Наверняка, солдат привёл. Однако господь нам помог. Вон какà погода ноне, хрена они нас найдут.

Утром следующего дня ударил морозец. Посланцы сеоков, родов и общин ещё затемно, по очереди стали расходиться. Было решено с активными действиями повременить до весны, а пока всё обдумать, взвесить и выработать предложения для следующего собрания. Место определили в урочище Солтон, где расположены родовые земли кумандинских сеоков.

Монгуш-оол к себе в Урянхай решил не возвращаться.

— Я домой приду, мне сразу надо будет обратно идти, чтобы к сроку вернуться. Так какой смысл ноги ломать? Я, Григорий Иванович, здесь с тобой поживу. Помогу чем смогу.

— Мы с Вязилкиным собираемся в родное Причумышье двинуть. Это верст двести отсюда. С мужиками из отряда Белокобыльского попробуем красные продовольственные обозы пощипать. Поэтому, если с нами, то без зимнего похода не обойтись.

— Тогда я с Чоросом останусь. Вместе весной и на Солтон пойдём. А пока может по глотку архи16? — предложил Монгуш, доставая объёмистую фляжку из-за пазухи.

— Да, от доброго глотка грех отказываться, я бы и чарочку пропустил. — Обрадовался Вязилкин.

К сожалению, повезло далеко не всем из членов великого курултая. Уйти удалось казакам, которые позже влились в отряд есаула Шишкина, урянхайскому посланцу Монгуш-оолу, Гуркину и староверам-кержакам. Шорских, телеутских и хакасских представителей поймали и без проволочки увели в Улалу, чтобы осудить примерно судом ревтрибунала. До суда их бросили в старый арестантский дом.

13. ТЯЖЕЛО В УЧЕНЬЕ, ЛЕГКО В БОЮ

(Посёлок Беспаловский Змеиногорского уезда)

— Длинны-ым — коли! — разносится над укатанной снежной площадью команда. — Вправо-о — отбей!

Валенки почти без звука шаркают по снегу. Молодые мужики и бабы с дрынами в руках послушно выполняют команды. Они выстроены двумя шеренгами друг напротив друга и вдохновенно машут палками. Штыковой бой — вещь в партизанской войне полезная, тем более в отсутствии патронов. В умелых руках в смертоносное оружие превращаются и косы, и вилы, и простые оглобли. Против пулемётов, конечно, не сыграет, а в ночном ближнем бою, да из засады вполне.

— Направо — назад! — снова зычный голос Степана Русакова. — Прикладо-ом — бей!

— Эй, Машка, ты чего дрыном мне по кумполу лупишь, — возмущается ломкий подростковый голос. — Не было же уговору взаправду лупить. Хорошо, шапка на вате...

— А ты, Петюньчик, отбивай ловчей, не зевай, — задорно отвечает девка. — В бою тебя шапка не спасёт даже и на вате.

— Прекратить разговоры! — сердито обрывает перепалку Русаков. Ему нравится роль унтера, он строжится и делает недовольный вид, но в усах прячет довольную ухмылку. Тем более что с ностальгией вспоминается ему лето четырнадцатого, когда его самого гоняли унтера в хвост и в гриву. Хоть пришлось ему тогда не сладко, но вспоминал он учение с благодарностью.

Редкий солнечный день начала зимы радовал лёгким морозцем. Всё-таки Алтайские предгорья это не промороженные ледяными ветрами степи Кулунды и Барабы. Поскрипывает и искрится под пимами утоптанный снег. Пышут жаром румяные лица. Дыхание собирается в лёгкие облачка.

Степан оглядывает своё «войско». Поначалу ему дюже не нравилась идея Гришана привлечь к службе девок и молодух. Гришан объяснял замысел просто — вдвое увеличивается мобресурс, притом, что у бабы тоже две руки и две ноги. Однако уже через неделю после начала обучения оказалось, что бабы уступают только в силе удара, зато в выносливости, в реакции, а особенно в исполнении приказов превосходят мужиков. Гранаты мечут плохо, с разборкой и сборкой винтовки пока тоже не очень, зато чистка что нагана, что "Мосинки" у них всегда на ять.

Взглянув на солнце, Степан решил, что пора переходить к строевым упражнениям. Почему-то батька Гришан уделял особое внимание движению строем, это было непонятно Русакову. Не укладывалось в его голове для чего партизану дурацкая шагистика. Гришан что-то пытался объяснять, даже примеры какие-то приводил, но пока бойцы его не понимали. Но выполнение приказа командира даже в отряде анархистов обязательно. Это поняли все.

— Отряд! — зычным тенором выкрикнул команду Степан. — В две шеренги становись! Оружие напле — чо! Ша-а-а-ом! Арш!

Строй не блистал выправкой, да и в ногу попадал через раз. Бойцы не успели приноровиться друг к дружке, запинались и частенько сбивали строй, но уже заметно реже, чем две недели назад, когда в Беспаловском ввели всеобщую военную подготовку.

Предревкома Змеиногорска Жидков Пётр Дмитриевич и военком Змеиногорского уезда Грузинский, подходя к посёлку со стороны города, минут десять любовались на ритмичные движение черных фигур в папахах и платках. Заметив перестроение, Жидков вздохнул, сдвинул обшлаг рукава шинели и посмотрел на траншейные17 часы. Пора было двигать дальше. Сегодня у них важная встреча с председателем Беспаловского Совета.

Внезапно на дороге прямо перед Змеиногородскими начальниками выросла белая, словно призрак, фигура. Из-под полотняного капюшона весело зыркнули черные глаза. Борода и усы полностью скрывают низ лица, поэтому не понятно настроение караульного.

— Здравия желаю, товарищи, — невысокий крепыш приветливо протягивает руку для рукопожатия. — Добро пожаловать в посёлок Беспаловский. Вы к нам по делу?

— И вам не хворать, товарищ, — степенно отвечает Жидков. — Я предревкома Змеиногорского уезда. Есть нужда с вашим председателем встренуться. Где я его найду?

— Это Силантия Мамонова что ли? Так в избе, где у нас Совет заседает. Прямо по дороге, товарищи, шагайте, не промахнётесь. Колокольню видишь? Во! Рядом с ней бывша поповска изба, крепка такà, с подклетом.

Жидков и Грузинский отправились было по указанному пути, но вдруг внимание Жидкова привлёк странный факт.

— Уважаемый, — он обернулся к караульному, — а вы, почему не в армии? В опасное для республики рабочих и крестьян время вы почему-то стоите на окраине посёлка. Дезертир?

— Никак нет, — мужикуу явно не понравился вопрос. — Я уже вырос из призывного возраста, пятый десяток разменял. Просто выгляжу молодо. А в карауле потому, что время ноне такое, в горах много лихого народу бродит, а у нас бабы, детки, овечки, коровки. Вы, товарищи следуйте, куда вам надо, а у меня служба.

На том и расстались.

В поповской избе висел смрад от махорочного дыма, запаха немытых тел и навоза с натоптанных пимов. Как раз собрался Совет бывших волчихинских повстанцев, роговских анархистов в лице Новосёлова, Вязилкина, Руфины Закурдаевой и беспаловцев принявших идеи анархии близко к сердцу. Ефим Мамонтов тоже присутствовал, но сидел в стороне. Появления предревкома и военкома уездного города, да ещё и без охраны никто не ожидал.

— Приёмы штыкового боя — это здорово! — выступал стоя перед тесно сидящим людом, батька Гришан. — Строевая подготовка, метание гранат, разборка и чистка оружия — тоже замечательно! Но, товарищи! — он сделал паузу, — очень плохо, просто отвратительно то, что трое из четырёх наших бойцов не умеют читать и писать. Я сейчас хочу выслушать ваше мнение, как нам это безобразие ликвидировать. Силантий, ты имеешь, что-то сказать?

— А чего я? — Силантий не горазд на произнесение речей. — Как по мне, так и нахрен сдалась мне энта ваша грамота. Я белку в глаз бью, ближнюю тайгу знаю как свои пять пальцев, батька, зачем мне грамота?

— Погодь, товарищ Мамонов, — тормознул его Новосёлов, — батька, давай я Силантию отвечу?

— Тебе дядька Силантий, как никому другому грамота нужна. Ты ж у нас уже целый месяц как предсовета. Председатель и читать не умеет? Так не можно! Принесёт тебе нарочный каку бумагу, и что ты с ей делать зачнёшь? на самокрутки пустишь? Али в нужник пустишь, жопу подтирать?

Народ дружно заржал.

— Хорошо сказал, Иван Панфилыч, — Рогов снова вступил в беседу. — С председателем, тут даже и вопросов никаких быть не может. Силантий, у тебя как с обучением, читаешь-пишешь?

— Не шибко складно пока, но прочитать приказ уже смогу, если печатными буквами. Не понимаю пока эти дурацкие рукописные закорючки.

— И то хлеб... — Гришан продолжил, — нам просто необходимо, чтобы каждый наш боец умел прочитать и понять мой приказ. Написать понятное донесение, прочесть карту и составить схему местности. Каждый...

Внезапно глухой стук в дверь заставил прервать речь о пользе грамоты. Рогов замолчал и вопросительно поднял глаза на Мамонова.

Тот пожал плечами, выражая недоумение, и крикнул:

— Входи, кто там ни есть. Докладай свою нужду. Тока быстро, работаем мы сегодня.