Скрипач на крыше (фрагмент 2)

— А ты где их читал? Дома?

— Конечно. У нас внушительная библиотека на любой вкус, много книг, только требования по обращению с ними очень строгие — они хоть и напечатаны очень скромно, но стоят всё равно немало.

— Библос?

— Да. Это часть нашего с ним соглашения. Поисковики, бывает, находят что-то интересное, однако не все города проявляют интерес, и лежит оно никому не нужное. А у нас всем таким интересуются — расширяем кругозор. От античности до постмодерна... И эта не подходит, чёрт! Что за замок у вас тут поставили?!.

— И на что Библос обменивает эти книги?

— Даём скидки на проездные пошлины или хранение грузов... Кажется, эта подходит... Часть справочников, пусть даже из неликвида, тоже нам отдают, а наши потом по ним учатся, разбираются и даже что-то строят. Очень выгодный договор. А с фантастикой у вас как?

— Смотря с какой.

— Понятно — совсем глухо. Что, дальше Жюля Верна не пропускают? Санктус?

Эдмунд даже отвечать не стал. Юноша уже начал понимать, что по каким-то причинам мимо него прошёл внушительный пласт наследия прошлого. Почему он даже краем уха обо всём этом не слышал?

— Есть, открыл! — Замок щёлкнул, и Эндрю первым пропустил вперёд Эдмунда. — Показывай дорогу.

Эдмунд вспомнил, что театр освещается от генератора, который сейчас выключен и будет запущен только тогда, когда надо. Как они будут проверять выходные данные? Как оказалось, Эндрю предусмотрел и это — в его руке вспыхнул крошечный огонёк.

— Бензиновая зажигалка, — объяснил Эндрю. — Мне её один знакомый сделал, только пользоваться стоит аккуратно — топливо не всегда получится достать. Потом покажу лучше.

Эдмунд впервые был в родном театре ночью, и полумрак наводил ощущения от первого чтения готических романов. Пусто, любой звук кажется куда громче, чем он есть на самом деле, сердце так и бьётся... Вспомнился классический "Призрак оперы", которого Эдмунд прочитал ещё в детстве и был очарован загадкой таинственного гения в маске, а так же обликом обширных подземелий театра, описанных в книге. А когда в их театр привезли партитуры некогда культового мюзикла, и маэстро представил их своему оркестру, Эдмунд буквально влюбился в несколько песен! Именно с мелодией одной из них он и дебютировал на большой сцене — "The Music Of The Night" в его исполнении стала его личным триумфом.

Чтобы попасть в театральную комнату Славы, надо было пройти через Большой концертный зал, и, глядя на ряды пустых кресел и просторную сцену с колоссальным органом у дальней стены, Эдмунд замедлил шаг.

— Знаешь, что я исполнял на своём дебюте на этой сцене? — шепнул он. — Арию из мюзикла "Призрак оперы". Это был один из самых значимых дней в моей жизни. Именно тогда я понял, чего хочу, особенно сильно. С той поры я прикладывал все усилия, чтобы стать лучшим.

— Это очень хорошо — понимать, чего ты хочешь, и идти к этому, — кивнул Эндрю. — Вот только путей много, и не все из них честные.

Эдмунд вспомнил, зачем они здесь, и поёжился.

Комната Славы тоже была погружена в темноту, и Эдмунд старался держаться к другу ближе — здесь, как и в концертном зале, ни одного окна не было. Помимо Книги биографий здесь хранились бюсты и портреты самых выдающихся артистов Хармони, оставивших свой след в музыке и театральном искусстве.

— Где эта ваша книга?

Книга биографий лежала на специально сделанной для неё роскошной подставке, накрытой стеклянным колпаком. Увидев это сооружение, Эндрю озадаченно присвистнул.

— Ох, и огромная же!

— Переплёт очень красивый. Его делали с запасом, и новый заказывали незадолго до того, как я дебютировал здесь.

— Так, — начал командовать либертенец, — сделаем следующее. Я сниму колпак, а ты потом наденешь мои перчатки и достанешь нужный фрагмент.

— Хорошо.

— Сейчас ты мне посветишь...

Разглядев зажигалку в руке друга как следует, Эдмунд удивился. Такая маленькая? Да та, что он видел на кухне, и то больше! Эта, конечно, полностью в ладони не скрывалась, однако её очень удобно носить в кармане. Эндрю вручил зажигалку, попросил приподнять повыше и принялся за дело.

Глядя на то, как ловко, уверенными и тщательно выверенными движениями Эндрю снимает стеклянный колпак, Эдмунд заподозрил неладное — так же уверенно орудовали воры в классических детективах. Отмычки, ночное проникновение, мастерское карабкание по стенам и крышам, знание тайных ходов... Чем же он занимается помимо игры на скрипке? Зачем приехал в Хармони? Уж очень было похоже на то, что Эдмунд читал в приключенческих романах, и не все герои, обладающие подобными навыками, были благородными героями. Некстати вспомнились предостережения отца и старшего брата по поводу возможной опасности со стороны Либертена...

Но ведь Эндрю совсем не кажется опасным. Если бы он хотел!..

Хотел...

Стеклянный колпак почти без звука опустился на пол, и сердце Эдмунда заколотилось снова, будто в припадке. Сомнение разгоралось всё сильнее, в какую-то секунду уже ничего не хотелось — только побыстрее вернуться домой к Эллен. И Эндрю будто прочёл его мысли.

— Если ты передумал, то я просто поставлю колпак на место, и мы уйдём отсюда. Я не собираюсь заставлять — это в первую очередь нужно тебе. Ты сомневаешься? Что-то изменилось?

Эдмунд отступил на шаг, пристально вглядываясь в лицо парня, едва освещённое огоньком зажигалки. Открытое и честное лицо с ясным взглядом... кого?

— Я не задумывался об этом раньше, но... Да, для меня это важно. Но какой тебе резон всем этим заниматься?

Эндрю понимающе кивнул. Его лицо по-прежнему казалось спокойным и честным.

— Ты начинаешь понимать. Да, я не просто так к вам приехал. Да, я не просто так овладел всеми теми умениями, что ты увидел... кроме игры на скрипке. Но, может, об этом лучше поговорить, когда закончим здесь? Найдём мы что-то или нет — я отвечу на любой твой вопрос. Обещаю.

— Ты друг или враг? Ответь сейчас.

Эндрю усмехнулся, и в этой усмешке не было ничего опасного. Скорее, в ней промелькнула грусть.

— Всё зависит от того, что ты считаешь враждебностью. Я тебя врагом никогда не считал. Только другом. Но будешь ли ты и дальше считать меня другом, если узнаешь всё?

— Что значит "что считаешь враждебностью"? Ты или враг или нет? Третьего не дано.

— Думаешь? Ты прочёл много книг. Бывали ли в них герои, которых нельзя было назвать ни хорошими ни плохими? Например, граф Монте Кристо. Он злодей или герой?

— Ты считаешь себя кем-то вроде него? Мстишь?

Эндрю сокрушённо покачал головой.

— Я просто привёл пример. Что, если большая часть того, во что ты верил всю жизнь, окажется совсем не тем? Помнишь, чем всё закончилось для Альбера де Морсера? Не боишься оказаться на его месте?

— Не увиливай! — едва не крикнул в полный голос Эдмунд. — Говори прямо!

— Отвечу, но сперва проверим книгу. Я отвечу в любом случае. Не веришь? Тогда зови ночного смотрителя.

Он так спокойно это сказал? Но если Эдмунд так и сделает, то придётся слишком многое и многим объяснять...

— Так ты намеренно завёл меня сюда? Чтобы я точно никуда не делся?

Эндрю коротко рассмеялся.

— Может, ты ещё думаешь, что я собираюсь надругаться над тобой прямо здесь?

— Либертен представляет угрозу Совету городов. Ты шпион?

— "Шпион" звучит откровенно враждебно. Мы предпочитаем называть себя разведчиками. Мы добываем сведения, иногда вывозим людей, которым нужна помощь. Кстати, я уже сейчас думаю, как вывезти Льюиса отсюда. Скоро очередной медосмотр, и если он случайно выдаст себя какой-нибудь реакцией, то ничем хорошим это не кончится, а в Либертене он будет в безопасности.

— И что ты в нашем городе забыл? Как пробрался через таможню?

Эндрю вздохнул и опустился на пол рядом с постаментом подставки, сцепив руки на коленях.

— Меня провезла наша делегация контрабандой, после чего высадила уже внутри городской черты, и дальше я добирался пешком. И у меня было задание — выяснить, что не так с главой вашего прихода. У нас есть основания считать, что его болезнь никак не связана с возрастом или чем-то ещё таким. И я почти уверен, что его намеренно сводят в могилу, чтобы заменить на кого-то более сговорчивого. Попутно я выясняю, что у вас вообще происходит, а на тебя обратил внимание, когда следил за публикой в зрительном зале и мимоходом посмотрел на сцену. Я не думал, что мы так быстро найдём общий язык.

— А Льюис?

— По его поводу я всегда был с тобой честен. Когда я увидел, как ты обеспокоен, то сразу заподозрил неладное. Благополучные парни так себя не ведут, и версий у меня было несколько. Я подумал, что в подобном состоянии человек особенно уязвим для суицидальных наклонностей, и стал проверять наиболее удобные места. Льюис нашёлся недалеко от ближайших железнодорожных путей и ждал прибытия очередного состава, чтобы успеть лечь на рельсы. Один он уже пропустил — духа не хватило, я заговорил с ним и успел отговорить буквально перед проходом нового состава. Потом дал выплакаться и отвёл домой. Его спасение стало лишним поводом пообщаться с тобой, и я заинтересовался и тобой тоже — Льюис говорил, что ты его самый близкий человек во всём Хармони. К тому же ты показался мне небезнадёжным, а то, что мы оба любим музыку — это просто подарок судьбы. И раз уж в твоей жизни при моём содействии случился такой поворот, то я просто не имею права стоять и молча наблюдать — всё это случилось из-за меня.

— Но зачем Либертену тайно вызнавать, что происходит в других городах?

— Потому что ничего другого нам не остаётся. И если ты хочешь узнать больше, то давай всё же сначала проверим книгу. Если я прав, то это отлично ляжет на то, что я тебе расскажу. А верить мне или нет — решай сам.

— Сам достанешь или просто скажешь, какая она по очерёдности?

Эдмунд стиснул зубы. После озвученного он уже не знал, что думать и делать. И желание всё узнать внутри зудело, как след от прививки, и не хотелось что-то узнавать после сравнения с Альбером де Морсером... Но они стояли посреди комнаты Славы ночью, стеклянный колпак с Книги снят, замок на двери служебного входа взломан отмычкой...

Огонёк зажигалки начал дрожать и изгибаться.

— Тогда скажи хотя бы, как зовут покойного маэстро.

— Диллан Меркюри Виндс, — кое-как выдавил из себя Эдмунд и отвёл взгляд.

Эндрю очень осторожно начал перекладывать разделы отделанного алым бархатом и золотым тиснением переплёта с одной стороны на другую, ища нужное имя. Эдмунд не сказал, что проще перевернуть книгу другой крышкой вверх и начать с конца, однако Эндрю почему-то не подумал об этом сам. Он проглядывал каждую первую страницу каждого раздела, читая названия, и что-то его беспокоило. Дойдя до нужного раздела, либертенец бегло и всё так же осторожно его пролистал, останавливаясь на отдельных страницах. Затем открыл последнюю, и Эдмунд увидел короткие строчки выходных данных.

Сердце дало сбой. Дыхание перехватило.

— Когда выходит новая биография?

— К годовщине смерти, — тихо ответил Эдмунд. — Как раз успевают собрать все статьи, дневники, если они есть, готовят снимки, формы для печати...

— Когда скончался маэстро Виндс? — Эдмунд машинально ответил — дату он помнил наизусть. — Тогда почему дата выхода отстоит от его смерти на пятнадцать лет, а здесь значится "исправленный экземпляр"?

Эдмунд едва не выронил зажигалку, однако Эндрю успел её перехватить. Правда, пришлось снова зажигать огонь.

— И...справ-вл...ленный?

— Сам взгляни.

Эдмунд, дрожа, склонился над Книгой, и перед его глазами начало расплываться. И дата и пометка — всё было озвучено верно.

Эдмунд будто воочию услышал, как где-то внутри него незримое зеркало дало ужасную диагональную трещину.

Эндрю подхватил друга под руку и осторожно усадил на пол.

— Тихо-тихо, не падай! Нельзя шуметь.

— Нет... нет... это невозможно... — в отчаянии забормотал Эдмунд, яростно мотая головой. — Наверно, просто обнаружилась какая-то неточность или несколько опечаток... ведь их быть не должно...

— Возможно. Проверим место о покойном и вашем маэстро? Об этом обязательно должны были написать. Или ты помнишь, что там сказано?

Эдмунд медленно поднял голову и наткнулся на полный сочувствия взгляд.

— Ты мог просто начать с конца. Зачем начал с начала?

— Знакомился с полным списком удостоенных — в нём почти нет женщин, хотя они были. Только одна оперная дива, да и та была супругой директора вашего театра. Ну что, смотрим?

Кое-как Эдмунд поднялся на подкашивающиеся ноги и, вцепившись в плечо Эндрю, молча наблюдал, как тот листает биографию. Нужное место отыскалось очень быстро — там на пол-страницы красовалась фотография. Видимо, это был день триумфа маэстро Лючани... и почему-то показалось, что на лице покойного радость откровенно фальшивая. Почему так не казалось раньше?

Отрывок, рассказывающий о начале авторской карьеры маэстро Лючани, почти слово в слово передавал рассказы самого маэстро, а выдержка из дневника покойного, которую Эдмунд так внимательно читал когда-то, показалась выбивающейся из стиля других цитат. Или он плохо запомнил? Эндрю одолжил перчатки, и Эдмунд начал осторожно листать сам. Перчатки оказались ему заметно велики, было немного неудобно, но этот недостаток быстро забылся, поскольку перед глазами снова стало расплываться. Утеревшись рукавом, Эдмунд сам начал проверять выходные данные других биографий и нашёл ещё несколько пометок об исправленных экземплярах. И это были самые громкие имена в Книге.

— Ладно, хватит на сегодня, — примирительно сжал его руку Эндрю. — Ставим всё на место и уходим. Пора подышать свежим воздухом, а потом домой пойдёшь. Обсудить всё можно и в другой раз — тебе надо как-то это всё переварить.

— А ты не боишься, что я донесу на тебя? — прохрипел Эдмунд.

— А как ты объяснишь, откуда тебе известно о вражеском шпионе?

— Вы же не любите называть себя шпионами.

— Однако это не мешает делать подобное другим. Давай мне перчатки — я сам всё сделаю.

Уже возле выхода Эдмунд заметил отсвет фонарика ночного смотрителя и инстинктивно вцепился в замершего в тени Эндрю. Либертенец будто не дышал, ожидая, пока пожилой сотрудник театра пройдёт мимо. Не сразу Эдмунд почувствовал чужую руку на своей талии, и от этого по телу побежали мурашки. Так только девушек держат во время парных танцев!.. но только так они могли остаться незамеченными — плотно прижавшись друг к другу.

Отойдя от театра на порядочное расстояние, Эдмунд долго приходил в себя среди ночной прохлады осени. Эндрю выбрал для этого самое уединённое место, и в другое время Эдмунд бы подумал, что он сделал это с грязным умыслом, но сейчас юноше было не до того. В голове билось только то, что он обнаружил.

— Я отказываюсь верить... отказываюсь... — скулил Эдмунд, оседая на землю рядом со стеной. — Этого не может быть... Книгу наверняка подменили...

— Возможно всё, однако подобное вряд ли имело место. — Эндрю сел рядом с ним, поглаживая свёрток с отмычками. — Да, отпечатать это всё в теории можно где угодно — были бы формы, пресс, бумага, чернила и всякое такое, однако достигнуть нужного качества было бы сложнее, чем на специализированных печатных фабриках Библоса. А биографии отпечатаны в очень высоком качестве. Вероятнее всего, имел место спецзаказ.