Волчица и пергамент. Том 10

Но Коулу следовало проявлять здесь осмотрительность, он знал, что если он напишет книгу с критикой Церкви, книги при продаже будут улетать подобно птицам.

Но и архиепископ со своей стороны говорил нечто подобное. Мысли Предрассветного кардинала следует как можно скорее изложить на бумаге.

— Я согласен с тем, что предложил почтенный господин Ле Руа! — громко прокричал Ханаан, отрываясь от карты.

Миюри даже опасалась Ханаана из-за его столь огромного расположения к Предрассветному кардиналу, но действия Ханаана были, конечно же, продиктованы практическими задачами.

Слухи, касавшиеся Предрассветного кардинала, распространялись без возможности их поправить. Из-за этого в мире создавался образ, преувеличенный безмерно, люди, кажется, верили, что ему достаточно сказать пару слов сухому стогу сена, и тот расцветёт прекрасными цветами, а если Предрассветный кардинал обнаружит чей-то проступок, он может вызвать чёрную тучу и поразить провинившегося молнией. И эти нелепости были ещё не самым страшным, распространялись даже слухи, что Предрассветный кардинал ходил по свету и обезглавливал людей, вставших на путь зла, косой, какая была у самой смерти. Очевидно, что ничего хорошего из таких представлений выйти не могло.

В самом деле, приезжали, к примеру, торговцы из городов, куда и добраться было непросто, они мяли в руках шляпы и от имени своих городов совершенно серьёзно умоляли: "Мы действительно хотим следовать Божьему учению, но — о, Предрассветный кардинал! — если бы нам полностью запретили зарабатывать деньги, мы бы не смогли выжить. Мы просим Предрассветного кардинала пощадить нас..." И подобную убеждённость проявляли не только те, чьё сообщение с остальным миром было затруднено. Даже архиепископ Эшьютадта не остался в стороне от этого.

Коул помнил изумление на лицах архиепископа и его людей, когда он попросил их о снисхождении к самозванцу, присвоившему его имя, и Хоберну, которого мошенники использовали в событиях, связанных с Орбурком. Архиепископ, вероятно, полагал, что Предрассветный кардинал разъезжал по миру в поисках злодеев в надежде обружить Господнюю кару на всех согрешивших.

Поэтому Коул считал более чем необходимым написание книги, в которой были бы собраны его настоящие мысли, чтобы выправить распространившиеся среди людей заблуждения.

И всё же на душе у него было тяжело.

— Я чувствую, что хочу спасти Церковь, вернуть её к справедливости, но в отношении моих мыслей, сделать их широко известными...

К тому же что бы он ни написал, может быть неверно понято или искажено, этого Коул очень опасался.

Коул просто гулял с Миюри по рынку, стал покупать ей медовые сладости и почему-то вдруг обернулся. Чтобы встретить эти взгляды.

Миюри, разумеется, знала о людях, которые следовали, следили за ними, но, кажется, не предполагала, что эти люди буду настолько настойчивы. Она спряталась за Коула, с редкой точностью соответствуя поведению настоящей сестры.

Коулу было очень страшно высказать свои мысли таким людям, и ему казалось, что такая попытка была бы слишком самонадеянной. Он решился носить имя Предрассветного кардинала, но чувствовал, что не слишком крепко держался на ногах. Если попытаешься пронести на спине тяжёлый груз, скорее всего, упадёшь.

— Тогда, возможно, прибегнуть к проповеди, — произнёс странствующий проповедник Пьер, мгновением раньше могло показаться, что он был полностью погружён в чтение Священного писания. — Уличная проповедь — это прекрасно. Звать людей на путь Господа — это истинное наслаждение! А если втроём, считая преподобного Ханаана?! Стоя вместе с вами двоими, я постараюсь вам не уступить!

При виде разгорячившегося Пьера, гордившегося своим умением ввинчивать слова Господа в уши тех, кто не желал их слушать, Ханаан с Коулом неопределённо улыбнулись. Однако Пьер находился на складе Ив, потому что Коул уже некоторое время полагался на него в одном вопросе. Дело в том, что в собор приходили не только люди, поддерживавшие Предрассветного кардинала, но и просто желающие посмотреть собор, а также землевладельцы и аристократы, относившиеся к Предрассветному кардиналу с недоверием или неприязнью. К рукопожатию они могли присовокупить резкие, грубые слова, и тогда появлялся Пьер. Он подбегал со Священным писанием в руках, словно врывался на поле боя, его вид действительно обнадёживал Коула.

В этот момент прозвучал сухой звук хлопавших ладоней.

— Господа, я рада, что у вас всё прекрасно, но, может быть, вы поторопитесь и решите, в какой следующий город надлежит отправиться. Нужно к этому ещё и подготовиться, на это потребуется время, — заявила появившаяся в комнате Ив.

Она заботилась об их пропитании, одежде, жилье и различных появлявшихся осложнениях. На Ив, представлявшую Хайленд, были возложены бытовые, мирские вопросы Предрассветного кардинала и его сподвижников.

— Если хорошо взвесить, полагаю, нам следует направиться к какому-либо ещё выборщику империи, — ответил, тряся животом, Ле Руа и посмотрел на развёрнутую карту. — Проще было бы договориться с выборщиком, близким здешнему архиепископу. Или же можно было бы ещё отправиться любой другой соборный город империи, но я бы не очень советовал это делать. А ты что думаешь, господин Ханаан?

Ханаан, умудрившийся посадить чернильное пятно на щеку, серьёзно кивнул.

— Я согласен с почтенным господином Ле Руа. Братья, живущие под одной крышей, могут иногда не слушать один другого. Здешний собор имеет обыкновение сомневаться в авторитете святого престола. Из-за этого другие соборы могут быть более склонны мириться в отношениях со святым престолом.

В те времена, когда империя расширялась, и был основан Эшьютадт, начавшийся, судя по всему, с церкви, построенной священнослужителями, сопровождавшими войска империи. Из-за этого могло казаться, что собор в Эшьютадте был создан в то же время, что и святой престол, а по некоторым соображения, возможно, и раньше, что, конечно, придавало собору более высокий авторитет, и именно поэтому между главным храмом Церкви и собором отношения были не из лучших.

— И потому, если ты хочешь получить союзников в совете выборщиков, архиепископ предложил обратиться к Гобурею, выборщику с самым широким лицом [то есть "с самым широким кругом друзей" или "с самыми обширными связями" — прим.перев.], — завершил Ханаан.

— Гобурея... Насколько я помню, он был самым влиятельным выборщиком в империи, — пробормотала Ив и, скрестив на груди руки, посмотрела на карту. — Если мы сможем победить на этом этапе, тогда могут дрогнуть и другие выборщики. Тогда выборщики... Если у нас появится влияние на большинство имеющих право выбирать императора, то, возможно, и сам император на сторону Коула. Надеюсь, это будет действительно несложно.

Коулу хотелось заручиться поддержкой как можно большего числа людей своими правильно подобранными словами, в которых он осуждан недостатки Церкви, но те, кто обладал светской властью и влиянием решат, чью сторону занять, руководствуясь, скорее всего, своими политическими суждениями. Поэтому, как и в настольной игре, следовало проявлять осторожность, двигая фигуры.

Коулу такое было не по душе, но в ту ночь, когда был низвергнут самозванец, Коул перед мутным потоком, вырывавшимся из разорванной реки, поклялся выполнить свою роль Предрассветного кардинала.

Он ощутил горечь.

— Ладно, будем двигаться в этом направлении. Я могу полагаться на всех вас?

Коул не думал, что он как-то изменился с того дня, когда он покинул Ньоххиру. Однако вокруг него собирались влиятельные люди, протягивая ему руку помощи. И из-за этого его собственная рука становилась такой длинной, что могла дотянуться до любого уголка этой развёрнутой карты.

"Конечно", "Всё в порядке", "Монах тоже" — подтвердили своё согласие присутствующие, после чего на правах своего рода главы заговорила Ив:

— Ты хотя бы немного уже изображал из себя влиятельное лицо?

Коул почувствовал, что может ответить на её поддразнивающую улыбку чуть более взрослой кривой усмешкой, чем тогда, когда его называли "малыш Коул".

Прибыла группа чиновников из королевства Уинфилд.

Первоначально противостояние с Церковью началось с того, что это королевство возмутилось против тирании Церкви, поэтому люди думали, что Уинфилд играл главную роль в этом противостоянии. Сверх того стало широко известным и о близости Предрассветного кардинала к королевской семье, оказывавшей ему свою поддержку.

Однако в этом мире очень много говорили о чести. Естественно, что среди аристократов на большой земле было немало тех, кто ненавидел Церковь, но кого не радовало, что во главе её противников развивался флаг королевства Уинфилд.

Ситуацию усложняло то, что у аристократов с большой земли было много исторических связей с королевством Уинфилд, лежавшим перед ними через море.

Легко просто сказать, что надо собрать людей, поддерживавших Предрассветного кардинала, на деле для этого придётся решить множество различных затруднений. Сам Коул понятия не имел о тонкостях в этой области, и ему была нужна помощь кого-то, кто бы разбирался в делах общества.

Окружённый группой прибывших чиновников, Коул стал больше похож на Предрассветного кардинала, с их помощью было, наконец, достигнуто соглашение об официальной поддержке Предрассветного кардинала о стороны собора Эшьютадта.

Этот груз, таким образом, свалился с плеч Коула, вместо него он получил от чиновников королевства Уинфилд, проводивших переговоры, увесистую пачку писем, котору ему пришлось держать обеими руками.

Когда он зашёл с этими письмами в комнату на постоялом дворе, Миюри встретила его недовольной полуулыбкой — большая часть толстой стопки писем была от Хайленд.

Письма от принцессы были наполнены её озабоченностью ходом путешествия — не болели ли его участники, хорошо ли питались и так далее. Кроме того, сообщалось, что печать Священных писаний на общедоступном языке проходила без задержек, и скоро Предрассветный кардинал получит поддержку и с этой стороны, ещё было написано, что рыцари святого Крузы продолжали бороться со злоупотреблениями на территории королевства, обходя церкви одну за другой, и в случае затруднительной ситуации смогут прийти на помощь.

Конечно, немало строк было написано и для Миюри, включая подробные сведения, касавшиеся этикета, которому её, святую с солнечной улыбкой, сама же Хайленд и учила, до отъезда Миюри.

Как ни странно, в пачке писем было приветственное послание от старшего брата Хайленд принца Клевенда, а ещё там оказалась записка от Шарон. Шарон обращалась, конечно, к Миюри и советовала не обращаться с птицами излишне жёстко.

Письма от Хайленд Миюри читала с видимым удовольствием, но, когда дело дошло до Шарон, она выхватила перо, будто это был меч.

К этому времени встречи в соборе перешли на уровень работы со знающими людьми из королевства Уинфилд, а поток аристократов в собор иссяк. Подходило время отправляться в новый город, подготовка к этому уже велась.

Поэтому Коул решил взять небольшую передышку перед следующей поездкой. Он впервые за долгое время неспешно перелистывал Священное писание в комнате на постоялом дворе, когда в окно вдруг влетел голубь. К лапке голубя было привязано послание, и Коул подумал, что это было эпизодом перебранки Миюри и Шарон через море.

Но голубь не принёс запаха моря, и его перья не казались растрёпанными морским ветром. От него пахло, наоборот, сухой пылью, он выглядел не так, как голуби, живущие в городах, где полно еды, и казался полным отваги.

Миюри, писавшая лёжа в кровати про своего идеального рыцаря, оторвалась от своего занятия и тоже подошла к окну.

— От кого это? — спросила она.

— Подожди-ка немного, — ответил Коул и отвязал от лапки голубя небольшой клочок бумаги с очень мелкими буковками.

— От господина Вадена...

— Э? Господина крысы?

Миюри посмотрела на Коула с вполне понятным недоумением; Ваден был воплощением крысы, и если людей-мореходов называют "морскими волками", Ваден по праву мог именоваться "морской крысой", командуя кораблём и командой не-людей. Не так давно Ваден занимался контрабандой для одного очень своеобразного аристократа. Но даже собственный нос Коула совершенно не улавливал никакого морского запаха от голубя.

Волчица Миюри приблизила либо к голубю, что тому явно не понравилось. Он вытягивал шею и, казалось, был готов сбежать в любой момент, тогда Миюри отвернулась от него, порылась в мешке с бобами и, выложив их на подоконник в качестве награды, спросила Коула:

— И что там с господином крысой?

— Э-это... — протянул Коул, снова пробегая глазами короткий текст, лишивший его дара речи.

Миюри, гладившая голубя, настороженность которого растаяла после полученных бобов, была поражена реакцией Коула.

— Пожалуйста, немедленно переоденься, — сказал, наконец, он.

— Мм?

— Нам надо встретиться с Ив и всеми остальными.

Миюри посмотрела на Коула и повела сначала одним, потом другим волчьими ушами, словно пытаясь обнаружить добычу в лесной чаще.

— Кажется, госпожу Илению отправили в тюрьму.

Глаза Миюри округлились, бобы высыпались из её рук.

Перед входом постоялого двора слонялись люди, пытавшиеся хотя бы мельком увидеть Предрассветного кардинала, но Коул протиснулся мимо них, ведя за собой Миюри, сел с ней в карету и поспешил к складу Ив, где пребывали и остальные.

Перед складом Ив горой громоздились припасы, рядом с горой собралось много людей. Но это не были горожане, собиравшиеся на церковную службу.

Миюри, выскочив из кареты, при виде этого вдруг ощутила себя покинутой.

— А, вот как. Дядя со своими людьми тоже собрался уйти.

Имя "Миюри" давным-давно носил волк. Наёмникам Миюри это имя досталось в наследство много лет назад. Они примчались сюда из-за бурных событий, вызванных мошенниками, один из которых выдавал себя за Предрассветного кардинала, но мирный город не место для наёмников.

Когда волнение улеглось, а из Уинфилда прибыли чиновники, наёмники, вероятно, решили, что им пора уходить.

"Я прошу вас пойти со мной и помочь госпоже Илении... "

Если бы так сказала невинная девушка, ничего не знающая о жизни, ей могли бы сказать "да", но, к сожалению, Миюри такой не была. И к тому же Миюри прекрасно знала, кем являлась Иления.

Со своими неповторимыми вьющимися волосами Иления кажется доброй, милой девушкой, но она не была простым человеком. Её истинной формой была огромная овца, способная стянуть с мели целый корабль с помощью привязанного к ней каната. Поэтому вместо слов "Илению отправили в тюрьму" правильней было бы сказать "она согласилась посидеть в тюрьме".

Кроме того, если внимательно перечесть письмо Вадена, от него не исходило ощущение срочности.

Потому для того чтобы Рувард и его отряд помогли Илении, чувства Миюри должны были найти иное выражение.

— Расставания неизбежны в путешествии, — произнёс Коул и положил руку на голову Миюри.

Она не смахнула его руку, что было для неё необычно, напротив, сохранила спокойствие.