| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Жизнь после того самого скандального публичного следствия налаживалась.
К тому времени, как день зимнего солнцестояния становился всё ближе, и селяне начали готовиться к празднованию наступления нового года, бедняга Илас выздоровел настолько, что Витас разрешил ему повеселиться на празднике вместе со всеми. Почтенный Тумэй так до конца и не оправился после пережитого, его здоровье подкосилось, и часть обязанностей старосты Мышовки взял на себя его двоюродный брат Кросс. Господин Бенджамин часто их навещал, подолгу беседовал, и в семью постепенно возвращались мир и покой. Илас то и дело мучился от страшных снов о пережитом, Руи от него практически не отходил, и вся надежда на полное исцеление израненной души была только на Конана, об освобождении которого уже хлопотал шериф Бэккет. Парня ждали домой и готовились к свадьбе.
Налаживалась жизнь и в семье Спайков. Их окончательно перестали сторониться, приняли, а господин Бенджамин и вовсе взял всю семью под своё покровительство. Маленький Брюс уже привык к дому, дедушка души в нём не чаял, дядя Даллас баловал, ухаживая за племянником наравне с братьями и оми. Вэлиант очень не любил вспоминать о невольном зяте, однако была надежда, что внуки растопят лёд в его сердце, и к возвращению Гилмора место в семье для него останется. Суд состоялся быстро, Балана помиловали и приговорили к бессрочной каторге на солончаках, Гилмор, благодаря содействию следствию, ходатайствам нескольких селян, шерифа Бэккета и лично господина Бенджамина получил всего шесть лет в каменоломнях.
Новый каноник ещё не прибыл, и пока на службы в Мышовку раз в неделю привозили старичка-бету Филиуса Манфреда. Поскольку этот каноник был уже в преклонных годах, приезжал он всегда ближе к полудню, и этому только радовались — селяне успевали без суеты и спешки собраться и прийти на службу. Благо, что под надзором и при пособничестве хозяина Птичьего гнезда вовремя и быстро расчистили первые снежные наносы. Клео с большим интересом наблюдал, как лошадьми, запряжёнными в диковинные приспособления, похожих на щиты с окованным железом нижним краем, торили дороги, а потом притаптывали с помощью снегоступов. Особенно последнее охотно делала ребятня, и Клео с улыбкой отмечал, насколько хорошо к чужим детям относятся их привратники. И Джим и Криденс умело превращали эти топтания в забавную игру, и края дорожек становились достаточно ровными. Бруно тоже не отставал, и Клео не смог не поучаствовать.
Омега бывал на всех службах, и это было совершенно не похоже на то, что творилось в храме на Воздвижение — дышалось не в пример легче. Преподобный Филиус был не столь требовательным, подслеповатым, со скрипучим голосом и выглядел по-настоящему хорошим человеком. От его присутствия даже убранство храма не казалось блеклым и пафосным, как во время разговора с шерифом. Тем более, что всё нужное для подобающего освещения быстро нашлось и сделалось. Вот что значит "достойный священнослужитель"! Новый каноник, которого ждали, был давним знакомым семьи Спенсер и одним из защитников современной науки перед ликом Синода. Звали его Альфред Доусон, он был тоже бетой и, по словам хозяина, весьма достойным человеком. Клео с нетерпением ждал его приезда, чтобы узнать, насколько преподобный Альфред похож на его покойного наставника. Господин Бенджамин отзывался об этом человеке очень тепло и уважительно!
В первые же занятия с хозяином Клео узнал о нелёгком труде учёных, которые упорно пытались познать законы мироздания, и о том, как этому сопротивляется Церковь. История летуна, казнённого по обвинению в колдовстве, и погром из-за минских фонариков были не единственными вопиющими к богам случаями, и омега теперь искренне не понимал, как можно было так делать, не выслушав обвиняемых. А им часто даже слова в свою защиту сказать не давали! Суд в своём нынешнем виде, включая церковный, появился сравнительно поздно, и в нынешнее время стало заметно легче отстаивать истину, пусть и не во всём. Сами первые уроки из-за занятости господина Бенджамина часто проходили исключительно по вечерам как сейчас — в малой гостиной, перед горящим камином и с несколькими книгами под рукой, из которых зачитывались отрывки, чтобы Клео мог сам сравнить и сделать выводы.
После первого же урока Клео с разрешения хозяина прибрал себе солидный том за авторством учёного монаха беты Кристофера Бэллза "О природе вещей" и допоздна читал в постели при светильнике, пока внезапно к нему не зашёл господин Бенджамин, выжидающе скрестил руки на груди и с напускной строгостью поинтересовался, почему его ученик до сих пор не спит. А как тут заснёшь, когда сам видишь, в какие глупости верили люди во времена, предшествовавшие Эпохе Регентства, когда правили Баалы?! И эти глупости формировали представления о мире и его устройстве, которые сохранились до сих пор!
Наука в своём нынешнем виде зародилась в Ингерне только в Эпоху Регентства, когда Баалы поощряли всё новое и полезное, как бы не возражали священнослужители. И это дало свои плоды — начало развиваться производство, росли города, народонаселение умножилось... Разве это плохо? Жить стало удобнее, в густонаселённых городах велась грандиозная стройка из камня, чтобы дома и сами жители меньше страдали от пожаров, прорывались канавы для отвода нечистот, мостились дороги, создавались бригады чистильщиков, которые прибирались даже в самых глухих районах, чтобы уменьшить вероятность вспышек страшных болезней и дать работу нуждающимся. Да, что-то потом оборачивалось иной стороной, и под что угодно местные власти могли ввести непомерные налоги, но главное было сделано — прогресс не стоял на месте! Почему бы не продолжить это всё? Нет, церковники то и дело что-то запрещали при поддержке неграмотных невежественных людей! И это притом, что знать всё же пользовалась чем-то, что создавалось персонально для их удобства. К нынешним временам накопилось столько всего невостребованного, что смельчаки осторожно стараются всё же привнести это в жизнь, и постепенно эти новинки становятся обыденными вещами. Когда Баалы восстановили законную власть и ушли куда-то, научный и технический прогресс весьма замедлились, а доступ к новым открытиям снова получили лишь избранные. Неслыханная несправедливость! Господин Бенджамин намеренно совершенствует быт своего дома, позволяет своим домочадцам и гостям из деревень пользоваться самыми передовыми удобствами и советуется с соседями, как бы что-то внедрить у них, чтобы подать пример! Ведь это на самом деле ОЧЕНЬ полезно и хорошо!
Когда не требовалась помощь по хозяйству, Клео проводил много времени в своей комнате с книгой или в мастерской вместе с Бруно и ребятишками. Эрни под руководством друга Томми учился грамоте и с таким же интересом наблюдал за опытами, с помощью которых господин Бенджамин и Бруно объясняли простейшие законы мира и природы. Клео откровенно недоумевал, как нельзя было просто догадаться, ведь всё это постоянно происходит у всех на глазах! Почему надо подкреплять очевидное опытами? Как можно было сразу не систематизировать всё это, чтобы сложить простую и понятную картинку? То, как господин Бенджамин объясняет, понял бы кто угодно! Никакого тумана, который любил напускать преподобный Густав, читая проповеди воспитанникам приюта, ничего пугающего... То, что объяснялось происками демонов Деймоса, получало простое и логичное объяснение, в котором не было места коварным демонам. Это объяснило, почему Церковь не любит науку. Церковь называет себя единственной защитой от тёмных сил, а там, где этих самых демонов нет, её власть слабеет. Молитвы и обряды теряют смысл, становятся ненужными, за них не нужно платить. И потому особенно нужны такие люди, как их новый каноник — по словам хозяина, преподобный Альфред один из самых высокообразованных людей в лоне Церкви, сам интересуется наукой, тоже переписывается с учёными. Клео уже начал придумывать вопросы, которые обязательно задаст новому канонику — узнать точку зрения служителя Церкви очень важно. В том числе и для того, чтобы определиться, насколько близко стоит быть к хозяину.
С каждым днём, с каждым новым уроком, с каждым показанным научным трюком Клео всё больше замечал, что граница между ним и господином Бенджамином начинает размываться, таять. Это казалось омеге неправильным. Хотя Томми и Эрни позволяли себе говорить хозяину "ты", вести себя порой не слишком почтительно, всё это легко сходило им с рук, ибо "дети". Господин Бенджамин был снисходителен, если и выговаривал, то очень мягко, никогда не наказывал даже за разбитую колбу, и Клео вспоминал, как за это получили выговор Бруно и Джим. Бруно тоже вёл себя с хозяином излишне свободно — только тыкания не хватало! И на это хозяин тоже закрывал глаза. И как только Бруно совсем не обнаглел от такой вседозволенности?! Сам Клео, пусть и перешагнул порог мракобесных предрассудков, всё ещё робел и сдерживался, когда считал нужным, выдерживал расстояние между ними, но уже почти не стеснялся, когда господин Бенджамин позволял себе приласкать нового ученика или приобнять, чтобы удобнее было наблюдать за новым опытом.
Хозяин притягивал, и Клео себя одёргивал. Хозяин тебе доверяет, дорожит новым учеником, весьма доволен твоей понятливостью и сообразительностью. Ты просто не имеешь права его разочаровывать недостойным поведением, говорил себе омега. И господин Бенджамин принимал это спокойно. Значит, всё хорошо. Да, он то и дело покрикивает на Бруно, когда тот излишне зарывается, но это больше похоже на дружескую перепалку без последствий, чем на серьёзное недовольство. Для хозяина слуги не были просто слугами. Господин Бенджамин, как Роберт Мор из романа "Сон в летний день", старался быть со своими людьми на равных. Это было удивительным! Когда хозяин ездил с визитами по округе, то часто брал Клео с собой, и омега видел, как бета почтителен с теми, кто этого заслуживает, и как спорит с теми, кто неправ. Урождённый дворянин не смотрел на селян сверху вниз — он был с ними на равных во всём, сохраняя достоинство. И это восхищало снова и снова.
После памятного публичного следствия у господина Бенджамина появилось очень много дел, и всё же он не запрещал Клео быть рядом, не скрывал своих забот. Клео иногда присутствовал при написании писем, подавая то перо то сугруч и бумагу, хозяин разрешал подглядывать в написанное, что-то объяснял. Именно Клео первый прочитал письмо от старого господина Спенсера, в котором говорилось, что преподобный Альфред согласился принять их приход и уже подал прошение в Синод. Как надолго он поселится в их округе, пока было неясно, и это обеспокоило. Вдруг вместо хорошего каноника снова пришлют кого-то вроде Уэйланда? Оставалось надеяться, что этого не случится. При всей своей занятости господин Бенджамин всегда находил время для своих учеников, и Клео старался изо всех сил, чтобы это было ненапрасным.
Клео всё больше проникался к хозяину немым обожанием, почти боготворил его. Хозяин казался ему самым-самым! Самым умным, самым справедливым, самым добрым и красивым... Последнее всегда наводило на не самые пристойные мысли, которые и без того тревожили во время течки, и Клео старался держать себя в руках. Он чувствовал, что хозяин относится к нему как-то по-особенному, тянулся в ответ и боялся злоупотребить этим отношением, которое превращало новую жизнь в череду по-настоящему счастливых дней.
Своё обещание по поводу выяснения истинного статуса Клео хозяин сдержал — он отправил своим родственникам просьбу выяснить, состояли ли родители Клео в сельской общине Лисьего брода, сохранились ли записи в деревенской книге и куда могли пропасть подтверждающие вольный статус Клео бумаги. Ответа придётся ждать долго, но если все подозрения подтвердятся, то Клео получит настоящий паспорт, в котором будет чётко сказано, что он вольный омега и теперь имеет права, которые способен защитить Закон. Паспорт, по словам хозяина, по сути уравняет их, и эта мысль заметно напугала омегу. Уравняет? Как? Ведь господин Бенджамин богатый родовитый человек, а Клео всего лишь безродный сирота, сын простых селян. Как они могут быть равны? Стоило об этом сказать, как господин Бенджамин рассмеялся и пообещал, что со временем Клео всё поймёт сам.
Отходя ко сну, Клео каждый раз переводил в уме прошедший день, делясь им с Каем, который так и спал на его подушке по ночам. Он уже сбился со счёта, сколько всего хорошего с ним произошло, и просто радовался тому, что есть. Не мог не радоваться.
Домочадцы стали расходиться по своим комнатам, однако Клео с хозяином не спешили готовиться ко сну. Они продолжали читать книгу по географии, и в ней рассказывалось о самых разных географических объектах. Огромный мир начал раскрываться перед Клео во всём своём величии и многообразии. Они так увлеклись, что не заметили, что остались в гостиной совсем одни, а камин догорает.
— О, вот так мы с тобой засиделись! — ахнул господин Бенджамин и закрыл книгу. — А мне вставать рано... Так, давай-ка сворачиваться.
— Как кошка, ёжик или молоко? — пошутил Клео. На минувшей неделе он освоил первые простенькие каламбуры, и эта словесная игра ему очень понравилась.
— Скорее, как кошка, — улыбнулся в ответ хозяин. — Книгу с собой возьмёшь?
— Да.
— Тогда не вздумай читать сейчас — никуда она не денется, — с напускной строгостью велел господин Бенджамин.
— Хорошо.
Однако как можно удержаться и не полистать книгу перед сном? Даже если уже начинаешь вовсю зевать. Клео не читал, а просто смотрел картинки, когда в его комнату вошёл хозяин и выжидательно встал в дверях.
— Я о чём тебя просил?
— Так я не читаю, а просто картинки смотрю. — Клео набрался смелости и рискнул проявить очередную дерзость. — Можно подумать, что вы сами так никогда не делали.
И дерзость не просто сошла с рук — господин Бенджамин негромко рассмеялся.
— Делал. Ещё как делал! Слышал бы ты, как мне за это Гриффит выговаривал...
Клео подумал и рискнул спросить ещё одну вещь.
— Сэр... Гриффит говорил, что он жил с вашим отцом как муж... — Хозяин слушал так же внимательно, как и всегда. — Они... были вместе счастливы?
— Очень даже, — кивнул бета, вошёл и присел на край постели. — Отец даже готов был на Гриффите жениться, если бы он согласился, но Гриффит отказался.
— Почему?
— Посчитал себя недостойным такой чести. Сколько себя помню, мои родители всегда относились к Гриффиту как к ровне, как к члену семьи. И он стал мне настоящим оми.
— А как он попал в Птичье гнездо?
— Так же, как и Бруно — случайно встретился на дороге. Он был беглым рабом, отец приютил его, а потом Гриффит остался и стал помогать по хозяйству. Вскоре после этого родился я.
— И вашего отца не смущала такая разница в общественном положении? А мнение других высокородных?
Клео не так давно усвоил одну разницу, которой прежде не понимал — между аристократией и дворянством. До того он всю жизнь считал, что это по сути одно и то же, однако разница оказалась довольно существенной. Спенсеры были именно дворянами, а опальный Уэйланд аристократом. То есть стоял на общественной лестнице гораздо выше. Требования к каждому классу были свои, и нарушения кодекса чести могли нести серьёзные последствия. Например, откровенный мезальянс, то есть неподобающий выбор супруга.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
