Омегаверс Истоки

— Чем-то надо жертвовать в тяжкую годину, — опустил голову Пилат. — И мы предпочитаем отступать, чтобы сохранить самое ценное — наших людей. Сохранить знание и мудрость предков, которые потом помогут нам всё возродить. Ты видишь, как мы перестроили замок? — Пилат с гордостью огляделся. — Это всё сделали наши мастера, которых мы разыскиваем и спасаем. Которые потом обучат новых мастеров, и искусство их не исчезнет, переживёт Великий Холод, а что-то даже будет усовершенствовано. У вас мастеров почти не осталось — вы всё отдаёте солдатам — и хозяйство начинает становиться грубым, примитивным, а тех, что есть, учить некому, и они придумывают сами из того, что есть.

— А как быть с жертвоприношениями? — ухмыльнулся Октус, откидываясь на спинку трона. — Вы обрекаете на смерть своих же подданных, их тела становятся вашей пищей. И ваши люди по-прежнему вам верны?

— В особенно тяжкие луны наши люди сами решают, кто больше достоин жить, и это решение принимается единогласно. На жертвенник восходят только добровольцы, и память о них сохраняется в наших сердцах, что и символизирует страшная трапеза. И мы не делаем исключений по степени родовитости — в суровые времена все равны. Да, это страшно, но все понимают, что стоит на карте. Мы должны сохранить то, что у нас есть, и передать это потомкам, и мы сохраняем, как можем. А вы уничтожаете то, что вам мешает или кажется сейчас неважным.

Говоря всё это, Пилат то и дело косился на накрытый стол. Октус видел, как в глазах молодого воина стоит голод, и молча ухмылялся. Он демонстративно принялся за обед, прихлёбывая из драгоценного кубка трофейное вино. Прекрасное вино, из последних урожаев винограда, выращенного в садах Амелиусов на юге их владений. И как только им это удавалось? В здешних краях и до Великого Холода виноград не вызревал до такой степени. Бочонки и изящные бутылки с этим чудесным вином буквально чудом удалось спасти от мародёров! То, что похуже, пришлось отдать, но самое лучшее надо будет с первой же подводой отправить в Викторан. И приставить надёжную охрану!.. Адам, как же парень мучается! Любо-дорого посмотреть! Ещё несколько дней на голодном пайке — и Пилат согласится с чем угодно, лишь бы, наконец, наесться. Альфа есть альфа.

— Может, всё же поешь?

— Я не разделю трапезу с предателем.

— Хорошо. Моё дело — предложить, твоё — отказаться. Уведите его!

Каменные подвалы замка Амелиусов ещё во времена строительства были заложены на совесть. Через них проходили потайные ходы, в том числе и тот, которым были выведены мастера и их семьи, пока на подступах к замку шла битва, но из этого можно было выйти только через запертую сейчас дверь. И эти подвалы совершенно не были приспособлены к тому, чтобы содержать пленников — в них собирались хранить стратегические запасы еды и оружия.

Пилат молча кутался в свой изодранный плащ с фамильным гербом — леденящий промозглый холод пробирал до костей — и ломал голову, как поступить. Альфу терзал жестокий голод, который был сильнее холода, он терпел, но силы были на исходе. Ещё осада серьёзно истощила его, вынуждая нести бессонные караулы или подменять других дозорных. Особенно, если на посты заступали омеги, взявшие в руки оружие. Отваги им было не занимать, но вот сил... От атаки к атаке живой боевой силы становилось всё меньше, окрестные деревни уже были захвачены, изрядная часть защитников замка погибла, посылать гонца за помощью было бессмысленно — просто не успеет добраться — из-за чего братья и решили пробираться к Путям Лазаря, чтобы спасти тех, кто укрылся за стенами замка. Местные сами вызвались остаться — чужакам нужно будет где-то остановиться, а какой прок от обезлюдевшей области, если обслуживать некому? Да и их слишком много, а собранных в дорогу запасов мало. Это было опасно, но шанс изнутри разбить врага, вернуть замок и дождаться подкрепления оставался. Спасти мастеров нужно было обязательно — в плену Данелиев они просто погибнут, и их светлые умы и умелые руки не смогут создать ничего нового и полезного. Выводил Касл, его оруженосец, который родился и вырос здесь и хорошо знал местность — оставалось только указать, каким именно ходом и по каким тропам довести людей до Путей Лазаря, а так же объяснить, где искать нужные метки, чтобы отряд не заблудился в подземелье. Сам Пилат, как мог, отвлекал нападающих на себя и оставшихся у него бойцов и смог. Ценой плена и жизней многих своих соратников. Умереть сам Пилат не боялся — дети Адама не должны бояться смерти, если они достойно исполнили свой долг. Пилат опасался, что солдаты Октуса разыщут потайную комнату, в которой было укрыто самое ценное, что осталось у Пилата здесь. И почему они пришли так невовремя?!! Проклятый Деймос, снова твои выдумки?!! Если бы у Юри не случилась течка, то он бы ушёл вместе со всеми, а как отпустить любимого брата в таком состоянии??? Его могли учуять даже при принимаемом подавляющим запах настое. Если Юри обесчестят до свадьбы, да ещё и солдатня отступников... Нет, бедного юношу никто не осудит, однако это пятно позора смыть будет невозможно — Юри всегда был памятливым. А если кто-то приживёт ему негодного ребёнка, и Юри погибнет...

Пилат едва не застонал, представив себе, что будет с оми, если он узнает об подобном. Наверняка мечется по комнатам во дворце в Аврории, не находя себе места — рано или поздно вести о захвате Ранарона дойдут до него. Надо как-то выбраться из подвала, забрать брата, выживших Верных и бежать теми же ходами — ответвление до ближайшего входа в Пути Лазаря было построено не так давно, и Данелии о нём пока не знают. Надо только освободиться, улучить момент и... Как это сделать? Притвориться, что передумал, и занять место среди этого озверелого сброда? Отец и Совет поймут, но сам он себе вряд ли сможет простить всё то, что придётся делать, выдавая себя за своего. Боги, первопредки и Светлейший, может, и простят, но не он сам. И придётся долго маяться в Чистилище прежде, чем его усмирённая душа всё же взойдёт под своды Мирового Дома.

Юри. Любимый брат. Он так юн. И он искренне уважает своего наречённого Септимуса, так ждал свадьбы. Если бы не его выдающиеся способности к врачеванию, Юри бы уже давно покинул Аврорий и был отправлен в дом будущего мужа — подальше от этой мясорубки. Юри сам решительно заявил, что отправится в Ранарон со старшим братом, и отцу не хватило духа отказать. Если бы только тогда они знали, чем это кончится, да ещё так скоро.

Пилат лихорадочно пытался вспомнить, сколько запасов осталось у Юри. Течка уже наверняка завершилась, началась очистка. Если бы мастера не продумали обустройство особой комнатки, спрятав и отделав её так надёжно, что никакие запахи не приведут к ней, не наладили снабжение водой, то Юри пришлось бы туго. Однако он не может находиться там вечно. Совсем один. Наверно, ему ужасно страшно там, в четырёх стенах без окон!

Придётся всё-таки наступить себе на горло и притвориться, что готов присягнуть Октусу движимый голодом. Потом, когда шум уляжется, надо подкормить Юри и начать строить план побега. И попутно собрать побольше сведений о том, что творится в стане врага. И сделать это желательно до того, как у Юри случится очередная течка. Возможно, даже наказание за вынужденные грехи получится достаточно символическим, ведь Пилат всегда был верен тому, чему его учили с самого детства.

Пилат с болью разглядывал свою комнату. Мародёры и тут порезвились — оборвали гобелены, занавеси, карнизы валялись на полу, постель изрезана и исколота ножами, пух из перины до сих пор был неубран... И пахло отвратительно. Похоже, что кого-то не единожды тут выворачивало наизнанку. Что же они творят? Зачем?

Пилат подобрал валяющийся на полу стул и осмотрел его. Одна ножка держалась на честном слове. Починить ещё можно, и Пилат вполне способен был это сделать сам — крутился рядом с ремесленниками в детстве, а что-то даже пробовал своей рукой. Отец охотно поощрял его обучение какому-нибудь ремеслу, вот только Пилат так и не выбрал, научившись всему понемногу, а потом начал всерьёз учиться науке боя. Молоток и гвозди, наверно, отыщутся, да и Катиэль поможет... если его не убили.

— Хозяин... — окликнул его тихий голос, и Пилат обернулся, искренне радуясь, что он выжил.

В дверях разорённой комнаты, дрожа и зябко кутаясь в овчинную накидку без рукавов, стоял его давний друг детства — омега Постром. На его руках скорчился полосатый кот по кличке Звонок — за громкий голос. Отменный крысолов и ласковый, как маленький котёнок, он был любимцем Юри. Надо же, уцелел... Постром приехал в Ранарон вместе с братьями Амелиусами в качестве слуги и доверенного лица. Пилат знал этого юного омегу очень хорошо — Постром и Юри родились практически в один день, а потом Постром долгое время воспитывался в их семье. Этот паренёк был сыном хрониста Лавруса, который погиб во время набега солдат Данелиев на окраинный монастырь, когда оттуда вывозились ценнейшие рукописи — отважный бета с тремя монахами успел задержать нападающих, пока остальные спасали книги и свитки, чтобы отвезти их в Аврорий. Постром родился после гибели отца и всегда гордился им. Он и вырос похожим на Лавруса — выше, чем обычный омега, заметно шире в плечах и крепче, но всё остальное унаследовал от оми. Довольно красивый, чем-то похожий на рысь, с прекрасным ароматом ребёнка, зачатого в подлинной любви, с россыпью мелких веснушек на носу, великолепной золотистой косой и тёплыми песочными глазами. Пилат горевал наравне с Постромом, когда было объявлено, что его оми Юлий и ещё несколько омег будут принесены в жертву ради выживания других. Потом, после жертвоприношения, получив за ужином небольшую порцию мяса, Пилат буквально заставлял себя есть, зная, что это, возможно, часть Юлия, отданная добровольно. Суровые времена требовали суровых решений, и Амелиусы всеми силами поддерживали мир на своих землях, деля эти тяготы наравне со всеми. Вскоре после того жертвоприношения младший брат отца Пилата, Данай, последовал за умершими, чтобы искупить этот невольный грех, совершённый его семьёй, и на кладбище вокруг центрального святилища появилась ещё одна надгробная плита со словами покаяния. Постром никогда ни единым словом не упрекал ни его ни его родителей, и Пилата это всегда удивляло.

Пилат не удержался и обнял друга. Постром вздрогнул, а потом расслабился и прижался, блаженно вбирая носом его запах, разбавленный нечистотой подвалов. Звонок, почуяв знакомый запах, перестал прижимать уши и замурлыкал. Пилат с удовольствием почесал его за ушком.

— Хозяин... вы всё-таки спаслись...

— Постром, может, не будешь меня так называть? Мы же выросли вместе.

— Нет, не просите, хозяин, — упрямо замотал головой омега. — Может, мы и дружны с самого детства, но порядок есть порядок. Особенно сейчас.

— Они... тебя... — Пилат погладил Построма по волосам. Не удержался. Эти волосы ему всегда нравились, и, когда они были маленькими, Пилат иногда просил позволить ему заплести Построму косу.

— Как и всех, кого поймали в замке, — прошептал омега, пряча лицо на груди альфы и прижимая к себе кота плотнее. — Кто выжил в бою.

— Больно было?

— Конечно. Но мы живы, и это уже хорошо. А почему вас выпустили?

— Я сказал, что согласен служить Октусу. Заодно наелся.

— А... — Брови Построма тревожно изогнулись.

— Похоже, что его ещё не нашли, и это к лучшему. Ты сейчас где работаешь?

— На кухне вместе с Фейвелом и...

— Сможешь набрать еды для... него? — Пилат опасливо понизил голос.

— Смогу, но получится только что-то вроде "свитка" — готовить придётся из обрезков.

— Пусть. Лишь бы подкормить. И старайся смотреть и слушать внимательно.

— Вы что-то задумали? — Глаза Построма понимающе загорелись.

— Да, вывести всех Верных отсюда Путями Лазаря. Только наших осталось слишком много, и на подготовку потребуется время. Добраться до входа будет сложно, особенно если бежать придётся зимой.

— Приказывайте, хозяин. — Постром решительно вцепился в его рукав. — Я исполню всё, что вы скажете.

— Пока просто побереги себя и попробуй поговорить с нашими. Надо прикинуть, кто захочет уйти с нами, и сколько еды и топлива нужно будет брать с собой.

— А разве не лучше будет потом вернуться с армией и?.. Или отбить замок изнутри?..

— Да, это было бы правильно, но три года назад, когда мы пытались отбить крепость Пире, против нас "живым щитом" выставили наших же подданных, захваченных в плен. Пришлось отступить. Я тут успел оглядеться... Шансов на успех будет слишком мало. Я не хочу, чтобы погибли наши, деревенские. Не после того, что мы уже пережили вместе. Так что забирать будем всех.

— Понял, — со всей серьёзностью кивнул Постром, а потом оглядел комнату. — Вам помочь с уборкой?

— Да, пришли кого-нибудь, пожалуйста. Я не смогу здесь спать, пока не приберём этот кошмар.

Огонёк масляной лампы с трудом разгонял мрак тайной комнаты. Юри лежал на топчане, кутаясь в скудное тряпьё, и ждал. Омежке было страшно. Замок захвачен врагами, и кто знает — разыщут они его или нет. Пилат уже так долго не приходит... Он хорошо знает его цикл, знает, когда приходить можно, чтобы не сорваться. И если не приходит, то причина может быть только одна.

Тайная комната успела проветриться через скрытые трубы вентиляции, все запахи улетучились и там, куда они ушли, тоже. Оставалось только осторожно разводить огонь в маленьком очаге, чтобы согреть воду, которую он всё это время брал из колодца. Отопительная труба давно остыла, стало холодно, значит, топить некому — ещё один повод для беспокойства. Что, если Волтер погиб? Юри в отчаянии прикусил себе кулак. Нет, никто не погиб! Может, кто-то и погиб, но не все! И Пилат, его самый лучший и заботливый старший брат, тоже жив! Ведь не может же так быть, чтобы... Ему же дали понять, что...

Юри резко сел, схватившись за голову. Рослин и Рафаэль, о чём он сейчас только думает!!! Неужели всё-таки этот сон и эти мысли — плод его расстроенного воображения? Преподобный Парацельс, давний друг семьи, член Совета Архонтов и уважаемый наставник, говорил, что не все сны являются посланием Высших Сил. Тяжёлые переживания и страхи, охватывающие разум, поселяются в голове, и сны могут приобрести такой вид, что можно принять бессмысленный бред за послание. С толкованием снов, особенно в дни тяжких испытаний и самых жутких страхов, нужно быть очень осторожным! А он уже много дней сидит взаперти, еда почти кончилась, эхо труб, установленных в стенах замка, то и дело приносит совершенно незнакомые голоса и звуки. Юри давно думает о тех ужасах, что творятся на землях бывшей великой империи, видел беженцев, слышал, что они рассказывают, потом была битва, в самый разгар которой верный Постром отвёл его сюда, чтобы пережить течку в безопасности, потом он перестал навещать его, что может говорить только о том, что замок захвачен, о Пилате ни слуху ни духу, его разум обдумывает самые разные варианты событий, в том числе и самые ужасные, и его бедное сознание выражает эти размышления в виде самых разных снов. Нельзя всё это считать вещим! Заблуждения, бывает, очень тяжело обходятся.