Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
При этих словах Гермиона подняла глаза на Гарри, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Гарри смотрел на нее с выражением муки на лице, и сердце Гермионы замерло в груди. Он вздрогнул, потому что был обеспокоен? Ее разум завертелся над его словами, и она поймала себя на том, что пытается осознать возможность того, что Гарри не вздрогнул от отвращения.
— Ты не обязана мне верить, Гермиона, но мне нужно, чтобы ты знала, что я хочу тебя, я хочу разобраться с этим, и мне плевать на твои шрамы.
С ее губ сорвался тихий звук, похожий на сдавленное рыдание, и Гарри медленно шагнул к ней, в то время как Гермиона продолжала сжимать себя. Ее грудь снова сдавило — нет, подумала она, как он мог хотеть меня?
— Я не... я не знаю, что ты чувствуешь, Гермиона, я не знаю, что творилось в твоей голове последние несколько недель, но я чувствую, что между нами что-то изменилось. Он крепко сжал руки по швам, и его нервы напряглись, когда он подошел к сути своей речи. — И я знаю, что ты тоже это почувствовала. Я видел это по твоему лицу... по тому, как ты на меня смотришь.
Его голос стал тише, когда он отошел всего на пол метра от нее, и Гермиона опустила глаза, уставившись ему в грудь, не в силах дышать.
— Если я ошибаюсь, или если тебя что-то не устраивает, если ты чего-то не хочешь, ничего страшного, Гермиона. Он осторожно протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, и она почувствовала легкую дрожь в его пальцах. — Я не знаю, что произошло между нами. И я не знаю, что это значит для нас в будущем, но я хочу, чтобы ты знала, что меня не волнуют твои шрамы, Гермиона. Я просто забочусь о тебе и... и я хочу посмотреть, к чему это может привести.
Рыдание сорвалось с ее губ, и Гарри едва расслышал тихие слова, которые она произнесла.
— ...Я отвратительна...
Гарри выдохнул, сам того не осознавая, и нежно притянул ее к себе за плечи, и она уронила голову ему на грудь. Ее руки все еще были прижаты к ее телу, и теперь они были зажаты между ними, когда он крепко обнял ее и прижался губами к ее макушке.
— Гермиона, — тихо выдохнул он. — Ты не отвратительна. Они не отвратительны.
Он почувствовал, как она слегка задрожала, и ее голова, лежавшая у него на груди, мягко покачнулась. Он притянул ее крепче и наклонился губами к ее уху.
— Гермиона, ты идеальна. Ты... ты самая красивая женщина, которую я когда-либо знал.
Она напряглась, но перестала качать головой, и он услышал, как она быстро вздохнула.
— Ты просто так говоришь, — прошептала она.
— Нет, это не так. — Он крепче прижал ее к своей груди и глубоко вздохнул. Он поклялся, что не просто так это говорит. — Я знаю, ты мне не веришь — пока не веришь, — но я не лгу. И я хотел бы воспользоваться возможностью показать тебе, как мало они меня волнуют.
Гермиона все еще стояла, прижавшись к нему, последние слова, которые он произнес, были едва слышным шепотом, и от них у нее по спине пробежал холодок. У нее скрутило живот, когда он заговорил этим голосом — глубоким баритоном, от которого ранее у нее внутри разгорелся жар. Она задрожала, прижавшись к нему, его слова и голос были убедительными, они заставили ее тело откликнуться и поверить, что он имел в виду то, что сказал.
Она уткнулась лицом в его грудь, вдыхая его запах. Это успокоило ее. Его тепло и теснота, с которой он обнимал ее, заставили ее почувствовать себя в безопасности. Она безоговорочно доверяла Гарри, всегда доверяла, и ей отчаянно хотелось верить ему — это было трудно на фоне скандирования "как он мог хотеть меня?" это крутилось у нее в голове, но она заставила себя придерживаться логики, фактов. Он уже видел их, она знала это, и все равно прикоснулся к ней. Он заметил близость между ними и позволил ей усилиться, хотя и знал, что она расстроена. Он прикасался к ней, обнимал ее и был рядом все это время, зная, что она прячется под своими преображенными свитерами. Она приказала голосу в своей голове, который продолжал твердить, что он, должно быть, забыл, какие они плохие, напомнить ей, когда он прикоснулся к ним, чтобы она заткнулась и постаралась очистить свой разум.
Это была ее проблема, и она это знала. Она знала Гарри, она доверяла Гарри, и он не держал бы ее так и не говорил таким голосом, если бы не имел этого в виду. Она хотела верить ему — должна была верить ему или, по крайней мере, относиться к его сомнениям с пониманием, пока не будет доказано обратное. Ей нужно было самой разобраться со своей неуверенностью в себе по поводу шрамов — это была ее проблема, которую она должна была решить.
У нее слегка скрутило живот, когда она нежно прижалась к нему носом. Ей, очевидно, нравилось ощущать тело Гарри рядом с собой. Мои стоны — тому подтверждение, подумала она несколько смущенно. Она никогда раньше не издавала таких звуков. Ей нравился его вкус, то, как он двигался рядом с ней, и то, как он обнимал ее и прижимался к ней. Она тоже хотела посмотреть, чем все закончится, но это ее пугало.
Они были в эпицентре войны, на них лежала огромная ответственность найти крестражи и уничтожить их до того, как Волдеморт станет сильнее, до того, как все станет еще хуже, — и они понятия не имели, с чего начать. Им нужно было сосредоточиться, попрактиковаться и быть готовыми. Она не думала, что сейчас уместно обсуждать изменения в их отношениях — как бы сильно она этого ни хотела и насколько бы правильным это ни казалось. Именно по этой причине она решила ничего не предпринимать. Этот поцелуй, каким бы приятным он ни был, отвлекал. Что-то большее, чем поцелуи, отвлекло бы их еще больше, а они не могли позволить себе отвлекаться. Это было бы безответственно, а Гермиона была ответственной личностью.
Гарри стоял, обнимая ее, пока она мысленно перебирала свои мысли, и прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила с дрожью в голосе.
— Гарри, я... я боюсь, — выдохнула она ему в лицо, но ее голос был едва слышен в его свитере. — Я боюсь этого — я не хочу потерять то, что у нас есть. Я— я не хочу отвлекаться от нашей миссии и от того, что нам нужно сделать, но...
Слова застряли у нее в горле, и она слегка задрожала, прижимаясь к нему. Она знала, что хотела сказать, но ее смелость была на исходе. Гарри только что почти выложил ей все, что от него зависело, — не будь трусихой, подумала она, пытаясь привести в порядок свои мысли.
— Я боюсь, что ты на самом деле не захочешь меня, если... если ты это увидишь. Я знаю, что ты сказал, и я знаю, что ты их видел — я знаю, что это моя проблема, и она у меня в голове, — но я ничего не могу с собой поделать. Я не могу не бояться, что ты передумаешь. Когда ты прикоснулся ко мне, я запаниковала, — сказала она, и ее голос снова задрожал, прежде чем она продолжила. — Это вернуло все к жизни, Гарри, абсолютно все, и я... я не знаю, как к этому относиться и как с этим бороться.
Она осторожно подняла голову, чтобы посмотреть на него, и он ослабил хватку, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Гарри, я не знаю, как это сделать. Я не знаю, что это... мы в разгаре войны... нам нужно сосредоточиться, но я... Я... — Она в отчаянии посмотрела на него, прежде чем заговорить тихим шепотом. — Но я ничего не могу с собой поделать, но тоже хочу тебя.
Сердце Гарри бешено заколотилось в груди, и он крепче сжал ее в объятиях — она сказала, что тоже хочет его.
— Я не знаю, как к этому относиться, Гарри. Она отступила на шаг, но одной рукой нежно ухватилась за его свитер. — Гарри, то, что произошло, было... это было напряженно, я... я не знаю, сможем ли мы... Я не знаю, хорошая ли это идея. Не то чтобы я не хотела, я хочу — я просто не уверен, что мы должны — нам нужно сосредоточиться и быть ответственными. Нам нужно найти эти крестражи. Я беспокоюсь, что если мы будем делать что-то, что отличается от того, что мы делали раньше, это будет отвлекать нас. И мне определенно нужно разобраться с этими шрамами и с тем, что произошло. Я не хочу все испортить, Гарри.
Гарри медленно кивнул, он понял. У него слегка защемило сердце, но это было именно то, чего он ожидал. Хотя он не знал, суждено ли им быть вместе вечно, он точно знал, что заботится о ней так, как никогда ни о ком раньше — даже о том, что, как ему казалось, он чувствовал к Джинни.
— Гермиона, — мягко сказал он, нежно проводя большим пальцем по ее плечу. — все в порядке. Я понимаю, сейчас все так запутано.
Она медленно кивнула, все еще крепко сжимая его и вглядываясь в его лицо.
— Я не хочу, чтобы между нами что-то менялось. — Он пристально посмотрел на нее, а затем слегка улыбнулся. — Я буду рядом, всегда, когда бы ты ни нуждалась во мне, когда бы ты ни захотела меня. Я никогда ни на чем не буду настаивать, Гермиона, и обещаю дать тебе время разобраться с тем, что тебе нужно. Но я хочу, чтобы ты знала, я... я хотел бы разобраться в этом, посмотреть, к чему это приведет. Гермиона, именно из-за этого мы и ссоримся. Именно поэтому Ремус и Тонкс, а также Флер и Билл вместе, несмотря на то, что мы находимся в состоянии войны. Это делает их сильнее — им есть за что бороться... просто есть о чем подумать.
Рука Гермионы, касавшаяся его свитера, слегка дернулась, и она опустила глаза. Она как-то не подумала об этом. Единственное, что крутилось у нее в голове, помимо паники из-за своих шрамов, — это опасность того, что они с Гарри окажутся слишком близко друг к другу во время выполнения задания. Ей и в голову не приходило, что близость может рассматриваться как преимущество. Она всегда думала только о негативном.
— Давай выпьем чаю, — мягко сказал Гарри, отстраняясь, и она позволила его свитеру выскользнуть из ее пальцев. Ей снова стало холодно без него, и она смотрела, как он пятится к столу, ободряюще улыбаясь ей.
Гарри осторожно опустился на свое место, аккуратно подобрав ноги под стул. Вот так, подумал он, потянувшись за кружкой с чаем. Я сделал первый шаг, я убедился, что она тоже это чувствует, и теперь ей решать, как нам действовать дальше. Я не буду настаивать ни на чем другом, я оставлю это ей.
Она медленно подошла к нему, чтобы занять свое место. Как он и обещал, она заметила, что его колени не соприкасаются с ее коленями под столом — как будто пусто, отметила она. Гарри разогрел чайные кружки с помощью волшебной палочки и выудил из ее сумочки маленький пакетик с печеньем, прежде чем откусить от одного из них самому.
Они ели и пили чай в тишине, Гермиона грызла печенье и слушала, как Гарри рассказывает о том, как, по его мнению, он мог бы усилить свои защитные чары. Она кивнула головой и отреагировала на разговор, но мысли в глубине ее сознания крутились на другую тему. Она не могла удержаться от размышлений о том, что, возможно, быть с Гарри и видеть, что происходит между ними, может быть, не так уж и плохо в эти ужасные времена.
* * *
Следующая неделя прошла довольно спокойно, и их обычный распорядок дня не изменился. Гермиона и Гарри возобновили свои физические упражнения, читали, занимались исследованиями, практиковались в заклинаниях, сражались на дуэлях, ели, спали, по очереди охраняли палатку, и им удалось увеличить время действия защитного заклинания на 2 минуты каждому. Теперь Гарри мог создавать подвижный щит на все тело в течение 9 минут, а Гермиона справлялась с этим за 7 минут до того, как гул исчезал, и они снова становились уязвимыми. Гарри был прав, чем сильнее они становились физически, тем легче было создавать щит, поскольку он, казалось, был связан с их общей выносливостью. Гермиона предложила очистить их разум, прежде чем использовать его, почти как своего рода медитацию, чтобы обеспечить концентрацию на цели и намерениях. Это, казалось, делало заклинание более действенным — она заметила, что темно-фиолетовый цвет становился тем глубже, чем лучше была их концентрация, и это также способствовало увеличению его продолжительности. Они решили, что если будут продолжать в том же духе, то смогут продолжать увеличивать продолжительность действия своих щитов, и поставили перед собой цель, чтобы каждый из них продержался более 10 минут.
Снаружи продолжал падать снег, и вокруг их палатки образовался густой снегопад. Учитывая, что это были последние выходные ноября, они вполне ожидали, что погода продолжит ухудшаться, поэтому решили использовать больше водоотталкивающих и согревающих чар во время тренировок на улице, не желая жертвовать своими тренировками из-за плохой погоды.
Единственное, что изменилось, отметила Гермиона, — это прикосновения и близость между ними, или, скорее, их отсутствие. Гарри не нарушил своего обещания оставить ее в покое. Он больше не сидел рядом с ней, пока они пили чай, а вместо этого держался на дружеском расстоянии. Он не прикасался к ее пояснице, когда обходил ее, и не тянулся, чтобы взять ее за руку, когда они разговаривали. Нет, Гарри сознательно старался держать руки и ноги при себе. Он даже перестал пользоваться скамеечкой для ног, чтобы Гермиона могла заниматься этим делом полностью самостоятельно.
Однако время шло, и Гермиона не могла не скучать по этому контакту. Хотя она ценила, что Гарри предоставлял ей личное пространство и оставался решительно сосредоточенным на их миссии, на самом деле ее больше отвлекала необходимость обдумывать свои действия и держать руки при себе, чем просто позволять себе находиться рядом с ним естественным образом. Она поймала себя на мысли, что их близость и прежнее поведение казались нормальными, в то время как искусственная дистанция между ними казалась странной. Она ничего не говорила об этом Гарри, но каждый день обдумывала это. Она скучала по его теплоте, по ощущению, как его смех эхом отдается в ней, когда он прижимается к ней. Их общение по-прежнему было теплым и добрым, и ее чувства, очевидно, все еще присутствовали, как будто кто-то воздвиг между ними барьер... и она обнаружила, что ей это не очень нравится.
На второй неделе Гермиона начала заставлять себя не только смотреть на свое покрытое шрамами отражение в зеркале, когда шла в душ, но и осторожно прикасаться к шрамам. Она повторяла этот процесс всякий раз, когда переодевалась. Она привыкла мириться со шрамами, когда принимала душ, но на самом деле никогда не проводила с ними времени, чтобы смириться с ними. После ее чрезмерной реакции на прикосновение Гарри она больше не могла игнорировать тот факт, что не потратила достаточно времени на то, чтобы разобраться с тем, что произошло, и принять свои травмы, поэтому она решила исправить это, независимо от того, увидит ли их кто-нибудь когда-нибудь. Она заставила себя не хмуриться, когда смотрела на них, — вместо этого она растянула губы в улыбке, напоминая себе о том, что ей в себе нравилось, и о том, за что она была счастлива. Я рада, что не умерла, — была ее первая мысль.
После этого в ее голове промелькнула череда других мыслей, и она обнаружила, что день ото дня ей становится все легче и легче думать о разных вещах. Я счастлива, что не потеряла ни одной конечности. Я счастлива, что шрамы проходят между моими грудями, а не через них, иначе было бы намного хуже. Я рада, что на них не осталось следов темной магии. Я рада, что это было не мое лицо. Я рада, что могу прикрыть их, если захочу. Я благодарна, что у меня все еще есть моя магия. Я рада, что покраснение и деформация остались так близко к самим шрамам и что они не распространились на большую часть моей кожи, так что это всего лишь три отчетливые линии. Я благодарна, что они зажили и больше не появятся. Я счастлива, что нахожусь в хорошей физической форме и могу по-прежнему беспрепятственно передвигаться. Я рада, что мое тело не получило необратимых повреждений, которые ставили бы меня в невыгодное положение.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |