6.2. Мертвая долина. Книга 2.

Как бы он нашего Лина не засек, потому что тогда ой-ой-ой, что будет. Черт. И Родана не предупредить. И парни за повозкой ни фига не видят. Мейр вообще некстати занялся тем, что принялся выволакивать на свет божий наш скудный скарб. Дей ему помогает. Родан опять звучно дохает внутри, пугая своими хрипами окружающих. Лин послушно таращит глаза в землю и старательно изображает тупую скотину. И никто... вообще никто из них не видит, что настоящая опасность приближается совсем с другой стороны!

Неожиданно жрец, как почувствовав мой взгляд, резко обернулся.

Я аж вздрогнула и едва не отшатнулся от щелки, но поздно — что-то его насторожило. То ли моя "метка", то ли дейри, то ли еще чего. И пусть один раз все прошло благополучно, но, может, тот, первый жрец, был просто слабым? Может, этот учуял что-то еще?..

Так, хватит паниковать.

Я сделала пару глубоких вдохов и выдохов, стараясь успокоиться и избавиться от мерзкого холодка между лопаток. Потом заставила себя сесть смирно, благо Лика и Дия пока не подозревали, что нашей повозкой заинтересовались. Затем осторожно выглянула снова и обреченно вздохнула, обнаружив, что некромант уже подошел вплотную и, не обращая внимания больше ни на кого, уверенно завернул к нашему борту.

Жрец оказался действительно немолодым — еще старше, чем тот, в деревне. Но такой же бритоголовый, смуглый, как будто в Храмах принято посещать солярии, узкокостный и худой, как сушеная камбала. Длинный черный балахон хорошо скрывал особенности фигуры, но, судя по выпирающим скулам и острому подбородку, некромант, если и не изнурял себя длительными постами, все равно был крайне умерен в еде. Тогда как жилистые руки и грубоватая кожа на запястьях недвусмысленно указывали на физическую работу, которой этот человек, судя по всему, уделял немало своего драгоценного времени. Правда, характерных мозолей, какие бывают от постоянного упражнения с оружием, я не нашла, но руки все равно были приметными. Такими не берут хрустальные кубки и не гладят мягкие шелка. С такими руками только землю возделывать. Или шкуры мять, регулярно погружая их в щелочь.

А вот глаза у него оказались очень светлыми. Такими же светлыми, как кажущиеся выцветшими от солнца брови. Холодные, серовато-стального оттенка и поразительно тусклые, как будто это не человек был, а ожившая мумия.

Когда он вывернул из-за угла повозки, возникнув перед нами огородным пугалом, не ожидавшие подвоха девушки чуть не взвизгнули от неожиданности и разом отпрянули, а я постаралась уронить взгляд как можно ниже. От греха подальше. После чего спрятала левую ладонь за спину и постаралась выглядеть спокойной.

— Светлого дня вам, — ровным бесстрастным голосом произнес жрец, остановившись напротив и цепко оглядев нашу нервно переглянувшуюся троицу.

— Светлого дня, господин, — нестройно отозвались мы.

— Подойдите ко мне. Я хочу на вас взглянуть.

Я мысленно чертыхнулась и, по-прежнему пряча взгляд, следом за девушками выскользнула из повозки. Причем, делать это пришлось быстро — судя по скорости, с которой танцовщицы буквально выпорхнули наружу и склонились в глубоких поклонах, промедления некроманты не любили. Более того, наверняка могли еще и гадость какую устроить, потому что в глазах Лики я успела подметить стремительно нарастающее беспокойство. А Дия заметно побледнела и кинула пугливый взгляд в сторону хозяина. Но поняв, что тот слишком занят со стражем и не видит нашего плачевного состояния, резко погрустнела.

— Как вас зовут? — все так же бесстрастно спросил жрец, оглядев нас, как коров на рынке.

— Лика...

— Дия... — тут же прошелестели девушки, не смея поднять на него глаз.

— Гайка, — с секундным опозданием представилась я.

— Покажите ваши "метки".

Мы с редким единодушием вытянули вперед руки и закатали рукава. Причем, я сжала кулак и развернула его тыльной стороной наверх, а не вниз, как девушки. На случай, если жрецу приспичит взглянуть поближе. А ему точно приспичит — моя "метка" явно не оставила его равнодушным. Вон, как приподнялись светлые брови. Вон, как нехорошо сверкнули глаза. И вон, как он впился в нее взглядом, едва увидел. После чего тут же забыл обо всех остальных и, нетерпеливо отмахнувшись, шагнул в мою сторону.

— Кто ты, дитя? — с первым проблеском эмоций спросил он, осторожно тронув указательным пальцем мой вызывающе красный шнурок.

Я вздрогнула от неожиданности, но тут же опомнилась и, почтительно склонив голову, тихо повторила:

— Меня зовут Гайка, святой отец.

— Откуда ты родом? Зачем приехала в Нерал?

Так. Врать нельзя — почует. Говорить правду нельзя тем более — удавит. Дергаться сейчас вредно — насторожится. А бежать нет смысла — мне все равно надо в город. Поэтому придется снова изворачиваться.

— Я с юга, господин, — как и в прошлый раз, ответила я чистую правду. — Очень издалека. А сюда пришла для того, чтобы увидеть один из Главных Храмов.

— У тебя очень необычная дейри...

Твою маму! И этот туда же!

— Да, святой отец. Я знаю.

— Кто дал тебе "чистую" метку?

— "Дедушка", святой отец.

— А вторую?

— Святой отец в Дежках, — смиренно ответила я. — Он тоже отметил, что у меня необычная дейри, и посоветовал обратиться в Храм. А еще он сказал, что это — знак Владыки. И что Ему было бы угодно видеть меня в своем Доме.

Некромант чуть сузил глаза.

— Когда это случилось?

— Несколько дней тому назад, господин.

— Вот как? — почему-то удивился он, а потом отчего-то задумался, продолжая изучать меня, как какую-то диковинку. Даже нахмурился ненадолго, как тот, другой. Прикусил губу, как будто все еще сомневался. Однако потом все же медленно наклонил голову и странно усмехнулся. — Что ж, Владыка действительно ценит все необычное. А твоя дейри очень редка. Точно так же, как редок и твой дар. У тебя в роду были Ведьмы?

— Да, святой отец, — послушно кивнула я, мысленно проклиная настырного жреца на все лады. — Бабушка. Но она умерла недавно.

Некромант усмехнулся шире.

— Это меня как раз не удивляет. Удивляет другое: как она могла прятать тебя так долго? С таким-то даром?

Я опустила ресницы.

— Я родом из глухого уголка, господин. У нас нет своего жреца.

— Плохо, что нет. Но это поправимо. Ты приехала одна?

— Нет, господин. С братом и "дедушкой". Он очень болен.

— Чем?

— Я не знаю, господин, — вздохнула я. — Но бабушка не смогла бы ему помочь. А когда она умерла, он захотел взглянуть на настоящий Храм. Вот мы и поехали в город. А по дороге встретили святого отца, и он сказал, что в Нерале "дедушке" наверняка станет легче. А еще — что я должна пойти в Храм.

Некромант задумчиво оглядел меня с ног до головы, но, к моему огромному облегчению, к левой руке интереса больше не проявил. Только хмыкнул снова, вполне благодушно кивнул и, кинув в сторону отвлекшегося бугая в доспехах выразительный взгляд, изобразил радушную улыбку. Такую натянутую и насквозь фальшивую, что мне тут же остро захотелось ее стереть каким-нибудь негуманным способом.

— Проходи, дитя. Храм ждет тебя с нетерпением. Не далее, как завтра, тебе следует обратиться к святым отцам. Они подскажут, в чем твое предназначение.

— Конечно, господин. Я так и сделаю.

Жрец удовлетворенно кивнул, после чего, наконец, отвернулся, сделал какой-то знак помощнику-громиле и, окинув меня напоследок еще одним долгим внимательным взором, двинулся обратно в свою нору. А следом за ним, успокаивающе махнув рукой господину, от нас отстал и дотошный стражник.

Ф-фу...

Я незаметно перевела дух и, подавив желание вытереть несуществующую испарину, медленно разжала сведенные до судороги пальцы, прячущие под собой спящие Знаки. Настороженно проследила за удаляющимся жрецом, с облегчением увидела, что по его знаку стражи на воротах дружно расступились, давая нам возможность проехать. Потом глубоко вздохнула, краем глаза подметив, как косятся в мою сторону люди. В который раз напомнила себе, что это только из-за "метки", которую они воочию увидели. А потом поправила упавшую на лицо светлую прядку и нервно повела плечом.

Шеттов жрец. Едва не заставил всерьез понервничать! Еще бы немного...

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, а потом, подметив неожиданно сочувствующий взгляд Лики, удивленно приподняла брови.

— Эй, ты чего?

— Извини, — ненормально быстро отвернулась девушка, поспешно пряча глаза.

— За что?

— Ни за что. Просто...

Заподозрив неладное, я нахмурилась,.

— Лик, ты что? Что такое? Нас же пропустили, разрешили... все же хорошо!

— Да, — прошептала вдруг Дия и посмотрела на меня чуть ли не в ужасе. — Но какой ценой?!

Я совсем обеспокоилась. А когда увидела, как у девчонок влажно заблестели глаза, вообще встревожилась и неожиданно поняла, что чего-то СИЛЬНО не догоняю.

— Девочки, да в чем дело?! На вас лица нет!

Они только шмыгнули носами и виновато опустили глаза.

— Ну, что опять?! По кому вдруг траур?!

— А ты не знаешь? — совсем неслышно прошептала Дия, заметно побледнев и как-то разом сгорбившись.

— О чем?!

— Жрец не просто так нас пропустил. Обычно накануне ярмарок святые отцы очень строги и редко пропускают чужаков к Храмам. Но с тобой нас даже не задержали.

— Ну да, — озадачилась я. — И что вам не нравится?

— Он посчитал, что оно того стоит, — грустно покачала головой Лика, отворачиваясь к повозке и уже спешащему навстречу господину Ридоласу, который слишком поздно заметил миновавшую нас угрозу. — Он посчитал, что наше присутствие ничего не меняет. Что мы не так важны, как ты. Поэтому и отозвал своего слугу.

Я вздохнула.

— Лика, хватит говорить загадками. Скажи прямо: что вас так встревожило? Почему такой минор в голосе? Мы что, уже кого-то хороним?

Она подняла голову и взглянула так выразительно, что у меня невольно екнуло сердце.

— Это несправедливо, — неожиданно всхлипнула Дия и вдруг поспешила обратно в повозку. — Несправедливо... нечестно... почему он выбрал тебя?!

Я искренне опешила.

— Кто выбрал? И для чего?

— Для жертвы! — на мгновение обернувшись, едва не крикнула она.

И вот тогда до меня начало медленно доходить.

— Е-мое... "метка"...

— Почему она досталась тебе?! — с горечью прошептала Лика, следом за подругой забираясь наверх. — Почему он выбрал только тебя? И почему ты должна оплачивать наш проход, когда мы едва знакомы?

— Оплачивать?! Проход?!

— Плата за вход всегда одна: жертва, — неслышно подтвердила самые худшие мои опасения Дия. — Но ее размер определяется лишь жрецом. А он... он почему-то выбрал тебя. За всех нас. Одну единственную. И больше ничего не потребовал. А это бывает лишь в одном случае... когда жертва так велика, что Владыке не нужно ничего иного.

Я растерянно моргнула, но потом заглянула в повозку и, желая разобраться до конца, все-таки полезла следом.

— Девочки, простите... честное слово, я приехала так издалека, что до сих пор не во всех порядках хорошо разбираюсь. Мы жили очень уединенно, тесным кругом, делами больших городов не интересовались... вы что, хотите сказать, что каждый раз, заходя в город, надо чем-то платить?!

— Обычно господин Ридолас делал это сам, — невесело кивнула Дия. — И, как правило, труда ему это не составляло: жрецы не требуют много. Всего несколько капель крови и все. За каждого. Но сегодня жрец почему-то пожелал большего.

— Меня?!

— Да, Гайка, — совсем печально сказала Лика. — Именно тебя.

— Так ему кровь моя нужна, что ли?!

— Нет, — Дия снова шмыгнула носом. — Ему нужна вся ты. Вернее, он посчитал, что ты нужна Владыке Айду. Причем, не позднее завтрашнего дня.

Твою маму...

Честное слово, я искренне озадачилась. А потом осознала услышанное, додумала то, о чем не было сказано вслух, и откровенно опешила. В кубе. Потому что внезапно сообразила, что всего несколько минут назад должна была стать свидетельницей того, как господин Ридолас... который, как выразилась Дия, обычно "платит за всех"... демонстративно вскроет себе вены. Правда, на этот раз ему не пришлось этого делать. За мой счет. Поскольку именно я с этого момента являюсь... как бы помягче выразиться... жертвенной коровой, которую какой-то бритоголовый урод вдруг взял и выбрал для заклания во имя своего бога. Более того, обычно жертве аккуратно надрезали лапку или там хвостик, довольствуясь парой капелек крови. Причем, это считалось абсолютно нормальным: люди тут привыкли резать себе руки по любому удобному случаю. То дождик на поля попросить, то родственника вылечить... другой платы Айд не принимал. И плата за наше появление в Нерале тоже должна была стать такой. Однако тот лысый хорек решил иначе. И теперь меня, собственно говоря, приговорили. Причем, не просто спокойно указали пальцем и заявили: "вот ты нам подходишь", но еще и милостиво отпустили порезвиться напоследок, почему-то твердо уверившись в том, что следующим утром я, как миленькая, добровольно явлюсь к алтарю и покорно подставлю горло.

Блин...

Да они что тут, спятили, что ли?!!

Резать людей, как баранов, только за возможность войти в город?! Я-то думала, это только в Важный День требуются человеческие жертвы! Думала, в остальное время никто и ничего не боится! А тут — плата за проезд, твою мать! Как в троллейбусе! Только не монетками, а человеческими жизнями!! Отдал одну — вот тебе билетик. Проехал зайцем — все, хана косому: на следующем же перекрестке будет пойман за уши... но, главное, никто даже не пытается убежать! Привыкли, что платить надо всегда и везде. Кровью. То ли своей, то ли соседской. А то и собственных детей, которых тоже никто не пожалеет.

Не в силах поверить в этот бред, я дико уставилась на танцовщиц в надежде, что что-то не так поняла. Но они снова отвели взгляды, дружно шмыгнули носами и так жалобно покосились по сторонам, словно боялись, что я вдруг раскричусь, расплачусь на несправедливую судьбу и начну их чем-то попрекать. Дескать, знать вас не знаю, всего неделю, как вижу, если не меньше, и теперь почему-то должна помереть ради того, чтобы вы заглянули на ярмарку и круто заработали...

Нет. Это просто в голове не укладывается!

Твою маму... и Лина спросить нельзя... как же это некстати!

— Прости, — виновато повторила Лика, нервно теребя подол своего платья. — Прости. Это не наша вина. Так решил жрец. Мы ни при чем.

Я прикрыла глаза, все еще находясь в ступоре от мысли, что мою судьбу за пару минут решил незнакомый лысый придурок, с какого-то перепугу посчитавший, будто имеет на это право. Более того, решил так уверенно и буднично-просто... словно я была бессловесной овцой и не имела права даже возразить!

Впрочем, девчонки на моем месте действительно бы не возразили. Они и сейчас не возражали. Жалко им только стало. Как щеночка, которого строгие родители решили утопить. Жалко-то жалко — красивый все-таки, забавный... но возразить не смеют. Вдруг накажут?

Я покачала головой.

Вот оно как, значит. И вот на чем стоит Невирон — не просто на человеческой крови и костях, а на полнейшей покорности. На спинах послушных до отвращения людей, которые предпочитают не видеть всех ужасов своего положения и стараются поскорее забыть о неприятном, если оно не касается лично их. И неважно, кто станет жертвой в следующий раз. Неважно, кто из твоих близких будет выбран. В любой день. В любой час. Главное для них — чтобы Айд был доволен и чтобы его жрецы больше ни к кому не вязались. Мол, не мы и ладно...