Деар-Маккензи

Прошло меньше двух недель, прежде чем этот разговор аукнулся мне качественным апперкотом.

* * *

В тот вечер я дописывал очередную главу. На улице колотил дождь, и от этого слегка клонило в сон, потому Элайджа периодически снабжал меня кофе, в остальное время валяясь на кровати. Вернее... так бывало обычно, но сейчас он бродил по комнате из угла в угол, хотя я это едва замечал. Тимми Мори нашел в Нью-Орлеане человека, обещавшего позаботиться о моем творении, и желательно бы предоставить на рассмотрение если не все, то хоть внятную часть. Разумеется, с теми средствами, что мы имеем, можно было выпустить миллионный тираж и без чьей-то помощи... но мне почему-то хотелось по-честному. Чтобы кто-то со стороны просто высказал свое мнение.

Я даже не обратил внимания, что Элайджа остановился у меня за спиной и сколько там простоял — ощутил лишь тепло, когда он склонился через мое плечо, низко, едва не касаясь косичками клавиатуры.

Он никогда не интересовался текстом — да навряд ли прочитал хоть одну книгу в жизни. Это последнее, что пришло мне в голову, прежде чем он меня поцеловал.

Не знаю, делал ли он это раньше... но если нет, то не только свитера вязать у него с ходу получалось отлично. Однако я ответил на поцелуй скорее от неожиданности... я выбираю это объяснение, потому что другое — не ответить было сложно. Действительно. А отстраняясь — медленно, помалу — почувствовал, что он весь — как гитарная струна.

— Что могут они и не могу я? — спросил он негромко.

Я тряхнул головой, будто пытаясь прогнать дурной сон.

— Кто?

— Ты мне скажи — и я научусь. Не думаю, что это так уж сложно.

До меня медленно и верно начало доходить, а пока доходило — Элайджа поцеловал меня еще раз, скользнув горячими губами, и только теперь я отдернулся. Наверное, не надо было так... Он не отрывал от меня глаз, а мне некуда было сбежать и все слова в глотке застряли.

— Я понимаю, что для тебя значат физические отношения, — его голос звучал так же тихо и напряженно. — И могу делать все, что ты любишь.

— Элайджа...

— Я тебе совсем безразличен?

Напряжение в его голосе взметнулось, выросло, словно огню поддали кислорода. О боже, я ведь любил Лориан, видел ее в каждой женщине, но это оказалась лишь мистификация — Лориан не было, был Элайджа, его я видел, и не его вина, что я это еще не переварил. Хотя и не моя тем более.

— Нет, но...

— Мы делим одну кровать, и я знаю, что нет.

Да, но... Блин. Мы действительно часто спали вместе — вернее, один из нас спал — и это казалось... не знаю, как сказать — правильным что ли. Даже то, что он засыпал, держа во рту жемчужину, висевшую у меня на шее. Я не замечал этого, как, дыша, не замечают воздух, потому что Элайджа был словно по мне скроен — или я по нему — он совпадал по всем изгибам, и его тело всегда имело идеальную температуру — было прохладным или теплым там где надо и когда надо, ровно настолько, что я это даже не обдумывал. Ведь начнешь с одного — и придется обдумывать все, а это слишком.

— Разве не так, Сил?

— Да, но... это не повод заходить далеко.

— Так ты это называешь? Заходить далеко?

Может, мне показалось, но в комнате стало жарче — лучше бы мне показалось. Я протянул руку к его волосам, и в этот раз отдернулся он, отступив к окну.

— Не все так просто, — выдал я наконец коронную фразу и был обожжен крохотной точкой пламени в глубине его зрачков. Элайджа был поистине образцом равенства, чем только не-мертвые могут похвастать — видел людей предельно одинаковыми, и объяснить ему нечто подобное было лишь тратой времени. И нервов. Я это знал и этого боялся.

— А, по-моему, все как раз просто. Только не надо ради бога снова этой ереси про мужчин и женщин — я все равно не пойму. Сомневаюсь, что и ты понимаешь тоже. Сил, если люди нравятся друг другу, при чем тут вообще пол? Как можно определять чувство к другим относительно пола — это ТУПО! Это, как ты говоришь... — он на миг запнулся, вспоминая, — "не в моем вкусе", да? Значит, если я не люблю кареглазых, то пусть кто-то хоть сто раз мне подходит — от ворот поворот только за карие глаза? По-твоему, в этом есть смысл?!

Когда он так говорил, и впрямь все казалось бредом, предрассудками и упрямством на ровном месте... Хуже всего, что он начинал злиться, а еще хуже — что и я тоже. Может, от страха, слыша полузабытые нотки Короля Напалма, а может — от необходимости с этим справляться.

А может — оттого, что сейчас начну нести и не смогу себя заткнуть, как бы далеко это ни валялось от правды.

— Элайджа, это... теперь моя кровать, а ты приходишь, и я тебе позволяю оставаться, потому что...

— Почему? Боишься меня?

— Потому что понимаю — ты это делаешь не без причины! Но спать и... это не одно и то же!

— Как раз когда спишь, ты не так категоричен, — заявил он, не поворачиваясь.

— Что ты имеешь в... не говори, знать не хочу. Элайджа, уясни, не только ты — мы оба вынуждены мириться с тем, что есть вещи, которых мы не понимаем! И, возможно, никогда не поймем. Так что повзрослей, пожалуйста, и прими это!

Элайджа долго молчал, прикусывая губу едва ли не до крови. А потом вдруг вспыхнула штора и сгорела дотла, не успел я и рта открыть.

А потом я открыл рот и от бессилия выорался от души по всем пунктам. Мне самому было больно от каждого слова, но я не мог остановиться, хотя и знал, что сам себя за это прокляну. Позже. Я был тем самым Юпитером, который сердится, когда не прав, и где-то в середине моей тирады Элайджа просто хлопнул дверью. А я — стукнулся головой об стол. Достаточно сильно, чтобы чуть отвлечься, но недостаточно, чтобы унять эту химическую реакцию внутри меня. Тут ничего не поделаешь — есть условности, и не настолько уж я гибкий, чтобы взять и переступить все разом. "Он — мой, а я — его, дар и крест, непреклонность ш`иллох..." Переступить? Да чего там — даже не настолько, чтобы об этом говорить. По крайней мере, пока что.

Провертевшись в кровати пару часов в раздражении, я все же пнул себя самого под зад и вышел. Лориан сидела у бассейна под струями дождя, запустив пальцы в волосы, ее плечи вздрагивали. Я поднялся в свои бывшие апартаменты — Элайджа молча подвинулся, позволяя мне лечь на кровать рядом, мы провели в тишине пару минут, пока я наконец не сказал:

— Ты просто заботишься обо мне, так что я должен был...

— А ты меня предупредил раньше. Так что я не должен был.

— Прости, что наорал.

— Прости, что сжег штору.

Медленно выдохнув, я едва улыбнулся — и тут же начал помалу засыпать, словно сон потек, заполняя место схлынувшего напряжения. А уже в полудреме почувствовал, как руки Элайджи притянули меня в объятия знакомого, идеального тепла, и такие примирения стоят сотни ссор. И тысячи штор.

Теоретически я мог бы поговорить об этом с Лекси или Тимми, но их позиция и так известна. Может, разве что со Стивом — ведь Аддисон не всегда была женщиной. Хотя это на крайний случай. А я не считал, что это так.

Через еще один почти идиллический месяц я должен был слетать в Нью-Орлеан повидаться с той знакомой Тимми, что увлекалась готической прозой и имела выход на одно из лучших в стране издательств. Элайджа отнесся к этому на диво спокойно, пообещав вести себя как следует, чему я был предельно рад и очень хотел верить.

Ее звали Кэтрин Ямазаки, Тимми отрекомендовал ее как Первую леди Юга, и до меня только в самолете дошло, что он имел в виду. Однако высокий статус такого рода, видно, мало на ней отразился — Кэтрин оказалась очаровательна и проста. У нее были зеленые глаза, короткая рваная стрижка и потрясающие ноги чирлидера, но не это так притягивало взгляд. Даже будь ее внешность посредственной, красоты бы не убыло. Каждое ее движение, каждый взмах ресниц выражал такое состоявшееся равновесие, такую... правильность и исполненность, что словами не передать. Она нашла свое место в жизни и упивалась этим. Я это знаю прекрасно, я это не раз видел — госпожа Ямазаки смотрела глазами любого члена клуба Одна Проблема, кроме разве что Сила Маккензи. Вот я еще платинового членства не удостоен... пока что. Надеюсь, что пока.

— Просто проглотила вашу книгу, — призналась она без обиняков. — То, что есть. Едва сдерживаюсь, чтобы не выпросить спойлер.

Лучшего комплимента автору и не придумать — она сразу понравилась мне еще сильнее.

— Если честно, я еще не уверен, чем закончу.

— Знаете, — Кэтрин качнула головой, словно смутившись, — она напомнила мне один давний случай. Не знаю, почему, видимой связи нет, но я много лет не вспоминала об этом, а читая, вдруг увидела все перед собой, словно забытый фильм... Когда-то я гостила в Лос-Анджелесе у друзей и забрела на частный пляж. Там было пусто, и только у самой воды я заметила детей — двух мальчиков лет тринадцати и пятилетнюю девочку. Вернее, мальчиков было трое — один из них лежал на песке, а другой — с длинными светлыми волосами — делал ему искусственное дыхание.

Моя рука, державшая бокал, задрожала, но Кэтрин не заметила этого, продолжая рассказ:

— Я прекрасно знала, что нужно делать, как нажимать, но он просто держал ладонь на груди и вдувал воздух. А когда я уже хотела закричать, что так ничего не получится, вода вылилась из легких, и тот закашлялся.

В тот момент светловолосый мальчик заметил меня. Его глаза... они были будто налиты золотом, а может — пламенем. Могло и показаться, но у меня вдруг перехватило дыхание от какого-то первичного ужаса, а потом он моргнул — и глаза снова пришли в норму. Стали переливающимися и прекрасными, как океан у него за спиной. Второй мальчик, дочерна загорелый, произнес: "Не бойся", и улыбнулся. А девочка сказала: "Иди куда шла". Мелкая, от земли не видать, но я ощутила дрожь в коленках и непроизвольно сделала несколько шагов назад.

Потом я увидела, как открылись глаза "утопленника". И как светловолосый снова наклонился и коснулся его губ... И как закрылись его глаза. А дальше я сбежала.

Я все еще молчал в ступоре, и Кэтрин добавила:

— Глупо, но после я думала только об одном — как хорошо, что тот мальчик не запомнил глаза его спасителя такими, как я их увидела. Может, это был просто отблеск, может, шок, но в глубине души я знаю, что видела, и этого не изменить. Как и многое в нашем мире.

— Это... не глупо, — сказал я наконец хрипло и отпил из бокала.

— Просто удивительно, как чужая фантазия иногда сплетается с твоими собственными мыслями и воспоминаниями... — Кэтрин протянула руку и положила сверху моей. — Сил, ваша книга о судьбе, а это близко мне как ничто иное. Вы не поверите, какая пропасть между мной раньше и сейчас. Не могу сказать, что преодолела ее в один шаг, но иногда кажется, что все именно так и случилось.

— И как вам это удалось?...

— Я просто приняла дар... Оказалось... нужно лишь не отвергать дары, и тогда непременно окажешься в нужном месте и с тем, с кем нужно.

Чтобы ничего не говорить, я снова отпил — я и не мог говорить. Надо же. Несколько человек, авторитетных в этом до невозможности, твердили мне и не раз, а нужна была лишь пара слов незнакомки... Может, и правда пришло время?

Я ничего не рассказал Кэтрин, да это и не имело значения. Мы договорились о сроках, и она уверила меня, что возьмет на себя все хлопоты с процессом.

Все складывалось превосходно, но после встречи я о книге и думать забыл. Мне не терпелось позвонить Элайдже и рассказать о нашем разговоре.

Он молчал так долго, что я спросил:

— Ты меня слушаешь вообще?

— Я слушаю твой голос, — ответил он. Потом снова помолчал и произнес:

— Когда приедешь?

— Завтра. Хочу посмотреть город, он просто потря...

— Она тебе понравилась?

— Кто?

— Кэтрин Ямазаки.

— Да, она просто...

— Потрясающая? Может, она тебе и покажет все?

— Элайджа, я...

— Не спеши. Посмотри город.

— ... скучаю, — закончил я в гудящую трубку и долго смотрел на нее, прежде чем повесить. Она казалась просто раскаленной.

Мне сразу расхотелось гулять по Нью-Орлеану. Я взял билет на ближайший рейс и ближе к ночи уже ехал из аэропорта домой, все это время меня терзало предчувствие. Что-то должно было случиться, и как всегда скорей плохое, чем хорошее... но едва ли не впервые за все мое пребывание здесь я осознал, что могу на это повлиять. Плохим оно будет или хорошим — мне решать. И решать тут нечего.

* * *

Дом спал, свет не горел ни в одном окне. Наша комната была пуста, и у меня неприятно засосало под ложечкой. Я не стал никого будить, просто вышел к воротам — и там, за ними, увидел огонек.

Он был величиной с горошину и горел просто на асфальте. Когда я склонился над ним, огонек погас, а вместо него загорелся другой — подальше, на пожарном гидранте.

Я вывел машину из гаража и поехал — огоньки загорались тут и там, иногда превращаясь в змеящуюся дорожку, свиваясь кольцами и пропадая. Но они не были мне нужны. Я и так знал, куда ехать.

Кладбищенские ворота оказались приоткрыты, охраны не было видно. Я прошел по аллее А и уже через несколько минут увидел пункт назначения. Его невозможно было не увидеть.

Элайджа сидел, опираясь спиной о могильную плиту миссис Деар, вокруг него было разлито пламя и сам он был в пламени, окутанный им, будто кисеей. Огонь пока что ничего не жег — он просто горел, очерчивая вокруг могилы неровный круг. Я оглянулся и сразу увидел Лориан неподвижно сидящей неподалеку, на своей могиле, выделяясь в отсветах пламени светлым пятном.

— Элайджа, — позвал я тихо. Он не посмотрел на меня, только огненные языки брызнули и затанцевали у моих ног. Глубоко вдохнув, я сделал шаг вперед и ступил прямо в пламя.

Оно разошлось, будто нехотя, и моя нога стала в нетронутую траву, а огонь с тихим потрескиванием сомкнулся за мной, словно отрезая путь назад. Я сделал еще шаг — и пламя снова отступило. Я стоял на крохотном островке среди огненного ковра, способного в любой момент извергнуться адом, и у меня не было никакого плана. Он просто был не нужен. Если что-то и должно случиться — то пусть сейчас.

— Элайджа, — снова произнес я, остановившись перед ним, — чем помочь?

Он чуть пошевелился, хоть как-то реагируя на меня. Я осторожно опустился на колено, потянулся к его лицу — и окунул руки в жидкий играющий огонь.

Ничего не случилось. Пламя ушло от моих рук, стоило мне взять лицо Элайджи в ладони. Медленными поглаживающими движениями я словно очищал его от паутины, и пламенные всплески продолжали послушно отступать там, где их касались мои пальцы. Ощущение было немного другим — и я вспомнил, как сам пару дней назад заметил, что в его возрасте уже неприлично иметь кожу как у десятилетней девочки...

Наконец Элайджа поднял глаза. Лицо казалось подсвеченным изнутри, каждая ресница пылала, будто проводок лампы накаливания, а в глубине зрачка вертелись и кружились дикие, всесильные потоки магмы. Ничего красивее я в жизни не видел, у меня захватило дух и вынесло все мысли. Это видела Кэтрин? Если так, то сейчас я чувствовал что угодно, только не страх.