Чужак

Как выяснилось всего лишь полчаса спустя, ждать следовало визитёров...

Первым на слабо освещённый участок коридора выскочил парень лет двадцати пяти на вид, одетый в новенький, необмятый рабочий комбинезон и белую пластиковую каску вроде тех, в которых на Земле любят щеголять всякого уровня начальники. Отличительной особенностью данного представителя подвида "человек прямоходящий руководящий" было лицо. Точнее, его ненормально-багровый цвет, прекрасно различимый даже в падающем из прохода в пещеру свете.

Явно накрутивший себя (или накрученный другими) индивидуум с трудом затормозил и, глядя куда-то поверх голов сидящих, заорал:

— Эт-то что за посиделки?! Пач-чему не на местах?! Да я...

Что означало это "да я", осталось неизвестным, потому что со стороны пещеры вдруг прилетело резкое "цыц" и у самого входа поднялась высокая фигура с головой, закрытой необычным шарообразным шлемом. Приблизившись к онемевшему крикуну, фигура постояла, глядя... куда-то, после чего позвала:

— Десятник!

— Здесь, воевода! — подскочил Велигор.

— Кто это?

— Помощник начальника главного лагеря, воевода!

— Первый выход?

— Так точно! — со скрытой радостью сдал взбалмошного начальника Велигор.

— Значит, будем учить, — хмыкнул пришлый. — Десятник, вольно! Можешь сесть, — подождал, пока тот опустится на своё место, сделал два шага назад и скомандовал онемевшему: — Упор лёжа принять! Корпус держать прямо! На счёт "раз" руки сгибаются в локтях! На счёт "два" выпрямляются! Делай... раз!

После десятого раза пришлый отдал новый приказ:

— Пятьдесят отжиманий! Считать самостоятельно! Вслух! Делай!

На тридцатом разе на свет вышли и другие визитёры, явно посчитавшие излишним куда-то там торопиться и потому приотставшие. Вышли, посмотрели, подождали, а когда помначлагеря, хрипло выдохнув: "Пятьдесят!" — получил команду "Вольно!" и рухнул на пол, возглавлявшая прибывших сухонькая старушка, тоже в рабочем комбинезоне, но явно ношеном, поинтересовалась, что, вообще, происходит.

— Проводится работа по воспитанию подрастающего поколения в духе идей Ленина-Сталина, — хмыкнул пришлый, снял шлем и представился: — Генерал-майор войск особого назначения Гусев.

— Ярослава Панасовна, — после почти минуты молчания представилась старушка и вдруг спросила: — Дядько, а ты чёрт?..

* * *

— ...А потом, когда поднялся шум и эти начали хватать всех подряд, мамка нас всех ухватила и... — старушка опустила голову, шумно высморкалась в большой носовой платок, который комкала в руках, и продолжила: — А здесь нас встретили. Ну, не прямо здесь, конечно. В Закромешье. И не сразу. Но быстро. Ещё до темноты. Переночевали в лесу. И пошли к людям. Ну а там уж устроились... Мамка в больничку устроилась, санитаркой. А нас — Богданку, Михася и меня — на учёбу взяли.

Гусев покивал: всё правильно. Если мамка смогла в Закромешье пробиться, да не одна, значит, и у детей её способности могут оказаться. Смущало одно — как их так быстро отыскали?

Как будто почувствовав (а может, и в самом деле почувствовав) его сомнения, старушка продолжила:

— Мы тогда удивлялись: как так. Только появились... а тут... А оказалось, нас искали... Ну, не нас конкретно, а... — она ненадолго задумалась, прежде чем продолжить более связно: — В Закромешье людей мало. Не критически мало, когда начинает грозить вырождение, но всё же, — теперь это была именно Ярослава Панасовна. Преподаватель, читающий лекцию перед большой аудиторией. — Конечно, попадают сюда не так уж и редко, но! — костлявый палец уткнулся в потолок, — дебри, зверьё, зимой — холод... А нам нужна свежая кровь! — старушка вздохнула. — Поэтому, когда ведуны нашли способ находить пришедших, была создана особая дружина. Тех, кто ищет и спасает... Вот один из них и...

Сидящий в двух шагах от беседующих Велигор затаил дыхание: упаси боги, заметят и подумают не то! А он... Он не подслушивал! Он просто сидел! А они... Они же... Они не шептались! Они...

— Замри!

Десятник застыл, а потом осторожно, очень осторожно приоткрыл зажмуренные глаза и посмотрел на присевшего напротив гостя. Тот опять, как час назад, что-то в нём высматривал. Высматривал, высматривал и...

— Всё, десятник. Можешь дышать. — Затем повернулся к присевшей рядом Волчице — то есть Ярославе Панасовне! — и пояснил: — Вот тебе и наглядная демонстрация. Приступ паники. Второй с момента заражения.

— Всё же заражение? — огромная зверюга потянулась лапой к груди Велигора, но не угрожающе, а как-то по-домашнему, что ли? А потом перед глазами всё поплыло, и десятник потерял сознание...

Все лечебницы пахнут одинаково. Велигор знал это, поскольку за свою не такую уж и долгую службу успел побывать в четырёх. А эта — он осторожно потянул носом воздух — похоже, пятая. Значит?..

Значит, он уже не на Кромке, а дома. Перенесли. А это, по меньшей мере, три дня. Которые он провалялся без памяти. А неплохо его приложило!..

Или не приложило?..

А что тогда? Отравление? Чары? Споры, о которых говорил пришлый воевода?..

Воевода!

Из головы десятника как будто туман выдуло, и он вспомнил и чужака (то есть, конечно, гостя), и добытую им тварь, которую они общими усилиями перетащили с третьего подземного на пост. И изменение коридоров, и клуб пыли, и...

...приступы паники...

Ничем не объяснимые приступы. Которым он постыдно поддался. Дважды. Тогда. А сейчас?..

Внимательно и не спеша, как учили, Велигор перебрал свои ощущения, не обнаружил никаких неправильностей и перебрал их ещё раз. Для полной уверенности (опять же — как учили). И только потом продолжил просматривать воспоминания.

И прежде всего — первый приступ. Точнее, ощущения, которые он тогда испытал. А потом сравнил их с нынешними. Тоже дважды. И тоже не нашёл ничего, что вызывало бы тревогу. Значит?..

"Ничего не значит!" — сердито оборвал себя Велигор. Он пока ещё не вспомнил, как потерял сознание. А без этого делать какие-либо выводы преждевременно.

Приступ остановил воевода. Своим приказом. Не сразу, конечно. Но пока он осматривал десятника, паника сначала уменьшилась, о потом и вовсе сошла на нет. И за тем, как пришлый осматривает пещеру, Велигор следил уже почти спокойно. И сообщение в главный лагерь приказывал отправить спокойно, и бойцов в проход выводил, и ждал, и наблюдал за "проведением работы по воспитанию подрастающего поколения"...

Хотя нет! Не спокойно. Глядя, как воевода воспитывает наглого юнца, десятник жутко ему (воеводе, понятное дело) завидовал...

А вот потом, когда начальница экспедиции Ярослава Панасовна, сильнейшая из ныне живущих ведьм Закромешья, называемая за глаза Волчицей, а когда и Лютой Волчицей, стояла, прижавшись к пришлому, а по лицу её текли слёзы...

Тогда Велигора посетили сразу две мысли. Первая, когда-то услышанная и, как теперь выяснилось, запомненная — "Теперь я видел всё!". И вторая: "Расскажи кому..." Хотя что тогда, что сейчас Велигор подумал, что если кто и расскажет об увиденном, то точно не он...

Решив для себя этот вопрос, десятник продолжил вспоминать и вскоре дошёл до второго приступа. Когда он испугался, что...

Испугался! А в первый раз... А в первый раз — встревожился? Потому что от воеводы повеяло таким неудовольствием, что...

Велигор вздохнул: как им объясняли, страх — это нормально. И тревога. И нужно просто с ними справиться, и тогда всё будет хорошо. Если справиться! А если впадаешь в панику?..

Стиснув зубы, чтобы не выругаться (мало ли кто сейчас рядом), Велигор в который раз проверил себя, опять не нашёл ничего, выходящего за рамки нормального, облегчённо выдохнул и, поскольку дальше вспоминать было нечего, осторожно приоткрыл глаза и огляделся. Белёный потолок, справа — небольшое окно, через которое можно было увидеть кусочек голубого неба, слева... Слева стык между потолком и стеной, тоже белёной. Разглядеть что-либо ещё, лёжа на спине с головой на низкой подушке, не получалось. Велигор попробовал пошевелиться, и тут же где-то рядом раздалось знакомое чириканье лекарского оберега, на которое как пчёлы на мёд слетелись молодые, судя по голосам, смешливые девицы. С шутками и прибаутками обиходившие подопечного, взбившие подушку и под конец сунувшие в губы носик поильничка с каким-то горьким лекарским зельем.

"Как всегда", — успел подумать десятник, засыпая...

Проснувшись на следующий день с рассветом, Велигор долго лежал неподвижно, чтобы не побеспокоить наверняка придремавших под утро (все мы люди) помощниц лекаря. И только когда различил лёгкие шаги за дверью, повернул голову. И всё повторилось: чириканье, щебетание, поильничек... Только вот вкус у зелья был иной, вместо сонливости случился прилив бодрости и после первого поильничка в губы ткнулся носик другого. С куриным бульоном.

Потом девицы убежали по своим делам, а Велигор занялся разглядыванием рук. Вроде бы своих — об этом говорили мелкие шрамы, полученные в разное время при разных обстоятельствах. Но в то же время странно худых. Таких у него никогда не было. И вот это несоответствие увлекло десятника настолько, что он едва не вздрогнул, услышав рядом:

— А чего ты хотел? Десять дней на внутривенном питании.

Однако не вздрогнул, за что мысленно себя похвалил, после чего осторожно повернул голову и поздоровался:

— Доброго тебе утра, Ярослава Панасовна.

Благосклонно кивнув в ответ, ведунья присела на стоящий рядом с кроватью стул и принялась водить над Велигором раскрытой ладонью. Сам десятник тоже так умел, поскольку Силой хоть и совсем чуть-чуть, но владел. А значит, был обучен это своё "чуть-чуть" применять. Чуть-чуть...

Впрочем, этого хватало на оказание первой помощи и понимание большей части того, что с ним делают в лекарских палатах. Как сейчас, например, — обычный осмотр, даже несколько поверхностный. Что говорило о...

Велигор отогнал непрошеные мысли: сглазишь ещё и застрянешь здесь... Нет уж, лучше подождать... чуть-чуть.

Ждать и правда пришлось совсем немного — меньше минуты. Затем ведунья опустила руку, откинулась на спинку стула, опять улыбнулась и рассказала десятнику, что его ожидает в ближайшем будущем. Сегодня — лежать в палате, с завтрашнего дня — прогулки по саду при лечебнице, ну а как начнёт уверенно стоять — тренировки. То есть опять — как в прошлые разы.

А от благодарности Ярослава Панасовна не то чтобы отмахнулась, а отказалась. Мол, не её надо благодарить, а пришлого воеводу и Чуйку. Первого — за упёртость, а второго — за то, что послушал первого и начал лечить себя ещё на Кромке. И вылечил! Правда, сил потратил столько, что сам уже идти не мог. Однако же, оклемавшись, рассказал, что к чему, так что с остальными было проще. И как будто зная, о чём захочет спросить пациент, сообщила, что с его десятком всё хорошо, уже начали восстанавливаться, и дело осталось только за десятником. То есть за Велигором. И как только оный Велигор будет в состоянии, так всех сразу и наградят.

— А... — начал было десятник, — но ведунья перебила: — И за тварь тоже.

— Ярослава Панасовна! — подскочил Велигор. — С тварью! Половина награды — воеводе! Уговор у нас! — откинулся на подушку, перевёл дух и закончил: — Я сам предложил...

С полминуты Ярослава Панасовна о чём-то размышляла, не отводя от Велигора нечитаемого взгляда, потом, наконец, кивнула:

— Хорошо. Я передам князю.

— А...

— Сегодня же. А ты пока отдыхай... — Она ещё раз улыбнулась, встала и пошла к выходу.

Проводив её взглядом, Велигор повозился, устраиваясь поудобнее, прикрыл глаза и заснул. Увидев, к своему огромному удивлению, сидящего рядом, на том самом стуле, с которого недавно встала Ярослава Волчица, рослого чужака в незнакомой форме и с обритой налысо головой. Чужак держал на коленях маленькую, лет пяти девочку и что-то ей негромко рассказывал. Девочка внимательно слушала, потом указала на десятника рукой и о чём-то спросила, чужак что-то ответил, затем посмотрел на Велигора и неожиданно подмигнул...

18 сентября — 15 ноября 2024

Санкт-Петербург