| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В общем, получилась довольно рыхлое средневековое войско. Но его хватило на то что бы разбить татар под Керчью и Феодосией. После чего усиленный наёмниками отряд де Гизольфи, с адыгскими союзниками, при поддержке флота был отправлен на деблокаду Азова. С приказом создать опорный пункт в Ейске. Ну а к Сочи оказались отправлены четыре гребных боевых корабля, под боевыми фагами компании, с ротой, в две сотни мечей, из бывших воинов. Освобождённых из турецкого плена. А потом снова заняли Старый Крым. Куда вновь помимо ополченцев Феодосии и наёмников из числа горцев включили уже роты из числа подготавливаемых войск. А в самом городе были сооружены редуты. На которые установили пушки. При этом для армейских рот, в гарнизоне Старого Крыма, постоянно проводили ротацию. Что бы отработать как несение службы в условиях максимально приближённым к боевым. Так и в совершении войсковых маршей. Ну а в самом Старом Крыме начальником гарнизона стал один из бывших лейтенантов-морпехов, ставший тут капитаном. И имевший для связи радиостанцию.
При этом Конев, отпустил двух татарских юношей, попавших в плен, к остальным, с сообщением, что он готов обменять пленных крымчаков, как на захваченных ими ополченцев Феодосии, наёмников, да и просто на захваченных ими ранее рабов. Для чего переговорщики должны будут прийти со своими пленниками в Старый Крым, а там уже обменять их на своих родных. И тут от начальника гарнизона Старого Крыма приходит сообщение, что пришла пожилая крымская татарка, у которой наёмники-адыги отняли пленного, что она вела на обмен. Что бы забрать из плена сына. Но те, насмехаясь над ней, забрали пленника и уехали. Она в отчаянии пришла в Старый Крым. Где жители и посоветовали обратиться к большому аге захватчиков. Вот и пришлось Коневу бросать всё, брать с собой пленного татарина. Которого он помнил по сражению под Керчью, где тот пытался спрятать между пленными юную девушку. Которую Конев и выкупил, у заметившего необычность, в этом пленнике, наёмника. После чего и отправив девушку трудиться в госпиталь. И с этим пленником, теперь, мчаться в Старый Крым. Где ставить на место зарвавшегося наёмника. Который на вопрос Конева только насупился и молчал. Так что деспоту пришлось, продолжит:
— Тут может помочь или извинения, — при этом Конев склонил голову в сторону стоявшей возле его жеребца, уже рядом с сыном, пожилой татарской женщины, — причём, не мне, а той кого ты обидел, или же поединок. Что выберешь?
— Я сын пшеха[2] Автонука, главы одного из родов жанеевцев. И я не буду просить извинений у врагов. За то, что спас брата. Особенно, что то просить, у какой то женщины. Я просто уйду. И уведу своих людей, — вскинув подбородок, произнёс юноша, а потом, повернувшись к брату, спросил, — Брат, ты со мной?
— Мы нанимали всех по отдельности, — напомнил Конев, — Каждый заключал контракт от своего имени. Так что мы ни кого не прогоняем.
И выслушав Конева, старший из жанеевских княжичей покачав головой ответил:
— Нет, я останусь, заработаю то, что потерял.
Младший из братьев только фыркнул в ответ. Сел на своего мерина и направил его в сторону дороги на Феодосию. А Конев, обведя взглядом собравшихся, произнёс:
— Но запомните мои слова, ни кто не должен ставить под сомнение моё слово. Даже если встретите с пленником юную деву. Она должна будет прийти сюда юной девой и такой же уйти от сюда. Ибо таково моё слово. И сейчас, вместо этого молодого нахала извинюсь я, но в следующий раз извиняться будит виновный.
После чего Конев снял шлем, и, держа его в руках, повернулся к женщине, проговорив, благо как выяснилось, большинство знали древнерусский, для него язык, гораздо лучше, чем знал он:
— Уважаемая, я прошу извинить этого недостойного нахала, посмевшего поставить под сомнение мои слова. Сделав то, что я не потерплю. И я хочу выказать своё восхищение вашей храбростью, уважаемая. Что вы всё-таки довели начатое до справедливого разрешения ситуации.
В ответ женщина печально усмехнувшись, ответила:
— Я принимаю твои извинения, мудрейший. И скажу всем, что твоему слову, можно верить. У многих, как и у меня сложилась, весьма трагическая ситуация. Мало того, что нас согнали с наших пастбищ. Так и в родах не осталось сильных мужчин. И мне, что бы сохранить свой род, пришлось пройти сквозь это. Но я рада, что встретила такого великого воина, как ты, несравненный.
— Вы, уважаемая, сказали, что вас согнали с ваших пастбищ? Это где они были? — продолжил интересоваться Конев. Получив в ответ:
— У нашего рода чёрные пастбища были на северо-запад от Боспоро. Возле озера. Там же мы и черпали земляное масло в колодцах. Но твои нукеры выгнали нас оттуда. И, Селим, остался единственным взрослым мужчиной в роду. Вот и пришлось на последнее серебро покупать пленника и вести его сюда. В надежде на твоё слово, победоносный. И слава аллаху, ты нас не обманул.
— А если я предложу вам вернуться на свои пастбища? И продолжить там добывать земляное масло. Что, вы, на это скажите, уважаемая?
Женщина посмотрела на сына и ответила:
— Мы подумаем, великий.
— Если надумаете возвращаться, то направляйтесь в Старый Крым. Тут вас его начальник гарнизона и пропустит, — то ответил Конев. Но тут голос подал, молчавший до этого татарин, который сказал:
— Мама, нам ещё нужно выкупить и Юлдуз.
На что женщина, покачав головой, произнесла:
— Ни кто не возьмёт в жёны деву, которую родственники не уберегли от плена. Так что, Селим, это пустое.
— Но, мама, это не так, — с жаром произнёс, в ответ, Селим, — Я видел её недавно. Мы носили одного, что неудачно ударил себя по ноге, в лекарню. И Юлдуз находиться всё время там. Среди женщин. И она там, вместе со всеми пила, из большой металлической бочки, с трубой, из которых шёл дым, горячее варево, из трав, с хлебом и мёдом. А когда мы пришли, то именно она помогала лекарям спрятать рану под тканью. И потом приходила менять эту ткань к нам. Мы говорили с ней. И сестра всё так же чиста, перед будущим мужем. Её тоже нужно выкупить.
Конев попросил перевести ему этот разговор, и когда ему сказали, о чём шла речь, то он ответил:
— Если вы вернётесь, признаете власть Марьям бинт Имран, над этой землёй. Снова начнёте там пасти скот и собирать земляное масло, платя подати, то вам, уважаемая, даже не придётся выкупать дочь.
— Что бы добывать земляное масло, нужны рабы, ибо это очень тяжко и опасно, а у вас их нет, — уточнила женщина, подняв глаза на Конева, — К тому же мы мусульмане.
Конев посмотрел на возвышающуюся буквально рядом от них мечеть хана Узбека, перед воротами которой, возле находящегося в центре двора фонтана стоял мулла, посматривая на них, на находящееся рядом действующее медресе, и ответил:
— Ну нас запрещены только те верования, что требуют осквернения алтарей кровью, особенно человеческой. А там где воздают хвалу Марьям бинт Имран ещё и приветствуются. А по поводу рабов. Да рабов нет. Но вот есть пленники. Но им за работу полагается платить. Правда часть платы за работу идёт в выкуп. И пока себя не выкупит, или его не выкупят, то он будет работать. Но подданные Марьям бинт Имран у нас не могут быть пленниками.
— Я поняла, о могущественный, — снова посмотрев на Конева, ответила женщина, — И мы, у себя в роду, обсудим это предложение. Потом дадим ответ. Но сейчас я бы хотела уйти.
— Да, конечно, уважаемая, вы свободны, и можете идти, — ответил ей Конев и поморщился. От снова принесённой ветром вони, из-за изготовления столь необходимых для фитильных аркебуз элементы как труты. Старый Крым находился уже на границе с лесной зоной. И для изготовления трут, собрали в окрестностях города все грибы-трутовики, с деревьев. С них посрезали кожицу, а так же нижнюю, трубчатую часть. А сами грибные тела порезали на куски толщиной в пару пальцев. После чего эти куски было необходимо выварить часа полтора в воде, замешанной с большим количеством пепла. При этом от посуды, в которой их вываривали, шла жуткая вонь. Которая, как казалось, проникала даже в стенки металлических котлов. Делая их не пригодными больше ни для чего. А вываренные куски трутовика после этого отбивались или деревянным молотком или же просто гладкой, округлой палкой, до мягкого состояния и до состояния похожего на кусок пергамента. Там они свёртывались трубочкой, перематывались бичевой, что бы те не разворачивались, и высушивались. Что бы быть вставленными в замок аркебузы. Ну что же приходилось максимально использовать не только перенесённые ресурсы, но и так сказать оказавшиеся на месте. Делать порох, зернить его, вместе с трофейным, используя для его дистиллят бражки. Лить чугунные ядра и картечные пули, из добываемой под Керчью руды. Используя в самопальных, как в маоиском Китае, примитивных домнах привезённый с Кавказа древесный уголь. Хотя уже и нашли уголь, в долине реки Чёрная, недалеко от Фуны, место, где в Крыму добывали каменный уголь. Пусть он был плохенький, и его было мало, но он был почти свой. Нужно было только освободить эту территорию от татарских разъездов. Но всё делалось для того что бы не только выиграть войну. Но и интегрироваться в эту эпоху, с максимальным комфортом.
Но приходилось для армии, да и для гражданских нужд начать производство не только этого. Так, помимо, помимо чугунных ядер и картечи наладили и выпуск чугунных котлов и сковородок. Начали литьё чугунных элементов ограды с пиками. Да и про чугунные решётки и камни, так называемые каменные грили, для приготовления пищи на углях не забыли. И это помимо выпуска медных и бронзовых самоваров. Пуская на это дело и трофейные турецкие пушки. Ну а для приготовления хлеба, пусть и в виде лепёшек, в полевых условиях, начали производство переносных керамических печей, тандыров. Причём делать их начали в Азове. Который пусть и был в осаде, но корабли в него ходили. А сам город из древне славился, в это время, искусными гончарами. Изготавливавшими глазированную посуду. Которую охотно покупали купцы. Вот и там и начали делать переносные, покрытые, изнутри так точно, глазурью и с ручками тандыры. Пусть и тяжёлые. Но зато это избавляло от необходимости ставить печи, в поле или даже в лесу, для выпечки хлеба передвигающимся войскам. Хотя такие печи всё равно возводились возле дорог. Как в полях, так и в лесах. Но уже скорее для путников. Сделали и начали производить так же ткацкие станки и механические веретёна, или как их ещё называли прялки. И стали замахиваться на начало создания паровых машин.
Правда не все турецкие трофейные орудия пустили на переделку в монеты и на производство самоваров. Часть орудий, близких по своим калибрам к стандартным для попаданцев калибрам оставили на вооружении трофейных галер и торговых кораблей. Не стали выводить из использования и все пушки из железа, передав их на гражданские суда, для самообороны от пиратов. А вот для бронзовых трофейных пушек стали применять различные ухищрения, для повышения их скорострельности. Нет унитарных заряды, из-за их разнокалиберности и качества изготовления этих орудий, для них изготавливать не стали. Но вот мешки, для их пороховых зарядов пошили. Куда и стали помещать эти самые пороховые заряды. Ведь в то время как было, заряд пороха загружался в пушку совком. И именно специалист, который мог быть один на всю армию, определял, сколько именно этого пороха, а он был в то время весьма различный как по составу, так и по свойства, и надлежало загрузить совком именно в эту пушку. После чего этот специалист ещё и наводил пушку на цель. Так что сами понимаете, какая тогда была скорострельность. Ну и что бы не грузить картечь, тем же совком, для этих пушек сделали картечные заряды, из чурбачков. Для чего выпиливался максимально круглый, в плане и как можно более ровный кусок дерева. Который раскалывался пополам. Из этих половинок выбиралась середина, оставляя только тонкие стенки. И в освободившееся пространство засыпалась картечь. После чего половинки складывались и связывались верёвкой. Которая и разрывалась при выстреле, по выходу из ствола. Само дерево раскрывалось, и картечь летела во врага. Благодаря этому пушки максимально быстро можно было перезарядить. Пусть и медленнее чем орудия нового образца, что попали в это время.
И пообщавшись, с бывшим пленником и его матерью, Конев направил своего коня к освобождённому из плена адыгу. Который что-то говорил собравшимся возле него воинам. Но когда Конев подъехал, то адыги замолчали, настороженно смотря на деспота. А Конев произнёс:
— Мне жаль, что так получилось, княжич. Но твой брат не только поставил под сомнение моё слово, но и в своём рвении, чуть было не лишил на возможности быстро выкупить пленных. То, что мы не сдерживаем свои слова, и просто отнимаем пленников, разнеслось бы сразу. И мы других не вернули бы.
— Я это понял, деспот, — ответил адыг, — Канбулат ещё молод и поэтому слишком горяч. Но думаю, остынет, поймёт, что был не прав и вернётся. Отец так точно не одобрит его решение. Он ведь только узнал, что я попал в плен, решил отомстить. И тут увидел, что меня ведут связанного. Ну и вспылил на эту женщину.
— Понятно княжич, — ответил, кивнув, было, в знак согласия, Конев, — Кстати, как тебя зовут? И вы из Малой или Большой Жанее?
— Оздемир сын Атвонука, деспот, — ответил адыгский княжич, — И мы из Малой Жанее.
— Понятно, — протянул в ответ Конев. Когда-то, в своём натиске на запад косоги, как тогда называли предков черкесов, включая и адыгов, в том числе и жанеевцев, на Руси, вынудили исчезнуть Тмутараканьское княжество. И смоги занять всё побережье между Доном и Кубанью. Однако нашествие монголов привело к тому, что эти земли оказались, заселены ногайцами. А адыги поселились на южном берегу Кубани. При этом племя жанеевцев оказалось разделено на две части. Малую Жанею, в среднем течении Кубани, на её южном берегу. И Большую Жанею, в устье Кубани. При этом по площади Малая была больше той, что назвали Большой. Но в планах Конева было оттеснить ногайцев на восток, а эту территорию передать за союз с ними адыгам. Что он и озвучил Оздемиру. Встретив и понимание, и поддержку, таким планам, среди адыгских воинов. Ну а деспот так сказать решил проинспектировать Старый Крым. Так как возвращаться по жаре через степь не хотелось. А куда-то деть день было нужно. И только когда солнце стало клониться к закату, и стала спадать жара, Конев с сопровождающими направился к Феодосии. Дабы добраться до города по вечернему холодку, а не тащиться через степь по жаре.
Правда по дороге, буквально только отъехав от Старого Крыма, пришлось проинспектировать и встретившуюся его кавалькаде колонну войск, совершавших тренировочный марш, с последующим суточным дежурством в гарнизоне Старого Крыма. Там была пехотная рода, в сопровождении кавалерийского взвода, что и обеспечивал дальние дозоры вокруг колонны. Ну и поприветствовав солдат, Конев пропустил их маршем мимо себя, внешне сохраняя невозмутимое лицо, но явно замечая огрехи в строевой подготовке и недостаточное снаряжение своего воинства. Которое было необходимо еще, и обучать, и оснащать. Хотя и отлично зная их теоретически. Но одно дело теоретически это знать, совсем другое практически оценивать, всё это, в непосредственной близости от противника. Пусть и на относительно тихом и спокойном участке фронта. Но как говориться не боги горшки обжигают, и им было к чему стремиться. Что бы успеть быстро, создать полевую армию способную встретиться в полевом сражении с армией турок и крымчаков в Таврии. И пропустив колонну войск, в которой многие лица ещё несли следы пребывания в неволи у турок, в виде общей худобы, осунутости и вообще усталости, мимо себя, восседая на своём жеребце, который взобрался на пригорок, возле дороги, Конев тяжело вздохнул и направил коня в сторону моря. Дел было много, а времени как ресурса очень мало. И предстояло сражаться тем, что есть. И была надежда, что солдаты и матросы на турок злее будут.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
