Левашов уселся в свое кресло. Сотрудники, уловив его жест, устроились на стульях за приставным столом — столом для совещаний — по левую руку от начальника. Сотник, соблюдая субординацию, намеревался сесть на второй стул. С тем расчетом, чтобы старший по званию напарник сидел ближе к начальству... Но Левашов заставил их поменяться местами, так что именно Сотник теперь сидел ближе к нему, по левую руку от полковника.

Когда они вошли в кабинет, Валерий сразу же обратил внимание на то, что у Левашова — гость. Тот сидел спиной к явившимся по вызову начальства сотрудникам, пока полковник держал их — минуты две или три — у двери, поставив по стойке "смирно".

И, как казалось, не обращал на вновь прибывших никакого внимания. Он даже не обернулся, не полюбопытствовал, кого это именно из сотрудников глава Спецотдела вызвал на ковер, кого он собирается "пропесочить".

Но теперь, когда Валерий сидел напротив этого человека, он смог наконец хорошенько его разглядеть. Это был мужчина весьма преклонного возраста, если не сказать — старик. Роста он, по-видимому, среднего (когда человек сидит, не всегда определишь его ростовые параметры). Худощавый, несколько сутуловатый, подсушенный прожитыми годами; надетые на нем светлая рубашка без галстука и нейтральной серой расцветки пиджак кажутся чуть великоватыми. Коротко остриженные седые волосы. Даже не седые, а какие-то желтоватые, тонкие, как пушок... Тонкая, оттенка слоновой кости со следами пигментации кожа туго натянута на скулах, на лбу залегли глубокие продольные морщины. Из-под седых бровей на удивление молодо смотрят глаза — взгляд их живой, пристальный, заинтересованный.

Кто он, как говорят нынче, "по жизни"? Более всего похож на отставного военного, какого-нибудь полковника или даже генерала в отставке. В пользу этой догадки говорит его выправка, то, как он сидит, пытаясь распрямить спину, как не дает — во всяком случае, на людях — времени, прожитым годам согнуть его, превратить в дряхлого старца.

И еще в нем есть, пожалуй, что-то аристократическое; прямой нос с чуть заметной горбинкой, горделивая посадка головы, сама манера поведения дают основание для такого умозаключения.

Этому человеку, — гостю Левашева — по меньшей мере, лет восемьдесят. А может, и все девяносто, кто знает. В какой-то момент их взгляды, взгляд рослого шатена, отлично подготовленного тренированного молодого человека в самом расцвете его жизненных сил, и взгляд многое повидавшего, доживающего свой век старика — пересеклись, примагнитились...

— Ах да, — спохватился Левашов. — Я же забыл вас представить. Товарищи офицеры...

Увидев, что сотрудники встали с занятых только что мест, полковник махнул рукой.

— Садитесь! Михаил Андреевич... наш многолетний консультант. Капитан Зимин... Старший лейтенант Сотник.

Пожилой мужчина легким, но акцентированным кивком поприветствовал по очереди обоих молодых спецслужбистов.

— Михаил Андреевич будет присутствовать при нашем разговоре, — сказал Левашов. — Он имеет соответствующий допуск. Прошу отвечать на мои вопросы, а также на вопросы нашего консультанта четко, исчерпывающе, а главное — правдиво.

Начальник Спецотдела открыл верхний ящик стола. Не глядя, извлек оттуда сброшюрованный, пронумерованный, прошитый, с печатью на сургуче на предпоследней странице, оформленный по всем правилам делопроизводства служебный журнал.

Положил сверху пятерню, постучал задумчиво пальцем с коротко остриженным ногтем по твердой переплетной обложке. На которой — посередке, в двух графах — черным маркером было записано:

Журнал дежурства

Пост ?3

Полковник раскрыл журнал в нужном месте, воспользовавшись закладкой. Пробежал глазами — уже не в первый раз за сегодня — оставленные Зиминым и Сотником записи.

Эти двое заступили на дежурство ровно в двадцать один час второго мая (но приехали на место, понятно, минут на десять раньше). Пара их коллег, дежуривших в Вознесенском переулке в первой половине дня, были отозваны Центральной и перенаправлены к другому объекту. Обычное двенадцатичасовое дежурство. Причем, лишь треть его эти двое, Зимин и Сотник, провели в зоне ответственности Третьего поста. Во втором часу ночи Центральная по рации перенаправила их в другую часть города. В точку, где они продолжали оставаться все оставшееся до окончания дежурства время.

В журнале этом есть несколько размеченных вертикальными линиями граф. Там, где следует, Зимин вписал номер транспорта ВГРТК, время выезда оного с объекта, — ровно 21.00 — а также прописал маршрут перемещения, место и время остановки, время возвращения на объект в Вознесенском. В графе "Происшествия" Журнала дежурства поста ?3 Зимин поставил прочерк.

Иными словами, никаких "чрезвычайных происшествий", по мнению старшего дежурной бригады во время их нахождения в зоне данного поста — не было.

Запись, сделанная более молодым по возрасту сотрудником по окончанию дежурства, занимает почти целую страницу.

Под ней, под этой записью, сделанной аккуратным почерком, — похожими на прописные буквами — содержится приписка:

По окончанию деж-ва лично осуществил стандартную процедуру проверки приборных показаний. Никаких отклонений не отфиксировал. Сведения, изложенные т. Сотником выше, не соответствуют действительности.

К-н Зимин.

— Не соответствуют действительности, — вслух повторил полковник. — Сотник, надеюсь, вы понимаете, что запись, сделанная вами... Это...

Левашов покосился на консультанта; вероятно, подбирал слова взамен вертящихся на языке сильных выражений.

— Это бред сумасшедшего, — процедил Зимин.

— Ни в какие рамки не лезет, — покосившись на Зимина, пробасил начальник. — Можете ли вы доказать, товарищ Сотник... что то, о чем вы сделали запись в журнале — правда, а не ваши досужие выдумки?

— Никак нет. Не могу.

— Ладно... давай без этой казенной официальщины! Говори человеческим языком! Ты сам-то видеозапись просматривал?

— Так точно.

— А что сказал ты, Зимин, когда коллега поставил тебя в известность о своих наблюдениях?

— О своих видениях, — угрюмо сказал Зимин. — Сказал, что ему... то есть, Сотнику — примерещилось! Что я ничего такого эдакого не видел!

— Продолжай!

— Я ведь лично, товарищ полковник, писал на камеру их выезд! Собственноручно вел запись! Мы еще ночью просмотрели кассету...

— И на ней ничего нет?

— Ничего из того, о чем записал Сотник.

Левашов вновь задумчиво огладил гладкую, как бильярдный шар, голову.

— Наши люди из технического подотдела отсмотрели эти материалы, — сказал он, выдержав паузу. — Просмотрели видеофайл, отснятый во время дежурства вами, Зимин...

— Я камеру вообще не выключал! — торопливо произнес Зимин. — Строго по инструкции!

— ...и другую запись, от "регистратора" вашей служебной машины. Особое внимание эксперты обращали на временные отрезки, которые указаны в записи товарищем Сотником.

Полковник смотрел теперь на самого младшего по возрасту и званию в их компании.

— Скажу больше, — продолжил он. — Мы по своим каналам затребовали информацию от городских служб, от центров видеонаблюдения... А также от иных компетентных структур. В районе Вознесенского, Леонтьевского и Тверской площади работают в круглосуточном режиме десятки телекамер. Так вот. Событие, о котором вы написали в журнале, Сотник, не зафиксировано ни одной из этих следящих камер. Вы меня слышите?

— Так точно.

Увидев, что Сотник поднялся на ноги, полковник жестом велел ему сесть обратно на стул. Затем продолжил:

— Сотрудники милиции и дорожных служб, дежуривших вчера вечером и ночью в том районе, ни словом не упомянули о ЧП...

— Этого события нет ни в сводках, ни в новостных сюжетах! — воспользовавшись сделанной начальником паузой, дополнил Зимин. — Как бы он мог, этот синий "фолькс", отъехать, если... если там закрыто движение! И выезды все перекрыты! И, опять же, мы... хотя будет лучше, если стану говорить о себе... я ведь с этого транспорта глаз не спускал! Да и на камерах, в том числе и наших, моей и "регистратора", нет этого события!

— Чего молчишь, Сотник?! — Полковник уставился на своего молодого подчиненного. — Сидишь тут... как в рот воды набрал.

— А что говорить? Получается, что я врун, что я — фантазер. Выходит, что все, о чем я написал в журнале — "бред сумасшедшего"?!

— Так и есть, — процедил Зимин. — Всё это выдумки, от начала до конца. Бред! Чушь собачья. Вот только не знаю, зачем ты все это присочинил...

— Помолчи, Зимин! — прикрикнул на него начальник. — И без тебя найдется кому и какие давать оценки! А кому и выдать "люлей"!

В этот момент — довольно неожиданно, по крайней мере, для Сотника — включился в разговор четвертый из их компании. Голос, прозвучавший в кабинете, был начисто лишен старческих дребезжащих ноток. Если бы Сотник не видел перед собой этого сухощавого старика, подумал бы, что заговорил мужчина среднего возраста. Причем, хорошо поставленным голосом.

— Будет правильно, если товарищ Зимин обождет за дверью, — сказал Авакумов.

Левашов, посмотрев на него, почтительно кивнул. Потом перевел взгляд на сотрудника.

— Обожди в предбаннике, Зимин.

Тот, бросив напоследок косой взгляд на напарника, выбрался из-за стола и направился к выходу.

Из-под седых бровей на Сотника смотрели глаза этого весьма немолодого человека — взгляд был проникающий, просвечивающий.

— Мы читали вашу запись, Сотник, — Михаил Андреевич употребил местоимение "мы" с такой интонацией, как будто речь шла не только о присутствующих здесь. — Мы нашли ее довольно необычной. Такого рода события, или, если угодно, их фиксация, даже для нашего... даже для нашего отдела — большая редкость.

Говорил он неторопливо, рассудительно, спокойно; в своем преклонном возрасте мастерски управлялся с дыханием. Сотник смотрел ему в глаза, вслушивался в каждое слово. Этот человек располагает к себе сразу. Вернее сказать, он, похоже, располагает ключиками ко многим человеческим душам. И точно знает, в какой момент пускать в ход ту или иную отмычку.

"Будь осторожен, Валера, — пронеслось в голове. — Этот дедуля весьма непрост..."

— Что еще, Сотник, кроме отмеченного вами в журнале, вы увидели? Ну, или ощутили, скажем так, в момент описанного вами события?

— Говорить следует правду и только правду! — уточнил Левашов.

Сотник некоторое время молчал, собираясь с мыслями. У него возникло странное ощущение. Оно, если коротко, заключается в том, что он, во-первых, не мог сейчас отмолчаться, или отговориться как-то. А во-вторых, всё, о чем он собирается сказать — и вот-вот расскажет — уже им известно.

Он стал рассказывать о полосе мрака, в которую он — или они с Зиминым? — угодил, когда погнался за этим синим "фольксвагеном". О тех странных ощущениях, которые тогда пережил, о "светлячках", или искорках, или золотистых пчелах, которые появились в этой странной темноте, об огненном вихре, взметнувшемся впереди, почти у самого капота... О прожигающем темень, как пламя бумагу, сдвоенном золотисто-оранжевом следе, про который он подумал, что это — след шин оторвавшегося от него транспорта с эмблемой ВГРТК на бортах.

Не забыл рассказать о запахе мяты, который уловили его ноздри.

И, наконец, поведал о том, как, не выдержав напряжения, не совладав с подступившими страхами, утопил в пол педаль тормоза, одновременно дернув ручник.

— Прекрасное описание, — задумчиво сказал Михаил Андреевич, когда Сотник закончил свой доклад. — Превосходное... Жаль, что в реальности ничего этого не было. Вернее... — он пожевал сухими губами, подбирая верную формулировку, — такого не должно быть.

Авакумов посмотрел на начальника Спецотдела. Левашов выглядел несколько смущенным, каким-то озадаченным (что редкость для такой властной натуры). Полковник убрал журнал в ящик стола. Огладив механическим жестом блестящую лысину, пробасил:

— Отправим его к доктору?

— Хм... — старик бросил на него задумчивый взгляд. — Так уж сразу и к доктору?

— Пусть его осмотрит!

— А я бы с этим не торопился.

Сотник кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.

— Что-то хочешь сказать? — поинтересовался начальник.

— Я, товарищ полковник, не напрашивался... на это новое место службы!

— Знаю. И что?

— Как это — "что"? Я подавал рапорт своему руководству с просьбой оставить меня в спецподразделении.

— И это мне известно.

— Повторяю, я не горел желанием переходить в ваш отдел. Не напрашивался!

— А к нам, Сотник, невозможно "напроситься".

— Если есть мнение, что меня надо показать доктору... — На скулах у Сотника перекатились желваки. — Если во мне видят то ли лгуна, то ли не совсем нормального в психическом плане субъекта...

— Не совсем нормального, — задумчиво произнес старик. — Так, так...

— То почему бы... — Сотник, несколько сбившись из-за прозвучавшей только что реплики, все же нашел в себе силы и озвучил свою мысль полностью. — То почему бы, товарищ полковник, не принять соответствующее решение? Я с удовольствием вернусь в свое подразделение!

— В подразделение "Вымпел"?

— Туда, где прослужил три года и где меня не держат за "шизика", — уточнил Сотник. — А вы возьмете в штат другого человека. Кого нибудь более подходящего для той работы, которой занимаетесь.

Левашовым и "консультант" вновь обменялись многозначительными взглядами.

— Может, все-таки отправим к доктору, Михаил Андреевич?

— А если произойдет активация?

— Шанс один из миллиона...

— Согласен. Но и такой вариант мы не можем не принимать в расчет.

Сотник удивленно посмотрел на консультанта — о чем это он? Какая такая "активация"? Может, им обоим, начальнику Спецотдела и его древнему, как египетская мумия, гостю, самим надо обратиться к врачу?

В кабинет без стука вошел оперативный дежурный по Спецотделу.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Что у тебя? Не видишь, мы заняты?!

— Вы распорядились докладывать о всех заявках от Третьей редакции!

— Докладывай.

— Только что они дали запрос на "Центральную"! Сообщили о времени выезда и о своем маршруте.

— Так... Куда именно направляются?

— В Южный округ.

— Промежуточный?

— Ленинский проспект.

— Можешь быть свободен!

Когда дежурный вышел, закрыв за собой дверь, Левашов посмотрел на свои наручные часы. Старик тоже поднял манжет рубашки; его запястье с пигментированной кожей обливает узкий коричневатый кожаный браслет с какими-то не самыми дешевыми часами.

— Это довольно нетипично, чтобы они сами подавали заявку на проезд, — пробасил Левашов. — Михаил Андреевич, вы думаете о том же, о чем и я?

— Очень хорошо, — сказал консультант. — Вполне успеют.

Левашов утопил пальцем кнопку селектора.

— Зимина ко мне!

Вновь распахнулась дверь; дежурный пропустил в кабинет дожидавшегося в предбаннике сотрудника. Левашов поднялся из-за