Фантастический роман "Скриптер" (обновленная редакция). Кн. I "Энигма"

Сергей Соболев

СКРИПТЕР

Жизнь молодого программиста Даниила Логинова в одночасье переменилась после визита в московский клуб с многозначительным названием Enigma. Его попросили об услуге: требовалось декодировать файл, присланный на электронную почту малоизвестным американским историком, исследователем пророчеств и предсказаний.

Очень скоро выяснилось, что любые попытки проникнуть в тайны проекта, прозванного "Черным ящиком", грозят фатальными последствиями. Иные гибнут, другие просто исчезают, и даже биографии их вымарываются. Чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу, сотрудникам Московской редакции необходимо осуществить редакционную правку целого ряда событий настоящего и прошлого, включая локальные эпизоды времен Второй мировой войны. Счет идет на дни, затем на часы и минуты. Скриптеру-стажеру и его коллегам доведется иметь дело с самым опасным противником, какого только можно себе вообразить.

"Будда сказал: "Благородные сыновья! Это учение

называется учением Неисчислимых Смыслов. Согласно

природе закона возникает определенный закон.

Согласно природе закона устанавливается

определенный закон. Согласно природе закона

изменяется определенный закон. Согласно природе

закона исчезает определенный закон...Они

устанавливаются, изменяются и исчезают".

Канонические сутры Махаяны.

Feci, quod potui, faciant meliora potentes...

К Н И Г А I

Э Н И Г М А

Ч А С Т Ь I

ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ

Если бы мы стали быстрее времени,

мы могли бы стать медленнее жизни.

Станислав Ежи Лец

Г Л А В А 1

Объективное местное время:

месяц май, второе число, 21.00 — 21.25.

По улицам Москвы, лязгая гусеничными траками, приминая влажный асфальт широкими рифлеными колесами, фыркая сизоватыми дымками выхлопов, с северо-запада, от Ходынского поля, катила одним сплошным потоком тяжелая военная техника.

Все шло по расписанию, составленному в высоких инстанциях. Подготовка к проведению военного парада по случаю предстоящего празднования Дня Победы началась заблаговременно, еще в феврале. По своим масштабам, по уровню организации, по количеству привлеченной техники и воинского контингента, планируемые на 9 мая мероприятия должны превзойти все, что показывала, что демонстрировала новая Россия в прежние годы.

В настоящее время здесь выставлен ознакомительный фрагмент. Новая редакция романа размещена на портале Автор Тудей https://author.today/work/134140

Г Л А В А 6

3 мая, объект "Волынское",

база Спецотдела.

В Западном административном округе Москвы, сравнительно недалеко от Поклонной горы, есть одно интересное и достаточно укромное местечко. До недавних пор оно даже не было толком обозначено на карте мегаполиса. Именуется эта местность Волынское, по названию бывшего сельца, о котором известно, что оно существует с XIV века (его основал один из ближних людей великого князя Дмитрия Донского, а первое письменное упоминание относится ко временам царствования Иоанна Грозного). Начиная с первой четверти XIX века село Волынское становится дачным местом. А еще спустя сотню лет именно здесь, в Волынском, стали как грибы после дождя появляться дома и дачи для партийной номенклатуры, включая высшую — так называемые "ближние дачи".

Местность эта находится в пределах заповедной зоны, вытянувшейся неширокой полосой вдоль берега Сетуни, южнее железнодорожных путей киевского направления. Примерно полвека назад Волынское вошло в городскую черту, и нынче является частью района "Очаково-Матвеевское".

Тогда же, в последние годы правления Хрущева, в шестидесятых годах прошлого века в Волынском по заказу Девятого управления КГБ СССР одним из СМУ Спецстроя был построен — в ударные сроки — некий комплекс строений, обнесенный высокой стеной. Объект довольно компактный: серое приземистое здание с узкими окнами-бойницами и плоской крышей, гараж для служебного транспорта, хозблок... Перед штабным модулем асфальтированная площадка скромных размеров, использующаяся как паркинг, вместимостью не более десяти автомашин. Еще одна площадка, лишь немногим больших размеров, видна перед поделенным на боксы прямоугольным одноэтажным строением, в котором расположен гараж. Пространство между строениями и стеной засеяно радующей глаз изумрудной травкой. Внутри периметра там и сям растут сосны; всего их на территории, этих рослых красавиц, не менее трех десятков.

Волынское, этот некогда заповедный уголок, в значительной степени изменило свой облик за последние годы. Каждое время имеет свои приметы; нынешнее — не исключение. Но, тем не менее, наряду с возведенными поблизости и в самом этом районе элитными комплексами, отелями и коттеджами, зачастую соседствуя с ними, и по сей день существуют такие объекты, как тот, что носит служебное название "База ?9", или неофициальное — "база Спецотдела".

Именно оттуда на другой объект в Волынском, не в пример более известный, чем "Девятка", около двух часов пополудни прибыл фельдъегерь.

Авакумов, несмотря на свой преклонный возраст, никогда не позволял себе послеобеденного отдыха. Не было у него такой привычки в молодости — спать днем, не имеет он такой привычки и сейчас. Хотя уже многие годы Авакумов не занимает официальных должностей, но лишь числится старшим хранителем на одном из опекаемых ФСО объектов, круг возложенных на него обязанностей и делегированных ему полномочий остается неизменным. Ответственность на плечах этого немолодого мужчины лежит огромная, сравнимая разве что с ответственностью главы крупного государства.

Фельдъегерь, крепкий рослый мужчина лет тридцати, — он приехал на служебной машине Спецотдела — сопровождаемый сотрудником ФСО, прошли через главный вход в двухэтажное строение. Авакумову предварительно прозвонили; он видел в окно, как к воротам подъехал серый массивный джип, видел, как из него показался фельдъегерь в штатском, к правой руке которого цепочкой на браслете прикреплен кейс.

Авакумов неспешно спустился по лестнице со второго этажа в небольшой вестибюль, сохранившийся — как и все это строение — в своем первозданном виде.

— Здравия желаю, товарищ Авакумов! — Фельдъегерь, увидев его, вытянулся. — Вам пакет от полковника Левашова!

Авакумов взял у него небольшой плоский пакет из коричневатой бумаги. Расписался на служебном бланке Спецотдела. Кивком поблагодарил курьера, затем легким жестом отпустил его восвояси.

Так же неспешно, почти не держась за перила, поднялся на второй этаж ближней дачи, одно из помещений которой вот уже много лет закреплено за ним, за Авакумовым. Вошел в комнату, интерьер которой остается неизменным с конца тридцатых годов прошлого века. Плотно прикрыл за собой дверь. Взял со стола перочинный нож. По въевшейся за годы службы привычке проверил сначала целостность пакета, а затем и сохранность сургучной печати с изображением перекрещенного мечами щита на его тыльной стороне.

И лишь после этого вскрыл сам конверт, присланный ему Левашовым.

В конверте обнаружились сканы двух страниц одного из служебных журналов. Авакумов, надев очки, внимательно прочел то, что там было записано. Минуты две или три он стоял у окна, держа в руке полученные от своего молодого — сравнительно молодого — протеже бумаги. Потом отошел от окна, смял эти листы, положил бумажный комок в пепельницу, зажег спичку. Бумага, пропитанная спецраствором, полыхнула мгновенно... В пепельнице осталась крохотная щепотка серой золы, более — ничего.

Впрочем, даже если бы он, Авакумов, не сжег эти листки, то уже вскоре, спустя ровно шестьдесят минут после того, как листы были извлечены из пакета, они сами бы распались под воздействием химической реакции, а именно, реакции на кислород, превратившись все в ту же крохотную щепотку серой золы.

Он пересек комнату. На приставном столике — целая батарея телефонных аппаратов, их здесь не менее двух десятков. Некоторые из них современного дизайна, кнопочные. Другие с дисковым набором (на одном — на диске — красуется эмблема СССР, этой давно уже несуществующей страны). Есть и старинные экспонаты; один из аппаратов едва ли не времен Эдисона. Там же стоит телефон полевой связи в коричневатой коробке, а также еще парочка довольно странных с виду аппаратов. Все они действующие, исправные, рабочие.

Авакумов снял трубку телефонного аппарата, у которого вместо наборного диска открытый — без защитного стекла — циферблат механических часов.

Сверился с показаниями своих наручных часов. Установил стрелки наборного механизма. В трубке тотчас же что-то щелкнуло; раздался длинный гудок, затем послышался мужской голос.

— Гильдия часовщиков.

— Здравствуйте, коллеги! Это Авакумов.

— Здравствуйте, Михаил Андреевич.

— Соедините меня с Петром Иммануиловичем!

— Соединяю.

Часовая и минутная стрелки на аппарате с тихим жужжанием скользнули по окружности наборного устройства. И замерли, чуть подрагивая, в такт зазвучавшим в трубке гудкам.

— Петр Иммануилович? Приветствую, это Авакумов!

В трубке послышался знакомый хрипловатый голос:

— Рад твоему звонку, Михаил Андреевич!

— Как дела, Петр? Как там твои винтики, шестеренки, анкерочки? Крутятся ли?

— Пока еще не рассыпался, Михаил. А ты как?

— Тоже скриплю помаленьку... Мне передали твою просьбу о встрече.

— И что ты решил?

— Обязательно встретимся. Нам, старикам, найдется о чем поговорить... Но ты ведь по делу меня разыскиваешь?

— От тебя, Михаил, трудно хоть что-то укрыть. Один человек ищет встречи. Дело у него, как я понимаю, архиважное. И архисрочное...

— Дай-ка попробую угадать, о ком речь. Редактор Третьего? Это он тебя просил задействовать твои старые связи?

— Давно уже не удивляюсь твоей информированности и прозорливости.

— Это моя работа, — Авакумов усмехнулся. — Добро, Петр, я тебя услышал. С тобой мы тоже встретимся в ближайшем времени. Так что до встречи, Часовщик.

— До свидания, Хранитель.

Михаил Андреевич, закончив разговор со старым знакомым, снял трубку другого аппарата.

— Старший диспетчер на связи!

— Авакумов у аппарата.

— Слушаю вас, Михаил Андреевич.

— Я прочитал вашу докладную по вчерашнему ЧП. Решение будет такое. — Звонивший сделал паузу. — Решение такое. Редакции Третьего канала продолжить работу над декодированием скрипта. Обеспечьте должный уровень безопасности и надежное хранение накапливаемой информации.

— Будет исполнено.

— Отбой связи.

Авакумов коротко переговорил по прямой линии с полковником Левашовым. Потом вызвал — утопив кнопку в торце стола — помощника и велел подать машину.

Сотник и его коллега Зимин завершили дежурство в девять утра. В половине десятого они приехали на объект в Волынском. Поставили машину — черный внедорожник — в бокс. Наведались в штабной модуль; доложились оперативному дежурному, затем сделали служебные записи в Журнале дежурства в соответствии с установленным здесь порядком.

Сотник предположил, что их могут сразу же вызвать к начальству, но этого — не произошло. В начале одиннадцатого они покинули объект, пройдя через единственный КПП — на своих двоих. Квартируют сотрудники Спецотдела — не все, но некоторые — в компактном офицерском общежитии, находящемся здесь же, в Волынском, всего в трехстах метрах от "Базы ?9". Общежитие — красивое трехэтажное строение, более смахивающее на небольшую гостиницу — находится на балансе Федеральной службы охраны. Вход на территорию, обнесенную невысокой оградой из металлических прутьев, по пропускам, как и в само здание. Здесь же, на первом этаже, функционирует столовая, где можно покушать в любое время дня и ночи, и где даже можно заказать наперед какое-нибудь из своих любимых блюд.

Жилой блок, в котором поселили — по предписанию начальника Спецотдела полковника Левашова — зачисленного недавно в штат подразделения Валерия Сотника, ничем не отличается от стандартного номера "люкс" в какой-нибудь приличной трехзвездочной гостинице.

Вернее, таких отличий немного: например, в "номере" отсутствует городской телефон, нет и выхода в Интернет.

Левашов, выделивший на днях около часа своего драгоценного времени на личную беседу с переведенным из подразделения "Вымпел" сотрудником, в числе прочего, сказал: "Все новые сотрудники, включая тех, кого привлекают к выполнению служебных заданий с первых дней, переводятся на казарменное положение. Можно сказать иначе — помещаются в карантин... В среднем этот период акклиматизации, период полного погружения занимает два месяца. Те, кто проходят сито отбора и закрепляются в нашей структуре, получают новое жилье в Западном округе, в одном из соседних микрорайонов — в соответствии с потребностями и семейным положением. Мы заботимся о своих сотрудниках, Сотник. Но сначала вы должны пройти обкатку и доказать делом, что выбор, сделанный нашими кадровиками, оказался правильным ..."

Около трех пополудни в дверь номера, — с табличкой "?27" — в котором расположился новый сотрудник Спецотдела, громко постучались. Сотник только что принял душ (он не смог уснуть сразу после возвращения с дежурства, и лишь сейчас собирался прилечь). Как был, в трусах и майке, открыл дверь. В коридоре — напарник Зимин.

— Дрыхнешь, Сотник? — угрюмо сказал коллега. — С базы гонца прислали!..

— Какого гонца? — недоуменно переспросил Валерий. — Что случилось, Евгений?

— Нам с тобой приказано немедленно прибыть на объект! Так что давай одевайся, и на выход... в темпе!

Лицо у напарника было хмурым, как небо в ненастный осенний день.

"Может так статься, дружище, — промелькнуло в голове у Сотника — что сегодняшний день станет последним днем твоей службы в Спецотделе..."

Оперативный дежурный, как и все прочие сотрудники (кроме охранников, экипированных в камуфляжную униформу), одет в штатское. На нагрудном кармане пиджака закреплен бейдж. Выслушав короткий доклад, он велел двум только что привезенным на базу сотрудникам следовать за ним. Кабинет Левашова находится в цокольном этаже штабного модуля. У полковника был гость. Дежурный, открыв без стука дверь, доложил:

— Товарищ полковник, привезли Зимина и Сотника!

Хозяин кабинета, — невысокий, кряжистый, лет сорока пяти с обритой наголо головой — бросив быстрый взгляд на мужчину, с которым он только что беседовал, встал из-за стола. Басистым рокочущим голосом распорядился:

— А ну-ка давай сюда этих ар-рхаровцев!

Первым вошел Зимин, за ним — Сотник. Дежурный остался снаружи, плотно закрыв за ними дверь.

— Товарищ полковник, — один из вошедших вытянулся в струнку, — капитан госбезопасности Зимин по вашему приказанию явился!

— Товарищ полковник, — подхватил другой, — старший лейтенант Сотник по вашему приказанию явился!

Левашов некоторое время молча глядел на них, переводя взгляд с одного на другого и обратно.

— Надо бы вас пропесочить в положении "смирно"! — наконец произнес он густым басом. — Понавтыкать, как следует, обоим на этом самом ковре!.. Что?! Молчите? То-то же...

Кабинет, в котором Сотнику уже доводилось однажды бывать, обставлен довольно скромно. Интерьер его старомоден, отдает казенщиной, но определенный стиль все же просматривается. Стены облицованы ореховыми панелями; паркетный пол в "елочку". Часть стены — той, что напротив входной двери — закрыта тяжелыми сборчатыми шторами. Из мебели солидный двухтумбовый письменный стол, к которому под прямым углом приставлен еще один, крытый зеленым сукном; по обе стороны его стоят стулья с высокими спинками. В противоположном углу кабинета низкий столик и два кожаных кресла. Поскольку окон в помещении нет, предусмотрено искусственное освещение. Сейчас, в данную минуту, подсвечен потолок (самих источников света не видно). Мягкий и ровный свет с янтарным оттенком также исходит от пространства стен между панелями и потолком. На стене — за спиной у начальника Спецотдела — висит репродукция картины русского художника В.И. Сурикова "Утро стрелецкой казни". И это тоже явно не случайный выбор.

— Ну, чего застыли, как римские статуи?! — пробасил полковник. — Присаживайтесь, товарищи офицеры, начнем разбор полетов.

Левашов уселся в свое кресло. Сотрудники, уловив его жест, устроились на стульях за приставным столом — столом для совещаний — по левую руку от начальника. Сотник, соблюдая субординацию, намеревался сесть на второй стул. С тем расчетом, чтобы старший по званию напарник сидел ближе к начальству... Но Левашов заставил их поменяться местами, так что именно Сотник теперь сидел ближе к нему, по левую руку от полковника.

Когда они вошли в кабинет, Валерий сразу же обратил внимание на то, что у Левашова — гость. Тот сидел спиной к явившимся по вызову начальства сотрудникам, пока полковник держал их — минуты две или три — у двери, поставив по стойке "смирно".

И, как казалось, не обращал на вновь прибывших никакого внимания. Он даже не обернулся, не полюбопытствовал, кого это именно из сотрудников глава Спецотдела вызвал на ковер, кого он собирается "пропесочить".

Но теперь, когда Валерий сидел напротив этого человека, он смог наконец хорошенько его разглядеть. Это был мужчина весьма преклонного возраста, если не сказать — старик. Роста он, по-видимому, среднего (когда человек сидит, не всегда определишь его ростовые параметры). Худощавый, несколько сутуловатый, подсушенный прожитыми годами; надетые на нем светлая рубашка без галстука и нейтральной серой расцветки пиджак кажутся чуть великоватыми. Коротко остриженные седые волосы. Даже не седые, а какие-то желтоватые, тонкие, как пушок... Тонкая, оттенка слоновой кости со следами пигментации кожа туго натянута на скулах, на лбу залегли глубокие продольные морщины. Из-под седых бровей на удивление молодо смотрят глаза — взгляд их живой, пристальный, заинтересованный.

Кто он, как говорят нынче, "по жизни"? Более всего похож на отставного военного, какого-нибудь полковника или даже генерала в отставке. В пользу этой догадки говорит его выправка, то, как он сидит, пытаясь распрямить спину, как не дает — во всяком случае, на людях — времени, прожитым годам согнуть его, превратить в дряхлого старца.

И еще в нем есть, пожалуй, что-то аристократическое; прямой нос с чуть заметной горбинкой, горделивая посадка головы, сама манера поведения дают основание для такого умозаключения.

Этому человеку, — гостю Левашева — по меньшей мере, лет восемьдесят. А может, и все девяносто, кто знает. В какой-то момент их взгляды, взгляд рослого шатена, отлично подготовленного тренированного молодого человека в самом расцвете его жизненных сил, и взгляд многое повидавшего, доживающего свой век старика — пересеклись, примагнитились...

— Ах да, — спохватился Левашов. — Я же забыл вас представить. Товарищи офицеры...

Увидев, что сотрудники встали с занятых только что мест, полковник махнул рукой.

— Садитесь! Михаил Андреевич... наш многолетний консультант. Капитан Зимин... Старший лейтенант Сотник.

Пожилой мужчина легким, но акцентированным кивком поприветствовал по очереди обоих молодых спецслужбистов.

— Михаил Андреевич будет присутствовать при нашем разговоре, — сказал Левашов. — Он имеет соответствующий допуск. Прошу отвечать на мои вопросы, а также на вопросы нашего консультанта четко, исчерпывающе, а главное — правдиво.

Начальник Спецотдела открыл верхний ящик стола. Не глядя, извлек оттуда сброшюрованный, пронумерованный, прошитый, с печатью на сургуче на предпоследней странице, оформленный по всем правилам делопроизводства служебный журнал.

Положил сверху пятерню, постучал задумчиво пальцем с коротко остриженным ногтем по твердой переплетной обложке. На которой — посередке, в двух графах — черным маркером было записано:

Журнал дежурства

Пост ?3

Полковник раскрыл журнал в нужном месте, воспользовавшись закладкой. Пробежал глазами — уже не в первый раз за сегодня — оставленные Зиминым и Сотником записи.

Эти двое заступили на дежурство ровно в двадцать один час второго мая (но приехали на место, понятно, минут на десять раньше). Пара их коллег, дежуривших в Вознесенском переулке в первой половине дня, были отозваны Центральной и перенаправлены к другому объекту. Обычное двенадцатичасовое дежурство. Причем, лишь треть его эти двое, Зимин и Сотник, провели в зоне ответственности Третьего поста. Во втором часу ночи Центральная по рации перенаправила их в другую часть города. В точку, где они продолжали оставаться все оставшееся до окончания дежурства время.

В журнале этом есть несколько размеченных вертикальными линиями граф. Там, где следует, Зимин вписал номер транспорта ВГРТК, время выезда оного с объекта, — ровно 21.00 — а также прописал маршрут перемещения, место и время остановки, время возвращения на объект в Вознесенском. В графе "Происшествия" Журнала дежурства поста ?3 Зимин поставил прочерк.

Иными словами, никаких "чрезвычайных происшествий", по мнению старшего дежурной бригады во время их нахождения в зоне данного поста — не было.

Запись, сделанная более молодым по возрасту сотрудником по окончанию дежурства, занимает почти целую страницу.

Под ней, под этой записью, сделанной аккуратным почерком, — похожими на прописные буквами — содержится приписка:

По окончанию деж-ва лично осуществил стандартную процедуру проверки приборных показаний. Никаких отклонений не отфиксировал. Сведения, изложенные т. Сотником выше, не соответствуют действительности.

К-н Зимин.

— Не соответствуют действительности, — вслух повторил полковник. — Сотник, надеюсь, вы понимаете, что запись, сделанная вами... Это...

Левашов покосился на консультанта; вероятно, подбирал слова взамен вертящихся на языке сильных выражений.

— Это бред сумасшедшего, — процедил Зимин.

— Ни в какие рамки не лезет, — покосившись на Зимина, пробасил начальник. — Можете ли вы доказать, товарищ Сотник... что то, о чем вы сделали запись в журнале — правда, а не ваши досужие выдумки?

— Никак нет. Не могу.

— Ладно... давай без этой казенной официальщины! Говори человеческим языком! Ты сам-то видеозапись просматривал?

— Так точно.

— А что сказал ты, Зимин, когда коллега поставил тебя в известность о своих наблюдениях?

— О своих видениях, — угрюмо сказал Зимин. — Сказал, что ему... то есть, Сотнику — примерещилось! Что я ничего такого эдакого не видел!

— Продолжай!

— Я ведь лично, товарищ полковник, писал на камеру их выезд! Собственноручно вел запись! Мы еще ночью просмотрели кассету...

— И на ней ничего нет?

— Ничего из того, о чем записал Сотник.

Левашов вновь задумчиво огладил гладкую, как бильярдный шар, голову.

— Наши люди из технического подотдела отсмотрели эти материалы, — сказал он, выдержав паузу. — Просмотрели видеофайл, отснятый во время дежурства вами, Зимин...

— Я камеру вообще не выключал! — торопливо произнес Зимин. — Строго по инструкции!

— ...и другую запись, от "регистратора" вашей служебной машины. Особое внимание эксперты обращали на временные отрезки, которые указаны в записи товарищем Сотником.

Полковник смотрел теперь на самого младшего по возрасту и званию в их компании.

— Скажу больше, — продолжил он. — Мы по своим каналам затребовали информацию от городских служб, от центров видеонаблюдения... А также от иных компетентных структур. В районе Вознесенского, Леонтьевского и Тверской площади работают в круглосуточном режиме десятки телекамер. Так вот. Событие, о котором вы написали в журнале, Сотник, не зафиксировано ни одной из этих следящих камер. Вы меня слышите?

— Так точно.

Увидев, что Сотник поднялся на ноги, полковник жестом велел ему сесть обратно на стул. Затем продолжил:

— Сотрудники милиции и дорожных служб, дежуривших вчера вечером и ночью в том районе, ни словом не упомянули о ЧП...

— Этого события нет ни в сводках, ни в новостных сюжетах! — воспользовавшись сделанной начальником паузой, дополнил Зимин. — Как бы он мог, этот синий "фолькс", отъехать, если... если там закрыто движение! И выезды все перекрыты! И, опять же, мы... хотя будет лучше, если стану говорить о себе... я ведь с этого транспорта глаз не спускал! Да и на камерах, в том числе и наших, моей и "регистратора", нет этого события!

— Чего молчишь, Сотник?! — Полковник уставился на своего молодого подчиненного. — Сидишь тут... как в рот воды набрал.

— А что говорить? Получается, что я врун, что я — фантазер. Выходит, что все, о чем я написал в журнале — "бред сумасшедшего"?!

— Так и есть, — процедил Зимин. — Всё это выдумки, от начала до конца. Бред! Чушь собачья. Вот только не знаю, зачем ты все это присочинил...

— Помолчи, Зимин! — прикрикнул на него начальник. — И без тебя найдется кому и какие давать оценки! А кому и выдать "люлей"!

В этот момент — довольно неожиданно, по крайней мере, для Сотника — включился в разговор четвертый из их компании. Голос, прозвучавший в кабинете, был начисто лишен старческих дребезжащих ноток. Если бы Сотник не видел перед собой этого сухощавого старика, подумал бы, что заговорил мужчина среднего возраста. Причем, хорошо поставленным голосом.

— Будет правильно, если товарищ Зимин обождет за дверью, — сказал Авакумов.

Левашов, посмотрев на него, почтительно кивнул. Потом перевел взгляд на сотрудника.

— Обожди в предбаннике, Зимин.

Тот, бросив напоследок косой взгляд на напарника, выбрался из-за стола и направился к выходу.

Из-под седых бровей на Сотника смотрели глаза этого весьма немолодого человека — взгляд был проникающий, просвечивающий.

— Мы читали вашу запись, Сотник, — Михаил Андреевич употребил местоимение "мы" с такой интонацией, как будто речь шла не только о присутствующих здесь. — Мы нашли ее довольно необычной. Такого рода события, или, если угодно, их фиксация, даже для нашего... даже для нашего отдела — большая редкость.

Говорил он неторопливо, рассудительно, спокойно; в своем преклонном возрасте мастерски управлялся с дыханием. Сотник смотрел ему в глаза, вслушивался в каждое слово. Этот человек располагает к себе сразу. Вернее сказать, он, похоже, располагает ключиками ко многим человеческим душам. И точно знает, в какой момент пускать в ход ту или иную отмычку.

"Будь осторожен, Валера, — пронеслось в голове. — Этот дедуля весьма непрост..."

— Что еще, Сотник, кроме отмеченного вами в журнале, вы увидели? Ну, или ощутили, скажем так, в момент описанного вами события?

— Говорить следует правду и только правду! — уточнил Левашов.

Сотник некоторое время молчал, собираясь с мыслями. У него возникло странное ощущение. Оно, если коротко, заключается в том, что он, во-первых, не мог сейчас отмолчаться, или отговориться как-то. А во-вторых, всё, о чем он собирается сказать — и вот-вот расскажет — уже им известно.

Он стал рассказывать о полосе мрака, в которую он — или они с Зиминым? — угодил, когда погнался за этим синим "фольксвагеном". О тех странных ощущениях, которые тогда пережил, о "светлячках", или искорках, или золотистых пчелах, которые появились в этой странной темноте, об огненном вихре, взметнувшемся впереди, почти у самого капота... О прожигающем темень, как пламя бумагу, сдвоенном золотисто-оранжевом следе, про который он подумал, что это — след шин оторвавшегося от него транспорта с эмблемой ВГРТК на бортах.

Не забыл рассказать о запахе мяты, который уловили его ноздри.

И, наконец, поведал о том, как, не выдержав напряжения, не совладав с подступившими страхами, утопил в пол педаль тормоза, одновременно дернув ручник.

— Прекрасное описание, — задумчиво сказал Михаил Андреевич, когда Сотник закончил свой доклад. — Превосходное... Жаль, что в реальности ничего этого не было. Вернее... — он пожевал сухими губами, подбирая верную формулировку, — такого не должно быть.

Авакумов посмотрел на начальника Спецотдела. Левашов выглядел несколько смущенным, каким-то озадаченным (что редкость для такой властной натуры). Полковник убрал журнал в ящик стола. Огладив механическим жестом блестящую лысину, пробасил:

— Отправим его к доктору?

— Хм... — старик бросил на него задумчивый взгляд. — Так уж сразу и к доктору?

— Пусть его осмотрит!

— А я бы с этим не торопился.

Сотник кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.

— Что-то хочешь сказать? — поинтересовался начальник.

— Я, товарищ полковник, не напрашивался... на это новое место службы!

— Знаю. И что?

— Как это — "что"? Я подавал рапорт своему руководству с просьбой оставить меня в спецподразделении.

— И это мне известно.

— Повторяю, я не горел желанием переходить в ваш отдел. Не напрашивался!

— А к нам, Сотник, невозможно "напроситься".

— Если есть мнение, что меня надо показать доктору... — На скулах у Сотника перекатились желваки. — Если во мне видят то ли лгуна, то ли не совсем нормального в психическом плане субъекта...

— Не совсем нормального, — задумчиво произнес старик. — Так, так...

— То почему бы... — Сотник, несколько сбившись из-за прозвучавшей только что реплики, все же нашел в себе силы и озвучил свою мысль полностью. — То почему бы, товарищ полковник, не принять соответствующее решение? Я с удовольствием вернусь в свое подразделение!

— В подразделение "Вымпел"?

— Туда, где прослужил три года и где меня не держат за "шизика", — уточнил Сотник. — А вы возьмете в штат другого человека. Кого нибудь более подходящего для той работы, которой занимаетесь.

Левашовым и "консультант" вновь обменялись многозначительными взглядами.

— Может, все-таки отправим к доктору, Михаил Андреевич?

— А если произойдет активация?

— Шанс один из миллиона...

— Согласен. Но и такой вариант мы не можем не принимать в расчет.

Сотник удивленно посмотрел на консультанта — о чем это он? Какая такая "активация"? Может, им обоим, начальнику Спецотдела и его древнему, как египетская мумия, гостю, самим надо обратиться к врачу?

В кабинет без стука вошел оперативный дежурный по Спецотделу.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Что у тебя? Не видишь, мы заняты?!

— Вы распорядились докладывать о всех заявках от Третьей редакции!

— Докладывай.

— Только что они дали запрос на "Центральную"! Сообщили о времени выезда и о своем маршруте.

— Так... Куда именно направляются?

— В Южный округ.

— Промежуточный?

— Ленинский проспект.

— Можешь быть свободен!

Когда дежурный вышел, закрыв за собой дверь, Левашов посмотрел на свои наручные часы. Старик тоже поднял манжет рубашки; его запястье с пигментированной кожей обливает узкий коричневатый кожаный браслет с какими-то не самыми дешевыми часами.

— Это довольно нетипично, чтобы они сами подавали заявку на проезд, — пробасил Левашов. — Михаил Андреевич, вы думаете о том же, о чем и я?

— Очень хорошо, — сказал консультант. — Вполне успеют.

Левашов утопил пальцем кнопку селектора.

— Зимина ко мне!

Вновь распахнулась дверь; дежурный пропустил в кабинет дожидавшегося в предбаннике сотрудника. Левашов поднялся из-за

стола; Сотник тоже встал.

— Зимин, отправляйтесь на задание! — распорядился полковник. — Состав бригады прежний — вы и Сотник! Маршрут и необходимые подробности у дежурного, связь через "Центральную"!

Г Л А В А 7

Южный округ Москвы.

Логинов брел от станции метро "Баррикадная" по правой стороне Перервы в сторону дома, где он снимает "двушку". Он шел, не замечая никого и ничего вокруг себя. Он чувствовал себя опустошенным. Весь выплеснулся; потратил на сегодняшнюю рискованную — и почти безумную — затею, кажется, все свои силы. Выжат, как лимон.

Миновав по полудужию тротуара площадь Артема Боровика, Логинов углубился в городской квартал. Вокруг громоздятся разноцветные, но, в сущности, безликие здания. Творения современной урбанистической архитектуры, причем, не из лучших образцов. В одном из этих жилых многоэтажных домов он снимает по договору аренды квартиру. Зарабатывает он в последнее время очень неплохо, поэтому может себе позволить.

"Кстати, Дэн, а куда деваются заработанные тобою средства? — подумалось вдруг (он даже приостановился, так поразила эта пришедшая вдруг в голову мысль). — Сколько у тебя средств на балансе? Сколько денег и в какой валюте хранится на твоих банковских счетах? Правильно ли ты их расходуешь?"

Логинов покачал головой: "совсем ты, Дэн, оторвался от реальности..."

Сейчас, когда он измотан физически и морально, когда его голова пуста, когда она не просто пуста, но и трещит, как с похмелья, он не может найти ответы на самые простейшие, казалось бы, вопросы.

Дэн едва не миновал маркет, в котором имеется банкомат. Магазин расположен на первом этаже того самого здания, в последнем, конечном подъезде которого он снимает квартиру. В этом маркете он обычно покупает продукты — овощи, сок, хлеб.

Логинов сунул в прорезь банкомата карточку. Не без труда вспомнив пин-код, набрал его. Вот это да... на его счету всего двести пятьдесят рублей?!

Дэн проверил вторую карту. На ней вообще нет ничего. В его кожаном портмоне нашлось всего три сотенные купюры. Итак, у него при себе триста рублей и какая-то мелочь. Он почесал затылок. Паршиво. Занятый своими делами, он упустил из виду денежные вопросы. Такое невнимание, такое небрежение к материальной стороне жизни, может ему аукнуться.

Логинов не стал снимать жалкий остаток с карточки, те сами двести пятьдесят рублей. Все равно это не решит всех его проблем.

Ладно, — подумалось — побыстрей бы добраться сейчас до дома. Можно, конечно, устроиться где-нибудь в кафе, или просто на лавочке. Раскрыть ноут и скоммутироваться с е-банком, где у него должна быть какая-то наличность. Перекинуть деньги со счета на счет, снять наличку в ближайшем банкомате...

Но все ж будет проще и комфортней производить эти операции не на улице, а находясь в домашней обстановке.

Тем более, стоит поспешить, что его, судя по звонку, в самом адресе сейчас ожидает Роман Константинович, владелец квартиры, которую снимает Логинов.

Дэн остановился у двери парадного. С усилием потер ладонью лоб. В ушах звонко стучат молоточки; голова немного кружится; он ощущает какую-то странную слабость, во рту и в горле полынная сухость. Что-то с ним неладное творится. Как-то его серьезно клинит сейчас. Уффф... Вот, не может даже вспомнить простенькую комбинацию из четырех цифр — номер замка домовой двери.

Логинов полез в карман за ключами. В следующее мгновение открылась дверь подъезда; оттуда показался какой-то пожилой сухощавый мужчина в плаще. Опираясь на тросточку, ветеран проследовал мимо застывшего у парадной рослого парня в джинсовой куртке и клетчатой рубахе, с плеча которого свисает чехол с ноутом. При этом что-то негромко произнес, но что именно, Логинов не расслышал.

— Код забыл... — пробормотал Дэн. — Надо же.

— Забыл, — прозвучал в его ушах, перекрывая частый стук серебряных молоточков, чей-то голос. — Надо же...

Логинов успел придержать рукой дверь парадной прежде, чем она захлопнулась. Он обернулся; почему-то захотелось еще раз посмотреть на старика, который только что вышел из подъезда. Несколько секунд Дэн с удивлением разглядывал двор, но седого мужчины с палочкой — не увидел. Не исключено, что тот попросту ему примерещился.

В подъезде было прохладно; если не сказать — холодно. Даже парок изо рта стал вырываться. На улице, кстати, тоже не вот чтоб жарко, градусов пятнадцать. Но когда он вошел в подъезд, показалось, что очутился в погребе-леднике, настолько заметен был перепад температуры.

Дэн проверил свой почтовый ящик. Странно... Он обычно заполнен разным бумажным хламом. Преимущественно, рекламной мишурой, среди которой приходится время от времени выуживать бланки платежек за коммуналку. Если не открывать ящик и не выгребать бумажный мусор, то через неделю, максимум, декаду, в щель для корреспонденции даже открытки не просунешь. Дэн не проверял его — и не чистил — давненько. Последних пару недель точно его не открывал. А может, Роман Константинович, владелец квартиры, открыл ящик своим ключом? И выгреб оттуда все, включая просроченные платежки за коммунальные услуги?

Как бы то ни было, ящик с номером квартиры — ?234 — был пуст, если не считать прилепившегося к внутренней стенке небольшого, в четверть формата А4 листка бумаги. Дэн поддел ногтем листок, в верхней части которого изображен некий символ, напоминающий "Всевидящий глаз". Взял кончиками пальцев, посмотрел, что там написано. "Центр восстановления зрения"... Частная офтальмологическая клиника... Проверка зрения... Лучшие окулисты... Адрес... Ерунда какая-то, бумажный спам.

Логинов, направляясь к лифту, механически смял в пальцах этот рекламный листок. Урны здесь нет, а бросать под ноги не хотелось. Скомканную в шарик бумажку он сунул в карман, чтобы не мусорить в подъезде.

Открылись двери лифта. Одна из стенок его украшена граффити — два намалеванных струей из баллончика человечка, держащихся за руки; у одного — одной, вернее — прорисованы юбка и косички. Это изображение ему знакомо, оно не первый день красуется здесь, в кабинке. Как знакомо и то, что две кнопки лифта, пластиковые кнопки, кто-то прожег огнем зажигалки или спичками; так что цифры 6 и 9 на этих почерневших закопченных кнопках практически не видны.

Дэн утопил одну из этих поврежденных каким-то юный вандалом кнопок — ему на девятый. Вскоре лифт, дернувшись, остановился. Логинов подошел к крайней слева на лестничной площадке двери — металлическая сейфовая дверь вишневого цвета с глазком и тремя серебристыми цифирками — 234. Он вытащил из кармана небольшую связку ключей. Вставил один из них в замочную скважину. Вернее, попытался вставить — ключ от английского замка (верхнего), не вошел даже до половины... Что за ерунда?!

"Вот это номер! — промелькнуло в голове. — Похоже, хозяин поменял замки..."

Дэн утопил кнопку дверного звонка. Хоть убей, он не мог сейчас вспомнить мелодию... но это точно была не та заливистая соловьиная трель, которую он сейчас слышит.

— Иду!.. — послышался из-за двери женский голос. — Да иду же!..

Логинов весь подался вперед; его яркие синие глаза распахнулись; губы сами, казалось, расплылись в улыбке.

— Коля, мог бы и сам открыть! — донеслось из-за двери. — Я в душе была...

"Какой такой Коля? — пронеслось в голове у Дэна. — Почему — "Коля?"

В следующее мгновение послышался звук отпираемого замка.

Далее последовала немая сценка. Логинов изумленно — улыбка все еще не сошла с лица — смотрел на открывшую дверь молодую женщину. На ней банный халат, волосы мокрые, сама она босая... Но это все отдельные детали, выхваченные глазом. Когда они сложились в целое, превратились в некую общую картинку, Даниил Логинов понял, что он видит эту дамочку — впервые.

Та, в свою очередь, удивленно уставилась на парня, позвонившего в дверь ее квартиры. Похоже, она ожидала увидеть кого-то другого.

— А вы кто? — спросил Логинов.

— А вы кто? — не найдя ничего лучшего, как отзеркалить, вопросила женщина в халатике.

— Я здесь живу, — сказал Дэн.

— Вы ошиблись адресом! — выпалила женщина. — Это я здесь живу!

— Подождите! — Дэн успел выставить ногу, не дав ей захлопнуть дверь. — Постойте же! Вы кто такая?! Вас Роман Константинович сюда запустил?

— Что?! Что вы себе позволяете, молодой человек?! — В глазах у женщины промелькнуло нечто... то ли страх, то ли растерянность. — Эй!.. я позвоню в полицию! Я буду кричать!!

— Да подождите вы "караул" кричать! Видите ли...

— Убери ногу!

— Я снимаю... ну или снимал... эту вот квартиру!

— Ногу убери, кому сказано!

— Именно эту — номер два-три-четыре!

Женщине удалось накинуть цепочку, благо визитер не пытался силком проникнуть в жилище, но лишь не позволил запереть дверь, защелкнуть ее на замок.

— Послушайте, здесь какое-то недоразумение, — торопливо произнес Дэн. — Позовите Романа Константиновича! Где он?! Он мне недавно звонил!

— А я вот сейчас позвоню в полицию! — крикнула женщина. — Уже звоню!!

Она и вправду — понадеявшись на крепость дверной цепочки — метнулась из коридора в другую комнату. Наверное, за сотовым.

Логинов крикнул:

— Эй... Как вас там? Дайте мне хоть вещи забрать!! У меня здесь оставлена дорогостоящая аппаратура!

— Убирайтесь! — донеслось из глубины квартиры. — Я звоню мужу! И в полицию — тоже!!

— Вы лучше позвоните Роману Константиновичу!.. Вы меня слышите?! Позвоните собственнику квартиры, если вы мне не верите!

То, что он видел сейчас через узкий дверной проем, перехлестнутый цепочкой из нержавеющей стали, которая не позволяет открыть дверь полностью, ему сильно не понравилось. Более того. Увиденное удивило его, очень сильно озадачило.

Дело в том, что освещенная бра прихожая выглядит совсем не так, как он ее помнил. Всё здесь устроено как-то иначе; все чужое, незнакомое, от пола, покрытия стен до потолка и этого самого включенного бра.

"Да что же это такое?! — Он проглотил подступивший к горлу комок. — Что происходит? Похоже, Дэн, у тебя крыша едет..."

За спиной послышался звук поднимающегося лифта. Кабина остановилась на девятом. Лязгнули, расходясь в стороны, половинки дверок. Логинов обернулся на звук; из лифта вышел крепкий, почти двухметрового роста мужчина, в солнцезащитных очках и в темном костюме. Дэн изумленно уставился на него, пытаясь сообразить, что бы это — то есть, появление данного субъекта — могло бы означать.

Мужчина подошел к нему, сграбастал за шиворот и рывком отдернул от двери. Наверное, именно его, этого громилу, ждала девушка, когда открыла дверь, не переспросив и не заглянув в глазок.

— Эй!.. полегче! — крикнул Логинов. — Я тут живу... в этой самой квартире!

Распахнулась дверь; на пороге стояла уже знакомая ему молодая женщина в банном халате, с раскрасневшимся, влажным после душа лицом.

— Что это за дела? — процедил верзила, удерживая Логинова за воротник куртки. — Ты его знаешь? Почему дверь нараспашку?!!

— Коля... я думал, что ты звонишь в дверь! Открыла...

— Сама открыла?

— Он ключом ковырялся в замке! А я подумала... решила, что это ты... и что верхний замок у нас опять барахлит.

— И что было потом?

— А он, вот этот... псих, — женщина указала пальцем с ярко-алым маникюром на Логинова — он попытался ворваться к нам в квартиру!

Верзила развернул свою добычу. Удерживая парня уже не за ворот джинсовки, а за предплечье, заглянул в его побледневшее лицо.

— Ты кто такой?! И почему ломишься в наш адрес?

Логинов, проглотив сухой комок, сказал:

— Вообще-то я здесь живу.

— Че-его?! Ну ты и наглец!..

— Я эту квартиру снимаю. Мне ее владелец этой двушки сдает... Роман Константинович его зовут. Знаете такого?

— Коля, я звоню в полицию, — подала реплику женщина. — Может, он квартирный вор?

— Неохота с полицией связываться, — процедил верзила. — Заяву придется писать... Потом еще ходить к ним, давать показания.

— Ну так вышвырни его! Спусти по лестнице! И пусть хоть еще раз попробует сюда нос показать!..

Верзила потащил Логинова к лестнице.

— Слышал ты... наркоша долбанный?! Еще раз тебя здесь увижу... в этом вот адресе... я тебе тогда башку сверну!

Логинов и сам не заметил, как оказался на лестничной площадке уже между первым и вторым этажом. Его пошатывало; он остановился, держась рукой за перила. Достал из кармана куртки сотовый. Сделал обратный набор по последнему принятому звонку. В трубке послышался механический голос: "Абонент находится вне зоны доступа..."

Едва он сбросил набор, как смартфон — запиликал. Дэн поднес к уху трубку. Торопливо, срывающимся голосом произнес:

— Роман Константинович... ну что же это такое?! Я не понимаю...

— Минутку, — прозвучал в трубке мужской голос. — Это Логинов?

— Да, Логинов, кто ж еще! Это вы, Роман Константинович?

— Нет... вы ошиблись... Господин Логинов, я по делу вам звоню.

— По делу? По какому такому делу?

— С вами говорит директор по персоналу АйТи фирмы...

Мужчина произнес какое-то название, которого Дэн — из-за звонко стучащих в ушах молоточков — толком не расслышал.

— Вы меня слушаете, Логинов?

— Не понимаю... Кто вы? Что вам нужно?

— Вы прошли тесты, Логинов. Отмечу, что вы не вполне справились со всем массивом задания... Но тот уровень, что вы продемонстрировали, нас устраивает.

— Тесты? Не понимаю, о чем вы.

— Вам нужна хорошая работа? Есть интересный проект — как раз для вас.

— Хм... даже не знаю, что сказать. Как-то все это очень неожиданно.

— У нас хорошие условия, Даниил. Имеется в виду... для творческого развития, для дальнейшего совершенствования. Таких условий вы нигде более не найдете.

В другой день, не такой странный, как нынешний, Логинов счел бы этот звонок за чью-то шутку. Или подумал бы, что произошла какая-то ошибка. И не мог припомнить, чтобы давал какие-то объявления в этом плане, не говоря уже о том, чтобы рассылать свое CV.

Сложись сегодняшний день иначе, он бы, пожалуй, не стал бы продолжать разговор с этим прозвонившим — и откуда только узнал его номер? — "рекрутером". Он ведь одиночка, он — фрилансер, причем, хорошо зарабатывающий на "аутсорсинге". Короче говоря, он не искал постоянной работы. Однако, вспомнив, что он оказался без денег и даже — как выяснилось — без жилья, Дэн решил продолжить этот разговор.

— Могу я узнать... базовые условия?

— Что именно вас интересует? — вежливо переспросил звонивший. — Должно быть, материальные условия? Какова у нас зарплата и что входит в "пакет"?

— Ну да... Например — это. Сколько вы платите "скриптеру"... эмм... достаточно высокой квалификации? Какова "ставка" такого специалиста в вашей фирме? И готовы ли вы выплатить...эмм... аванс ? Ну, или "подъемные"?

— У нас нет ни твердых ставок по зарплате, ни даже платежной ведомости.

Дэн прерывисто вздохнул.

— Дальше можете не продолжать. Работа стажера или ученика с испытательным сроком мне не подходит.

— Это почему же?

— Потому что мне нужны наличные. Я... как бы это подоходчивей сказать...

— Вы оказались на мели?

— Я в настоящий момент нуждаюсь в деньгах, — сухо произнес Логинов. — И, думается, сумею заработать их в другом месте... Так что всего доброго. И спасибо за звонок.

— Минутку, — донеслось из трубки. — Вы еще на связи, Логинов?

— Мне кажется, мы уже закончили?

— Вы меня не так поняли. Если вы будете приняты на работу, денежные проблемы будут решены. То есть, будут сняты полностью и в кратчайший срок.

— Хм... Аванс, значит, дадите? Могу я узнать, на какую сумму конкретно я могу рассчитывать?

— На любую... в пределах разумного. Но это вопрос второстепенный. Наши сотрудники — повторюсь — не получают твердого оклада, поскольку в этом нет необходимости. Фирма решает все вопросы, в том числе, и денежные.

— Звучит привлекательно... Хотя лично я с таким впервые сталкиваюсь. Но...

— Еще какие-то проблемы?

— Нет... То есть — да.

— Говорите, не стесняйтесь.

— Вот только что выяснилось, что... что мне негде жить. Я снимал двухкомнатную квартиру...

— Можете не продолжать. Вопрос с проживанием решим в рабочем порядке.

Как насчет встречи?

— Сегодня вряд ли смогу...

— Как говорят знающие люди: "time is money!"

Логинов на короткое время задумался, взвешивая все pro et contra. Сегодняшний день, кажется, обещает стать самым необычным днем в его жизни. И это при том, что в ней и без того уже случилось немало необычного.

— Может, завтра встретимся? Сейчас уже позднее время...

— Для нас утро, день или вечер — без разницы, — сказал собеседник. — Мы работаем двадцать четыре часа в сутки, без выходных.

— Как вас можно найти? Назовите адрес офиса.

— Нас не нужно искать, — в словах рекрутера Логинову почудились какие-то странные интонации. — Я уже выслал за вами транспорт.

— Но...

Логинов опешил; вот откуда, спрашивается, они знают, где он находится?..

— Более того, вас уже ожидает машина.

— Меня?

— Вас, Логинов. Микроавтобус вас устроит? Или прислать статусный лимузин?

— Эмм... Мне все равно. Я мог бы и сам к вам приехать.

— Скромность украшает мужчину... умного мужчину. Выходите во двор, Логинов. Там вы увидите микроавтобус синего цвета — его прислали за вами.

Обещанный рекрутером "вэн" и вправду ожидал Логинова у самого парадного. Это был микроавтобус Volkswagen с тонированными стеклами и надписью ВГРТК на борту. Дэн снял чехол с лэптопом с плеча и взял его под мышку. Открыл боковую люковую дверку; хотел было уже забраться в салон, но, увидев, кто там сидит — отшатнулся.

— Смелее! — сказал, обернувшись к нему, крепыш в темном костюме (он располагался в кресле водителя). — Садись же, чего застыл? — На лице "Коли" появилось некое подобие дружеской улыбки. — Как видишь, тут все свои.

— Присаживайтесь, Логинов! — сухо произнес сидящий на заднем сидении человек в черной одежде и в черных круглых очках. — Time is money!

Дэн, крутанувшись на пятках, метнулся прочь от микроавтобуса, прочь от этой странной парочки!.. Он несся через двор, прижимая локтем к ребрам, в которые бухает сердце, свой ноут в чехле. Бежал, хватая отрытым ртом воздух — по тротуару вдоль вытянувшегося на полквартала дома!.. Признаться, Логинов и сам не понимал, что это на него вдруг нашло?! И почему он так резко подорвался, что именно послужило причиной паники!..

Дэн наконец достиг угла этого длинного многоэтажного дома. И со всего маху врезался — как в стену — в грудь верзилы.

— Неплохо бегаешь, как для программера, — сказал тот. — Но все равно недостаточно быстр! Ну всё, всё, парень, угомонись! Хватит чудить.

"Коля" выдернул у него из под мышки сумку с ноутом. Взял Логинова, как будто тот был не взрослый парень, а ребенок, за руку. Подвел к синему фургону с тонированными стеклами, припаркованному здесь же, у торца дома. Открыл боковой люк и аккуратно — легонько подтолкнув в спину — втолкнул все еще не пришедшего в себя парня в салон.

Г Л А В А 8

Где-то в Москве.

Вечер, час пик.

Некоторое время в салоне царила тишина. Дэн обратил внимание на одну странную — как минимум одну — деталь: как только водитель тронулся с места, окна транспорта стали непроницаемыми.

Ни в переднем, ни в боковых стеклах не видно ровным счетом ничего. Температура в салоне ощутимо упала; его внутренности теперь освещались лишь бликами экрана и огоньками приборной доски.

Дэн потрогал пальцами ближнее к нему стекло. Оно было холодным на ощупь, но — не заиндевело. Оно не покрылось даже конденсатом, как следовало бы ожидать. Дверка бокового люка заперта каким-то блокирующим механизмом; открыть ее не удается. Логинов покосился на мужчину в черном. Правая рука того покоится на костяной рукояти зажатой меж колен палки; сам он, казалось, был целиком погружен в свои мысли.

— Вы не сдержали свое слово! Вы ведь обещались меня отпустить!..

— Обещал, — бесцветным, лишенным интонаций голосом сказал тот. — И сдержал свое обещание, отпустил вас. Разве не так?

— Тогда... тогда что все это означает? Я полагал, что мы с вами больше никогда не пересечемся!

— А вот этого я вам не обещал. Будьте точны в словах и формулировках, Логинов. Вы ведь не простой обыватель; вы — скриптер, вы работаете со знаками, символами, словами.

— Это вы мне звонили... вот только что?

— Да, я.

— То-то мне показалось, что я этот голос уже где-то слышал. Хотя вы... не знаю вашего имени-отчества... умеете быть разным.

— То же самое, Даниил, могу сказать о вас. Меня зовут Павел Алексеевич.

— Так что все это означает, Павел Алексеевич? Что у нас здесь происходит? И почему вы меня преследуете?

— Задайте эти вопросы самому себе.

— Гм... У меня появились проблемы... Какие-то пробелы в памяти.

— Мне это знакомо, — сказал Редактор. — Ничего страшного. Многие люди живут с купированной памятью. Я бы даже сказал, что таких подавляющее большинство.

— Думаете, память ко мне вернется? То есть, вернется в полном объеме?

— А вот этого я не гарантирую.

Логинов стал тереть пальцами глаза. Он почувствовал вдруг сильное жжение; ощущение такое, как будто в глаза, на слизистую, попал мыльный раствор или шампунь. Или же он сам попал в облако "черемухи"... эта штуковина, что бы оно ни было, действует, как слезоточивый газ.

— Потерпите, Логинов, — сказал Редактор. — Скоро будем на месте.

— Жжет...

— Не нужно тереть глаза! Вы меня слышите?

— Да что ж это такое?! Куда вы меня везете?

— К доктору везем! Прежде, чем предложить вам попробовать себя на новом

рабочем месте, следует показать вас нашему специалисту.

— Алексеич, за нами хвост. — подал реплику водитель. — Сел плотно... Прет за нами... Идет строго по "инверсному"!

— Кто на этот раз? Кто за рулем у них?

— Тот же субъект, что метнулся за нами вчера, во время сеанса.

— Вот как? Насколько он хорош? Он ведь у них новичок?

— Зеленый совсем... всего несколько дней, как на службе у них! Но мужик настырный!. Сообщить Диспетчеру?

— Я сам сообщу, но несколько поздней.

Николай покосился на экран навигатора, на котором наряду с их "точкой" то появлялись, то пропадали еще две.

— И еще кто-то мельтешит! Подождем, пока зачистят поляну?

— Нет, не будем ждать, — сказал Павел Алексеевич. — Посмотрим, кто проявится...

— К доктору, значит? — Николай стал притормаживать. — Ну что ж, — сказал он несколькими мгновениями спустя, — вот мы и на месте.

Дорога от Волынского к указанной точке — Марьино, улица Перерва, двор жилого дома в двух кварталах от станции метро "Братиславская" — отняла даже меньше времени, чем можно было ожидать в это время суток, вечером, в час пик.

За рулем черного BMW-Х5 сидит Сотник. Старший по возрасту и званию коллега расположился в кресле пассажира. Из включенной рации периодически доносятся обрывки переговоров оператора Центральной и экипажей других транспортов Спецотдела, находящихся в это время суток на дежурстве. Извне в салон прорываются привычные звуки огромного городского организма, чьи артерии в этой вечерний час с трудом проталкивают вяло текущие по жилам, порой застревающие тромбами, потоки.

Зимин, определенно, сегодня не в духе. После разговора у начальства держится холодно, отчужденно. Валерий, в свою очередь, переживал, вспоминая в деталях, недавний разговор в кабинете главы Спецотдела. Черный внедорожник, тем временем, свернул с Люблинской на указанную диспетчером "Центральной" улицу. Движение здесь весьма интенсивное, но Сотник как-то умудрялся находить лазейки. Включать проблеск или "крякалку" спецслужбисты не сочли нужным; они поспевают в указанный им адрес точно в тот срок, в тот временной промежуток, что прописан в поданной ВГРТК через коммуникационный центр заявке.

— Ага... вот они! Видишь, впереди!..

Зимин указал пальцем через лобовое стекло на сворачивающий к многоэтажному жилому дому синий микроавтобус.

— Вижу.

— Поворачивай за ними! Только давай без этих твоих фокусов!

Знакомый уже с виду "Фольксваген" — тот самый, за которым они наблюдали вчера — припарковался у самого дальнего подъезда этого вытянутого двенадцатиэтажного дома. Сотник поставил машину у другого подъезда, ближнего. И припарковался он так, чтобы им с Зиминым было удобно наблюдать за приехавшим для каких-то нужд в этот район транспортом одной из московских редакций.

— Если бы ты не записал в журнале дежурства измышленную тобой хрень, мы сейчас, Сотник, отдыхали бы, как люди...

Зимин широко зевнул.

— О-хо-хо... — Он покосился на напарника. — Ну, чего молчишь? Это ведь из-за тебя, сказочник, мы получили, можно сказать, "наряд вне очереди"!

— Так мне что, нужно было соврать? — повернув к нему голову, спросил Сотник. — Скрыть то, что я видел собственными глазами: Так получается?

— Да ни хрена ты не видел! Тебе поблазнилось, Валерий! Привиделось! С новичками такое случается.

— Может, и так. — Сотник пожал плечами. — Может, и правда примерещилось. Есть только одно "но". В должностной инструкции сказано, что в Журнал надо записывать...

— Я знаю, что там сказано, — перебил его напарник. — Но сначала нужно думать головой, а потом уже делать запись! Ферштейн? Андестенд? Понятно я говорю?

— То есть?

— Если ты не можешь доказать факт или событие решительно ничем, кроме собственных слов... Да еще и приборные показания, съемка и все прочее не подтверждают виденного или слышанного тобой... Короче, Сотник... я тебе так скажу. — Зимин направил включенную камеру Canon XL на припаркованный неподалеку синий микроавтобус с тонированными стеклами. — Прежде, чем отвлекать важных людей от их серьезных дел своими фантазиями — сто раз подумай.

Пока спецслужбисты обменивались репликами, водитель "Фольксвагена" успел развернуться. Микроавтобус теперь стоит кормой к ближнему торцу этого длинного многоэтажного дома. И, соответственно, передком к выезду на Перерву, носовой частью к тому углу здания, где на первом этаже функционирует небольшой супермаркет.

Сотник не стал глушить двигатель. Как-то вдруг резко — в секунду! — стемнело. Огни уличного освещения, так же, как и горящие во многих окнах электрические огни заметно потускнели. Но "свет" не выключился полностью, как это было вчера; огни не исчезли, они просто стали менее яркими.

— Зимин... ты не замечаешь ничего необычного?

— Например? — сердито отозвался напарник.

— Что-то с видимостью! Темнеет как-то быстро... и необычно! Тебе не кажется?

— Когда кажется, креститься надо. — Зимин откинулся лопатками на спинку кресла. — Ну да, темнеет... Так вечер же, а не утро!

— Вечер?! — Сотник, глянув на часы, покачал головой. — Ох... ничего себе! Когда мы выехали... я как раз смотрел на часы... времени было без четверти пять.

— Не понял, что конкретно тебя напрягает?

— А сейчас уже... — Сотник, глянув на часы, покачал головой. — Девятый час вечера!..

Зимин, мельком глянув на часы, пожал плечами.

— Обычное дело, — сказал он. — Нас по маршруту вела "Центральная". Иногда, чтобы точно навести на объект, уходит какое-то время.

— Но не столько же?!

— А чему ты так удивляешься? — Зимин протяжно зевнул в кулак. — Вспомни курсантские годы. Когда стоишь дневальным или дежурным по роте, особенно, ночью в "час собаки", время... иногда так кажется... вообще стоит на месте. А вот когда начинается какой-нибудь кипиш, вроде учебной или боевой тревоги, оно, наоборот, ускоряется. Ты понял, что именно я хочу до тебя донести?

— Евгений, мне кажется иногда, что мы говорим на разных языках... Я могу выйти из машины?

— Зачем? По нужде приспичило?

Сотник увидел, как в опустившихся сумерках, слегка разбавленных падающими из окон бликами, из парадного показался некто. Или нечто, поскольку это был зеленовато-серый силуэт, напоминающий очертания человеческой фигуры, но в то же время лишенный, как ему казалось, плоти... Этот силуэт, это странное облачко в форме человеческой фигуры, на глазах у наблюдающего за ним из салона черного внедорожника человека, переместился к припаркованной неподалеку от парадного машине. Затем обогнул ее спереди, после чего вплыл в салон микроавтобуса...

— Евгений!? — не поворачивая головы к напарнику, полушепотом произнес Сотник. — Глянь-ка! Кажется, кто-то из подъезда выбрался!

— Нет, не вижу, — недовольным и каким-то сонным голосом сказал Зимин. — Ну, что там еще тебе привиделось?

Сотник, продолжая наблюдать через лобовое стекло за стоящим в полусотне шагов впереди "вэном", облизнул пересохшие губы.

— Какой-то силуэт...

— Силуэт? Тебе что, дом моды тут?! Ну и на что он похож, этот "силуэт"?

— На что похож? — Сотник замялся, подбирая нужное слово. — Смахивает на призрака!

— Ну, все, приехали!.. — процедил Зимин. — Теперь ему же призраки мерещатся.

— Кстати... тебе не кажется, что в салоне появился сильный запах мяты?

— Наверное, технарь в гараже поменял ароматизатор в нашей машине на новый...

Сотник подался чуть вперед, налегая грудью на баранку — он всматривался в то, что происходило в пространстве, на которое надвинулись эти странные сумерки. Ага! Вот еще один "силуэт" показался из двери парадного! Этот направился прямо к машине... К тому месту, где находится люковая дверь.

— Еще один призрак!

— Ты чего куришь, Сотник?

— Я?.. Вообще-то "Кэмел" курю? А что?

— А мне кажется — травку! Завязывай с этим делом!

— Оп-па! — пробормотал Сотник. — Этот... второй призрак... побежал?! Вот это да! Что будем делать? Какие наши действия, Евгений?

— У тебя глюки, братец! Лично я ничего не вижу, — Зимин потер костяшками пальцев глаза. — Не выспался из-за тебя!..

Сотник, хотя и был весь внимание, хотя и следил за происходящим в оба глаза, все же едва не проморгал момент, когда стартовал — с места в карьер! — стоявший у парадного крайнего подъезда синий "фольксваген"!..

Валерий тоже утопил педаль газа, отчаянно выкручивая, выворачивая баранку руля!

В глаза ударил сноп света! Валерий инстинктивно прикрыл веки; странный этот свет был настолько ярок, настолько проникающий, что превратился, кажется, в свою противоположность, во мрак.

— Сотник... мать твою?!

Напарник, прикрываясь от слепящего света правой рукой, левой попытался выкрутить баранку.

— К-куда?! — голос у Зимина был какой-то странный, дребезжащий, расколотый, как эхо в горах. — Т-тачка в лоб!! Уб-бьемся!!!

И в самом деле, что-то неслось прямо на них! Это нечто надвигалось с большой скоростью, слепя их фарами! Фыркнуло над ухом; раздался какой-то хлопок! Разминулись? Разъехались?! Фухх.... пронесло!

Сотник локтем оттолкнул Зимина; вроде бы не сильно, не вот чтоб попал в лицо или в шею — в предплечье угодил локоть напарнику! Но тот вдруг странно обмяк на переднем сидении. Показалось даже, что потерял сознание.

Вынеслись из полосы мрака (или слепящего света). Видимость неважная, как в густом тумане; но кое-что все же можно разглядеть.

Справа видны нечеткие, смазанные контуры многоэтажного дома. Кажется, это тот самый дом, во внутренний двор которого они въехали, следуя за синим микроавтобусом. Только это не западная его сторона, а другая, где находится супермаркет...

Впереди, всего метрах в двадцати, вдруг обнаружилась корма "фольксвагена". Сотник резко затормозил; но черный внедорожник продолжал двигаться. Вернее — скользить, как скользит вопреки воле водителя под ледяную горку машина с летними нешипованными шинами!

В туманной мгле едва светятся полудужья включенных автомобильных фар. А вот уже видна и сама оживленная городская магистраль; слышны — хотя и скрадено, приглушенно — звуки проносящихся по улице в слитном потоке машин!..

Если он, Сотник, не остановит это скольжение, — а их все еще несет, как по ледяному желобу — если не найдет способ затормозить, или свернуть, то управляемый им внедорожник будет смят, разметан в клочья этим несущимся бурлящим железным потоком!..

Сотник схватился за ручник!.. Но уже в следующее мгновение увидел, как обгоняя его — и тоже скользя недвижимыми колесами по какой-то гладкой скользкой поверхности — мимо пронесся знакомый микроавтобус! Он убрал руку с рычага ручного тормоза: не стал противиться тому, чему должно случиться.

По-видимому, он на какое-то время прикрыл глаза, подобно тому, как прикрывает, заплющивает их человек, который, находясь за рулем практически неуправляемой машины, несется навстречу неминуемой гибели.

По всем признакам, грядущего столкновения было уже не избежать...

В такие отчаянные драматичные мгновения Его величество инстинкт становится сильнее человека, его воли, его желания. И даже сильнее его любопытства.

Когда Сотник очнулся, когда он открыл глаза, то увидел нечто, что напомнило ему произошедшее днем ранее, когда он попытался настичь рванувший из Леонтьевского прямо под колеса военной техники транспорт.

Он обнаружил уже знакомый ему, уже виденный им однажды сдвоенный оранжевый след. Но сама картинка, надо сказать, во многом отличается...

Общим фоном к этой проложенной обогнавшим его "фольксвагеном" колее теперь служит не кромешный мрак, а несколько завуалированный, задрапированный, прикрытый кисеей тумана городской ландшафт. Как и в прошлый раз, он ощущал, — хотя бы по толчкам, по передаваемым пальцам рук, ладоням, лежащим на руле, вибрациям — что они не стоят на месте, что они — движутся. Свидетельством тому и смазанные, проносящиеся с большой скоростью за слегка запотевшими окнами силуэты, нечеткие контуры каких-то строений и городских кварталов... Глаз не успевает выхватывать при такой сумасшедшей скорости отдельные детали, какие-то подробности. В этом пространстве законы физики действуют, по-видимому, как-то иначе. Хотя нельзя исключать и того, что имеет место некая абберация — искажение реальной картины, ошибочность в ее отображении и восприятии из-за ограниченности, несовершенства оптической системы, коей, с известной долей условности, можно считать зрительную систему обычного homo sapiens.

Кстати, о глазах. Сотник вдруг ощутил жжение; на глазах навернулись слезы. Он достал из кармана носовой платок. Вытер глаза, поморгал, приноравливаясь к этим новым для него ощущениям...

Зимин, через грудь которого перехлестнут ремень безопасности, казалось, дремлет в своем кресле. Голова чуть свесилась, глаза хотя и приоткрыты, но, определенно, ничего не видят.

Сдвоенный огненно-золотистый след, оставляемый колесами "Фольксвагена", стал темнеть на глазах, истаивать, как тает, распадается, растворяется в воздухе струя пламени и дыма... А затем и вовсе пропал.

В туманной дымке проклюнулись, проявились темными гранями и округлостями очертания предметов. Видимость несколько улучшилась. Сотник, двигаясь в этой зеленовато-серой полумгле, успел даже выхватить взглядом кое-какие детали городского ландшафта.

Очертания, пусть и нечеткие, пусть и смазанные, городских кварталов по обе стороны магистрали, строго по осевой линии которой движутся синий микроавтобус и плотно севший ему на хвост внедорожник, совпадают с реальными очертаниями кварталов зданий по улице Лобачевского, за Мичуринским проспектом. Но... это ведь уже Западный округ?!

Сотник облизнул пересохшие губы. Ну и как прикажете это понимать? Как ему объяснить происходящее не только себе, — хотя себе прежде всего — но и вышестоящему начальству?..

В распоряжении Сотника не оказалось достаточного времени, чтобы хорошенько все обдумать. Впереди, всего в паре десятков метров, обнаружился синий микроавтобус. Мигнули кормовые огни; водитель включил левый поворот.

Сотник тоже показал поворот влево. Машина на этот раз вела себя послушно; временами — как сквозь вату — был даже слышен звук работающего двигателя.

"Фольксваген", миновав шлагбаум с поднятой стрелой, проехал по короткой асфальтированной дороге к не слишком заметному, — со стороны улицы его скрывают деревья — сравнительно небольшому и симпатичному двухэтажному зданию, имеющему центральную часть с треугольной мансардной крышей и два несколько выступающих крыла. Сотник притормозил; никак не мог решить, что ему дальше делать в этой быстро меняющейся ситуации. "Фолькгсваген", тем временем, миновал выложенную цветной шлифованной плиткой площадку перед зданием, часть которой занимает цветник. И свернул за другой, дальний, угол этого строения, скрывшись из поля зрения Сотника.

Как только Сотник принял решение двинуть вслед за синим вэном — им ведь с Зиминым приказано не спускать глаз с этого транспорта! — послышался секущий воздух свист.

Это опустилась — упала, обрушилась, как тысячекилограммовое лезвие промышленной гильотины, едва не разрубив подкативший слишком близко внедорожник! — некая преграда, которую он поначалу принял за стрелу самого обычного автоматического или управляемого дистанционно шлагбаума.

Г Л А В А 9

— Ну, тогда приехали, — сказал, обернувшись, Николай. — Эй, парень, да ты весь слезами изошел! Надеть на него повязку, Алексеич?

— Зачем же обижать нашего молодого друга, — сказал Редактор. — Мы ведь не какие-то кинднепперы, мы не занимаемся похищением людей. Так что в повязке, думается, нет необходимости.

Логинов провел ладонью по запотевшему стеклу. Зрение к нему еще не вполне вернулось; очертания предметов казались нечеткими, такими, словно он смотрел через расфокусированный объектив или ненастроенный бинокль. Но глаза щипало уже не так сильно, как еще каких-то пару минут назад...

— Куда это вы меня привезли?

— В некоторых компаниях кандидату на соискание должности предлагают пройти медкомиссию. Схожий порядок действует и у нас.

— С какой такой стати я должен проходить медкомиссию?! Мы так с вами, Павел Алексеевич, не договаривались!

— Формальность... но без нее не обойтись. Впрочем, касательно прохождения медкомиссии — это преувеличение. Вас осмотрит наш доктор. Думаю, этого будет достаточно.

Хлопнула передняя дверка. Николай обошел микроавтобус, сдвинул дверь бокового люка.

— Выходи из машины, парень! Давай руку!

— Я сам...

Логинов выбрался из вэна. Прижав чехол с лептопом к груди, уставился на щит, установленный ближе к торцу здания, метрах в пяти от того места, где они остановились. В глазах чуточку рябило, но он всё же смог прочесть надпись на этом рекламном щите: "Центр восстановления зрения". Выше — над этой надписью, сделанной золотистыми буквами на синем фоне — изображен уже знакомый Логинову символ — вписанный в треугольник глаз.

Редактор тоже покинул салон микроавтобуса, причем, без чьей-либо помощи.

— Иногда полезно побыть незрячим, — адресуясь непонятно кому, вполголоса сказал Павел Алексеевич. — Хотя бы несколько минут... чтобы было потом с чем сравнивать.

Они вошли в здание с черного входа. В небольшом светлом коридоре визитеров ожидал мужчина в белом халате и белой шапочке. Ему лет пятьдесят с небольшим. Аккуратная "профессорская" бородка, открытое с живыми умными глазами лицо, приятная, располагающая к себе манера общения. Врач поздоровался за руку со своим давним знакомым. Кивнул охраннику, придерживающему за локоть третьего из их компании. С интересом посмотрел на будущего пациента, парня лет двадцати с небольшим. Затем вновь перевел взгляд на человека в черном; улыбнувшись, сказал:

— Давненько что-то вы не захаживали ко мне, Павел Алексеевич!

— Не было повода, доктор. Вы человек занятой, у вас тут очередь расписана на месяцы вперед.

— Вы же знаете, что для вас я всегда доступен. В особенности — для вас.

— Не хотелось тревожить без веской причины.

— Обращайтесь в любое время дня и ночи.

— Спасибо доктор. Вы, как всегда, очень добры.

— Я в вашем полном распоряжении, Павел Алексеевич.

— Вы не могли бы осмотреть этого юношу?

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас. Дело моё... как и его — не терпит отлагательства. Или вам нужна дополнительная санкция?

— Меня проинформировали, что вы приедете не один. Также меня предуведомили, что вы привезете какого-то интересного молодого человека. — Доктор, немного помолчав, многозначительным тоном прибавил. — Необходимые санкции получены.

— Эй... что здесь происходит?! — подал голос Логинов. — Это вы обо мне, что ли, говорите? Я как бы тоже тут присутствую, не так ли?!

Доктор повернул к нему голову.

— Вы что-то сказали, юноша?

— Куда меня привезли?! Это что... больница?

— Это частная клиника, голубчик. Не волнуйтесь, у нас имеются в наличии все необходимые лицензии и сертификаты.

Доктор глядел на парня ласково, доброжелательно. Но, в то же время, и как-то пытливо, изучающее.

— Как самочувствие? — спросил он. — Глаза щиплет? Жжение? Резь?

— Спасибо, доктор, но мне уже лучше... Как рукой сняло! Знаете, пожалуй, я пойду... у вас и без меня, наверное, пациентов хватает.

Логинов попытался освободить локоть, прихваченный "Колей", но охранник и не подумать выпустить его из цепких объятий.

— Вместе пойдем, молодой человек, — мягко произнес мужчина в белом халате. — Здесь недалеко — подвал у нас под ногами.

Доктор запер дверь черного входа.

— Ну что ж, не будем терять времени. В здании, кроме охранника, сейчас никого нет. Следуйте за мной, господа.

Владелец клиники открыл своим ключом одну из дверей в дальнем конце коридора. Включив свет, он первым стал спускаться по каменным ступеням. О необходимости проявлять внимательность и осторожность хозяин гостей предупреждать не стал. Те двое, что привезли в Центр коррекции зрения молодого человека, не раз уже здесь бывали прежде. И они не те люди, что нуждаются в каких-либо дополнительных советах или предупреждениях.

"Коля" цепко придерживал Логинова за предплечье, страхуя, чтобы тот не споткнулся или не поскользнулся на этих довольно крутых ступенях. Дэн инстинктивно опустил голову; он стал смотреть под ноги. Ступени сделаны из какого-то пористого камня. Возможно, из известняка; там и сям видны следы скрепляющего раствора. И вот еще что странно. Интерьер наверху, в самой клинике, в коридоре, где они провели несколько минут, — во всяком случае, то, что он смог разглядеть — казался вполне современным. А вот ступени, по которым они спускаются, равно как и шершавые, с неровностями, с открытым, обнаженным сердцевинным рисунком камня стены, ассоциировались у Логинова с некоей стариной... Но и эти ассоциации имеют условный, умозрительный характер; ибо откуда Даниилу Логинову, современному молодому человеку, знать, как выглядит подлинная старина, а не та декорация, которую создали люди, назвав ее "всеобщей историей"...

Ступив на последнюю, тридцать вторую по счету ступень, доктор, шедший в их компании первым, оказался перед металлической сейфовой дверью. Воспользовавшись еще одним ключом из связки, которую держал в руке, — на этот раз длинным штыревым — отпер замок.

А следом, провернув ручку в форме штурвала, открыл и саму дверь.

Окулист, войдя в подвал первым, включил освещение. Логинов, перешагнув вслед за своим крепким поводырем невысокий порожек, на какое-то время застыл. Он был так удивлен, что даже слега приоткрыл рот. Вот это да...

Местечко, в котором они оказались, здорово смахивает на старинные боярские палаты. Вернее, не на сами парадные "хоромы", но на хозяйственные или складские помещения (так называемые "нижние погреба", или же "погребные подвалы"). Пол выложен тем же материалом, что и ступени наклонного хода, по которым они сюда сошли. Он, этот гладкий каменный пол, как показалось, тоже имеет наклон, но небольшой, в несколько градусов всего — в противоположную от входа сторону. Сводчатые стены понизу, примерно до высоты человеческого роста, белокаменной кладки. А вот сами закругления-своды выложены темно-красным кирпичом, скрепленным желтоватым раствором.

Подвал, во всяком случае, его видимая часть, состоит из двух таких сводчатых камор. Такого же примерно рода помещения встречаются и в древних монастырях — рачительной братии всегда найдется что хранить в погребах, клетях, подземных кладовых...

Впрочем, такие или похожие подземные сооружения, подвалы, погреба, укрытия не были чем-то особенным, уникальным, встречающимся только на определенной территории. Наверное, нечто подобное тому, что сейчас видел Логинов, можно встретить и в других местах, где сохранились старые постройки или же возведены квазиисторические декорации, "новоделы", призванные подкрепить, удревлить историческую легенду государства либо служить приманкой для туристов.

— Странное место, — пробормотал Дэн. — Не очень-то похоже на медицинское учреждение... Скорее, на какой-то средневековый застенок.

Чуть повысив голос, он спросил:

— Доктор, а вы именно здесь принимаете своих пациентов?

— Только в исключительных случаях, молодой человек, — сказал Окулист. — Обычных пациентов, нуждающихся в коррекции зрения, я принимаю наверху, в своем кабинете.

Логинова ввели в другое, дальнее от входа помещение. Эта палата и вправду была оборудована как медицинский кабинет. Здесь имеются два кресла — одно регулируемое, для пациента, другое для медика. Между ними стол с аппаратурой. Доктор принялся включать дополнительные светильники. Охранник, тем временем, усадил "клиента" в кресло. Дэн настолько был огорошен происходящим, что даже не сопротивлялся.

Доктор направился к раковине — она оборудована в нишевом пространстве стены. Выпустил струйку воды; намылил руки, вытер их насухо одноразовым полотенцем, надел пару медицинских перчаток.

Закончив с приуготовлениями, переместился к усаженному охранником Николаем в офтальмологическое кресло молодому человеку.

— У меня все нормально со зрением, док, — торопливо произнес Логинов. — Даже эта фигня... жжение, то есть, прошла! А-атлично я себя чувствую! Да послушайте же!.. Я абсолютно здоров!!

— А вот мы сейчас проверим, — мягко произнес Доктор. — Если не возражаете, юноша, я приступлю к осмотру.

Павел Алексеевич устроился в белом пластиковом кресле, которое принес из ближней палаты Николай и поставил у одной из колонн. Сам же охранник стоял неподалеку, в пространстве между колоннами. Скрестив руки на груди, он хранил молчание, но был готов прийти на помощь Окулисту, если это потребуется.

Какое-то время, минут пятнадцать или немногим более, доктор потратил на предварительный осмотр. Окулист манипулировал светом; поочередно, в известной ему последовательности, под разными углами, он задействовал тот или иной источник — а в его распоряжении не менее десятка гибких светильников, похожих на металлических змей. Он то опускал со лба маску с окуляром и дополнительным светильником, одновременно регулируя положение как корпуса, так и головы пациента, вглядываясь через этот окуляр в глазное яблоко пациента, при том придерживая пальцем веки в нужном для осмотра положении, то придвигал вплотную шарнирный стол с микроскопом и заставлял юношу — фиксируя положение головы специальным устройством — смотреть в другую пару окуляров...

Здесь же, под рукой, офтальмологическая стойка с осветителем, фороптором и еще двумя приборами, закрепленными при помощи кронштейнов. Поначалу Окулист ограничивался лишь короткими командами, впрочем, отдаваемыми в вежливой и даже просительной форме. "Поверните, пожалуйста, голову чуть вправо..." "Будьте добры, выпрямьтесь, сядьте ровно..." "Смотрим в окуляры... стараемся не моргать..."

Но затем, в какой-то момент, — разглядывая сетчатку и прочие известные ему детали и подробности строения глаза через окуляры микроскопа — он вдруг произнес нечто, чего, возможно, и сам не предполагал говорить вслух:

— Не может быть... Гмгм... Просто не верю своим глазам!

Логинов все это время чувствовал себя чем-то вроде подопытного кролика. Но затем произошло то, что заставило его самого встрепенуться, заставило с интересом отнестись к происходящему.

Он смотрел — как доктор велел — в окуляры. Поначалу Дэн видел лишь нерезкое, несфокусированное световое пятно. Но в какой-то момент в том пространстве, в которое он вглядывался, — возможно, прямо у него на сетчатке, или же на кристаллике — появилось на фоне мягкого золотистого свечения нечто, что глядело прямо на него, заглядывало, казалось, в его душу, в самые сокровенные уголки.

Это нечто походило на человеческий глаз; но в нем было и что-то нечеловеческое, что-то такое, чему Логинов не мог дать определение, поскольку не все можно описать словами или символами.

Впрочем, если говорить о символах, то нечто, смотрящее — как он предполагал — на него, чем-то напоминает то изображение, которое он видел на найденном в почтовом ящике листке, а также на щите у входа в здание.

Но и это еще не все, если говорить о той картинке, которую он сейчас видит. Это всевидящее нечто, являя собой целое, в то же время — если внимательно присмотреться — состоит из неких ячеек, фрагментов. Каковые, в свою очередь, делятся на мелкие частицы, сохраняющие или же повторяющие, воспроизводящие форму, вид, род, особенности, базовые качества и характеристики. Ну а те, опять же, делятся, подобно живой клетке, на еще более мелкие модули в форме "ока"; настолько мелкие, что их уже и не разглядеть.

И так — до бесконечности, сколько способен видеть его, Логинова, несовершенный глаз. У него даже перехватило дыхание; в этом зрелище было нечто завораживающее, но и опасное, нечто влекущее, но и тревожащее...

И вот еще какая мысль промелькнула у него в голове, пока он вглядывался через окуляры в нечто такое, что само, в свою очередь, пристально и изучающего вглядывалось в него самого.

В каком-то смысле, то, что он видел, можно назвать пирамидой. Да, именно так, как это ни странно. Пирамида, состоящая из сотен, тысяч фрагментов, или модулей в форме треугольного глаза. Собственно, и сама вся эта живая, парящая в лазурном пространстве пирамида тоже была ничем иным, как единым треугольным оком.

— Гм, гм... Так, так... Поистине, уникальный случай!

На прозвучавшую из уст Окулиста реплику мгновенно среагировал сидящий в кресле человек в черных очках, не проронивший до того ни единого слова.

— Сколько у него, доктор?

Дэну тоже было интересно, что именно скажет окулист. Все же речь, как он понял, сейчас идет именно о нем. Но мужчина с профессорской бородкой и мягкими вежливыми манерами не стал оглашать вслух результаты проведенного им исследования... Он подошел к сидящему у колонны Редактору. Наклонившись к уху, прошептал несколько слов.

— Сколько, сколько? — переспросил Редактор. — Вы уверенны, доктор?

Тот вновь зашептал что-то на ухо внимательно слушающему его Павлу Алексеевичу.

— Отчего же, я вам верю... — задумчиво произнес Павел Алексеевич. — Просто нужно время, чтобы эту новость как-то переварить.

— А мне можно узнать, о чем вы там говорите? — подал реплику Логинов. — Я так понял, что речь обо мне?

Доктор спросил у человека в черном:

— Сказать ему, Павел Алексеевич?

— Я сам скажу. Но не сейчас... когда придет время.

Послышалась телефонная трель. Редактор вытащил из кармана трубку. Она у него несколько необычного дизайна — без экранчика и всего с тремя кнопками несколько больших размеров, чем у обычных мобильных телефонов.

— Редактор Третьего на связи!

В трубке прозвучал голос именно того человека, чьего звонка Павел Алексеевич ожидал с нетерпением, хотя и не без тревоги. Звонивший, не теряя времени на приветствия и прочие формальности, перешел прямо к сути дела.

— Авакумов на линии! Сколько у него, Павел Алексеевич? Доктор уже определился?

— Две тысячи сто единиц... "Минус", естественно.

— Что?! Две тысячи сто в "минусе", вы сказали?

— Это не я сказал, Михаил Андреевич, а доктор. Это тот уровень, что надежно установлен... Можете, кстати, сами с ним поговорить... мы все еще в клинике.

— Поговорю. Обязательно побеседую с нашим уважаемым Окулистом! Но не сейчас, чуть позже, когда закончим с вами.

На линии какое-то время царило молчание.

— Итак, у нас возникли серьезные проблемы... — донесся из трубки голос Хранителя.

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, уважаемый Михаил Андреевич. Даже безотносительно того, что выяснилось уже здесь, на месте, ситуация мне представлялась тревожной... требующей повышенного внимания.

— Павел Андреевич, Часовщик мне передал вашу просьбу о встрече. Чтоб вы знали, я самым внимательным образом отслеживаю ту тему, которую вам поручено было отредактировать минувшей ночью...

И вновь повисло молчание. По-видимому, Авакумов и сам не ожидал услышать того, что он только что услышал. Теперь уже ему требовалось время, чтобы принять правильное — единственно правильное — решение.

"Значит, сам Авакумов взялся курировать тему. Будь иначе, — подумал про себя Редактор, — не подключись к этой теме Хранитель в столь высоком статусе, мне бы и пальцем не дали пошевелить... Забрали бы тему на более высокий уровень, и там бы начали заново перебирать весь скрипт. Потому что у Третьего канала нет таких возможностей, — и полномочий! — чтобы развернуть скриптованное событие за пределами своего четко регламентированного временного диапазона..."

Редактор в такт своим мыслям покачал головой. Интересный получается расклад... Авакумов, зная о произошедшем, зная также детали непростой биографии редактора Третьего, все же оставил на данной теме именно его, а не кого-то из вышестоящих коллег. Тут есть над чем поразмыслыть...

Павел Алексеевич, почти не пользуясь палкой, прошел в самый дальний конец помещения. Извлек из кармана устройство "фри-хэнд", закрепил. Не то, чтобы он не доверял присутствующим (про Логинова, кстати, он пока вообще мало что знает). Но не известно, о чем еще захочет поговорить с ним человек, только что прозвонивший ему, а затем взявший паузу на обдумывание.

Наконец в прикрепленной к уху Редактора гарнитуре прозвучал голос Авакумова. Голос спокойный, без ноток тревоги или еще каких-то ненужных сейчас эмоций.

— Павел Алексеевич?

— На связи.

— Что, по вашему мнению, мы должны сейчас делать? Как нам поступить? У вас уже имеются какие-то наметки?

— Ситуация очень динамичная, Михаил Андреевич. Просчитать заранее невозможно...

— Это понятно. И все же?

— Риск в таких случаях возрастает многократно. Но я бы сделал две вещи.

— Излагайте.

— Первое. Нужно пробить два события. По меньшей мере — два. Хотя, рискну предположить, мы пока ухватились лишь за кончик цепи событий.

— Первое событие?

— То, над которым я минувшей ночью колдовал...

— Несостоявшийся теракт в бизнес-центре по улице Орджоникидзе?

— Да, об этом и речь!

— Но... Данное событие ведь отредактировано? Причем, лично вами, Павел Алексеевич!

— Да, и это тоже верно. Но случай сложный... очень сложный! Редактура в том виде, как она была осуществлена... и как единственно могла быть осуществлена на тот момент, не решила всех проблем. О чем я и доложил Диспетчеру.

— Я ознакомлен с этим вашим докладом. Так что там не так, с тем событием?

— На данном этапе представляется, что мы имеем дело с сложносоставным связанным стратегическим скриптом с элементами маскировки. Внутри его, полагаю, имеется "закладка". Эта внутренняя закладка уже активирована. Скрипт имплантирован извне и установлен на "неизвлечение". Но это пока лишь предположение, которое следует проверить.

— Продолжайте.

— Нужно вернуться к этой теме, развернуть скрипты, проверить на предмет закладок и "хронотроянов", просветить, проанализировать. Только проделав эту работу, — пошагово! я смогу доложить конкретные меры.

— То есть, вы предлагаете действовать на более пространной временной шкале? И задействовать при том все имеющиеся у нас возможности?

— Да, Михаил Андреевич, именно так! Пока еще не поздно, пока еще не закрылось "окно" по этой теме...

— Ну что ж, разумная мысль.

— Тут вот ведь еще что. Если мы упустим время, если не среагируем оперативно, то будем потом попросту тащиться в хвосте событий. Ну а далее...

— Понимаю, — оборвал его Хранитель. — Вы сказали, что сделали бы "две вещи". С первым пунктом у меня имеется ясность. Что по второму?

— Второй пункт, это, собственно — Логинов.

— Так, так...

— Он ведь может исчезнуть в любой момент, в любую секунду! Вот то, что он здесь и сейчас, ровным счетом ничего не означает. Думаю, вы понимаете, о чем я, Михаил Андреевич.

— Если бы не понимал, то вы бы сейчас беседовали с кем-то другим.

— Чинимое нам неустановленными пока структурами противодействие, уверен, будет лишь нарастать! Хотя это тоже пока лишь мое предположение.

— Я понял ваш посыл. Но вернемся к сложившейся ситуации. Какое у вас предложение по этому молодому человеку? То есть, по Логинову?

Павел Алексеевич коротко изложил свои соображения и на этот счет. Авакумов, помолчав немного, сказал:

— Добро. Жду вас завтра в удобное время... Думаю, вы знаете, где меня можно найти.

— Знаю. Если, конечно, вы не поменяли служебную резиденцию.

— Не поменял. Ну что ж, Павел Алексеевич... Не буду отрывать вас от важного дела. Действуйте именно таким образом, как только что договорились.

Павел Алексеевич вернулся в "дальнюю" палату, где оборудован кабинет Окулиста. Туда, где в офтальмологическом кресле все еще восседает молодой человек, о существовании которого еще двадцать четыре часа назад редактор Третьего ровным счетом ничего не знал.

Он сел в пластиковое кресло у колонны. Затем, тем же спокойным тоном, что и обычно, произнес:

— Верните ему зрение, доктор. Необходимая санкция мною только что получена.

Доктор, не задавая лишних вопросов, открыл верхний ящичек своего стола. Достал оттуда бутылочку с каплями, а также коробочку со специальными линзами.

— Эй, господа, я не понял?! — подал реплику Логинов. — Что значит — "верните зрение"?! У меня что, обнаружился какой-то дефект? Близорукость? Или, наоборот, дальнозоркость?

— Ни то, и ни другое, — Окулист подкатил стол на колесиках ближе, так, чтобы было удобно работать. — Зрение у вас хорошее... Нормальное человеческое зрение.

— Вы сказали — "человеческое"? — переспросил Логинов. — Как вас понимать? А разве есть еще какое-нибудь другое зрение? И если у меня нормальное зрение, то на фига тогда... Эй, эй, полегче! Что вы собираетесь делать, я не понял?

— Сидите спокойно, — сказал Окулист, набирая в обычную глазную пипетку жидкость из небольшой непрозрачной бутылочки темного цвета без этикетки. — Даже если я не закапаю вам очищающий препарат, у вас все равно произойдет активация второго комплекта.

— Че-го?! Я не понял, доктор? Эй, Павел Алексеевич?! — крикнул Логинов, пытаясь увернуться от направленного в глаза света. — Какого "второго комплекта"?! Куда вы меня привезли? Здесь не глазная клиника... тут клиника кое у кого, в натуре! Настоящий дурдом!!

— Доверьтесь доктору, — сухо произнес Редактор. — Если он не введет вам препарат и не поставит временные линзы....

— То что в таком случае произойдет?

— Прозрение тогда будет довольно болезненным. Уж поверьте мне, Даниил, я знаю, о чем говорю.

Г Л А В А 10

Спустя некоторое время, когда линзы уже были поставлены, когда юноша наконец проморгался и перестал ворчать, доктор развернул кресло.

Развернул его вместе с пациентом — на сто восемьдесят, так, что Даниил теперь мог видеть дальнюю от входа и срединных опорных колонн стену.

Что любопытно, она, эта стена, была целиком выложена из какого-то гладкого белого материала (почему-то сразу, в первые минуты своего здесь появления, он этой особенности не заметил). Расстояние от нее до кресла и сидящего в нем пациента составляет шесть метров. Именно на таком расстоянии от стандартной таблицы проверяемый на предмет зрения гражданин должен считывать имеющиеся там буковки разной величины. Если вы отчетливо видите на таком расстоянии букву высотой два с половиной сантиметра, врач говорит вам, что ваше зрение соответствует "единице"... Но в данном конкретном случае, там, куда предложено смотреть проходящему осмотр у окулиста молодому человеку, нет никакой таблицы для проверки остроты зрения. Одна лишь белая стена.

Дэну показалось, что поверхность этой стены чуть поблескивает. И как будто даже переливается, подобно перламутру. Но это впечатление — визуальное впечатление — могло быть обманчивым. Как он ни пытался сфокусировать зрение, как ни старался зацепить взглядом начало, или фрагмент, или финальную фазу световой волны, гуляющей по этой стене, подобной экрану, ему это почему-то не удавалось.

— Что видите, молодой человек?

— Стена...Но что-то не так!..

— Какого цвета эта стена, можете сказать?

— Белая. Но она... она блестит, как снег под солнцем.

— Волну на ней видите?

— Хм... Ну да, что-то эдакое волнообразное наблюдаю. А что, собственно, здесь происходит?

Он и сам, надо сказать, сейчас ощутил — внутри себя — нарождение некоей волны... Каковая, казалось, все нарастала, ширилась, пыталась выплеснуться наружу; прочь из этого закрытого подземного убежища, похожего на боярские или монастырские погреба, куда-то вовне!..

— Прекрасно, — сказал Окулист. — Можете встать с кресла.

Дэн поднялся на ноги, прислушиваясь к необычным ощущениям, которые зарождались внутри него. Он все еще смотрел на эту переливающуюся перламутровым отблеском, слегка посверкивающую стену, в центре которой вдруг появилось золотистое сияние.

Она его завораживала, она его примагничивала. Она его — звала.

Сияние из золотистого стало чуть более выраженным, вначале оранжевым, затем ближе к розовому; быстро, очень быстро, в считанные секунды в этой стене появился — хорошо видимый им — проем.

Он, это проем, был полукруглым, арочным в верхней части; шириной немногим более метра и высотой в верхней части в человеческий рост.

Дэн, не обращая уже внимание на присутствующих, подошел вплотную к этому открывшемуся внезапно проему.

Его правая рука, которую он выставил вперед, для того, чтобы убедиться, что глаза не врут, что преграды нет, что каменная кладка исчезла в том месте, где появилась эта дивная арочная дверь, пересекла линию стены...

Он ничего не ощутил, абсолютно ничего. Ни холода, ни жара, ни дуновения воздуха, ни сопротивления материала.

Пустота.

Но при том всем он видел свою руку; она теперь, по локоть уйдя в это нечто, окрасилась в тот же розовато-золотистого цвет, что и пространство в открывшемся ему проеме.

Логинов не стал оборачиваться, не стал ничего говорить тем, кто находится в данный момент за его спиной, в подвальном помещении под глазной клиникой; но решительно шагнул в эту открывшуюся в стене дверь.

Выждав какое-то время, Окулист зажег верхний свет. Затем повернулся лицом к стене, туда, где только что стоял молодой человек, которого привез в его клинику редактор Третьего.

Она, эта дальняя стена, была того же цвета, что и прежде, что и всегда: низ ее — белокаменный, верх — кладка из красного кирпича.

Парня с яркими синими глазами возле этой стены теперь не было; он исчез, словно растворился.

— Ушел? — спросил Павел Алексеевич.

И сам же ответил:

— Ушел...

— Я пока не до конца верю в случившееся, — очень тихо, больше для себя и про себя сказал Окулист, промокнув платком выступившие на челе бисеринки пота. — Это второй случай за последние лет двадцать... с хвостиком.

— Придется поверить.

— Теперь уже немного найдется таких, кто сможет его оттуда вызвать... Вам ли этого не знать, Павел Алексеевич?..

— Да, это второй случай, если брать за точку отсчета девяностые годы, — задумчиво произнес Редактор. — Всего лишь — второй.

Он поднялся на ноги, оперся на палку с резным костяным набалдашником. Некоторое время он еще стоял лицом к этой стене. Затем, изредка постукивая кончиком палки по гладкому каменному покрытию, направился, сопровождаемый своей внушительных габаритов "тенью", на выход.

Первые шаги Логинов сделал практически на ощупь; он передвигался мелкими шажочками, выставив вперед руку. Все же его поначалу несколько ослепило это золотисто-оранжевое сияние... Но уже вскоре он стал различать очертания некоторых предметов.

Впереди какая-то оградка...

Справа нечто, похожее на каменный обелиск...

Потом он смог разглядеть также кресты, деревянные и кованные металлические... Какие-то могилки... Кладбище? Но как его угораздило сюда попасть?

Логинов, что было странно и как-то непонятно даже ему самому, не ощущал сейчас ни страха, ни тревоги. Только усталость, только сильную сонливость.

Он обернулся; хотелось посмотреть, на месте ли та залитая солнечным светом дверь, через которую он прошел в это сумеречное пространство. Его взгляд уперся в стену, выложенную из серого и коричневатого камня. Он подошел к ней, осторожно коснулся кладки рукой.

Камни кладки на ощупь были холодными и чуть влажными (как после недавно прошедшего дождя или выпадения росы). Какое-то время он брел вдоль этой стены. По правую руку от него тянутся оградки, могилки, кресты... Кое где также видны — но смутно, так, как это бывает поздним вечером в пасмурный день — обелиски и даже памятники различной формы и высоты.

Вокруг не видно ни одной живой души; тишина такая, что звенит в ушах. Воистину, тихо, как на сельском кладбище.

Логинов в этих своих непродолжительных и бессодержательных скитаниях наткнулся на скамейку. Если бы он не нашел ее, эту деревянную скамью, то, наверное, улегся бы прямо на землю, где-нибудь в проходе между могилами — так он устал, так вымотался, так он хотел спать.

Дэн стащил с плеча болтавшийся на ремне чехол с ноутом. Подложил его вместо подушки под голову; сам лег бочком. Зевнул; веки слиплись; снилась ему та девушка, которую он отчаянно искал, но пока — не нашел.

Г Л А В А 11

Сотник шел вдоль опустившейся металлической преграды. Он уже едва мог различить в той зеленовато-серой мути, которая окружает сейчас и все предметы, и его самого, оставленную им машину. На переднем сидении которой, кстати, то ли спал, то ли находился в трансе или ином бессознательном состоянии его напарник капитан госбезопасности Зимин.

Он искал проход в этой металлической стене. Или же проезд. О том, чтобы взобраться на нее, на эту появившуюся одномоментно со звуком рассекающей воздух гильотины преграду, чтобы перемахнуть на другую ее сторону, не может быть и речи. Во-первых, она гладкая, эта металлическая стена, в ней нет никаких выступов или ниш. Во-вторых, она столь высока, что верхний ее край теряется где-то во мгле. И, в-третьих, любые попытки не то что потрогать рукой эту преграду, но подойти ближе, чем на метр, вызывают целый комплекс болезненных ощущений: от тошноты и рези в глазах, до животного ужаса, нестерпимого желания броситься со всех ног прочь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой преграды.

Ко всему прочему, когда он все же попытался приблизиться к стене на максимально возможное расстояние, выяснилось, что эта штуковина еще и под высоким напряжением. Его, Сотника, основательно шандарахнуло, когда он подошел слишком близко и потянулся рукой к металлической поверхности... Прямо из стены ударил огненно-фиолетовый разряд! Он глазом не успел моргнуть, как его отбросило, отшвырнуло прочь от стены на несколько метров!..

"Хватит, наверное... достаточно, — подумалось Сотнику. — Кто знает, как далеко она простирается. Может, эта ограда как Великая Китайская стена тянется на тысячи километров..."

"Икс" от того места, куда он добрел в поисках прохода, уже едва виден. Пора возвращаться; нужно идти назад, к машине, пока он не заблудился в этом вязком пугающем сумраке!

Послышался звук автомобильного двигателя. Поначалу тихий, он постепенно усиливался, нарастал. Валерий, заслышав этот звук, предположил, что это Зимин пришел в себя, сориентировался, завел движок и отправился на поиски исчезнувшего из салона сослуживца.

Валерий повернул голову в ту сторону, откуда он пришел, в сторону, где оставлен им внедорожник с спящим в салоне напарником. Но разглядеть или понять что-то толком не успел: совсем рядом, в нескольких шагах — так показалось — тишину разорвал жуткий визг!..

Некто отчаянно оттормаживался; и вот уже виден наплывающий на эту металлическую стену — с включенными "противотуманками", что характерно! — массивный темный джип!

Сотник едва успел отскочить в сторону! Он хрипло выругался; не хватало еще закончить жизнь в этом странном мирке под колесами какой нибудь тачки! Машину с зажатыми намертво тормозными колодками дисками по инерции проволокло до полыхнувшей огненными разрядами стены... И тут же отшвырнуло прочь; отбросило легко, как спичечный коробок, на пару десятков метров!..

Валерий бросился к машине. Мало ли, — думал он, — может люди пострадали, может, водителю и его пассажирам, если они там есть, нужна срочная помощь...

Захлопали дверцы джипа. Одновременно из внедорожника выбрались двое. Тот, что сидел на заднем сидении, метнулся куда-то в сторону... Причем, все случилось так быстро, что Сотник успел разглядеть лишь нечеткий мужской силуэт.

Зато второй — водитель — несся прямо на него! Этот бежит как-то неровно; двигается рывками, выставив вперед правое плечо. Он как будто даже немного не в себе... Или, что больше похоже на правду, оглушен ударом.

Этот субъект, вывалившийся из внедорожника, Валерию сильно не понравился.

Одет он в пятнистую камуфляжную форму. На голове у него, поверх черных, блестящих, как вороново крыло, волос, закреплена зеленая лента с похожими на вязь письменами. На брючном поясе, под правую "рабочую" руку, закреплена кобура, из которой торчит рукоять пистолета.

К бедру правой ноги чуть выше колена прикреплены ножны, в ножнах — тесак.

Этот смугловатый и довольно рослый субъект, лицо которого почти целиком заросло черным курчавым волосом, очень сильно походит на тех гоблинов, с кем уже доводилось прежде иметь дело Сотнику во время командировок на Северный Кавказ. А именно, на моджахедов, на духов, на боевиков...

Но откуда здесь, в Москве, взялись "душки"?!

Все это пронеслось в голове у Сотника в долю секунды. Горец, или кто он там, этот субъект по жизни, увидев вставшего на его пути молодого крепкого мужчину в темном штатском костюме, что-то выкрикнул гортанно, оскалил зубы. Потянулся — на ходу, в движении — к поясной кобуре! Но действия его, движения его были какими-то неловкими, как будто даже замедленными.

Сотник чуть отстранился, пропуская верзилу — примерно так, как пропускает мимо себя несущегося, выставив вперед рога, разъяренного быка тореадор. Заплел ему ноги, да еще и толкнул сильно в плечо!

Смуглявый бородач спикировал на землю. Сотник тут же запрыгнул ему на спину!..

Это было неправильно, это не по уму, и не по методикам, по которым его и таких как он натаскивают во время тренировок в балашихинском ЦСН или в иных подготовительных центрах. Но, с другой стороны, никто ведь ему прежде не объяснял, не втолковывал, как должно вести себя в тех случаях, когда ты гоняешься во мраке или — в лучшем случае — в густом тумане за машиной, которая оставляет за собой оранжевый сдвоенный след.

Никто не рассказывал ему, что надо делать, если перед капотом твоей машины со свистом падает "гильотина", нож которой превращается в гладкую, бьющую током, вызывающую всяческие неприятные ощущения стену, простирающуюся в неведомые дали подобно Великой Китайской стене. И точно так же никто не разъяснял, что следует делать, когда в эту "стену" врезается джип непонятной марки и неизвестной принадлежности. А выбравшийся оттуда чел, смахивающий на моджахеда, бросается на тебя подобно разъяренному испанскому быку...

У него ведь, у Сотника, в подмышечной кобуре ствол. Надо спокойно вытащить "глок", чуть отступить — на безопасную дистанцию — и взять "быка" на мушку. Если начнет дергаться — пристрелить. Если не станет сопротивляться, если будет лежать смирно, следует ждать напарника, следует вызывать по рации или иным средствам связи поддержку.

Но это в теории. А на практике — во всяком случае, здесь и сейчас — у него получилось всё иначе, не так, как его учили, по-другому, нежели бы он и сам действовал в другой ситуации.

Сотник навалился всем весом сверху на "духа"... Пользуясь моментом, пользуясь тем, что тот оглушен, тем, что тот "поплыл" после удара, а затем и после падения, стал выкручивать верзиле руки. Это ему вполне удалось.

Осталось дело за малым; вытащить ремень и прихватить ему кисти рук сзади. А уже потом снять с него кобуру с пистолетом, снять ножны с тесаком, обыскать... Он уже потянулся за ремнем, когда человек, на котором он сидел верхом... изчез! Сотник даже не успел удивиться этому странному событию; его и самого повлекло куда-то!

Опять явственно раздался резкий свист, — знакомый уже звук! — а затем нечто швырнуло его на землю.

Когда Сотник открыл глаза, то увидел нависший над ним силуэт. Проморгавшись, он опознал в этом силуэте своего напарника, капитана госбезопасности Зимина. Тот присел на корточки. Посмотрев долгим и каким-то странным взглядом, сказал:

— Ты чего, Сотник? Ты у нас не только сказочник, но еще и плясун?

Валерий, покряхтывая, уселся; потом стал оглядываться окрест. Вокруг многоэтажные дома. В окнах там и сям горит свет. Московская окраина, спальный район Марьино, поздний вечер...

— Плясун? — переспросил он. — Не понял, о чем это ты, Евгений.

— Я тоже не понял, — Зимин выпрямился в полный рост. — Но зато теперь знаю, как выглядит реально пляска святого Витта... Ты, парень, выбрался из машины. Я подумал, что с целью справить малую нужду... Но, ты, лишь чуть отойдя, тут же повалился на тротуар!

— Хм... Ты уверен?

— Я не слепой! — угрюмо сказал Зимин. — И у меня с головой, в отличие от некоторых, полный порядок.

— И что потом было? Я упал... как ты утверждаешь, на землю? И...

— И стал кататься... А еще трястись, как будто у тебя эпилептический припадок!

Сотник поднялся с плиточного тротуара. Стряхнул ладонью сначала штанину, потом почистил таким же нехитрым способом рукав пиджака. Проверил, на месте ли подмышечная кобура с "глоком" и лопатник.

"Хорошо, Валера, что сегодня нет дождя, — подумал он. — Но не очень хорошо, что ты не можешь разобраться, что именно с тобой происходит в последние дни".

— Садись в кресло пассажира! — сказал Зимин. — Таким психам, как ты, нельзя доверять управление тачкой!

Едва они уселись в салон внедорожника, как водитель синего микроавтобуса, припаркованного чуть дальше, метрах в сорока, у одного из подъездов жилого многоэтажного дома, завел движок.

И стал маневрировать, готовясь выехать со двора.

Зимин тоже завел двигатель. Включив поворотник, он дожидался, когда синий вэн проедет мимо того места, где припаркован "икс". Того самого места, где они проторчали несколько часов, поскольку ни транспорт ВГРТК, ни те, кто сидели в нем, не предпринимали ровно никаких действий, а просто тупо стояли во дворе этого многоэтажного московского дома.

Сотник, еще раз посмотрев по сторонам, — и выхватив глазом подсвеченную табличку с названием улицы и номера дома — негромко и как-то задумчиво сказал:

— А ведь мы первоначально приехали в другой адрес, Евгений.

— Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому, — буркнул Зимин. — А с меня хватит.

Водитель синего "фольксвагена", как уже вскоре выяснилось, держал путь в центр. Движение было уже не столь интенсивным, как в час пик; электронные часы, встроенные в панель, показывают половину первого ночи. Прошло еще около получаса, когда вначале синий вэн, а затем и машина с наблюдателями проскользнули в Вознесенский переулок.

"Фольксваген" покатил в арочный проезд одного из реконструированных особняков, располагающегося в средней части переулка (далее через два здания находится "Усадьба-центр", а за ним, за этими модерновым комплексом с башней, увенчанной стеклянной пирамидой, здание Московской мэрии). Черный "икс" проехал чуть дальше, а затем, въехав задними колесами на тротуар противоположной от этого строения стороны переулка, остановился.

Едва Зимин припарковал внедорожник на свободном пятачке в Вознесенском, как ожила рация:

— "Третий пост", вас вызывает "Центральная"!

Зимин, уже в который раз за этот долгий день и зевнув, вытащил из гнезда микрофон.

— На связи Третий!

— Третий, дежурство для вас окончено!

— Принято. Какие будут инструкции?

— Возвращайтесь на "ближнюю"! Отбой связи.

* * *

Ч А С Т Ь II

"ГРОЗОВОЕ РАЛЛИ".

ЧЕТВЕРТАЯ РЕДАКЦИЯ

Г Л А В А 1

4 мая, Волынское.

Верхушки модерновых башен Сити и шпили ампирных сталинских высоток окутаны низкими плотными облаками. Из-за опустившегося густого тумана город стоит в пробках. В такие дни, как нынешний, лучше всего, страхуясь, выезжать с солидным запасом по времени. Особенно, если у тебя назначена встреча с влиятельным человеком, который не терпит опозданий.

Незадолго до полудня "лендровер" цвета мокрый асфальт с тонированными стеклами, — разъездная машина ВГРТК — миновав развилку между Матвеевским и Давыдково, свернул под ограничительный знак на внешне ни чем не приметную дорогу.

Николай притормозил у первого КПП. Опустил боковое стекло; продемонстрировал в развернутом виде подошедшему от сторожки сотруднику в штатском служебное удостоверение. Тот что-то сказал в рацию; стрела шлагбаума взметнулась вверх, открывая проезд к укрытому от любопытных глаз в лесочке объекту. Редактор Третьего сидел на заднем сидении, погруженный в свои мысли.

Объект, на который они направляются, обнесен деревянным забором и со всех сторон окружен лесом. Возможно, не таким густым и протяженным, как в те времена, когда тихий пригород Кунцево и весь Кунцевский район еще не входили в состав столичного мегаполиса, но все же. С учетом развития технологий в сфере безопасности, с учетом появления новых систем слежения и охраны, достаточно и этого.

По слухам, в эпоху перестройки и гласности, а также и в первой половине девяностых на территорию и в само строение впускали каких-то журналистов, какие-то съемочные группы. И даже проводили экскурсии (опять же, по слухам, за большие деньги). Эти слухи имеют под собой реальную почву. Но, в то же время, как любые иные слухи, являются лишь частью правды. Или, что суть одно, частью неправды, призванной сокрыть что-то и от кого-то.

Более того. За прошедшие годы разными людьми и разными организациями ставился вопрос о том, чтобы превратить этот объект в музейный комплекс. Доводы их выглядели вполне разумными, резоны — резонными.

С этим расположенным на западе столицы обнесенным забором двухэтажным строением, окрашенным под цвет травы, связано достаточно многое в истории страны. Именно здесь, в "ближнем кругу", а отнюдь не на Политбюро, не на пленумах ЦК, и даже не на партийных съездах, решались серьезные, зачастую судьбоносные вопросы. Решались судьбы как отдельных деятелей, так и миллионов советских граждан. И не только советских, учитывая размах и масштабы событий того времени.

Одних косили, как траву, других же — выделяли, приподымали, всячески поддерживали.

Надо сказать, что попытки открыть в Волынском полноценный музей, сделать этот объект доступным для посещения обычных граждан, в том числе, и иностранцев, никогда ни к чему не приводили. Все эти разговоры как-то незаметно сходили на нет.

Общественные активисты, профессиональные или самодеятельные историки, политики, журналисты, диссиденты, все, кто высказывались подобным образом и пытались как-то продвинуть эту затею, уже вскоре забывали о самом предмете своего недавнего интереса. Подавляющее большинство этих неравнодушных, казалось бы, к истории Государства Российского людей, почему-то отвлекались на какие-то другие дела. Переключались на другие проекты. А затем и вообще переставали интересоваться судьбой объекта "Волынское", более известного под другим названием — ближняя дача Сталина.

На втором КПП, устроенным близ "дачи", их тоже не задержали.

"Лендровер" вкатил в открытые ворота на территорию объекта. Редактор, не дожидаясь, пока Николай откроет дверь, сам выбрался из салона. У главного входа их дожидался помощник Авакумова, сухощавый мужчина лет сорока с внимательными глазами и неприметной внешностью. Фамилия его — Щербаков.

— Добрый день, товарищи! — поздоровался он. — Николай, подождите в машине. А вас, Павел Алексеевич, прошу следовать за мной.

Помощник Авакумова, одетый в неброский деловой костюм, четко, по-военному, повернулся и зашагал по дорожке, огибающей двухэтажное деревянное строение. Он не оглядывался, поскольку знал, что идущему вслед за ним человеку не нужен поводырь, что тот не нуждается в дополнительных подсказках. Знал, что тот вопреки медицинским показателям способен передвигаться так же уверенно, как и любой человек с нормальным зрением. Особенно, если находится в обстановке, которая ему знакома; особенно,

если передвигается в местности, которую некогда уже видел, в месте, в котором ему прежде уже доводилось бывать. А Павел Алексеевич на Ближней даче уже прежде бывал.

Двое мужчин обогнули с торца это вытянутое двухэтажное деревянное здание. Пройдя по другой дорожке в открытой калитке, выбрались через нее в примыкающий к ближней даче небольшой лесок. Прошли по обычной тропинке еще несколько десятков шагов. Остановились; навстречу им, свернув с другой тропки, шел Авакумов.

Хранитель легким кивком поблагодарил помощника. Тот, не произнеся ни слова, по-уставному четко повернулся на сто восемьдесят. Отойдя чуть в сторону, — ближе к калитке — он замер там, сделавшись совершенно незаметным.

— Здравствуйте, Павел Алексеевич!

Редактор пожал сухую, прохладную, но все еще сильную руку.

— Добрый день, Михаил Андреевич.

— Денек-то так себе, кстати. — Авакумов усмехнулся. — Серенький денек... К вечеру дождь соберется. Будет ливень с грозой. Уж поверьте мне, старому ревматику... Ну да ладно, мы не вольны выбирать погоду. Спасибо, что приехали, Редактор.

— Спасибо за приглашение, Хранитель.

— Давненько мы не виделись. Месяцев шесть, наверное, как прошло со дня нашей крайней встречи?

— Год с небольшим... я у вас здесь был в апреле минувшего года.

— Надо же, как быстро время летит!.. Ничего, если я о вас обопрусь? — Авакумов взял визитера под локоть. — И разговору нашему это не повредит... Надобно бы нам пошептаться!..

Они медленно шли по дорожке. Пахнет распустившейся листвой, оттаявшей после зимы почвой, молоденькой травкой; вокруг тишина и покой. Лишь слышны птичьи голоса, да свежий майский ветер шелестит в верхушках сосен.

Авакумов молча, не перебивая, выслушал доклад приехавшего на ближнюю дачу человека, занимающего должность редактора Третьего канала. Человека, одетое во все черное; человека, который в свое время доставил немало хлопот и неудобств Хранителям и редакторам всех без исключения каналов.

— Ну что ж, Павел Алексеевич, благодарю за подробный рассказ. Я как будто вашими глазами картинку увидел... Как сами думаете, кто или что за всем этим может стоять?

— Михаил Андреевич, я не мастер гадать на кофейной гуще.

— Вы не пытались идентифицировать создателя... или создателей данного события?

— На моем уровне, на уровне Третьей редакции, этого сделать технически невозможно.

— Почему? Что этому мешает?

"Вам ли не знать ответа на этот вопрос, товарищ Авакумов?" — усмехнулся про себя Редактор. Но вслух сказал другое.

— Михаил Андреевич, после перевода на новое место службы я лишен доступа к лентам других подписантов Римской Конвенции. И у меня, к тому же, нет технических возможностей для проверки чужеродных внешних скриптов.

— И все же вы, как меня известили, пытались вскрыть этот чужой скрипт?

— Я действовал в рамках дозволенного.

Помолчав, редактор добавил нехотя:

— Или, скажем так, на грани дозволенного мне, как редактору Третьего.

— Я вас ни в чем не обвиняю, Павел Алексеевич. И хочу, чтобы вы это поняли... Вы действовали единственно возможным способом. Это подтверждается и ходом последующих событий.

— Я понял. Но...

— Но что?

— Сделанная мною редакция того события, о котором мы сейчас говорим, это не решение проблемы, но паллиатив. Если возник опасный симптом, не стоит ограничиваться временными полумерами. В любой момент это может нам аукнуться.

— Я понял вашу мысль, Павел Алексеевич. Более того, я целиком разделяю ваши опасения. Вы в курсе, что Лента опять встала?

— Этого я не знал. У Третьего канала ограниченный — суточный — диапазон.

— Примите к сведению.

— Могу я спросить?.. А до какого числа, до какой даты продвинута лента?

— Сейчас четвертое, половина первого пополудни. По последним данным, Лента остановилась на некоем событии, которое состоится — или, наоборот, не состоится — уже через полтора суток, в ночь на шестое.

— С чем это связано? Или — с кем? Если, конечно, это не секрет.

Авакумов слегка потянул своего замедлившего было шаг собеседника за локоть; они вновь принялись неспешно прогуливаться по дорожкам этого небольшого леска.

— Незадолго до вашего приезда я получил сообщение от Диспетчера. Событие, о котором мы пока мало что знаем, будет как-то связано сразу с несколькими людьми, с их судьбами. Двое из них находятся здесь... это вы, Павел Алексеевич, и ваш покорный слуга.

Двое мужчин, негромко беседующие о чем-то своем под сенью старых деревьев, сделав небольшой крюк, двинулись в обратную сторону.

— Где находится в данный момент Логинов? — поинтересовался Хранитель. — Там, куда вы и планировали его отправить?

— Он сейчас находится в Зоне номер пять.

— Так, так... Значит, состоялся его переход в "монастырскую" зону? Разумно... Но надежно ли он укрыт?

— Вы лучше меня знаете, Хранитель, как трудно будет чужакам получить туда доступ.

— Любая попытка взлома и проникновения в эту зону может привести к выходу из Конвенции, — медленно произнося слова, сказал Авакумов. — Чем это чревато, понимают все. Даже "аквалонцы", думаю, это понимают... Не говоря уже об "апостолах" и Объединенной Миссии... — Помолчав немного, он добавил. — Тем не менее, ее могут при определенном раскладе подвергнуть атаке. Это тоже надо понимать.

— Михаил Андреевич, вы только что упомянули аквалонцев... Думается, не случайно.

— Пока нет оснований утверждать, что наши заклятые друзья как-то причастны к возникшим у нас сложностям... Но и обратного утверждать мы не можем, поскольку пока еще не разобрались со всем этим.

— С ними... то есть, с аквалонцами, идет какой-то обмен по данной теме? Если ничего не изменилось с тех пор, когда я был замом Главного на Втором, мы ведь обязаны обмениваться с ними информацией в подобных случаях?

— Ничего не изменилось, Павел Алексеевич, порядок вещей остается прежним. Но лишь на бумаге, лишь на словах.

— А по факту?

— По факту они гнут свою линию. Они воплощают в жизнь некую стратегию, не извещая нас о сколь-нибудь важных своих шагах. А если извещают, то постфактум, как делали это и ранее.

— Вот вам и "перезагрузка", — хмуро сказал Редактор. — Я так и думал, что нельзя верить их медоточивым речам. Нельзя верить ни единому их слову.

— Давайте сменим тему, Павел Алексеевич, — Авакумов невесело усмехнулся. — Что вам удалось узнать про вашего нового подопечного?

— По Логинову? Ничего сверх того, что удалось узнать о нем в ночь на третье. А также при первой встрече в реале.

— А узнать удалось не так много, как хотелось?

— Много меньше, чем ожидал первоначально. Это парень похож на Египетского Сфинкса...

— Вы отсмотрели его Сurriculum vitae ?

— Я ознакомился с теми сведениями, которые он передал кадровикам и руководству компьютерной фирмы при устройстве на работу. Это стандартное резюме. Проблема в том, что в нем очень мало правды.

— Вот как?

— Все или почти все в этом его CV либо не соответствует действительности, либо вызывает вопросы. Едва ли не единственное, что в CV Логинова на сто процентов соответствует действительности, так это то, что этот субъект владеет профессией технического писателя.

— Иначе говоря — скриптера?

— И владеет он этим ремеслом, по первому моему впечатлению, много лучше, чем большинство его коллег... даже из числа самых талантливых. Судя по проявленным навыкам, судя по тому, что мы смогли выяснить на данный момент, этому человеку по силам многие задачи.

— Вариант попытки любительской редактуры?

— Тоже не стоит отбрасывать. Не всегда и Лента с предустановленными фильтрами реагирует на подобные акции самодеятельных редакторов. Знаю это по собственному опыту. — Сказав это, Редактор слегка усмехнулся.

— В архивах Скриптория должны остаться следы этих коррекций?

— Да, конечно. Просто у редакторов нет ни времени, ни возможности просматривать все эти залежи информации. Мы, как вы знаете, реагируем избирательно, точечно. Зачастую — вынужденно.

— Значит, и по Логинову должен остаться какой-то архив? Даже если его биография отредактирована или подкорректирована?

— Теоретически, да, должны быть записаны все прежние хода. Надо проверить по поиску кешированные архивы Скриптория... Но нужно должным образом сформулировать запрос и хорошенько продумать всю эту процедуру. Я мог бы взять это на себя, если только у меня будет соответствующий допуск.

— Считайте, что он у вас уже имеется... А может, он хакер? Пусть и сверхталантливый, пусть и продвинутый, как говорят нынче, но всего лишь — взломщик информационных систем?

— С теми задатками, о которых мы уже узнали, и с выявленным зрением минус две тысячи с хвостиком? Хм. Впрочем, одно другого не исключает. Но я думаю так... это сугубо мое личное мнение. Создать столь изощренную программу, а затем перехватить управление сначала датацентром не последней в IT сфере компании, а затем и суперкомпьютером "Ломоносов"... Эта задача не по силам никакому хакеру одиночке, если он не обладает хотя бы зачатками известных вам специальных навыков.

— Я вижу, вы воспринимаете этого парня всерьез, — задумчиво сказал Авакумов. — И правильно делаете, Павел Алексеевич... Лучше, как говорится, "перебдеть". Уточните, когда именно он был принят на работу в фирму "ПрогнозГрупСофт"?

— Второго мая. Зачислен в штат приказом главы филиала компании.

— А третьего числа он уже начал действовать?

— Да, именно так. Причем, некто, как мы это уже знаем, попытался его самого отредактировать...

— Но вы не позволили этого сделать.

— Мы, — сказал Редактор. — Мы не позволили. Если бы я что-то сделал не так, то либо включилась бы система защиты, либо пришлось искать другой вариант, чтобы продернуть ленту в установленном для Третьего канала диапазоне.

Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Затем Авакумов вновь взял Редактора под локоть и увлек за собой — по лесной дорожке, идущей параллельно забору ближней дачи.

— Добро, пока оставим это. Что вы можете сказать, Павел Алексеевич, о том событии... или файле... который вы обозначили в отчете как Черный ящик?

— Поначалу я обозначил этот самораскрывшийся и затем исчезнувший файл по-другому — "Черный квадрат".

— Черный квадрат... По аналогии со знаменитой картиной Малевича?

— Отчасти, да. Кстати, этих картин было несколько. Хотя к теме нашего разговора это уже не относится... Ну а затем, в отчете, поменял название файла на то, которое показалось более подходящим.

— Что можете добавить по теме этого "черного ящика"?

— Ничего сверх того, что уже сказал.

— И все же?

— Полагаю, что это нечто вредоносное, нечто опасное. Оно, это нечто, имеет некую связь как с неосуществившимся в реальности терактом, который должен был повлечь за собой гибель Логинова, так и с какими-то другими событиями, которые еще не произошли... Но, при определенных сценариях, могут произойти.

— Когда и каким образом может быть актуализован этот скрипт, названный вами Черный ящик?

— У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Но я считаю, что мы должны сосредоточиться — прежде всего! — на личности Логинова. Поймем, кто он, что именно им движет, ответим и на другие вопросы. А затем и разрешим те проблемы, которые надвигаются на нас...

— Что же вы замолчали? Продолжайте развивать свою мысль, Редактор.

— Но одним только Логиновым не следует ограничиваться.

— Какие еще у вас есть предложения?

— Я бы уже сейчас начал розыск той девушки, которую по заданным параметрам искал Логинов.

— Вы думаете, она существует реально?

— Не уверен. Но если всё ж существует, то будет лучше, если мы найдем ее первыми. Найдем до того, как случится нечто, чего мы уже не сможет исправить.

— Разумно.

— Поиски нужно осуществлять аккуратно, негласно... Действовать так, чтобы не привлечь к этому человеку, к этой девушке, чужого внимания. Так, чтобы не засветить ее до того срока, когда она сама надумает активировать свой "аккаунт"... Если я правильно понял смысл последних событий, она, эта девушка, которую разыскивает Логинов, может оказаться полезной в равной степени как ему, так и нам.

— Хорошо, Павел Алексеевич, я вас понял. Вы сформулируйте параметры по поиску. Перешлите этот материал моему помощнику — Щербакову! Ну а я отдам команду, чтобы розыском девушки занялись наши лучшие сотрудники.

— Сделаю, Михаил Андреевич.

— Как мы ее назовем, эту девушку? В оперативно-розыскных, понятно, целях?

— Так же, как назвал ее Логинов — Ангел.

— Ангел в женском обличье? — Авакумов хмыкнул. — Ладно, принято.

— И еще один важный момент, Хранитель... Правда, я не уверен, обратился ли я по адресу, и с вами ли нужно обговаривать эти темы.

— Со мной можно обсуждать любые темы, — веско сказал Авакумов. — Хотя ваш дипломатический подход я оценил. Выкладывайте, что там еще у вас.

— В Спецотделе появился некий новый сотрудник.

— А конкретно? Вы наверняка уже установили интересующего вас человека.

— Сотник его фамилия. Валерий Сотник. Он дежурил второго и третьего числа на Третьем посту. Я бы посоветовал обратить на него самое пристальное внимание.

— Мне о нем уже докладывали. Я так понимаю, он успел доставить вам определенные неудобства?

— Скорее, он меня удивил. Не помню ни одного случая в своей практике, чтобы сотрудник Спецотдела так плотно садился на хвост редакционной машине! Даже у моего нынешнего шофера и секьюрити Николая в этом плане в свое время далеко не все получалось... И, что тоже важно, не с первого раза, не с первого же дежурства в нем эти способности проявились. Думаю, вы понимаете, о чем я, Михаил Андреевич.

— Мы за ним сейчас наблюдаем, Павел Алексеевич. Но выводы пока делать рано.

Они подошли к тому месту, откуда началась эта их получасовая прогулка по небольшому лесу в окрестностях Ближней дачи.. Остановились метрах в двадцати от ожидающего — или дежурящего — близ калитки помощника Авакумова.

— На том мы с вами и порешим, Павел Алексеевич... Три осуществленные ранее редакции... сначала Четвертого канала, потом Второго, а затем и ваша, проблему не устранили. Поручаю вам осуществить следующую — четвертую по счету редакцию.

К работе приступите по команде Диспетчера. И в указанный им срок. И еще. Рядом с вами, рядом с Гильдией, находится небезызвестный объект... Культовый комплекс, выстроенный нашими заморскими партнерами еще в позапрошлом веке...

— Имеется в виду одна из московских резиденций "аквалонцев"? Та, которая практически соседствует с штаб-квартирой Гильдии?

— Да, именно она. И вы прекрасно знаете, полагаю, почему мы вынуждены терпеть их присутствие.

— Я не так хорошо информирован, как вы, Хранитель.

— Не прибедняйтесь, Павел Алексеевич, вы отлично поняли, что именно я хотел донести до вас. Говорил это вам прежде, но повторю еще раз: мы не можем игнорировать взятые на себя Римской Конвенцией обязательства! Это с одной стороны. А с другой, мы все же у себя дома!.. Мы не оккупированная территория, не колония Аквалона, как бы кому не хотелось видеть нас в таком статусе. Мой посыл ясен?

— Я вас понял, Хранитель.

Авакумов пожал визитеру руку.

— Желаю успеха, Павел Алексеевич! И жду вашего доклада.

...Когда Павел Алексеевич шел вслед за помощником Авакумова мимо строения к ожидающему его транспорту, ему показалось, что в одном из окон шевельнулись тяжелые гардины. Такое впечатление, что кто-то внимательно смотрит за ним в образовавшуюся щелку...

Он, конечно, не мог этого видеть воочию, поскольку в представлении обычных людей он был — незрячим, он был — слепцом.

Да, он не мог этого видеть. Но у него, у редактора Третьего канала, пока они не выехали из ближней дачи, сохранялось ощущение этого направленного на него взгляда, этого чужого внимания — кто-то изучает его, кто-то следит за ним, кто-то за ним пристально наблюдает.

Г Л А В А 2

Новичку Спецотдела Валерию Сотнику и его более опытному напарнику вновь, как и 3-го числа, не дали как следует выспаться и отдохнуть.

Более того. На этот раз им не позволили по окончании дежурства и после

заполнения Журнала Третьего поста даже покинуть пределы Девятки.

Полковник Левашов лично ознакомился с внесенными двумя сотрудниками его подразделения в Журнал дежурства записями. Затем вызвал обоих к себе, принял от них доклад, задал немало вопросов тому и другому. После этого продлившегося не менее часа разговора, протекавшего без посторонних, полковник запретил им покидать базу вплоть до отмены этого своего распоряжения.

Зимина и Сотника сопроводили в одно из расположенных в подземной части объекта служебных помещений, где имеется просмотровая аппаратура. Сначала они вдвоем — без Левашова — изучали заснятый Зиминым в ходе минувшего дежурства на портативную камеру видеоматериал. Затем просмотрели избранные фрагменты записи с двух камер: той, что установлена в салоне их служебной машины BMW-X5, и другой камеры — переднего обзора. В семь вечера их накормили ужином (еду привезли, по-видимому, из соседней "гостиницы").

В половине восьмого к ним присоединился Левашов. Теперь они уже втроем отсматривали избранные фрагменты как своих служебных записей, так и те видеофайлы, — были это оригиналы или копии, Сотник так и не понял, а спрашивать у полковника не стал — которые по запросу прислали из центров видеонаблюдения Южного и Западного административных округов столицы.

Результат этого многочасового сеанса просмотра резюмировал сам глава Спецотдела:

— Ноль целый и хрен десятых! Ни малейшего намека на то, Сотник, о чем ты сделал запись в Журнале. И о чем ты мне сегодня докладывал!..

Валерий промолчал.

Ну а что, спрашивается, он может сказать в свое оправдание? Ни одно из событий, о которых он сделал соответствующие записи в служебном документе, каковым является Журнал Третьего поста, не было зафиксировано объективными средствами видеонаблюдения.

Они, эти события, не были также подтверждены его напарником капитаном Зиминым. Последний не то, что не подтвердил изложенные Сотником как на бумаге, так и устно в ходе доклада Левашову факты и наблюдения, но и счел необходимым доложить начальнику о неких странностях в поведении новичка, с которым и вокруг которого возникают проблемы вот уже вторые сутки подряд.

— Ну, что молчим? — начальник, глядя на Сотника, механическим жестом пригладил несуществующую шевелюру. — Нечего сказать? Записи мы просмотрели! Есть у тебя, Сотник, еще чем подтвердить те факты и наблюдения, запись о которых ты сделал в Журнале?

— Нечем, — сказал Сотник, не отводя глаз. — Объективных доказательств своей правоты, товарищ полковник — не имею.

— То-то же! Прежде, чем делать запись в серьезном документе — сто раз подумай! В том плане, что чем ты будешь доказывать свою правоту! Какие доказательства будешь предъявлять, если тебя об этом попросит руководство!..

Щелкнув пультом, полковник выключил изображением разом на полудюжине плазменных экранов, занимающих почти всю стену.

— Ты меня понял, Сотник?

— Понял, — без вызова, но с ощутимым зарядом уверенности и даже упрямства, продиктованного ощущением собственной правоты, произнес новичок Спецотдела. — Все понял, товарищ полковник.

— Вот-вот, — хмыкнул Левашов, жестом показывая им на дверь. — Учти на будущее! А то сказки рассказывать и фантазировать... это, знаешь ли, всяк дурак может. Выговор тебе, Сотник! Устный — для начала. Вот так.

Валерий предположил, что начальник после сделанного ему внушения отпустит их с Зиминым в "гостиницу". Все же они оттрубили два ночных дежурства, да и днем им не дали отдохнуть. Но у Левашова на их счет имелись какие-то свои планы.

— Даю пятнадцать минут на перекур и оправку! — приказал полковник. — Отправляемся в город... Вы двое поедете на своей служебной машине!

В четверть одиннадцатого из открывшихся ворот "девятки" выехали два внедорожника. Зимин — он сидел за рулем "икса" — пристроился за кормой командирской машины.

Погода быстро портилась; над залитым искусственным морем огней мегаполисом, подсвеченные в разных местах отраженными бликами, нависли, придавливая городские кварталы, темно-фиолетовые, почти черные тучи. Поднявшийся ветер треплет растяжки, рыскает во дворах, закручивает, играючи, то там, то сям, недолговечные, распадающиеся спиральки, захватывая в них пыль, песок, обрывки упаковок и клочки бумаги; упруго приминает, примериваясь, пробуя на прочность, кроны деревьев и разросшихся кустов в парках и на московских улицах.

Спецслужбистские машины, не включая мигалок, вымахнули на Аминьевское шоссе. Уже вскоре, когда они миновали развязки и мост киевского направления, Сотник понял — догадался — куда именно они сейчас направляются.

Да, так и есть; за стеклами, на которые, плющась, падают пока еще редкие дождевые капли, уже видна разворачивающаяся в сторону Мичуринского перспектива той улицы, той магистрали, которую он — в числе прочих — обозначил в своем служебном отчете.

А именно, улицы Лобачевского.

Водитель микроавтобуса показал правый поворот. Держащийся вплотную к синему фургону внедорожник тоже стал мигать поворотником...

Сотник напряженно вглядывался в лобовое стекло; иногда он поворачивал голову направо или бросал взгляд в зеркало заднего обзора. Он внимательнейшим образом присматривался к городскому ландшафту, к очертаниям квартала, к которому они только что свернули, к силуэтам зданий и прочим городским приметам.

Он все еще не мог определиться, там ли они повернули, в том ли месте, на том ли повороте, что указан в служебной записи, сделанной им в Журнале.

По логике — да, все верно. Он, преследуя синий вэн, ехал от Мичуринского; примерно в этом месте они и свернули: первым водитель "фольксвагена", а следом и он, Сотник.

Повернули они — налево.

С учетом того, что спецслужбистские транспорты сейчас движутся с противоположной стороны этой улицы, от Аминьевского, правый поворот выглядит логичным. На электронной карте — выделенном фрагменте Западного округа столицы — Сотник, кстати, сам поставил отметку в том месте, где, как он предполагал, находится тот объект, к которому минувшей ночью проехал синий редакционный микроавтобус. Тот самый двухэтажный, с двумя крыльями, дом, к которому его, Сотника, не пропустили. То самое строение, расположенное чуть в глубине улицы Лобачевского, на пути к которому, за поворотом у шлагбаума, вдруг выросла непреодолимая преграда, о которую у него на глазах едва не разбился вместе с двумя своими пассажирами еще один внедорожник...

По какой-то причине ему сегодня не разрешили воспользоваться не то что служебной, но даже и обычной — из набора поисковиков — картой столицы с функциями масштабирования, поиска по адресу, панорамированием и прочими удобными опциями. Но он был внутренне уверен, что отметку на карте поставил в правильном месте.

Теперь, когда они остановились, — сразу за поворотом, за съездом, ведущим к каким-то многоэтажным зданиям — Сотник понял, что, выставляя отметку на лишенной нумерации домов карте данного района, он ошибся.

Полковник, одетый в штатское по погоде, — на нем темный плащ и шляпа — велел водителю остаться в салоне, а сам выбрался из машины. Зимин и Сотник, не дожидаясь особого приглашения, тоже вышли. Налетевший порыв ветра трепал полы длинных плащей; сам воздух вокруг них, казалось, сгустился, потрескивая из-за скопившегося в грозно нависших над городом тучах небесного электричества. Левашов, придерживая шляпу, сказал, обращаясь к Зимину:

— Были ли вы здесь вчера, в этой точке, в этом самом месте?

— Никак нет, товарищ полковник, — громко, перекрывая шум ветра,

отрапортовал Зимин. — В минувшее дежурство мы в этот адрес не приезжали! И вообще в этом районе не были!

— А ты что молчишь, Сотник?! Узнаешь местность? Ну, и где же твой двухэтажный особняк с клумбой перед фасадом?!

Сказав это, Левашов красноречиво показал рукой на квартал многоэтажных зданий, который находится перед ними.

— Именно эту точку, этот поворот ты указал в своем рапорте, не так ли?!

— Так точно.

— Где же тот объект, о котором ты мне докладывал? Где КПП с шлагбаумом, через который, как ты утверждал, тебя не пропустили!

— Так нечестно, товарищ полковник.

— Что?! Что это за детские отмазы, Сотник?!

— Я хотел сказать, что...

— Говори то, о чем тебя спрашивают! Где тот объект, о котором ты совсем недавно так уверенно толковал?! И даже указал точку на карте, где он находится! Где он, Сотник? Ты видишь его?

Валерий все норовил обернуться — хотелось посмотреть, что находится за спиной, что за местность лежит по другую сторону улицы. Но полковник прикрикнул на него:

— Не вертись, старлей! Руки по швам! Смотреть мне в глаза! И отвечать на вопросы!

Сотник вытянулся по стойке смирно.

— Вот так-то!.. Еще раз спрашиваю: ты видишь в данную минуту перед собой тот объект, о котором сделал запись в Журнале?

— Нет, — сказал Сотник.

— Громче!

— Нет, не вижу! Но...

— Значит, ты соврал! — пробасил Левашов. — Или ошибся... что одно и то же!

— Это некорректный эксперимент, — тоже повысив голос, заявил Сотник. — Мне не дали возможности сориентироваться на месте! И... если бы я сейчас сам был за рулем, а не ведомым пассажиром...

— Здесь тебе не школа и не институтская лаборатория! — перебил его начальник. — Переэкзаменовок, товарищ Сотник у нас, как правило, не бывает! Слишком высока цена ошибки, чтобы позволять разные либеральные вольности!..

Он хотел еще что-то прибавить, но в этот момент послышалось громкое — пронзительное, тревожное — пиликанье сотового.

Левашов, переговорив коротко с прозвонившим ему на сотовый сотрудником, жестом велел обоим спецслужбистам оставаться там, где они стоят.

Сам он прошел к командирской машине. Забрался в салон. Уселся в кресло пассажира; снял подмигивающую зеленым глазком индикатора трубку, вставленную в нише приборной панели.

— Левашов на связи!

— Добрый вечер, полковник! Это Авакумов. Ну что, опознал он место?

— Не совсем точно, Михаил Андреевич! Но достаточно близко.

— Понятно... Я, собственно, по делу звоню.

— Слушаю!

— Меня только что известили, что Гильдия редакторов подала сразу двенадцать заявок по своим маршрутам.

— Я уже знаю эту новость, мне только что прозвонил наш оперативный дежурный.

— Другая новость... еще более интересная и... тревожная.

— Слушаю, Михаил Андреевич!

— От аквалонцев всего несколько минут назад на Центральную было передано сообщение о выборочной контрольной проверке маршрута.

— Они в своем праве...

— Верно. Поэтому соответствующее разрешение... разрешение на контрольный выезд их транспорта они только что получили.

— Кого выбрали на этот раз? Чей маршрут?

— Выбрали один из транспортов Третьей редакции.

— Синий микроавтобус марки "фольксваген", надо полагать?

— Наши партнеры выбрали из общего списка именно этот транспорт.

— Какие будут указания?

— Пошлите ваших людей на дежурство в Вознесенский! Есть мнение, что туда нужно направить Зимина и Сотника!

— Будет исполнено, Михаил Андреевич! Они оба здесь, неподалеку, я им по окончанию нашего разговора поставлю задачу.

— Направьте этих двоих туда без промедления, полковник! Выезд редакционной машины, согласно переданной на "Центральную" заявке, намечен на двадцать три часа тридцать минут!..

Г Л А В А 3

За десять минут до назначенного срока черный внедорожник с двумя спецслужбистами на борту свернул с Большой Никитской в Вознесенский переулок. Где-то в вышине, средь грозовых туч, протяжно, гулко, так, что слегка заложило уши, громыхнул первый громовой раскат...

На фоне этого грохота почти неслышимыми остались звуки, издаваемые намертво схваченными в какой-то момент тормозными колодками двух джипов. А именно, "икса", следовавшего после поворота по своей полосе, и вынесшегося им навстречу внедорожника... Водитель последнего, обогнав медленно едущую по его полосе легковушку, по всей видимости, наделся завершить маневр до того, как закроется прогал. До того, как едущий по переулку по встречной полосе джип успеет приблизиться на чреватое столкновением расстояние.

Сотника довольно ощутимо бросило вперед. Но скорость была не велика; да и ремень безопасности отыграл, так что он никак не пострадал. Зимин очень своевременно нажал на педаль тормоза. Лихач на массивном джипе, ехавший по переулку с явным превышением дозволенной скорости, увидев в последний момент встречную машину, тоже ударил по тормозам...

Два внедорожника теперь стояли нос к носу; бамперы разделяет расстояние не более метра; передние фары, не моргая, смотрят в упор друг на дружку.

— О-от же дебил! — процедил Зимин. — За малым не врезался в него!

Он требовательно посигналил. Лихач наконец пришел в себя и стал сдавать задним...

— Твое счастье, урод, что мы на дежурстве, — угрюмо процедил Зимин, наблюдая через лобовое стекло за маневрами "лихача". — И что нет времени тобой заниматься. А то остался бы ты без корочек сегодня! Да еще и с битой физиономией...

Сотник вдруг подался вперед. Теперь, когда выехавший им навстречу по переулку транспорт сдал задним, — именно в эти мгновения! — он смог получше рассмотреть его.

Это был Nissan Pathfinder цвета коричневый металлик. В свете фар "икса" видны через лобовое стекло два мужских силуэта — водителя и пассажира. Тот, что сидит в кресле пассажира, с кем-то разговаривает по сотовому — он держит возле уха телефон. У этого человека длинные волосы, видна также борода, закрывающая нижнюю часть лица.

Все это Сотник увидел — отфиксировал — в короткий отрезок времени, в те несколько мгновений, когда водитель "Патфайндера" резко сдавал назад, одновременно перестраиваясь в свой ряд. Валерий хотел было включить камеру, чтобы заснять этот транспорт... но время было упущено. Лихач, сидящий за рулем джипа, переключил коробку передач; машина просквозила, вновь набирая скорость, мимо "икса" к выезду из переулка на Большую Никитскую.

— Вот же урод! — Зимин завел заглохший двигатель. — Сотник, ты чего это так напрягся?

— Это они, Евгений! — Сотник, обернувшись в кресле, увидел, как удаляются габаритные огни "патфайндера". — Точно — они!

— Не понял?

— Я узнал тачку... То был "патфайндер"! Вот только я тогда, Евгений, не разглядел цвета и госномеров!..

Он хотел добавить, что им следовало бы сейчас же связаться с оперативным дежурным Спецотдела или даже с самим Левашовым. Сообщить о случившемся — пусть даже этот микроэпизод кажется незначительным. Следовало бы передать им ориентировку на джип, чтобы "пробили" владельца, а заодно и установили, кто сейчас на нем рассекает...

Но, вспомнив о недавней выволочке, о внушении, сделанном ему начальником — передумал. Действительно, чем он докажет свою правоту? Если выяснится, что водитель и пассажир этого "патфайндера" самые обычные граждане, — пусть и нарушающие порой ПДД — что они никаким боком не причастны к тем событиям, свидетелем и участником которых был Сотник, то все может закончиться для него кое чем посерьезнее, нежели устный выговор от Левашова или косой взгляд и колкости от сослуживца.

— Ну, началось, — не замедлил подать реплику Зимин. — Валера, ты не обижайся... Но тебе точно лечиться надо!

Старый московский переулок вдруг осветился ярким светом. Следом, с небольшой задержкой, лопнуло что-то в вышине. По крыше джипа, по стеклам, по капоту, по полотну неширокой проезжей части ударили тяжелые капли дождя. Их, этих капель становилось все больше; стучали, барабанили по крыше они все громче; потом с неба хлынул сплошной поток — начался ливень.

Зимин припарковал служебную машину на свободном пятачке паркинга между двумя отреставрированными особняками. Из динамика включенной на прием рации временами доносится потрескивание. С учетом разразившейся над Москвой сильной грозы, сегодня у многих могут возникнуть проблемы со связью. Причем, как в радиодиапазоне на УКВ, так и у операторов сотовой связи.

Евгений поправил гарнитуру; переключил автомобильную рацию на рабочий канал.

— "Центральная", вызывает капитан Сотник!

— На связи!

— Время на наших часах... двадцать три двадцать пять.

— Подтверждаю.

— Мы на месте, в Вознесенском, осуществляем наблюдение.

— Принято, Третий пост.

Вновь ударила вспышка молнии; и вновь ярко, контрастно осветились — почти что белые на черном фоне — контуры ближних к ним строений. Сотник успел выхватить взглядом проявившийся на фоне черной, с лиловыми и фиолетовыми разводами, грозовой тучи силуэт церкви с готической башней...

Довольно любопытный объект, надо сказать. Он видел это строение, отличающееся своим архитектурным обликом от православных храмов, новых и старых, и прежде; он не вот чтоб узнал о его существовании всего пару дней назад. Стиль этой церкви строгий, викторианский. Несколько выделяется однонефовая неоготическая кирпичная базилика с башней, увенчанная четырьмя небольшими остроконечными башенками. Возможно, в восьмидесятых годах девятнадцатого века, когда была возведена эта церковь, размеры ее казались внушительными. Теперь же она кажется совсем небольшой...

В советские времена, — помнится, он где-то об этом прочел — помещение церкви занимала под какие-то свои нужды фабрика грамзаписи "Мелодия". В начале девяностых годов объект этот, — и саму церковь и примыкающие строения — вернули прежним хозяевам...

Вот и все, пожалуй, что он знал еще совсем недавно об этом укрывшемся в тихом московском переулке строении. Но даже та скупая информация, которую он получил — успел получить на настоящий момент — в Спецотделе, заставила его, Сотника, взглянуть на квазиготическую церковь в Вознесенском переулке совершенно иными глазами.

Он включил камеру "Кодак". Приспустил боковое стекло; в салон сразу ворвался мокрый ветер, стал еще слышней шум низвергающихся с темных небес водяных струй. Направил камеру на видневшийся в ограде проем — к нему от прилепившегося к церкви краснокирпичного двухэтажного строения покатил какой-то транспорт.

Машина выехала в переулок. Ага... водитель свернул в их сторону! Вот уже эта небольшая, низкая, но в то же время, элегантная, обтекаемая, стремительная иномарка поравнялась с тем местом, где припаркован спецслужбистский джип... Так, так... Двухместный полуспортивный родстер марки Mercedes-Benz SLK!.. Жесткая крыша машины опущена; она надежно укрывает от разгулявшейся непогоды двух — да, двух, судя по силуэтам! — людей, водителя и пассажира. Серия AV на номерной табличке указывает на то, что транспорт принадлежит иностранному подданному. Или же организации, которая зарегистрирована за пределами России, но имеет здесь, в Москве, свой филиал.

— Сотник, опять дурью маешься? — процедил Зимин. — Не тех снимаешь! Этих инспекторов и без нас найдется кому отфиксировать... Ты в другое место камеру направь... вон наш клиент показался!

Из-под арки особняка, расположенного в двух десятках метров от паркинга, в переулок выкатил знакомый уже им синий фургон марки Volkswagen с тонированными стеклами и надписью на бортах — ВГРТК.

Водитель свернул в сторону Леонтьевского. За фургоном, держась вплотную, только что не тыкаясь низким передком тому в корму, в брызгах луж из под колес проследовал серебристого цвета родстер.

Зимин тоже выехал с паркинга; спецслужбистский внедорожник под усиливающимся дождем покатил за этими двумя машинами.

— Центральная, вызывает Третий пост!

— На связи.

— Объект только что покинул базу, — доложил Зимин. — Следует в направлении выезда на Тверскую!

— Принято, Третий пост!

— За ними хвост... серебристый родстер марки "мерседес". Мы держимся пока вплотную к ним.

— У родстера номера серии Альфа-Виктори?

— Так точно.

— Это транспорт аквалонцев. Они действуют в рамках Соглашения о взаимных инспекционных проверках.

— Вас понял.

— Из числа сегодняшних заявок ими выбран тот же мобильный объект, за которым поручено наблюдать и вам, коллеги.

— Понял, Центральная!

— Препятствовать их перемещениям или еще как-то мешать инспекционной деятельности этих господ — запрещено. Подтвердите ясность по данному пункту!

— Работе инспекторов не препятствовать. Ясность подтверждаю!

— Ваша задача остается прежней... Осуществляйте непрерывное наблюдение за редакционным транспортом!

— Принято!

— Отслеживайте все перемещения, фиксируйте все происходящее! Не упускайте из виду редакционный "фольксваген" ни на мгновение... вплоть до того момента, пока они не вернутся на свою базу! С учетом погодных условий будьте особенно внимательны! Зимин, Сотник, задача вам понятна?

— Задача понятна, Центральная. Будет исполнено!

— До связи.

Синий микроавтобус остановился под аркой в горловине Леонтьевского — перед ним лежит залитая дождем и огнями витрин Тверская.

Водитель родстера в самый последний момент вильнул влево и тут же затормозил. Теперь эта легкая серебристая птичка стояла вровень с кажущимся громоздким и даже неповоротливым на ее фоне фургоном.

Возможно, это дело случая, но серебристый, с элегантными стремительными обводами, mercedes занял ту же позицию, которую занимал несколько дней назад — в тот вечер, когда проводилась репетиция военного парада — транспорт спецслужбистов.

Сотник не знал, отметил ли про себя эту деталь Зимин. В салоне царит напряженное молчание, фоном которому служат шум проливного дождя и лопающиеся где-то в вышине раскаты грома.

Евгений припарковался позади вэна, благо водитель родстера, встав слева вплотную к борту "фольксвагена", предоставил им такую возможность. Движение по Тверской не такое интенсивное, как в часы пик. Но даже в это позднее время, в разбушевавшуюся непогоду, улица отнюдь не выглядит пустынной. Движение идет в обе стороны; то и дело в тучах брызг проносятся легковые автомашины, внедорожники, фургоны...

Дорожное полотно на глазах затягивается пузырящимися под яростными струями ливня лужами; по краям уже бурлят, выхлестываясь на тротуары, полноводные дождевые потоки.

— Евгений, как ты смотришь на то, чтобы я сел за руль? — неожиданно

сказал Сотник. — Давай-ка поменяемся местами, пока еще есть такая возможность?!

— Сиди, где сидишь, — огрызнулся Зимин. — Тоже мне Шумахер нашелся...

— Евгений, ты мне недавно советовал "лечиться"... Так вот, ты тоже не обижайся на то, что я тебе скажу.

— Ну?!

— Ты, Зимин, не уследишь за ними. Не потому, что у тебя кишка тонка, нет... У тебя нет нужных качеств, чтобы усидеть у этих парней на хвосте.

В салоне микроавтобуса с нанесенной на бортах аббревиатурой — белой краской на синем — ВГРТК тоже слышен шум дождя, тоже слышны звуки яростной грозы и натужное шорканье дворников. Водитель даже не повернул головы, чтобы посмотреть на остановившееся рядом с ними серебристое авто. Его внимание занято другим. Он ждет команды от Редактора — Павел Алексеевич в своем привычном черном облачении устроился рядом, в кресле пассажира.

Через заливаемое потоками воды лобовое стекло не столько видна, сколько угадывается проезжая часть Тверской. Окутанные тучами брызг из под колес, подслеповато мигая фарами, проносятся в обе стороны машины; люди спешат добраться домой, торопятся укрыться в своих жилищах от непогоды.

Нижняя часть экрана навигатора, на который выведена карта Центрального округа, сплошь в красном секторе. Линия "запретки", как и в прежние несколько дней, проходит точно по середине полотна Тверской улицы. Но есть и изменения, причем, не в лучшую сторону.

Весь район по эту сторону Тверской — на фоне разметки улиц и проулков — закрашен уже не просто пунктирной сеткой алого цвета, но походит на сплошное красное пятно. По другую сторону от пунктирной линии, совпадающей с осевой линией Тверской, на экране прослеживается некое разрежение в виде перемежающихся синих, оранжевых и красных пятен. Местонахождение самого транспорта обозначено на карте навигатора пульсирующей попеременно оранжевым и синим точкой, отмаркированной взятой в кружок цифрой 3.

Павел Алексеевич прижал пальцем к уху микродинамик. В нем прозвучал знакомый ему голос — то был Главный диспетчер.

— Редактор Третьего, вызывает Диспетчерская!

— На связи!

— Сообщите ваше решение!

— Будем работать... на ближнем объекте!

— На ближнем, значит? Уверены? Еще раз хорошенько подумайте! Время еще есть.

— Уверен.

— Учтите, что обстановка меняется, и меняется в худшую сторону. "Запретка" там совсем рядом! А пригородные объекты пока открыты!

"Вот именно, — подумал про себя Редактор. — Именно, что "пока открыты".

Он, редактор Третьего канала, не собирается отдавать им — кто бы они ни были — ни пяди земли. Тем более, что все чаще наблюдаются попытки закрыть для редакционной работы исторический центр Москвы. И отступать вскоре, если позволять себе и далее идти на поводу у обстоятельств, если обращать внимание на каждый чих инспекторов из всяческих надзорных организаций, будет уже практически некуда.

— Направьте Часовщика на ближний к нам объект!

— Принято.

— Коллеги из Второго канала готовы?

— Редактор, все готовы, — донесся голос Диспетчера. — Ждем только вашей команды.

Павел Алексеевич коснулся рукой литого плеча водителя.

— Начинаю отсчет. Раз...

— Серебристую спортивную тачку видишь? — угрюмо спросил Зимин.

— Не слепой...

— Откуда мне знать, зрячий ты или слепой? И что ты там видишь в своих этих... бредовых фантазиях?!

— Давай оставим разговор о моих "бредовых фантазиях" на потом. Мерсовский родстер я вижу... на зрение пока не жалуюсь! Я даже заметил, откуда он выехал.

— Ну а раз заметил, то чего тревогу пытаешься поднять? Это инспекционная машина.

— Я это уже понял.

— Так что не ожидается сегодня никаких гонок.

— Это твое мнение? Или по рации передали — типа, расслабьтесь, парни, кина не будет, сегодня нелетный день.

— Это мое мнение.

— Я его уже знаю.

— Будем тупо стоять. Ну, или проедемся по городу, по ближним окрестностям... и вернемся назад.

— Угу. Это тоже мне доводилось как-то слышать.

— Уж поверь мне... не следует ждать чего либо от сегодняшнего дежурства!..

— Ты-то мне не веришь, Евгений. Почему тогда я должен тебе верить?

— Потому что я, во-первых, старший. А во-вторых, служу в нашем подразделении много дольше тебя!

— Ну да, я помню, — Сотник усмехнулся в темноте. — Кто-то говорил мне недавно, что надо поменьше задавать вопросов.

— Я дал тебе хороший совет. Это оч-чень правильный совет, Валерий! Если планируешь задержаться в Спецотделе надолго, поменьше трепли языком. Особенно, в присутствии начальства.

— Я тебя понял, Евгений. Но... уже не в первый раз, каюсь, проигнорирую этот твой совет. И задам свой вопрос...

Рука водителя "фольксвагена" легла на переключатель скоростей.

Николай сейчас поминал гонщика соревнований Формулы 1, замершего на стартовой решетке. Пилота, готовящегося стартовать с "поул-позишна" в тот же миг, когда над гоночным полотном поочередно поменяют свой цвет с красного на зеленый лампы сигнального светофора.

— Два...

Сотник, переждав очередной гулкий раскат грома, продолжил:

— Вопрос такой... Как часто случается, что одних и тех же сотрудников третий раз подряд отправляют на дежурство? Да еще в одну и ту же точку, в одно и то же место?

— Хм... — Зимин покосился на своего сослуживца. — В одну и ту же точку?

— Не слишком ли мудрено я сформулировал? А то меня упрекают в отсутствии логики и в неумении ясно выражать мысли.

— Ты имеешь в виду наш случай?

— А чей же еще?! Кроме тебя, Зимин, я никого из сотрудников младшего и среднего звена не знаю. Я ни с кем из них не общался и не выезжал на совместное дежурство.

— Имеется в виду третье подряд ночное дежурство?

— Именно! Мы ведь не в кавказской командировке. И не сидим в засаде в ожидании опасного преступника! В таких случаях это было бы уместно...

— Не вижу ничего особенного. Ничего из "ряда вон"... Опять же, тебе разве обещали в Спецотделе курортную жизнь?

— А я, Евгений, вижу нечто "особенное"! Нечто из ряда вон.

— Ну, ну. Расскажешь потом это доктору.

— Что касается условий, — пропустив реплику напарника мимо ушей, продолжил Сотник, — то я не жалуюсь. Нормальные условия. Вот только все равно не понятно, почему нас третью ночь подряд отправляют на дежурство.

Зимин, повернувшись всем корпусом, смерил напарника хмурым взглядом.

— Ему не понятно?! Ты на себя посмотри, умник! Это ведь все из-за тебя, Сотник! Из-за тебя, сказочник, лично Левашов выписал нам этот наряд вне очереди! Ну, теперь врубился?

— А я и не спорю, — легко согласился Сотник. — Именно из-за разночтений в наших с тобой, Евгений, показаниях и докладах!.. Но ты все ж постарайся включить логику! Попробуй предположить, что за моими докладами стоит...

— Брось фигню городить, — перебил его Зимин. — Твои доклады — бред сумасшедшего! Не знаю, почему тебя еще не отчислили. Но я так думаю, что надолго ты у нас не задержишься.

...Весь это диалог между ним и напарником придумал сам Сотник. В реальности же они сидели молча, думая каждый о своем. На задании не принято трепаться; а тут еще и чужая машина у них под носом стоит. Да и с редакционным транспортом далеко не все понятно, во всяком случае, ему — Сотнику.

"Может ты и прав, Евгений, — подумалось, — может, у меня действительно слишком богатое воображение..."

Но уже в следующую секунду Сотник убедился, что прав именно он.

— Три!.. — скомандовал Редактор.

Сотник замер на какие-то мгновения, прислушиваясь к уже знакомым ему ощущениям.

Зимин не издал ни звука; его глаза как-то странно закатились... Он качнулся вдруг влево и затем застыл в кресле; сделался недвижим, подобно усаженной в определенной позе восковой фигуре.

Момент старта Валерий чуть прозевал. Когда его взгляд метнулся от странно поникшего напарника в лобовое стекло, то он увидел лишь удаляющиеся — стремительно! — силуэты двух стоявших только что перед "иксом" в переулке машин.

Синий вэн на этот раз не стал пересекать Тверскую. Водитель повернул налево и выехал на встречную!..

Серебристый "родстер" пулей вынесся вслед за редакционной машиной!

От "фольксвагена" потянулся уже знакомый глазу Сотника сдвоенный оранжевый след...

Спортивный "мерс" тоже оставлял видимую колею!

Эта двойная колея была багрового цвета; она походит более всего на два свежих рубца, на глубокие ровные порезы. И она как-то странно дымилась, так, как дымится, как парит отворенная, пущенная мясником кровь.

Сотник выругался вслух. Может показаться странным, но он ощутил некий азарт, ощутил нечто такое, что удивило даже его самого.

Была, конечно, и досада; ведь он только что предлагал напарнику поменяться местами!..

А еще он ощутил мощный приток адреналина в крови; но бушевавшая в нем, в его жилах энергия пока не знала выхода.

"Ну и что теперь? Что дальше, Сотник?!!"

Мыслительный процесс тоже требовал времени, тоже пожирал драгоценные секунды....

Как и на чем ты теперь сможешь догнать тех, за кем тебе приказано следить?! Пока ты будешь вытаскивать Зимина, пока перетащишь его в кресло пассажира, эти ловкачи, эти трюкачи скроются из виду! Ищи свищи их потом!... И движок почему то заглох... не заводится!!

"Время, Валера... бесценное время уходит!.."

В нескольких шагах от капота все еще видны следы колес обоих одновременно стартовавших транспортов: яркий, светло-оранжевый, и другой, чуть дымящийся, багрового оттенка.

Они, оба эти следа, собственно, начинались — или проявились — именно здесь, в горловине Леонтьевского.

Сотник вдруг вспомнил о том, как он двигался по сдвоенной оранжевой колее.

"А вдруг?.. — подумалось ему. — А что, если..."

Г Л А В А 4

Ночь на 5 мая.

Грозовое ралли с преследованием.

Валерий Сотник, хотя и с колоссальным трудом, все же смог открыть дверь. Кое как выбрался из машины. И остановился тот час же — как будто наткнулся на стену.

Удивительно, но в этом зеленовато-сером мире тоже бушует гроза... Шквалистый ветер, несущий дождевой заряд, обрушился на него со всей мощью! В какой-то момент ему даже почудилось, что он оказался в настоящей аэродинамической трубе, сквозь которую с ревом проносятся воздушные массы.

А чтобы испытуемому экземпляру и вовсе — даже такая "развеселая"! — жизнь медом не казалась, еще и ледяным душем взялись окатить...

Напор двух стихий, воздушной и водной, обрушившихся на выбравшегося из сухого салона заглохшего внедорожника человека, оказался весьма силен, просто невероятно силен.

Сотник, хотя и был готов, кажется, ко всему, не ожидал такого напора, не ожидал встретить столь серьезное сопротивление среды.

Выставил вперед согнутый локоть, прикрывая им лицо. И сам он тоже подался вперед — ложась грудью, всем корпусом, всем своим весом на встречный поток.

Но даже при таком — наклонном — положении тела он едва мог устоять. Он как бы замер, завис на одном месте; ощущая в то же время, что эта встречная сила вот-вот опрокинет, сшибет его с ног! Увлечет куда-нибудь, закрутит, понесет, как щепку... к ближайшему отверстию ливневой канализации! Туда, куда с шумом, с водопадным грохотом, сливаясь в ручьи и в подземные реки, уходит с поверхности низвергнувшаяся с темных грозовых небес вода.

Но Сотник все ж устоял под напором обрушившегося на него шквала. Удивительное дело: хотя он прикрывал лицо согнутым локтем, хотя его глаза были закрыты, плотно зажмурены, он по-прежнему ясно, очень четко видел и горловину переулка, и следы от колеи обеих вынесшихся на Тверскую машин — так, словно его веки стали прозрачными, или же их вовсе не было.

Продавив эту созданную стихией преграду, передвигаясь уже едва не на четвереньках, Валерий преодолел и те несколько шагов, которые отделяли его от начала колеи, от сдвоенного следа, оставленного колесами редакционной машиной.

Он рухнул на ближнюю к нему, контрастно выделяющуюся на фоне залитого водой асфальта светло-оранжевую дорожку.

Стало вдруг как-то очень тихо. Вот только что в ушах стоял рев стихии. Только что ближние окрестности и человека, посмевшего выбраться наружу из машины, всего его целиком и каждую клетку в отдельности, сотрясал грозный гул проносящихся через аэродинамическую трубу, в которую превратилась, кажется, вся горловина переулка, воздушных масс, напитанных ледяной влагой...

И вдруг — как обрезало.

Сотник какое-то время приходил в себя. В ушах звонко стучат молоточки; это колотится в груди его собственное сердце. Отчаянный рывок от машины до начала одной из двух оставленных в переулке сдвоенных "дорожек" забрал у него немало сил...

Именно поэтому, вероятно, Сотник не сразу увидел тех изменений, которые стали с невероятной скоростью происходить вокруг него. Он не сразу осознал, что дорожка, на которую он только что ступил, — а вернее даже, вполз на нее, выбрался, как выбирается на спасительный берег растерявший остатки сел пловец — теперь уже не была — или же не казалась — неподвижной.

Сотник присел на корточки, опираясь правой рукой о сухую, теплую, чуть ребристую на ощупь поверхность; встать в полный рост он пока не решался. "Дорожка", начавшая движение тот час же, как только он на нее запрыгнул — ну или вполз, что ближе к правде — более всего походила на ленту эскалатора. Или горизонтального транспортера... Ширина ее, кстати, составляет от восьмидесяти сантиметров до метра. В то время как ширина колес микроавтобуса, который оставил за собой сдвоенный оранжевый след, была стандартной, с профилем шин от десяти до двенадцати дюймов...

Лента, на которую взобрался Сотник, двигалась, как он смог вскоре убедиться, с всё возрастающей скоростью. От горловины Леонтьевского практически под прямым углом — в этом пространстве действуют какие-то свои законы — она вынесла его на проезжую часть Тверской.

Вынесла, как ему показалось, навстречу движущемуся на него транспорту!..

Прямо под колеса стремительно приближающейся в коконе из брызг и отраженных лучей фар машины!

Столкновение казалось абсолютно неизбежным.

Сейчас идущая навстречу легковушка примет его передком! Скорость этой странной движущейся "дорожки" и скорость едущей по Тверской машины сложатся, суммируются; еще секунда, и он, Сотник, превратится в груду мяса, жил, хрящей и переломанных костей...

Почему же он не "соскочил"? Почему не спрыгнул, не скатился с этой ленты?!

Валерий и сам не смог бы внятно ответить на этот вопрос.

В отличие от его первого выезда на дежурство, то, что он сейчас видел, то, что осязал и чувствовал, мало чем отличается от привычной реальности. Разве что окружающие предметы предстают, видятся не столь контрастными, не столь объемными, полными различных черточек, оттенков, деталей, как это привычно глазу.

Сотник невольно прикрыл веки.

Послышался хлопок; упругая — и короткая, преходящая — волна воздуха коснулась его разгоряченного влажного лица.

Обернулся; машина, столкновение с которой казалось ему неизбежным, была уже в сотне метров позади! Вот она уже миновала дальний край дорожки, которая — и это тоже было новостью для Сотника — сама сворачивалась, сматывалась в невидимый глазу рулон.

Точно так же, — и эта деталь тоже не скрылась от него, тоже привлекла его внимание — сматывалась чьей-то невидимой рукой и сдвоенная дорожка багрового цвета, идущая параллельно той, что оставляет на мокром асфальте синий "фольксваген".

А на него, на Сотника, тем временем, надвигалась еще одна встречная...

Опять послышался хлопок, как будто кто-то рядом с ним откупорил бутылку игристого вина!..

Потом эти хлопки стали более частыми; а вскоре они, эти звуки, и вовсе слились воедино, став неразличимыми на фоне шипения ливневых струй.

Самих встречных машин уже попросту не было видно; дорожка, на которой Сотник, освоившись, теперь уже стоял почти в полный рост — чуть боком, перенеся вес на полусогнутую правую ногу — ускоряя движение, стремительно разматывалась вслед за оставившим ее транспортом, водитель которого ощутимо прибавил газу.

Скорость, с которой двигалась "лента" — и забравшийся на нее человек — была теперь столь велика, что проносящиеся с обеих сторон очертания городских кварталов казались смазанными; исчезли все видимые, все различимые человеческим глазом детали. Но зато вновь стали слышимыми звуки непогоды: шум дождя, разбойничий посвист разгулявшегося ветра, гулкие раскаты грома...

Небо здесь, в этом пространстве, было не темно-лиловым, черным по краям, а иным, призрачным — серовато-зеленым. Но и по нему, озаряя окрестности сполохами, ветвились бледными кустами молнии.

Сотник ощущал в эти мгновения себя серфингистом; отвязанным, безбашенным удальцом, который в штормовую погоду, подгадав, выплыв, вымахнув на своей неустойчивой доске на гребень несущейся с ревом океанской волны, пытается теперь оседлать ее, слиться с ней, стать частью этой несущейся с ревом стихии...

"Лента" вдруг стала заметно притормаживать. Поза серфингиста, которую Сотник избрал для столь странного вида перемещения по ночному городу, спасла его от неприятностей. Он очень вовремя перенес весь вес на согнутую в коленке правую ногу. И только поэтому, мягко пружиня, иногда приседая едва не до земли и балансируя руками, смог в конечном итоге удержаться на бегущей дорожке и в этот раз.

В какой-то момент "лента" замедлилась настолько, что он мог бы, не опасаясь последствий, спокойно с нее сойти, ступив на проезжую часть (хотя и это, учитывая наличие встречного транспорта, было делом далеко небезопасным).

А потом и вовсе остановилась.

Теперь он мог разглядеть как местность, в которой они оказались, так и оба транспорта.

Местность была хорошо знакомой. Еще бы ему не узнать Белорусский вокзал и прилегающую площадь Тверской заставы!..

Обе машины застыли на выезде с Первой Тверской-Ямской (в недавнем прошлом часть это была улицы Горького). Синий фургон стоит первым в крайнем правом ряду. Слева от него замер, хищно прижавшись к земле, даже чуть вытянувшись, как гепард перед первым прыжком из засады при охоте на антилопу — серебристый родстер. Сотнику показалось (а может, и не показалось), что от шин обоих этих транспортов вьется дымок...

Он решительно не понимал, что происходит. Судя по скорости, с которой перемещалась лента, на которую он успел запрыгнуть, эти два транспорта — и он, Сотник, за компанию с ними — должны уже были вынестись прочь из центра, усвистать далеко за пределы кольцевой...

Именно по этой причине, по причине того, что собственные субъективные ощущения так сильно разнились с тем, что он видит сейчас, Сотник был так удивлен, даже обескуражен. Вот так, так... Они все еще находятся неподалеку от центра, на площади перед Белорусским вокзалом.

Светофор довольно долго держал поток машин, направляющийся на Первую Тверскую-Ямскую, в этой части площади.

Наконец красный сменился желтым.

И, едва только зажегся зеленый, оба водителя одновременно ударили по газам!

Но... но ничего не произошло.

Обе машины по-прежнему стояли на месте, как вкопанные, так, словно их приклеили к дорожному полотну!

Сотнику, наблюдавшему за ними с расстояния всего в пару десятков метров, с того места, где остановилась "лента", — а вместе с ней и он сам — в какой-то миг показалось, что у обоих транспортов возникли проблемы с ходовой частью.

Такого в своей жизни он еще не видел.

Колеса обеих машин вращались с бешенной скоростью! Шины не то что дымятся, но уже, кажется, плавятся, как и асфальт под ними!

А сами эти транспорты — по-прежнему стоят; они не сдвинулись, кажется, ни на сантиметр.

Потом случилось нечто, к чему он, Сотник, не очень-то был готов.

Сначала раздался громкий хлопок.

И в тот же, кажется, миг его самого швырнуло вперед; ощущения были такими, как будто им выстрелили вместо ядра из пушки.

Прошло какое-то время, — секунды, или минуты, этого он не знал — прежде, чем Сотник вновь обрел себя в этом странном пространстве, прежде, чем к нему вернулась способность не только видеть и слышать, но и соображать.

Он лежал ничком на этой разматывающейся движущейся ленте; то ли упал при рывке, то ли рефлекторно занял единственно возможную позицию. Первым, что он услышал, был надсадный рев двигателей. Низкий, рокочущий, как у мощной ракеты, уходящей со старта, заставляющий вибрировать каждую клетку организма — рев мотора синего вэна. И высокий, зудящий, сверлящий перепонки, срывающийся порой на визгливые нотки — серебристого полуспортивного "мерседеса". Уличные гонки перешли в какую-то новую стадию. Судя по сотрясающим окрестности — и барабанные перепонки — звукам, фаза разгона в считанные секунды сменяется отчаянным торможением; то и дело воздух вспарывает визг намертво схваченных колодками шин по асфальту!..

Суть происходящего открылась Сотнику не полностью, но кое-какие предположения у него возникли. Похоже на то, что водитель синего вэна намерен во что бы то ни стало стряхнуть преследователя. Он делает все возможное, чтобы уйти, оторваться от него, чтобы избавиться от его назойливой компании... Но тот, кто сидит в данный момент за рулем серебристого родстера, тоже явно не новичок. Ему, этому человеку, похоже, не впервой бывать в подобных ситуациях. Водитель "мерседеса", как могло показаться, — особенно, такому неискушенному новичку, как Сотник — легко, без особого труда, повторяет все движения своего визави. Более того, он реагирует на все маневры "вэна" с поражающей воображение скоростью, точностью и сноровкой.

У Сотника — уже не в первый раз — потемнело в глазах. Желудок то и дело побирался к самому горлу. Вот это да... Вот это перегрузки!!

Водитель синего вэна раз за разом закладывает стремительные и весьма рискованные виражи! Даже как-то не верилось, что обычный с виду фургон может развивать подобные скорости, что он способен, подобно новейшему истребителю, исполнять некие виражи и пируэты, смахивающие на фигуры высшего пилотажа!..

Сотник был едва жив, он едва держался на этой ленте, на которую его угораздило взобраться; его швыряет то влево, то вправо, то вперед или назад! Сама дорожка, у которой вдруг обнаружились страховочные бортики по бокам, тоже попеременно кренится в одну или в другую сторону — подобно ледяной санной трассе, проложенной в желобе...

Неожиданно для себя он обнаружил, что его правая рука сжимает некую ручку в виде петли, которая прикреплена непосредственно к "ленте". Ну, или наоборот: страховочная петля, являющаяся частью — деталью — этой странной движущейся дорожки, или же ручка, сделанная из перехлестнутых полосок какого-то прочного и эластичного вещества, плотно обвила запястье его правой руки...

Валерий не знал, сколько времени прошло с того момента, как он взобрался на эту движущуюся вслед за уходящим от преследования родстера синим вэном дорожку. Скорости были чудовищными; стритрейсеры выписывали уже такие головоломные виражи, совершали такие маневры, что Сотник вообще перестал понимать, где они сейчас находятся, по каким улицам и магистралям они гоняются, где верх, где низ; он полностью перестал ориентироваться во времени и пространстве.

Грозовое ралли завершилось столь же внезапно, столь же резко и неожиданно, как и началось.

Водитель редакционной машины накрутил своего преследователя; тот в какой-то момент не смог распутать те восьмерки, те загогулины, которые выписывали оставляющие светло-оранжевый след колеса синего вэна.

Этих петель, этих восьмерок стало столь много, их рисунок был столь сложен, что шофер родстера, похоже, запутался в них, заплутал в этой паутине следов. Он, определенно, потерял свежую колею транспорта, за которым увязался. И за которым, судя по происходящему, ему приказано было следовать в эту ночь по всему его маршруту следования.

Сотнику в какой-то момент показалось, что вэн летит на всех парах в выросшую перед ними темную стену; почудилось даже, что фургон — а вместе с ним и он сам — вот-вот врежется в эту преграду.

Но она, эта стена, вдруг раздвинулась, разошлась: они въехали — влетели! — в заметный лишь с близкого расстояния некий проезд или тоннель.

Скорость движения заметно упала. В призрачно-серых сумерках, то и дело подсвечиваемые всполохами зарниц, проступили предметы окружающего их городского ландшафта.

Редакционная машина под струями непрекращающегося ливня катила вдоль тихого Петровского переулка. Водитель вскоре свернул к одному из строений, расположенных в глубине переулка. Оранжевая дорожка под ногами у Сотника тот час исчезла; как и не было ее, этой самодвижущейся ленты.

Валерий, впрочем, готов был к чему-то подобному, и поэтому не оплошал, не растерялся — он попросту сошел, как сходят с ленты эскалатора, шагнув на мокрый, в пузырящихся лужах, асфальт. Приученный уже к неожиданностям и странностям, лишь сделав несколько неуверенных — поначалу — шагов, он поверил, что под ногами у него вновь земная твердь.

Тем временем, редакционная машина проехала под взметнувшейся рукой шлагбаума во внутренний двор. Сотник бросился за ней!

Он нырнул под опускающуюся стрелу. И успел даже увидеть, успел засечь, как из припарковавшегося во дворе перед крыльцом какого-то строения микроавтобуса показались два мужских силуэта. И еще он заметил стоящий во дворе таксомотор — на то, что это именно такси, указывало наличие плафона с шашечками.

— Куда?! — громыхнуло над ухом. — Посторонним вход воспрещен!!

Чья-то рука — самого этого человека он не видел — стремительно развернула Сотника.

Валерий ощутил, прочувствовал вес этой десницы — такое впечатление, что руку ему на плечо положил некто великан.

Затем нечто — или некто — повлекло сотрудника Спецотдела, против его воли, к опустившемуся шлагбауму! На месте которого, кстати, или вместо которого, что точнее, как это ему уже доводилось однажды наблюдать, с тем же характерным свистом падающей, секущей воздух гильотины вдруг выросла, выкристаллизовалась из зеленовато-серого сумрака, металлическая преграда.

Его, Сотника, могло бы попросту размазать по этой стене!.. Но в ней в самый последний момент появилась — или открылась — дверца.

Зеленоватые и фиолетовые разряды, которыми осветилась вся эта мгновенно проявившаяся стена, звучно, устрашающе щелкнули, подобно челюстям сторожевых псов — у самого его лица, у вытянутой его руки...

А уже в следующий миг Сотник оказался на улице, по другую сторону этой преграды, в пустынном Петровском переулке, под тугими холодными струями обрушившегося с грозовых небес ливня.

Г Л А В А 5

Оперативное время:

месяц май, четвертое число, 23:59.

К моменту приезда редакционной машины в один из офисов ВГРТК, канареечного цвета Mercedes с шашечками был уже на месте. Водитель синего вэна пулей вылетел из салона! В руке у него, как и у его подбежавшего от "мерса" коллеги — ручной огнетушитель.

Оба передних колеса, несмотря на ливень и обилие луж, прежде всего, сами шины, дымятся, чадят; местами видны язычки пламени. Задние колеса тоже курятся дымком. Две струи одновременно ударили под напором из баллонов! Колеса, а затем и весь передок синего "фольксвагена" окутались в коконы из грязновато-серой пены.

— Николай, оставьте это! — отрывисто скомандовал Редактор. — Быстро открывайте помещение! Действуем без промедления, каждая секунда на счету!

Шофер метнулся к двери, доставая на ходу из портмоне карточку-вездеход. Павел Алексеевич тоже торопливо направился к крыльцу служебного входа. Сквозь влажный наэлектризованный воздух, накладываясь на запахи грозы и дождя, явственно ощущался едкий запашок жженой резины, а также запах окалины.

Не поворачивая головы и не замедляя шаг, редактор негромко поинтересовался:

— Часовщик уже прибыл?

— А когда я кого подводил? — донесся знакомый хрипловатый голос. — Ого-го... вижу, досталось вам?!

— Петр Иммануилович? — Редактор остановился в дверях. — Вот так сюрприз... Приятный сюрприз! Однако, Часовщик, прошу поспешить! Время в дефиците!

— Не волнуйтесь, не задержу! Молодые люди... кто-нибудь — прихватите сумку из багажника!

— Николай, возьмите у Часовщика вещи!

Водитель взял у своего коллеги, шофера разъездной машины, доставившего старшейшего члена Гильдии Часовщиков в указанное ему место, довольно объемистую, а, главное, увесистую сумку. Он намеревался забрать у Часовщика и саквояж, но старик его не отдал, он нес его сам. Петр Иммануилович — на нем темный плащ с капюшоном, одетый поверх костюма-тройки и неизменной шляпы, в руке старый саквояж — поспешил, насколько позволял ему почтенный возраст, за двумя своими более молодыми коллегами. Уже стоя на крыльце у открытой двери, он на мгновение обернулся, чтобы посмотреть на прибывшую только что редакционную машину — заднее стекло ее покрыто мелкой паутинкой трещинок, а залитые пеной из огнетушителей колеса потрескивают, остывая, как сырые поленья, с которыми не смогло вполне совладать, вполне справиться народившееся было пламя.

Коридор первого этажа, как обычно в это время суток, пустует. Местный охранник — тоже по обыкновению — не встречал их, он остался на своем рабочем месте, в своем оборудованной разнообразной аппаратурой помещении.

Связь с Диспетчером была неустойчивой; в наушниках гарнитуры то и дело слышались какие-то щелчки, царапающие шумы, временами сливающиеся в сплошную какофонию звуков. Павел Алексеевич все же счел нужным доложиться:

— Диспетчер, этот редактор Третьего! Мы на месте!

— Ред... понял... присту... но учтите...

— Плохо слышно! — бросил на ходу Редактор. — От одного хвоста мы избавились! Но пусть коллеги нас внимательно страхуют!..

Он уже хотел было отключить прямой канал связи с Диспетчерской, как в наушнике прозвучал — довольно четко, слышимый почти без помех — властный мужской голос:

— Редактор Третьего, "окно" для вас закроется ровно в полночь! У вас в запасе всего несколько минут!

— В полночь? — переспросил Павел Алексеевич, облизнул пересохшие губы. — Как — в полночь?!

— Повторяю, ровно в двадцать четыре ноль ноль канал закроется! Поэтому действуйте без промедления!

— Понял вас!

— И еще... последнее! Вы... я сужу по отметке... находитесь сейчас практически на самой линии "запретки"?!

— Да, так и есть.

— Будьте предельно внимательны! Удачи вам!..

Николай, держа тяжелую сумку на сгибе локтя, сбежал по лестнице. Он открыл сейфовую дверь, включил пакетником единственный здесь светильник; затем пропустил двух спустившихся за ним в цокольный этаж старших товарищей в рубку.

Как только он — сам-третий — вошел в служебное помещение, мощная, тяжелая, весом не менее двух тонн, изготовленная из многослойной брони дверь закрылась, отделив их от внешнего мира.

Петр Иммануилович прошел в рубку первым. Он неспешно, как могло показаться, снял плащ (тот был, кстати, практически сухой). Перекинул его на спинку кресла. Снял шляпу, положил ее на самый край стола.

Поставил на столешницу свой видавший виды саквояж.

Всего две или три секунды, поворот в замке ключиком — и вот он уже раскрыт. Петр Иммануилович, не теряя времени, стал извлекать из внутренностей саквояжа все то, что может понадобиться ему в ходе сегодняшнего рабочего сеанса.

Николай поставил баул, принадлежащий Часовщику, у его рабочего стола. И тут же метнулся к стене, где находится в скрытой нише сейф с аппаратурой и снаряжением.

— Отставить, Николай! — резко сказал Редактор. — Нет времени!..

Николай бросил недоумевающий взгляд на человека в черном, который, застыв посреди помещения — чуть ближе, впрочем, к двери — глядел сейчас, не снимая очков, прямо перед собой — в направлении белоснежной стены.

— Нет времени, — повторил Павел Алексеевич уже своим обычным бесстрастным тоном. — Сначала надо открыть канал!

— А сейф? А оборудование?! Согласно регламенту...

— Забудьте пока про регламент, — сказал Редактор. — Позже откроем сейф... если возникнет надобность. Часовщик, что у нас со временем?

Петр Иммануилович извлек из кармашка жилетки часы фирмы Павелъ Буре. Те самые, с вмятиной на передней крышке и выгравированным на внутренней ее поверхности двуглавым орлом.

— Объективное местное время: месяц май, четвертое число... двадцать три часа... пятьдесят пять минут ровно!

— Принято, — отрывисто сказал Редактор. — Часовщик, имеете возможность выставить оперативное время? Без того, чтобы вскрыть этот сейф?

— Сделаю, Павел Алексеевич! Я тут кое-что прихватил с собой.

— Отлично. Мы должны постараться войти до конца суток!

— Сделаю все возможное... Но мне понадобится помощь.

— Николай, помогите Часовщику установить оборудование!..

Петр Иммануилович первым делом установил на столе "пирамидку". Не дожидаясь команды Редактора — сейчас дорога каждая секунда — Часовщик запустил этот компактный метроном; в помещении рубки теперь слышались ритмичные щелчки. Тик-так. Тик-так.

Время шло... но канал пока не открывался.

— Коля, будьте так добры, — обратился к молодому сотруднику Петр Иммануилович, — достаньте из сумки хронометр в коробке. Да, да... именно эта коробка! Давайте ее сюда... просто поставьте на стол!

Николай осторожно извлек из двойной деревянной — полированной — коробки с уплотнителями и прокладками поблескивающий хромом и стеклом хронометр. С виду этот прибор был точно таким же, как тот, что хранится здесь в закрытом на тройные кодовые запоры сейфе. Таким же, как штатный хронометр редакций того типа, который обычно и используют в своей работе те, кого принято называть — часовщик.

— Мне этот хронометр привезли однажды на ремонт, — в рубке наряду с ритмичным постукиванием метронома, слышался хрипловатый голос Часовщика. — Пришлось перебрать заново механизм... Павел Алексеевич, моя старческая болтовня не мешает вам?

— Готов слушать вас хоть всю ночь! Только давайте сначала войдем в канал!

— Вы не волнуйтесь, Павел Алексеевич, я вас не подкачаю, — Часовщик стал выставлять на хронометре показания. — Так вот... я его отремонтировал, но отвезти в Гильдию не успел. А теперь, вижу, что и правильно поступил, оставив этот не числящийся на балансе прибор у себя... Ну, а теперь, голубчик, достаньте-ка из сумки другой метроном! — обращаясь уже к самому младшему члену их небольшой команды, сказал Часовщик. — И струбцины... они в отдельном пакете!

Николай извлек из сумки "пирамиду". Этот метроном, в отличие от штатного, в отличие от того, которым в данное время пользовался Часовщик, был несколько больших размеров и довольно тяжелым — килограммов десять веса в нем, не меньше.

— Ставьте "пирамиду" на стол, — Петр Иммануилович показал рукой, куда именно охраннику следует поставить метроном. — Да, да, на самый край... Хорошо! Теперь закрепите днище струбцинами... Привинтите, как следует, к краю столешницы!

Петр Иммануилович надел наголовный шлем. Включил фонарик. Повертев головой, убедился, что концентрированный пучок света послушен движениям его головы, что узенький лучик перемещается так и туда, как и куда требуется.

Николай закрутил последнюю из трех найденных в пакете струбцин. Затем проверил результат своей работы — подставка, платформа этой небольшой по размерам, но довольно тяжелой "пирамиды", сделанная из какого-то сероватого металла, — титана? — теперь намертво прикреплена к столешнице из черного мрамора.

Ну а та, в свою очередь, крепится к цилиндрической формы ножкам стола, приваренным к окрашенным в черное под цвета пола, потолка и трех стен, металлическим вставкам диаметром около полуметра, являющимися одновременно фрагментом фундамента, частью защитного каркаса служебной рубки.

— Я готов, — сказал Часовщик хрипловатым голосом. — Местное физическое время — месяц Май, четвертое число, двадцать три часа... пятьдесят девять минут ровно! Даю отсчет. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь. Пятьдесят семь...

Павел Алексеевич снял очки, сложил и спрятал их в боковой карман.

В этой чрезвычайной ситуации — при явном и очевидном противодействии планам Московской редакции — он, редактор Третьего канала, вынужден отступить от принятых у них правил, вынужден нарушить один из пунктов должностной инструкции. Прежде, чем войти в канал, следует проделать вполне определенную — и прописанную в Своде правил редакций — работу, следует действовать пошагово. За нарушение должностной инструкции и свода правил можно понести суровое наказание, вплоть до увольнения. В отдельных, особо тяжких случаях, можно нарваться на редактуру личности проштрафившегося редактора, что равносильно ликвидации самого человека.

Но у него, редактора Третьего канала, сейчас нет времени на то, чтобы вскрыть сейф; у них, у их небольшой команды, оказавшейся в форс-мажорных обстоятельствах, нет должных условий для выполнения рутинной процедуры входа. А это значит, среди прочего, что он не сможет включить прибор ПС, потому что он не располагает необходимым запасом времени.

Редактор Третьего нисколько не сомневался в себе. Он, как и прежде, ни секунды не сомневался в том, что и без штатного источника "света" способен увидеть как сам пространственно-временной экран, так и свою рабочую панель. Лишь бы только открылся канал.

Метроном продолжает ритмично постукивать, бесстрастно отсчитывая последние минуты — уже и секунды — уходящих суток. В рубке звучит хрипловатый голос Часовщика, также дающего отсчет.

Павел Алексеевич мысленно поторопил... нет, не время, и даже не самого себя, а нечто, что наделено собственным разумом, что определенно, — и многократно — превосходит разум любого отдельно взятого человеческого индивидуума и даже группы людей.

— Николай, наденьте очки! — скомандовал Редактор. — И займите штатную позицию!

Охранник выключил пакетником освещение. Опустил на лицо защитные "консервы". Перевернул стул, оседлал его. Николай сидел теперь у самой входной двери, спиной к белоснежной сияющей стене. К той противоположной от входа в рубку стене, которая на глазах — но не всех, а Редактора — быстро меняла цвет. И, как могло показаться, меняла даже свою структуру: по поверхности экрана, подобно судорогам при родовых схватках, прокатывались — все с больше амплитудой и все чаще — некие волны, некие пульсации.

— Сорок два. Сорок один. Сорок...

Павел Алексеевич физически ощущал, как уходит с каждым щелчком метронома драгоценное время.

Впрочем, он уже видел оживающую у него на глазах картинку. Ту самую картинку, которая каждый раз заставляла замирать сердце — рождающийся словно ниоткуда, проступающий из сияющей пустоты, постепенно набухающий, становящийся объемным, проявляющийся полутонами, а затем и красками, контур экрана.

— Тридцать. Двадцать девять. Двадцать восемь...

Хотя Павел Алексеевич далеко не первый год занимается своим ремеслом, он — да, да, даже он — затруднился бы с ответом на вопрос, какова природа того света, который наполняет, а, возможно, и весьма вероятно, генерирует или же сотворяет те пространственно-временные каналы, о существовании которых большинство homo sapiens не знают ровным счетом ничего.

— Двадцать. Девятнадцать. Восемнадцать...

Самое точное — хотя и расширительное — название этому свету самому Павлу довелось однажды услышать в Греции, в Афоне, от местного старца. Тот говорил только на греческом; но для будущего Редактора языкового барьера не существовало даже в ту пору, когда он был еще зеленым юнцом.

Монах спросил тогда у парнишки, приехавшего паломником в святое место из северной страны, у девятнадцатилетнего юноши, который однажды

поднялся по ветхой веревочной лестнице в его выдолбленную в скале келью:

— Зачем ты пришел ко мне?

— У меня есть вопросы, отче. Мне сказали, что вы из тех редких людей, кто видит невидимое...

— Ты не найдешь здесь ответов на свои вопросы, — сказал старец. — Ты должен и будешь служить, но не так, как служим мы.

— А как? И главное — кому?

— Ты — человек избранный. Иди своей дорогой, дорогой света. И запомни, что имя Ему — Пресветлый Мрак .

В помещении стало заметно прохладнее; температура опустилась до привычных в подобных условиях величин, находящихся в диапазоне восемь-десять градусов по Цельсию.

Вдруг, не пойми откуда, — помещение-то ведь герметичное — повеяло озонированным воздухом.

Это дуновение, этот легкий сквознячок, приятно холодящий кожу, этот дующий невесть откуда ветерок, пахнущий свежестью, ароматом мяты и еще чем-то, чему трудно подобрать определение, напомнил — но вскользь — о бушующей снаружи грозе.

И этот же сквознячок, сам факт его возникновения, одновременно является одним из — но не единственным! — признаков открывающегося канала...

Панель с окнами и набором рабочих инструментов загрузились полностью на двести восьмидесятом щелчке метронома.

Павел Алексеевич мгновенно переместил по экрану один из двух проявившихся только что маркеров, исполненных в виде "десницы". Нажал десницей на появившуюся посреди лазоревого экрана золотистую кнопку с надписью — ВХОД.

И... ничего не произошло.

Павел Алексеевич подвел туда же, под кнопку активации рабочего аккаунта редактора Третьего канала вторую "десницу". После чего, действуя уже обоими маркерами — продавливая, как ему самому казалось, физически некую упругую преграду, причем, обеими руками и всем своим весом — нажал что есть сил!..

По экрану пробежала еще одна мощная световая волна, еще одна судорога; послышался несильный хлопок, после чего в центре экрана открылось рабочее окно.

Доступ редактора Третьего в открывшийся только что канал подтвержден; можно приступать к работе.

Часовщик следил за показаниями соответствующей — секундной — шкалы

хронометра. В руке у него зажат ручной секундомер, но он пока его не включал, а лишь держал наготове.

Стрелка плавно перемещается по круговому циферблату секундной шкалы хронометра, сегментированному на шестьдесят делений. В данном случае, как и в ходе их предыдущего сеанса, одной эталонной секунде соответствует одно полное колебание этого обычного с виду механического метронома.

Петр Иммануилович по обыкновению сидел ровно, почти не сутулясь; он не выказывал беспокойства, не подавал малейшего виду, что с нетерпением ожидает команды.

— Часовщик, — прозвучал в рубке сухой, лишенный интонаций, голос Редактора, — стоп время!

На двести девяносто четвертом щелчке метронома Часовщик остановил ход локального физического времени; он сделал это, положив правую руку на конус стоящего перед ним на столе прибора, заблокировав тем самым маятник метронома.

В это же мгновение остановилась стрелка секундомера хронометра. Лежащие на чуть высветлившейся после входа в канал мраморной столешнице старые, но все еще надежные и очень точные часы фирмы "Павелъ Буре" продолжают отсчитывать текущее физическое время.

В установившейся в рубке полной тишине прозвучал хрипловатый голос Часовщика:

— Время остановлено!

— Дайте показания!

— Местное объективное время — месяц Май, Четвертое число, двадцать три часа, пятьдесят девять минут... пятьдесят пять секунд!

— Принято!

Павел Алексеевич перевел дух; и лишь после небольшой паузы, четко, раздельно выговаривая слова, произнес:

— Локальное время зафиксировано! Редакция Третьего канала приступает к работе.

Г Л А В А 6

Служебная рубка Третьего канала.

Файл "ЧП_ENIGMA".

Часовщик одновременно — одномоментно — проделал необходимые манипуляции. В тот самый миг, как его правая рука легла на маятник меньшего размера "пирамиды", остановив тем самым его движение, левой рукой Петр Иммануилович подтолкнул маятник другого метронома. Того самого прибора точного счета, который Николай извлек из сумки и затем, по просьбе Часовщика, надежно прикрепил струбцинами к краю столешницы.

В помещении рубки вновь зазвучали ритмичные звуки отсчитывающего равные доли времени — длительностью в эталонную секунду — маятника метронома.

Но это уже было иное время.

Это идет счет секундам и минутам сеанса, начиная с того мгновения, как открылся в ходе доступа к каналу рабочий аккаунт Редактора.

Это именно то внутреннее, существующее лишь в определенных пространственно-временных континиумах и измененных состояниях время, которое принято называть — оперативным.

— Петр Иммануилович, вам нужен для работы штатный хронометр? — не поворачивая головы к Часовщику, поинтересовался редактор. — Или обойдетесь имеющейся у вас аппаратурой?

— Зачем мне, голубчик, второй хронометр? — тоже не оборачиваясь, ответствовал пожилой мастер часовых дел. — Да и места для него на столе не осталось...

— Добро, — сказал Редактор. — Николай, пульт экстренной связи с Диспетчерской у вас при себе?

— Да... как всегда. Но в сейфе — боевое оружие.

— А что у вас в наплечной кобуре?

— У меня там — травматик. Вы же в курсе, что при перемещениях по городу нам не рекомендовано иметь при себе боевое оружие...

— В курсе. Но оружие вам... и нам всем — не понадобится.

— Так что... сейф открывать не будем?

— Нет, не будем. Под мою ответственность... И еще, Николай...

— Да, Павел Алексеевич?

— Вы наделены, при возникновении форс-мажора, правом прерывать рабочий сеанс...

— Только в том случае, если и когда возникнет такая необходимость.

— Именно об этом и речь. Я не могу вам приказывать, Николай, у вас своя

епархия, свои правила. Не знаю пока, как сложится этот наш сеанс... Прошу только об одном: не торопитесь давать сигнал в Диспетчерскую.

— А я разве похож на торопыгу? Или на невротика?

— К счастью для нас — нет. С нервами у вас все в порядке, — Редактор скупо усмехнулся. — И вот еще... Николай, не включайте пакетник до того момента, пока я не закончу! Или же пока нас не закроет автоматическая защитная система.

— Хм...

— Вы понимаете, о чем я прошу вас, Николай? Думайте, я вас не тороплю...

— Добро, Павел Алексеевич, — наконец сказал охранник. — Постараюсь выполнить вашу просьбу.

— Спасибо!

— Но гарантировать на все сто, что не стану отключать доступа к каналу — не могу. Поскольку таких обещаний я давать не имею права.

— Хорошо, Николай, — помолчав немного, сказал Редактор, — это меня вполне устраивает.

Павел Алексеевич переместился ближе к "экрану". Ему и прежде не раз доводилось работать без "инфоперчаток", так что отсутствие оных в данный момент — а перчатки остались в запертом сейфе, как и некоторые другие приборы и атрибуты — его совершенно не смущает.

Он сразу же обратил внимание на то, что статус его — повышен. Свидетельством тому служит большое, гораздо большее, нежели полагается иметь редактору Третьего, количество рабочих инструментов, формализованный списочный перечень которых он вывел в открывшемся окне на левой трети экрана.

Есть и другие приметы состоявшегося как факт "апгрейда" и повышения статусности. Так, например, маркеры — визуально они изображены как десницы — приобрели иной вид: из трехпалых превратились в четырехпалые (да еще и сам размер их увеличен как минимум вдвое против стандартного).

И все же понадобилось еще какое-то время, две или три минуты, чтобы он, редактор Третьего, проник в канал, слился с ним, оставаясь самим собою, в единое целое.

Павел Алексеевич открыл Живую ленту. Проскролил ее всю, не открывая — покамест — никаких файлов и даже не заостряя внимание на рабочих пометах и превью к событийным роликам. Временной диапазон Ленты, как выяснилось уже вскоре, оказался неравномерно распределенным или же недоступным для мониторинга — а, значит, и для редактуры — в обе стороны, как в прошлое, так и в будущее.

Он принялся отматывать Ленту назад, запустив ее с огромной скоростью отработанным движением левой руки — и в левую же от себя сторону. Среди тысяч файлов-событий, оказавшихся в поле зрения редакций и каналов, отобразившихся в той или иной степени на Живой ленте, крайним оказалось событие, начальной точкой хронометража которого является тридцатое апреля сего года, 13:35 по местному времени.

Редактор не стал — пока не стал — открывать этот файл, обратив лишь внимание на две рабочих пометы, оставленных коллегами. Он запустил Ленту в другом направлении, уже слева направо. Она остановилась — застряла и далее не продергивалась — на некоем событии, имеющем следующий тайминг — 06/5. 01:30.

Павел Алексеевич задумчиво покачал головой. Собственно, чего-то именно в таком духе он и ожидал. Более того, картинка, которую он сейчас видит, — пусть и предварительная, не подвергнутая еще глубокому осмыслению и тщательному анализу — во многом подтверждает то, что он слышал недавно из уст одного из Хранителей.

Авакумов, когда они прогуливались в лесочке в окрестностях ближней дачи, сказал как бы между прочим о самом важном: о том, что Лента вновь встала. И что ее остановка, согласно имеющимся у него, Авакумова, сведениям, вызвана неким событием, которое должно произойти в ночь с пятого на шестое мая.

Редактор также обратил внимание на появившиеся окна иностранных новостных лент. Они всплывают, когда наводишь "десницу" на соответствующий значок в виде аббревиатуры того или иного канала... Авакумов — человек слова. Он и на этот раз сдержал свое обещание; доступ к иностранным ресурсам у редактора Третьего теперь есть в полном объеме. Вот только нет у него сейчас ни времени, ни особого желания копаться в чужих лентах, выискивая то ли иголку в стоне сена, то ли жемчужину в огромной куче чужеземного словесного и событийного навоза. Со своими бы файлами разобраться...

Ну что ж. Пришла пора заняться прямым делом.

А именно, редактированием файла, присланного в редакцию Третьего вышестоящей инстанцией.

Редактор отмотал Ленту в самое крайнее по направлению к минувшему, к прошлому, положение. С теми полномочиями, какие у него сейчас имеются, с апгрейдированной мощностью, с нынешней оснасткой он рассчитывал получить временной диапазон, по меньшей мере, в две календарных недели. По семь дней в одну и другую стороны центральной — или главной — временной оси Живой ленты...Он еще раз убедился, что далее этого оказавшегося крайним запакованного и отмаркированного коллегами "ролика" лента в прошлое скролиться не желает. Что-то ей мешает, что-то не так с этим событием.

Превью озаглавлено коротко, но многообещающе: "ЧП_ ENIGMA".

Редактор навел десницу на окно, в которое перемещен присланный ему рабочий материал. Запакованный Главредом Второго канала и перенаправленный Диспетчером — не рядовым, не дежурным, а Главным Диспетчером! — файл снабжен двумя служебными пометами.

Одна, сделанная рукой коллеги, гласит:

"ЧП_Москва_ЦАО_Никольская_4_ ENIGMA_30/4. 13:35 — 13:57"

Вторая запись, уже от Главного Диспетчера, предельно лаконична:

Отредактировать!

Павел Алексеевич закрыл — временно — Живую ленту. Убрал с панели лишние окна. И тут же нажатием на ссылку с рабочим файлом открыл сразу две проекции, которые теперь делили весь экран, за исключением трех узких полос слева, вверху и внизу, испещренных понятными лишь редактору значками, символами и метками, на две равные части.

На проекции, занявшей левую часть экрана, он увидел открывшуюся карту Центрального округа столицы. Место события помечено на ней красным флажком; и находится он, этот флажок-репер, в непосредственной близости от самого сердца исторической Москвы, неподалеку от Кремля, Красной площади, Манежки, ГУМа, здания Исторического музея...

Редактор укрупнил масштаб. Когда он навел "десницу" на красный флажок, высветилась справочная надпись — Кафе-клуб "ENIGMA", ул. Никольская д. 4.

Павел Алексеевич тут же — и в этом же окне — развернул изображение, кликнув по всплывшему окошку "Панорама".

На экране появилась перемещаемая под воздействием маркера картинка. Сначала открылась панорама переулка между Ильинкой и Никольской. Называется он Ветошный; недлинный и неширокий переулок-сквозняк с двухполосной проезжей частью, узенькими тротуарчиками — кое-где их нет вовсе — с близко стоящими к проезжей части с "нечетной" стороны трех, четырех и пятиэтажными зданиями постройки преимущественно прошлого и позапрошлого веков. По другую его сторону тянется стена восточного крыла ГУМа.

Редактор открыл изображение фасадной части четырехэтажного строения, на первом этаже которого находится означенное заведение; фактически это угол Никольской улицы и Ветошного переулка.

Дверь заведения окрашена в ультра-черный цвет. Над ней, укрепленный на двух тросиках, вмурованных в стену, закреплен прямоугольный козырек, каковой служит заодно и вывеской.

На этом козырьке — он тоже, кстати, выкрашен в Ultra Black — белыми буквами надписано название заведения.

Что любопытно, хотя подобное и не является редкостью для Москвы или иного российского города, название начертано на двух языках.

Наверху надпись на русском — ЭНИГМА.

Ниже название заведения указано на латыни — ENIGMA.

На открывшейся в правой части экрана проекции, представляющей из себя ожившую объемную картинку, появилось изображение места события.

Каковое, кстати, если рассуждать в рамках формальной логики, в рамках закона "исключения третьего" — а значит, мыслить линейно — уже произошло несколько дней тому назад. Каковое уже свершилось. Речь о некоем происшествии, имевшем место тридцатого апреля, в субботу, в полуденную пору.

Данный формат более всего пригоден для режима предварительного просмотра. Главное — есть возможность просматривать ролик из любой точки событийного пространства. При необходимости, можно также выделить любой предмет для дальнейшего исследования его доступными редактору способами и инструментами в уменьшенном или увеличенном размере.

Длительность ролика составляет двадцать две минуты тридцать четыре секунды. Локация события: зал кафе-клуба "Enigma", а также улица близ входа в заведение — угол Никольской и Ветошного.

Начало события (появление объекта в ленте) — 30/4. 13:35:10.

Редактор включил ролик на воспроизведение, концентрируясь как на самом этом событии, так и на показаниях таймера.

Качество изображения, отменный звук и сами технологии, с которыми не могут сравниться даже самые продвинутые симуляторы, позволяют целиком и полностью погрузиться в происходящее. Позволяют видеть и слышать все так, как будто ты сам находишься в данном месте; иными словами, позволяют добиться максимально возможного эффекта присутствия.

Событийный ролик, снабженный старшими коллегами короткой пометой "ЧП_ENIGMA", начинается с того места, с того момента, когда в дверях кафе появился новый посетитель.

Когда Редактор увидел, кто именно вошел с улицы в кафе, он — хотя и предполагал нечто подобное — ощутил тревожный холодок меж лопаток.

То был ни кто иной, как молодой человек, известный ему уже под именем Даниил Логинов.

Павел Алексеевич захватил "десницей" из расположенной на левой полосе экрана рабочей панели маркер "наблюдателя". Он, это маркер, несет в себе графическое изображение обезличенной человеческой фигурки; прямо под ним — красным цветом на лазоревом — обозначение РедIII (один из видов формализованного служебного никнейма редактора Третьего канала). Редактор медленно переместил "человечка" — переместив тем самым, в условном, конечно, отображении, самого себя — в центр экрана. После чего совместил — с максимально возможной точностью! — с силуэтом только что вошедшего в одно из заведений Китай-города молодого человека.

Для начала (для начала) он попытается увидеть и услышать максимум из того, что видел и слышал в тот день молодой человек, о существовании и, тем более, роде занятий которого до недавних пор ни он сам, ни, кажется, его коллеги из других редакции, не знали ровным счетом ничего.

Иными словами, он, редактор Третьего канала, попытается проникнуть в суть неких вещей и процессов, глядя на них глазами Логинова.

...Павел Алексеевич ощутил подошвами туфель легкие колебания почвы. Это были едва уловимые толчки, некие слабые, невыраженные пока явно вибрации. Наверное, такие же ощущения испытывали те, кто, находясь на пешеходной части центральных московских улиц, наблюдали не так давно за проходом по Ленинградскому проспекту и Тверской улице колонны тяжелой военной техники...

Эти легкие толчки, эти вибрации гладкого черного пола служебной рубки, передающиеся через подошвы туфель, возникли тот час же, как только Павел Алексеевич открыл присланный ему для редактуры файл.

Но он уже был готов к чему-то подобному; да и мысли его были заняты сейчас совсем другим.

Всё внимание Редактора теперь полностью отдано тому, что видит и слышит молодой человек, только что вошедший в дверь расположенного в Китай-городе кафе с многозначительным названием Enigma...

Г Л А В А 7

Операционное время:

30 апреля 13:57.

"Roma Aeterna".

Четвертая редакция скрипта.

Павел Алексеевич внимательно просмотрел весь ролик. Последним, что он увидел, — увидел именно с той позиции, в которой находился Логинов — была дверь заведения. Та самая окрашенная в радикально-черный цвет с двух сторон входная дверь в кафе-клуб Enigma, в которую менее получаса назад — отсчет по таймингу события — вошел Дэн.

В какие-то доли секунды она, эта дверь, как бы сама собой открылась, распахнулась; и в то же самое время превратилась в нечто подобное сотканному из мрака тоннелю, уходящему неведомо куда.

Именно этим мимолетным, весьма странным видом и завершился событийный ролик под рабочим названием "ЧП_ENIGMA".

Павел Алексеевич сокрушенно вздохнул. При иных обстоятельствах, при ином раскладе, он прокрутил бы этот ролик не один раз. При другом, нежели сейчас, раскладе, он затратил бы на изучение, на анализ этого материала ровно столько времени, сколько понадобилось бы для выявления багов и выработки оптимального для последующей редактуры данного событийного ролика решения. Скорее всего, потребовалось бы несколько операционных сеансов; в реале — для него — на редактуру могло бы уйти от нескольких часов до нескольких суток его служебного времени.

Но сейчас, в данный момент, он не располагает сколь-нибудь значимым запасом времени.

Колебания несколько усилились; гладкий пол под ногами, как могло показаться, превратился в палубу корабля, через которую передаются как вибрации от слитной работы поршней главного двигателя, раскручивающих гребной вал, так и мелкие сотрясения от ударяющих в скулу невысоких — пока что невысоких и редких — морских волн.

Павел Алексеевич не сомневался в том, что коллеги со Второго канала, работавшие с этим файлом прежде его, перепробовали все возможные способы редактирования события, отмаркированного рабочей пометой "ЧП_ENIGMA". То есть, они действовали по стандартному сценарию, который он и сам пытался осуществить в ходе редактуры файла "Теракт_Москва_ЮАО_Орджоникидзе...", являющегося не чем иным, как ответвлением события "ЧП_ ENIGMA".

Собственно, об этом свидетельствовала длинная "портянка" со служебной записью, открывшаяся в рабочем окне.

Редактор Третьего не стал читать подряд эти важные, вне всякого сомнения, записи. Ознакомление с пошаговыми корректировочными операциями — после каждой из которых следовала вынужденная отмена и возвращение к status quo — и субскриптов для каждого из персонажей этого событийного ролика, потребует массы времени, которого у него нет.

Чтобы сэкономить драгоценный и самый дефицитный в их деле ресурс, а именно, время, Павел Алексеевич промотал в конец всю эту "портянку". И ознакомился уже с конечными выводами, изложенными Главредом Второго — ник EiCII — в конце этой длиннющей служебной записи.

Примечание к файлу "ЧП_ ENIGMA".

Любые попытки оперативной редактуры, как-то:

— изменение места события;

— изменения времени события;

— изменение состава главных действующих лиц путем изъятия из

событийного ролика:

а) "Даниила Логинова",

б) Любови Шаховской,

в) Артема Бородина,

г) всех троих молодых людей одномоментно,

д) изъятия либо перемещения данных личностей в любых возможных комбинациях;

— изменение маршрута транспортного средства, совершившего наезд:

а) обычными в таких случаях средствами,

б) путем постановки препятствий,

в) путем воздействие на водителя;

— изъятие из скрипта "наблюдателя" (смотри примечание), приводят к взаимосвязанному негативному результату:

1) появлению окна с вредоносным скриптом (усл. назв. "Черный ящик"),

2) остановке Живой ленты на отметке 06/5 01:30.

EiCII.

Павел Алексеевич сверился с выставленными им по ходу первого — и единственного, увы — просмотра файла "ЧП_ ENIGMA" пометками тайминга. Эти засечки он сделал для того, чтобы сократить время сеанса оперативного вмешательства. Именно поэтому, он, кстати, не решился включать присланный ему на редактуру событийный ролик для повторного просмотра.

Да, он перестраховывается. Да, он осторожничает.

Но у него сейчас имеются все основания предполагать, что, возьмись он действовать по типовому для редактора канала сценарию, начни он действовать пошагово, это приведет к зависанию рабочего файла. А то и к возникновению нарастающих флуктуаций с последующей остановкой сеанса защитной системой.

А это, в свою очередь, приведет к тому, что закроется окно возможностей по данному событию. Не исключено также, что при таком повороте исчезнут всякие возможности подкорректировать уже не только данное событие, но и другие события (те из событий, что так или иначе связаны с тем эпизодом, с той драмой, что произошла близ кафе Enigma).

Все это вместе взятое можно было бы посчитать досадной ошибкой, накладкой, случившейся по вине мониторинговых подразделений и редакторов сразу нескольких каналов от Четвертого до Второго включительно. Ведь у редакторов тоже бывают не самые удачные дни, они — живые люди. Опять же, не ошибаются лишь те, кто не работают.

В самом деле, вокруг — теракты, конфликты, войны. Сплошь и рядом происходят более масштабные события, в которых гибнут десятки, а то и сотни людей. А тут всего лишь пара трупов, какие-то жертвы ДТП...

Есть только одно "но". Событие, которое поручено отредактировать Павлу Алексеевичу в форс-мажорных по сути обстоятельствах, событие, внешне выглядящее как довольно мелкое по масштабам страны и даже столицы происшествие, каким-то образом, — правда, пока непонятно, в силу каких именно обстоятельств — тесно увязано с настоящим и ближайшим будущим очень большого количества людей.

Речь идет, ни много, ни мало, о миллионах граждан одной из самых крупных стран мира.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у человека в черном одеянии.

Он нажал четырехпалой "десницей" на первую из закладок с установленными им при просмотре ролика временными засечками.

30.04. 13:52:35

Событийный ролик "ЧП_ ENIGMA" включился на воспроизведение в нужном месте записи, точно в отмеченное Редактором время.

Знакомый уже звуковой фон; слышны голоса беседующих за столиком людей; от барной стойки, от развешанных по стенам динамиков, долетают обрывки какой-то современной молодежной музыки...

Одновременно с этим, родившись невесть откуда, — как могло показаться, из открытого перед редактором канала — зазвучали и иные звуки.

То был низкий ровный гул, подобный тому, что сопровождает сход снежной лавины.

Толчки почвы под ногами тоже стали ощутимей.

Павел Алексеевич приготовил обе "десницы". Вот он, этот немаловажный для анализа скрипта момент... Артем, сокурсник, приятель и сослуживец симпатичной светловолосой девушки (предположительно — девушки Логинова), привстал... Протягивает через стол листок парню, который, сильно опоздав, все же явился в это заведение.

— Дэн, внизу страницы я указал адрес своей джимейловской почты, а также пароль к ящику...

В распоряжении Редактора всего лишь несколько секунд.

До полуминуты — максимум.

Пока звучала эта фраза, Павел Алексеевич успел подвести левый маркер-десницу к силуэту того человека, который, приподнявшись, протягивал другу своей сокурсницы сложенный пополам лист бумаги. В открывшемся небольшом окне появилась справочная запись:

Бородин Артем Александрович, 25 лет, москвич, место службы ГИМ, научный сотрудник Отдела письменных источников, холост. Погиб 30 апреля с.г., сбит машиной на углу Никольской и Ветошного, к моменту приезда медиков признаков жизни не подавал. Захоронен 3-го мая ок. 11.00 на Гольяновском кладбище г. Москвы.

Примечание. Полная биография Бородина А.А. закрыта Гильдией Хранителей.

Павел Алексеевич выругался про себя. Ну вот как, спрашивается, это понимать?! Как можно работать в таких условиях? Как можно делать редактуру, если от тебя скрывают некие фрагменты информации?

Впрочем, у него нет времени на эмоции, на собственные переживания. Редактор канала, даже из рядовых, должен обладать набором качеств и способностей, присущих разве что гениальному Юлию Цезарю или одному из главных индуистских богов Шиве. Редактор канала должен смотреть и читать в шесть глаз, он обязан уметь писать, корректировать, редактировать любые тексты и любые форматы изображения так быстро и точно, как будто у него не только три пары глаз, но и шесть рук, как у Шивы. Он должен также обладать мастерством шахматного гроссмейстера, способного далеко и глубоко просчитывать стратегические комбинации, способного принимать решения в рамках отведенного на обдумывание времени. Если продолжить аналогию с древней великой игрой в шахматы, редактор, подобно многоопытному мастеру обязан уметь думать также и за своего соперника, предугадывать его ходы, видеть хотя бы в общих чертах его цели, его стратегию. Коль возникнет такая необходимость, то нужно уметь сражаться сразу на нескольких досках, или на нескольких десятках досок, один против многих, как это бывает в ходе сеанса одновременной игры.

Человек, сначала попавший в поле зрения Гильдии, а затем и подготовленный к работе на каналах, должен уметь, среди прочего, выстраивать сложные цепочки из логических, хотя зачастую кажущихся алогичными — и, что важно, безошибочных — действий с максимальным пониманием и учетом всех возможных последствий оказываемого им

воздействия — в прошлом, настоящем и в будущем.

И еще, что само собой разумеется, он должен обладать ледяным спокойствием, должен сохранять хладнокровие и выдержку в любых, самых драматичных, обстоятельствах.

Павел Алексеевич не упускал из вида ни одного слова, ни одного жеста, ни одного движения этой троицы, этих беседующих за столиком кафе в Китай-городе молодых людей. Еще минута, и они станут прощаться, они — расстанутся.

Двое уже спустя несколько минут погибнут.

Третий...

Третий исчезнет в том сотканном из мрака тоннеле, куда на мгновение успел заглянуть и Павел Алексеевич; исчезнет, чтобы вскоре, спустя менее двух суток, появится уже в другом месте.

И, очень похоже на то — уже в ином качестве, совсем, совсем другим человеком.

Дэн привстал... Вот-вот он возьмет у "ботаника" тот лист, что содержит некую "рассыпанную", битую информацию. Тот единственный лист из полученного от некоего Майкла файла с фрагментом рукописи, который Бородину удалось вывести на принтер. И распечатать в том поврежденном виде, в котором он, этой файл, к нему, Артему Бородину, собственно, и "переслался" несколькими днями ранее по электронной почте.

Правый маркер Редактора был наготове... Павел Алексеевич выделил нужную область на экране. Скопировал доступное изображение — как "живое" изображение, так и разбитые на серию картинок, фактически, снимков, изображения этого сложенного пополам листа. Кстати, листок этот хотя и был частично закрыт двумя пальцами Артема, а затем и пальцами Дэна, но все же, как Редактор сам только что убедился — пусть и мельком лишь удалось увидеть — отдельные символы, буковки, значочки там, на этом листке, все же можно разглядеть...

Павел Алексеевич, действуя с максимально возможной скоростью и точностью, завел "картинки" в одно из служебных окон. Кликнул поочередно по двум квадратикам почты — Главреда Второго и главного диспетчера.

Тут же всплыла надпись:

МАТЕРИАЛЫ ДУБЛИРУЮТ ФАЙЛ

"ЧП_ ENIGMA" _избранное_дешифровка_03.05. 19:38_EiCII"

ОТПРАВИТЬ ПОВТОРНО?

Редактор Третьего подтвердил необходимость отправления выделенных им фрагментов ролика на дешифровку.

"Эх, Дэн, Дэн... — промелькнуло в голове у Редактора. — Ну чего тебе стоило развернуть этот полученный от Артема листок? Хотя бы взглянуть на то, что там пропечатано... Не говоря уже о том, что ты мог бы через свой смартфон или ноут легко — для тебя-то это раз плюнуть! — проверить, что там с джимейловской почтой Бородина и заодно посмотреть, есть ли возможность дешифровать полученный им от некоего Майкла файл..."

Неужели Логинов так вяло — если не сказать, холодно — воспринял просьбу знакомого своей девушки потому, что увидел в нем потенциального соперника? Кто знает, кто знает.

Как бы то ни было, Логинов сильно затруднил задачу для редакторов... Хотя, возможно, тем самым спас самому себе жизнь. Разверни он сразу листок, переданный ему Бородиным в кафе, все в этом событии могло бы пойти по совершенно иному сценарию.

Павел Алексеевич открыл вторую закладку. Начало включенного на воспроизведение фрагмента — 30.04. 13:54:41.

В какие-то доли секунды, — так, что глаз едва успел отреагировать на "перебивку" — изображение на большом проекционном экране — переменилось.

...Дэн помог девушке облачиться в ее длинный светлый плащ. Она повесила сумочку на плечо. Поцеловала парня в губы...

Редактор навел на силуэт девушки левый маркер. В открывшемся рядом с женской фигуркой окне тот час же появилась справочная запись:

Шаховская Любовь Дмитриевна, 23 года, москвичка, место службы ГИМ, младший научный сотрудник. Погибла 30 апреля с.г., смерть наступила в результате наезда т/c Mercedes Gelandewagen на углу Никольской и Ветошного, к моменту приезда медиков признаков жизни не подавал. Захоронена 3-го мая ок. 16.30 на Котляковском кладбище г. Москвы.

Примечание. Полная биография Шаховской Л.Д. закрыта Гильдией Хранителей.

На этот раз Павел Алексеевич уже не стал про себя обзывать начальство разными нехорошими словами. Тем более, что он-то не в курсе, кто именно закрыл информацию по этим двум личностям. Этим человеком мог быть любой из Хранителей. Да вот хотя бы тот пожилой, но еще бодрый мужчина, с которым совсем недавно Павел Алексеевич беседовал на ближней даче.

Пространство рубки наполнил низкий басовитый гул; теперь уже

завибрировали, сотрясаемые мелкой дрожью, не только пол, но и стены, но и потолок. Посторонние шумы столь сильны, что приходится напрягать слух, чтобы расслышать реплики, звучавшие в пространстве кафе

— Не провожай нас, ладно? — сказала светловолосая зеленоглазая красавица. — Не надо, Дэн...

Редактор молниеносно среагировал на действие — кстати, это уже не первое его появление в кадре — мужчины, который сидел за одним из столиков в глубине кафе. Павел Алексеевич заметил — и взял мысленно на карандаш — этого субъекта еще при первом просмотре ролика. Обратил он внимание на него сразу по нескольким причинам. Этот молодой мужчина лет двадцати пяти с короткой стрижкой, крепкого сложения, обладающий скорее славянской внешностью, не спускал глаз с Дэна с того самого момента, когда тот вошел в дверь кафе-клуба "Энигма". Более того: когда Логинов вошел в заведение, он позвонил кому-то со своего сотового и что-то коротко сказал ответившему на звонок человеку.

Что еще можно сказать об этом персонаже?.. Он один за столиком; широкую грудь и мускулистые руки обтягивает тонкий свитер цвета хаки, кожаная куртка висит на спинке пластикового кресла. Рукава слегка поддернуты, открывая широкие мощные запястья, заросшие курчавой рыжеватой шерстью; на широкоскулом, с тяжелой челюстью лице проступила щетина. Держится спокойно; определенно, старается не привлекать к себе внимания. Перед ним недопитый бокал светлого пива; занятая им позиция позволяет видеть как входную дверь, так и тот столик у окна, за которым устроились молодые люди.

На дальнем от него краю стола лежит смартфон Sharp AQUOS; он снабжен 3D камерой; повернут так, чтобы в кадре постоянно была троица молодых людей, беседующих о чем-то за своим столиком по другую сторону прохода.

Там же лежит сигаретная пачка Marlboro; возможно, это еще один элемент Spy-аппаратуры, при помощи которой осуществляется слежка и скрытая запись информации.

Этот человек с бегающим взглядом, определенно, оказался здесь не случайно. В примечании к скрипту от EiCII он назван "наблюдателем". Редактор Третьего присвоил ему прозвище "Рыжий".

Павел Алексеевич навел "десницу" на силуэт интересующего его человека. "Рыжий", как только трое молодых людей, сидевших у окна, поднялись на ноги, тут же потянулся за своей трубкой.

В тот самый момент, когда Дэн помогал светловолосой девушке, обладающей холодной спокойной красотой, облачиться в плащ, Рыжий включил набор по забитому в меню номеру.

В справочном окне рядом с силуэтом Рыжего появилась запись:

Некий Сергей З-ц, 26 лет, родом из подмосковного Клина. Информация о нем имеется в базах данных МВД. Легенда — "криминальный типаж, браток, "свой среди чужих", полицейский сексот, стукач". Точное местонахождение неизвестно. В н. вр предположительно — хрон.

Примечание. Доступ к информации на Сергея З-ца, содержащейся в базе данных МВД закрыт Гильдией Хранителей.

Павел Алексеевич сопроводил правой десницей движение руки Рыжего. Тот поднес к губам смартфон. На фоне нарастающего гула, в котором появились и новые — скрежещущие нотки — прорезался грубый мужской голос:

— Внимание! — произнес он. — Приготовься!.. Они выходят!..

Редактор мгновенно выделил на экране крохотный фрагмент со смартфоном, захватил правой десницей и завел в установочное окно. В открывшемся в правом углу экрана окне размером примерно семьдесят на пятьдесят сантиметров появилась картинка. Оно, это изображение, почти сразу же и "захлопнулось". Но Павел Алексеевич все же успел увидеть припаркованный на углу Ильинки и Ветошного темно-серый "гелендваген", за рулем которого сидит какой-то длинноволосый смуглый бородач. В руке у того — сотовая трубка. В окне для справки появилась — к этому времени картинка с джипом уже пропала — короткая запись:

Личность водителя не установлена. Точное местонахождение его в н.вр. неизвестно. Предположительно — "хрон". Не исключена также принадлежность к хронометисам. Скрипт частично засвечен в эпизоде с несостоявшимся подрывом "газели" в квартале бизнес-парка на Орджоникидзе, а также в ходе попытки преследования редакционной машины по маршруту ст. метро Братиславская — Клиника коррекции зрения на Лобачевского.

Примечание. Водитель Mercedes Gelandewagen после ДТП скрылся с места происшествия, транспорт был брошен во дворе одного из домов по

Неглинной улице. Имя и фамилия владельца транспорта — известны, причастность выясняется, джип числится в угоне с 29.04 с.г.

Ну что ж, с конфигурацией данного события, с расстановкой персонажей он более или менее разобрался. Теперь можно приступить непосредственно к редактуре; Павел Алексеевич планировал отредактировать финал данного события и имел конкретный план действий.

Работать, кстати, становится все труднее. Некоторые толчки в самой служебной рубке были уже столь ощутимыми, что Редактору приходилось балансировать, перенося вес с ноги на ногу, подобно тому, как это делают бывалые моряки во время разыгравшегося шторма. Впрочем, рабочему процессу эти флуктуации пока не вредили; да и сам Павел Алексеевич слишком был занят своим делом, чтобы обращать внимание на заметно усилившуюся "качку".

В пространстве рубки, перекрывая сторонние шумы, прозвучал громкий голос Редактора:

— Часовщик, принимайте показания операционного времени!

Подсиненный луч фонарика переместился по столу. На короткое мгновение он выхватил из темноты чуть подрагивающий штырь маятника малой "пирамиды". Скользнул по циферблату раскрытых часов Павелъ Буре; затем лег на хронометр.

Петр Иммануилович расфиксировал крепежи всех коррекционных головок прибора для установки времени.

— Я готов!

— Месяц апрель... Тридцатое число... Тринадцать часов пятьдесят семь минут!

— Выставлено!

— Запускайте второй метроном! Остановка времени по моей команде!

Петр Иммануилович отвел в левое крайнее положение маятник большей по размером "пирамиды", чье титановое основание привинчено к столешнице, имеющей в действительности лишь напыление "под мрамор", сразу тремя крепкими, рассчитанными на воздействие мощных деформирующих сил струбцинами из сверхпрочного композитного металла.

Затем — без паузы — отпустил маятник, который качнулся в правое крайнее положение.

В рубке послышались ритмичные и несколько более громкие, чем у "малой" пирамидки, щелчки метронома.

И тут же прозвучал хрипловатый голос, принадлежащий самому возрастному члену их небольшой команды

— Предоперационное время — включено!

Павел Алексеевич произвел на рабочей панели необходимые манипуляции. Событийный ролик "ЧП_ENIGMA" открылся на последней минуте — синхронно с показаниями предоперационного времени.

И тут же, буквально уже в следующую секунду, началось то, чего Павел Алексеевич так опасался. Началось то, к чему он был готов, но к чему ни один редактор не может быть вполне готов по определению.

В рубке разнесся механический голос:

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!! Измените конфигурацию на рабочем столе!!

...Тряска и шум стали столь сильны, что уже почти ничего не было слышно; потерялось само ощущение тверди под ногами; так что даже сложно понять, где низ, где верх, где пол, а где потолок...

Теперь уже Павел Алексеевич ощущал себя пилотом воздушного лайнера, который, завалившись в пике, стремительно теряя высоту, содрогаясь, жутко вибрируя каждой своей клеткой от диких перегрузок, несется — почти уже неуправляемый — к приближающейся с каждым мгновением земной тверди...

Щелчки метронома, перекрывая рев разыгравшейся стихии, а также громкие, требовательные, протестующие — и предупреждающие — реплики "антивируса" и всей в целом защитной системы, гулкими набатными ударами отдавались у него в ушных перепонках.

Само же время, казалось, основательно замедлилось; оно стало тягучим, тяжелым, медлительно-свинцовым. В один-единственный период колебания между двумя крайними положениями маятника метронома могла бы уместиться целиком вся огромная, начинающая разгон от горизонта тридцатиметровой высоты океанская волна, поднятая, вздыбленная ураганным ветром...

Редактор Третьего сконцентрировался на своей задаче. Он выделил левым маркером — вырезал из справочного окна — свернувший только что из Ильинки в Ветошный и начавший свой смертельный разгон до скорости примерно в полторы сотни километров в финальной фазе действа массивный джип.

Открыл окно буфера обмена, мгновенно открыл новый бланк, чтобы переместить туда фрагмент картинки с "гелендвагеном", вызвал режим "кодировка".

Напрягая голосовые связки, крикнул человеку, который находился всего в каких двух с половиной метрах от него:

— Стоп время!!!

В ту же секунду Петр Иммануилович остановил — положив правую руку на конус — маятник второго метронома.

— Операционное время выставлено! — своим хрипловатым голосом сказал Часовщик (хотя и не был уверен, что будет услышан). — Объявляю точное операционное время — месяц Апрель, Тридцатое число, тринадцать часов пятьдесят семь минут пятнадцать секунд!..

Едва Редактор поднес вторую десницу к "гелендвагену", намереваясь препарировать скрипт, как на чуть подернутом рябью лазоревом фоне возник черный квадрат нового — всплывшего — окна.

Ага, а вот и "черный ящик" появился!..

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!! Вредоносный файл!!! Немедленно измените конфигурацию на рабочем столе!!!

Павел Алексеевич не собирался вскрывать этот "черный ящик", у него другая задумка. Тем не менее, он отметил про себя одну увиденную — пусть и мельком — деталь: где-то в глубине этого открывшегося тоннеля вспыхнули огненные искорки...

И еще (еще) ему показалось, что эти огоньки — адские уголья, иначе не скажешь — имеют некую форму, которая быстро меняется. Это было не хаотическое, но сформированное движение — закрученное по спирали.

То есть, можно предположить, что то, что он видит в открывшемся — вернее, видимом пока лишь частично — пространстве, представляет из себя некий вихрь, нечто вращающееся и вот-вот, кажется, готовое влететь, ворваться огнем, пламенем и осколками прямо в пространство служебной рубки Третьего канала...

Из невидимых динамиков, накладываясь на рев разыгравшейся стихии, отдаваясь в ушах, гремел механический голос:

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!! Немедленно удалите вредоносный файл и закройте лишнее окно!!

Павел Алексеевич навел на "черный ящик" правую десницу; щелкнул левой на опцию "ЗАКРЫТЬ". Окно хоть и медленно, но закрылось... Уффф!

Но радоваться долго этой маленькой виктории не получилось. Стоило только Редактору подвести маркер под изготовленную для анализа, для препарирования и последующей редактуры картинку с захваченным в установочное окно "гелендвагеном", как вновь на экране всплыло аспидно-черное окно с разгорающимся где-то в его глубинах вихреобразным пламенем!..

Изображение заметно дернулось, как от мгновенного перепада напряжения; но и на этот раз картинки на экране и в целом заставку с рабочим столом не "сорвало", не закрыло принудительно.

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!!

Павел Алексеевич решил — временно — не обращать внимания на весь этот дурдом, на шум, на толчки, на предостережения защитной системы; решил игнорировать их, абстрагироваться от них. А что ему еще остается делать?! Иногда, чтобы добиться нужного результата, приходится рисковать, приходится действовать на грани фола.

Редактор вновь навел десницу на заведенный им в установочное окно "гелендваген".

В открывшемся окне "идентификатора" появилось наконец некое изображение.

Картинка была весьма посредственного качества, размытая, нечеткая.

Но Павел Алексеевич все же успел зафиксировать взглядом, отложить в памяти эту увиденную им картинку: контуры некоего здания, некоего строения с готическими формами... показавшегося ему очень знакомым!

Он не успел произвести более никаких манипуляций по декодировке данного субскрипта, поскольку уже в следующую секунду произошло нечто неожиданное.

Случилось нечто, что его, редактора Третьего канала, сначала удивило, затем встревожило; и, наконец, потрясло — всего до основания, заставив теперь уже вибрировать и его душу.

Окно с готическим символом — закрылось! Но открылось — причем, в самом центре экрана — другое изображение.

Оно было размерами примерно метр на метр.

Сначала в этом окне появилась — соткалась как будто из золотистой пыльцы — стилизованная, похожая на статую в полный рост, человеческая фигура. Черт лица рассмотреть невозможно; но по строению тела, по фигуре, по тому даже, что он — или Он — облачен в тогу с золотой каймой и с пурпурной накидкой на плечах, понятно, что это не женский типаж.

Под "статуей", точно так же собравшись из невесть откуда прилетевшей золотистой пыльцы, появилась — полукругом — надпись:

Roma Aeterna

Само это изображение было очень четким, ярким, контрастным. Зато за пределами этого всплывшего "окна", по его краям, на периферии рабочего стола, поблекли разом все краски. И даже сам экран из лазоревого, с вкраплениями помеченных другими цветами и оттенками панелей и инструментов, стал каким-то вылинявшим, блеклым, однообразного скучного сероватого цвета.

Новая, столь поразившая Редактора картинка в таком виде просуществовала всего несколько секунд. Затем и "статуя", и надпись под ней, уменьшившись в размерах — образовав нечто вроде аватара — переместились в левый верхний угол открывшегося окна.

В самом же этом открывшемся окне, в центральной его части, появилось изображение смартфона, и — отдельно — наборное устройство с кнопками.

В этот момент как-то все вокруг Редактора несколько стихло.

Или же, чего тоже нельзя исключать, ему только казалось, что царившая только что вокруг него жуткая какофония звуков и шумов сменилась относительной — относительной, потому что низкий гул слышен по-прежнему — тишиной.

Павел Алексеевич весь покрылся холодным липким потом.

Он второй раз в жизни видит этот "аватар". Всего второй раз.

Когда он увидел его впервые — это случилось примерно двадцать лет назад — то уже вскоре, в тот же день, потерял человеческое зрение.

А также лишился, и этого он тоже не забыл, единственного по настоящему близкого ему, любимого им человека.

Он проглотил подступивший к горлу комок.

Вот это поворот... С подобными вещами имеют дело лишь избранные. Даже Главред Второго, под чьим началом немало лет прослужил Павел, и замом у которого он пробыл несколько лет, ни разу не работал с подобным "аватаром". Но лишь только слышал, как он сам однажды обмолвился, о двух-трех подобных случаях. Причем, эту информацию старший коллега сообщил без каких-либо существенных подробностей.

Редактор увидел появившуюся под изображением смартфона цепочку цифр. Он навел на эту запись "десницу". Ответом ему стали длинные гудки — сразу же включился набор номера.

Гудки длились, как показалось, целую вечность. Наконец владелец этого номера ответил на вызов. В рубке отчетливо прозвучал голос, который Павел Алексеевич узнал без труда.

— Я вас слушаю.

Редактор — молчал. Он не знал, что сказать этому молодому парню.

— Алло?

Это был Дэн Логинов. Он все еще находился — находится в данном времени — в кафе-клубе, борясь с искушением выскочить вслед за ушедшими только что из заведения двумя молодыми людьми. Борясь с желанием догнать их, чтобы сказать что-то важное; возможно, чтобы еще раз объясниться со своей девушкой.

— Говорите, я вас слушаю!

...Но ему, этому молодому человеку, кто-то прозвонил на смартфон. И это действие, это обстоятельство задержало Логинова. Фактически — спасло ему жизнь.

В трубке послышались частые короткие гудки — Логинов сбросил вызов.

Мгновением спустя закрылось окно с таинственным "аватаром".

Рубка тот час же заполнилась до отказа ревом, воем, скрежетом...

Пол заходил ходуном; стоило огромных усилий во время этой дичайшей качки удерживаться на ногах!..

На экране появилось изображение кнопки с надписью:

СОХРАНИТЬ

Вновь напомнила о себе защитная система.

— Внимание, Часовщик! Зафиксируйте настройки!! Отключение и выход из сеанса по счету "ноль"!

— Девять...

Павел Алексеевич быстрыми энергичными движениями проскролил в обе стороны Живую ленту. Сначала от центра влево, в прошлое — здесь все было в норме.

Затем погнал в обратном направлении — в будущее.

Лента остановилась на отметке 06.05 03:30.

— Семь... Шесть...

Это означает, что все его — их небольшой команды — усилия по редактуре файла "ЧП_Enigma" принесли весьма скромный результат. Ему удалось буквально вырвать два часа времени...

Павел Алексеевич не знал, хорошо это, или плохо, или же не то, и ни другое. Он точно знал лишь одно: сегодня он выжал во время сеанса максимум возможного. Да и то, не без помощи того — или Того — кто на короткие мгновения вмешался в работу редактора Третьего, обозначив себя "аватаром" с надписью Roma Aeterna; того, кто подсунул ему решение — фактически, подсказку — в виде телефонного звонка.

— Четыре... Три...

Редактор Третьего нажал — продавил! — кнопку "СОХРАНИТЬ".

В служебной рубке Третьего вдруг стал так тихо, что от этой тишины у него заложило уши.

Г Л А В А 8

Ночь на 5 мая.

Окончание грозового ралли.

— Часовщик! — заметно севшим голосом сказал Павел Алексеевич в этой обрушившейся на них тишине. — Отмена операционного времени!!

Петр Иммануилович хрипло прокашлялся.

— Принято! — просипел он. — Операционное время — отменено!

— Отмена оперативного времени!

— Исполнено!

— Возвращаемся в местное физическое время!

Петр Иммануилович, проделав необходимые манипуляции, сверился сначала с показаниями хронометра, затем бросил взгляд на свои старенькие, но надежные и точные карманные часы.

Их секундные стрелки теперь двигались, перемещались в унисон. Куранты на Спасской башне исполнили свою полуночную мелодию; минутная и часовая стрелки совместились на латинской цифре XII, часы принялись отсчитывать первые мгновения новых суток.

— Исполнено! Местное физическое время: пятое мая... первая минута первого часа!

Павел Алексеевич достал из кармана очки. Неспешно, пытаясь совладать с самим собой, пытаясь справиться с этой охватившей его внутренней дрожью, водрузил их на переносицу.

— Принято! Редакция Третьего канала завершила свою работу.

— Николай?! — спустя несколько секунд позвал он. — Вы меня слышите?

— Да, Павел Алексеевич? — подал голос охранник, все еще находившийся у входной двери, спиной к Редактору. — Слышу... хотя в ушах стоит звон.

— Мы вышли из сеанса.

— Я это понял.

— Пакетник? Что там с положением переключателя?

— Включить "пакетник"?

Редактор чуть улыбнулся — в первый раз за все время рабочего сеанса.

Все же с замечательными людьми судьба свела его в этот день, в эти драматические часы и минуты. Он мысленно поаплодировал их выдержке, их хладнокровию, их высочайшему профессионализму

— Да, включайте.

— Исполнено... пакетник включен!

— Что с электричеством? Есть ли у нас свет?

Охранник снял очки-консервы. Посмотрел на матовый светильник, укрепленный над входной дверью. Тот горел вполнакала, но все же — горел. Вот он мигнул... еще, и еще. Казалось, этот единственный светильник вот-вот потухнет окончательно, как гаснет свеча на ветру. Но лампочка каждый раз вновь загорелась; а спустя короткое время она уже горела ровным неярким светом.

— Похоже, что перешли на резервные источники! — сказал Николай озабоченно. — Не знаю, подается электричество от основного силового кабеля, или от дизель-генератора... Но светильник — горит!

Выждав паузу, Редактор спросил:

— Ну как, коллеги, все живы и здоровы? Петр Иммануилович, как самочувствие?

— Чувствую себя старой развалиной, — отозвался Часовщик.— Еще бы несколько мгновений этого адского действа, и от вашего покорного слуги осталась бы одна труха.

— Спасибо вам! Как всегда, безукоризненно точная работа. Как ваша аппаратура?

Часовщик в это самое время как раз осматривал свое добро. На стекле хронометра появилась косая трещина; оно лопнуло. Но сам механизм, определенно, цел и невредим.

Малый метроном утратил две боковые крышечки — от вибраций они попросту отслоились, отпали. Вторая "пирамида" пострадала значительней. Перо маятника, изготовленное из композиционного сплава, чья прочность превышает прочность титана, заметно деформировано. Четырехгранная стрелка толщиной в десять миллиметров и длиной в четыреста миллиметров уже не прямая и ровная, как прежде, а имеет видимый даже простым глазом прогиб... На самом же корпусе и даже на столе, к которому прикреплена основа, появились трещинки.

— Все, что сломалось — починим, — ворчливо заметил Часовщик. — А что не поддается починке, то выбросим на свалку.

— Добро, с этим понятно. Николай, а вы-то как?

— Я в норме.

— Благодарю за проявленные профессионализм, выдержку и спокойствие.

— К вашей благодарности начальство, думаю, присоединит свою порцию щедрот, — усмехнувшись, сказал охранник. — Но уже в виде капитальной взбучки.

— Как интерьер? Не слишком пострадал? Что с настенными панелями?

Николай осмотрелся. Стены служебной рубки, обработанные спецсоставом Ultra Black, обычно гладкие, матовые, теперь покрыты сплошной паутиной трещин. Эти повреждения сильнее выражены в той части помещения, что ближе к "экрану", ближе к противоположной от входной двери стене. Сама же она, эта ранее белоснежная — блистающая! — стена помутнела. Нечто подобное происходит с поврежденными, вышедшими из строя кинескопами или настенными ЖДК панелями ранних модификаций. Местами видны пятна грязно-желтого и пепельно-серого цвета. Поверхность "экрана" расслоилась, покрылась трещинами. Некоторые из них так глубоки, что в разлом свободно помещается палец. Местами она оплавилась; хотя сама эта деформация является отнюдь не результатом разогрева, но следствием каких-то иных процессов.

Пол, как и потолок, примерно в таком же состоянии, что и боковые черные "панели". Судя по звукам, включилась на полную мощность система принудительной вентиляции. Сразу после выхода из канала, температура в рубке скачком поднялась от рабочих десяти градусов до примерно тридцати пяти по Цельсию. Пыхнуло жаром, пахнуло в разгоряченные лица запахами электричества, оплавленными контактами, окалиной, остывающей стекловидной массой... Но вентиляторы быстро закачали в сравнительно небольшой объем рубки холодный чистый воздух; так что дышать уже вскоре стало легче, да и температура понизилась до комнатной.

— Все до единой панели — накрылись, — поделился впечатлениями от увиденного Николай. — А вот фундамент и компенсационные механизмы, полагаю, выдержали нагрузки...

— Если бы было иначе, — озабоченно сказал Редактор, — мы с вами сейчас не разговаривали.

— Технарям тут будет работы не на один день...

Редактор достал носовой платок. Промокнул влажный лоб, вытер липкие руки; пальцы, ладони, кисти рук горят, как будто их ошпарило кипятком.

Увидев его красные набрякшие руки, охранник охнул.

— Павел Алексеевич, надо бы срочно мазью обработать! А то кожа слезет.

— Потом... сейчас недосуг. Лучше помогите Часовщику собрать оборудование и донести его до "такси"!

— Уже собираем! — Охранник принялся отвинчивать струбцины, которыми крепилась к столу "пирамида". — Я мигом!

— Нам с вами, Николай, тоже не стоит здесь долго задерживаться, — сказал Павел Алексеевич. — Не забываем про "наблюдателей"!

Небеса, озаряемые феерическими всполохами зарниц, продолжали щедро низвергать на город водопадные струи ливня.

Сотник укрылся от непогоды под аркой одного из строений, расположенного на другой стороне Петровского переулка. Отсюда, из этого временного НП, ему хорошо видна северо-западная сторона переулка — до проезда на Большую Дмитровку включительно. Противоположная же сторона Петровского полностью закрыта для обзора из-за всё той же знакомой уже ему по одному из прошлых дежурств преграды.

По его собственным субъективным ощущениям, прошло уже не менее двух часов с того момента, как они дружно — два транспорта и он, Сотник, верхом на поднятой одним из "стритрейсеров" волне — стартовали из горловины Вознесенского.

По меньшей мере, час времени он проторчал здесь, в этом пустынном переулке, находясь всего в нескольких шагах от "ограды". Эта выросшая внезапно высоченная металлическая стена, верхний край которой сливается с нависшим над городом пепельно-черным небом с зеленоватыми и фиолетовыми прожилками грозовых разрядов, тянется в обе стороны вдоль всего Петровского. Ее внешняя грань, если его не обманывает зрение, проходит не по центру переулка, не по некоей условной осевой линии, но ближе к юго-восточной — с нечетными домами — стороне, оставляя проезжую часть свободной, открытой для передвижения.

Сотник попытался прикурить сигарету. Тщетно... зажигалка в этом странном пространстве отказывалась работать по назначению.

Он выбросил намокшую сигарету. Что именно ему следует дальше делать, какие еще действия он должен предпринять помимо того, чтобы просто торчать у "стены" — этого он не знал. Приподнял рукав пропитанного дождевой влагой плаща, посмотрел на фосфоресцирующий циферблат наручных часов. Стрелки застыли в одном положении — старый день уже закончился, а новый еще не настал.

Валерий вновь стал разглядывать высящуюся перед ним — до нее полтора десятка шагов — стену. Она, эта преграда, не выглядит столь же монолитной и непреодолимой как та, которую Сотнику довелось видеть — и даже испытать на себе ее воздействие — минувшей ночью, когда он вслед за "фольксвагеном" свернул к некоему объекту в районе улицы Лобачевского. Время от времени стена становилась почти полностью прозрачной; и одновременно — как бы призрачной. В эти моменты довольно хорошо видны расположенные по "четной стороне" Петровского строения. Включая тот пятиэтажный дом напротив укрытия Сотника, во внутренний двор которого некоторое время назад въехал через оборудованную шлагбаумом арку синий фургон с аббревиатурой ВГРТК...

Где-то в глубине переулка послышался шум автомобильного движка. Сотник повернул голову на звук. Еще прежде, чем он увидел свет включенных фар, послышался визг тормозов!..

Некоторое время машину несло юзом по проезжей части; так, словно под колесами был не асфальт, — пусть и мокрый — но гладкий ледяной каток.

Остановилась она всего в нескольких шагах от того места, где укрывался от ливня и грозы — а заодно и пытался наблюдать за тем объектом, к которому свернул синий фургон — сотрудник Спецотдела. Сотник механическим, рефлекторным жестом расстегнул плащ. Ладонь легла на ребристую холодную рукоять "глока". Потянул из подмышечной кобуры ствол...

Так, так... Знакомая, однако, тачка! Это ведь тот самый джип Nissan Pathfinder цвета коричневый металлик, который он не так давно видел в Вознесенском! И который едва не врезался — лоб в лоб! — в спецслужбистскую машину...

Вот так встреча! Сейчас уже Сотник имел все основания полагать, что это тот самый транспорт, что у него на глазах минувшей ночью влетел в защитную преграду, выросшую перед каким-то объектом, расположенным на Лобачевского!..

Из салона джипа — одновременно — выскочили двое!

Тот, что выбрался через правую переднюю дверь, оказался дюжим, ражым — и рыжим! — детиной под два метра ростом! На нем темные брюки и кожаная куртка. Она расстегнута; левая пола крутки заметно оттопырена — наверняка у него там наплечная кобура...

Сотник вышел — выскользнул — из-под арки. Наставил "глок" на ближнего к нему субъекта в кожанке.

Перекрывая шум ливня, гаркнул:

— Эй вы!! А ну на землю!!! Мордой вниз!! Быстро!!!!

Детина, заметив его, чуть присел от неожиданности. Затем, чего не ожидал уже Сотник, истошно завопил:

— Ахмед! Ахмед!! Ахмед!!!!

— А ну оба на землю!!! — крикнул спецслужбист (хотя второго пока он не видел). — В случае неподчинения — стреляю на поражение!!

Сотник поднял "Glok-20" к грозовому небу; нажал на спусковой крючок! Но вместо выстрела — предупредительного! — прозвучал сухой, едва слышимый на фоне дождя, щелчок.

Он еще раз нажал на тугой спуск... И еще! Но результат был тот же!

Проверенный в деле, надежнейший "глок" — без предохранителя, по принципу "выхватил и стреляй" — почему-то, по неведомой Сотнику причине — отказал.

Детина, получив столь неожиданный подарок в виде нескольких драгоценных секунд, судорожно полез рукой под полу своей куртки. Сотник мгновенно сблизился с ним — а что еще ему оставалось делать?! Когда тот вырвал из кобуры ствол, пятясь к джипу, спецслужбист левой рукой, не ребром, а самой ладонью с растопыренными пальцами, эдак по-кошачьи, ударил по широкому запястью, по клешне, в которой был зажат пистолет.

А затем, не медля ни секунды, врезал рыжему верзиле по бычьей шее рукоятью "глока"!..

Сотник скорее угадал, нежели увидел опасность. Остро отточенный клинок рассек воздух там, в том месте, где еще мгновение назад находился спецслужбист!

Валерий уклонился и от повторного выпада; он вынужденно попятился, не спуская глаз с того, кто почти бесшумно подкрался к нему сзади, с тыла. С того субъекта, кто только что едва не проткнул его своим почти полуметровой длины клинком...

Это был тот самый бородатый гоблин, с которым Сотнику уже довелось однажды пересечься.

Явно нерядовой субъект с внешностью и повадками матерого моджахеда.

Мощный, сильный, хорошо сложенный зверь с зеленой повязкой на длинных черных волосах. Экипирован он почти так же, как и во время их первого — весьма непродолжительного — свидания. Одет в "комок", из поясной кобуры торчит рукоять "стечкина". Поверх камуфлированной куртки — "разгрузка" (в прошлый раз "лифчика на нем, кажется, не было). В кармашках спаренные — перевернутые на 180 и перемотанные изолентой — автоматные рожки, а также гранаты с ввинченными запалами.

На правой ноге крепятся ножны для холодного оружия.

Они, эти кожаные ножны, крепящиеся ремешками к бедру, в данный момент пусты. Свой длинный клинок, походящий, скорее, на короткий меч, нежели на тесак, гоблин уже обнажил — он держит его в правой руке.

Сотник отступал под яростным напором вооруженного холодным оружием бородача. Пространства для маневра, для перемещений, здесь не так уж много... Не следует также забывать о "стене"; стоит проявить невнимательность, стоит на мгновение упустить концентрацию и оказаться слишком близко — в двух, а то и в трех метрах от стены — как тут же схлопочешь, тут же получишь удар "электрошокером", способный свалить с ног даже быка!..

Тяжелый от впитанной дождевой воды плащ поначалу сковывал движения, сильно мешал... Сотнику потребовалось некоторое время и вся его сноровка, чтобы выпростать из рукава левую руку, а затем и сдернуть плащ...

Но избавляться от него он не стал. Наоборот, превратил его в некое подобие щита; намотав на правую руку, стал использовать как защиту от острого клинка, секущего воздух. А временами он и сам пытался делать выпады, резко разматывая, выбрасывая мокрую тяжелую ткань во встречном движении! Чем-то эти его действия походили на элементы тактики ретиария, сражающегося на арене цирка — тот мечет в противника свою сеть, свою rete, чтобы запутать того или хотя бы сбить с толку...

Вот только у Сотника, в отличие от гладиаторов, нет сейчас при себе кроме этого куска материи ни трезубца, ни короткого римского меча "гладиуса"...

Они кружили возле джипа, тяжело дыша, следя за положением ног противника, пытаясь предугадать его действия или контрдействия.

Гоблин яростно скалил крупные острые зубы; он то и дело что-то выкрикивал на чужом, но слышанном уже где-то Сотником языке. То была отборная ругань — бородач хотел оскорбить противника, вывести его из себя, заставить совершить какой нибудь опрометчивый шаг! А может, он подбадривал криками самого себя, кто знает.

Глаза гоблина были внимательными, взгляд цепким, движения точными и расчетливыми, как у дикого зверя.

Временами, чтобы затруднить задачу защищающемуся — и безоружному фактически — противнику, он перебрасывал огромный тесак из правой руки в левую. Он также менял направление, скорость и интенсивность своих атак; он то делал колющие выпады, то, после отвлекающих маневров, норовил достать соперника секущими ударами. Его приятель — рыжеволосый детина — к счастью, все еще пребывал в полной отключке. Будь иначе, Сотнику в схватке уже не с одним, а с двумя неслабыми габаритными мужиками пришлось бы совсем туго.

Бородач, надо отдать должное, прекрасно владеет клинком... Почему гоблин не пытается обнажить ствол? Почему он не пытается воспользоваться "стечкиным", чтобы прикончить этого уже второй раз кряду вставшего на его пути человечка? Сотник этого не знал. Ему и думать об этом сейчас недосуг, поскольку все внимание сосредоточено на перемещениях бородача, на том, чтобы предугадать начало нового выпада, чтобы среагировать, чтобы уклониться на мгновение раньше, чем острие войдет в податливую человеческую плоть или рубанет по кости...

Гоблин допустил ошибку примерно на пятой минуте этой их яростной схватки. Он, казалось бы, только что совершил удачный маневр; зверь выбрал прекрасную позицию для нападения, для финальной атаки.

Сотник был прижат к "стене"; он уже и сам ощущал, как близко, как

опасно близко находится к этой проходящей вдоль переулка заградительной черте.

Наэлектризованный до предела воздух готов был, кажется, в любое мгновение взорваться мощным разрядом. Способным если и не испепелить, то оглушить, отбросить, парализовать ту неосторожную особь, что дерзнула оказаться так близко от "ограды"...

Сотник успел-таки сделать отвлекающий маневр; он выбросил вперед свое единственное оружие — намокший плащ — а сам сместился, скользнул в сторону. Тесак — или меч — бородача, уже торжествующего победу, вошел в пустоту.

В следующее мгновение зеленоватые сумерки вокруг них осветились яркой вспышкой разряда; по ушам Сотника ударил звериный вой...

Гоблина отбросило на добрый десяток шагов от "стены". Он шмякнулся спиной на бурлящую дождевыми потоками проезжую часть — у самого передка джипа! Тесак, который он дотоле сжимал в мощной руке, попросту исчез; оплавился или дематериализовался, распался на атомы!.. Валерий присел возле него на корточки. Коснулся пальцами сонной артерии. Надо же, живой... Правая рука гоблина почернела до локтя. Вся правая сторона лица, включая бороду, которой тот наверняка дорожил, тоже обгорела...

Сотник открыл багажник джипа. Он искал веревку или тросик, чтобы связать этих двух; но увидел кое-что другое.

В кормовом отделении "патфайндера" обнаружился целый арсенал оружия, включая два РПГ-7.

Он не стал разбираться с этим арсеналом. Нашел то, что искал; захлопнул багажник. Обошел машину. Держа в руке моток веревки, присел на корточки возле гоблина.

И вот здесь уже он, сотрудник Спецотдела Валерий Сотник, в недавнем еще прошлом офицер спецподразделения "Вымпел", допустил серьезный просчет...

По всем расчетам, исходя из того, что он только что видел, исходя из обычных соображений, исходя из здравого смысла и прочих не имеющих теперь значения расчетов, этот тип после полученного им удара должен был находиться в полной отключке.

По правде говоря, — именно так думал Сотник — удара электрической дугой, полученного бородачом, хватило бы не то что человеку, но даже пятисоткилограммовому быку на бойне. Да, так он думал; и вряд ли кто-то другой, окажись он на его месте, думал бы иначе.

Неприятность случилась в тот момент, когда он перевернул гоблина со спины на бок и принялся выворачивать ему руки — чтобы связать их надежно сзади.

— Умрем оба, — хрипло сказал бородач. — Но ты умрешь навсегда!..

"Душок" — или кто он там по жизни — вдруг вырвал руку.

В следующее мгновение он выдернул кольцо у одной из "лимонок"!..

И передал его, это колечко — Сотник и сам не понял, как оно оказалось уже в его руке — своему сопернику.

— Ad corvis!..

Запал (взрыватель) к гранате Ф-1 срабатывает в среднем через четыре секунды.

Затем следует взрыв.

Сотник как раз успел досчитать до четырех, когда вместо гоблина, начиненного боеприпасами, вместо бородача, вытащившего только что чеку из "лимонки", он ощутил пустоту...

Мало того.

Не только сам гоблин, но и его рыжий приятель, но также и джип, на котором они сюда примчали — исчезли, дематериализовались.

Валерий вскочил на ноги. И, как выяснилось, очень вовремя...

Металлическая стена распалась, исчезла; взметнулась полосатая рука шлагбаума.

Мимо застывшего посреди переулка спецслужбиста, в аккурат по тому самому месту на проезжей части, где он только что бодался с бородачом, выехав из-под арки, проследовал синий фургон!..

За "фольксвагеном" тут же легла, раскатилась яркая оранжевая дорожка.

Сотник, не долго думая, вскочил на нее — "оседал волну"...

На этот раз поездка была непродолжительной.

И уже не такой волнительной, как недавние стритрейсеровские гонки под ливнем и всполохами молний...

Люди в своей массе не способны долго удивляться чему-то сколь-нибудь долго. Homo sapiens существо гибкое; равных ему во всей вселенной по умению приспосабливаться, адаптироваться к самым невероятным условиям и обстоятельствам, пожалуй, не найдется.

Синий фургон, шлепая измочаленными шинами под шуршащими струями дождя, временами как-то странно дергаясь, то притормаживая, то ускоряясь, добрался наконец по кратчайшему маршруту до горловины Леонтьевского.

"Фольксваген" в эту минуту представляет из себя весьма жалкое зрелище. Его лобовое и заднее стекла сплошь покрыты трещинами; удивительно, что сами стеклопакеты выдержали, не просыпались. Люковую дверь перекосило; весь правый борт похож на гармошку.

Краска с бортов содрана, видны следы глубоких вмятин.

В каком состоянии находятся те, — или тот — кто внутри салона, можно лишь гадать. Лиц этих людей Сотник так и не увидел.

Он ступил с остановившей свое движение дорожки — она тут же исчезла — на мокрый асфальт. В иной ситуации, он непременно поинтересовался бы у водителя, не нужна ли какая-нибудь помощь, все ли там у них благополучно. Но нельзя, не положено: спецагентам запрещено общаться с теми, за кем они следят, чьи передвижения они скрупулезно фиксируют на пленку (а потом еще и записывают свои наблюдения в Журнал дежурства).

Сотник проверил амуницию. Ствол был при нем; плащ он тоже прихватил с собой. Хотя тот весь изрезан, хотя он пришел в полную негодность, превратившись в посеченные лезвием клинка лохмотья, все же оставлять его в переулке было нельзя; это было бы непрофессионально.

Валерий подошел к служебной машине. Постучал костяшками пальцев по стеклу передней двери. Зимин — он по-прежнему сидит в кресле водителя — никак не отреагировал.

То ли спит глубоким сном, то ли находится в некоей фазе глубокой прострации.

Сотник забрался в кресло пассажира. И очень вовремя, надо сказать.

Минуты не прошло, как послышался натужный рев движка — с Тверской в переулок свернул транспорт инспекторов...

Валерий, увидев машину аквалонцев, ахнул!.. Элегантный серебристый родстер выглядит так, как будто он стал добычей какой-нибудь уличной банды. Очень похоже на то, что некие отморозки вначале гоняли на нем, испытывая пределы этой марки, затем, войдя в разрушительный раж, прошлись битами и арматуринами по крыше, по капоту, по стеклам, превратив эту элегантную птичку в сущую развалюху.

"Мерс" в этом грозовом ралли растерял даже ошметки резины. Оставляя хорошо видимую борозду от дисков на асфальтовом покрытии, чихая, кашляя поврежденным движком, родстер вполз в горловину Леонтьевского переулка...

И все же водитель — надо отдать и ему должное! — смог поставить машину точно на то самое место, откуда и стартовала сегодняшняя бешенная гонка.

А далее произошло нечто в высшей степени удивительное. И не поддающееся никакому логическому объяснению.

По переулку от Тверской — вполне видимая глазу — перемещалась, плыла прозрачная, подобная туману волна. Ее передний — ближний — фронт хорошо виден благодаря перемещающейся вместе с ней и с одной скоростью с ней мерцающей красной полоске, напоминающей сканирующий пространство луч лазера.

Вот уже эта переливающаяся перламутром, посверкивающая искорками субстанция поравнялась с тем местом, где стоят машины.

Сканирующий луч одновременно коснулся передков двух застывших в переулке транспортов, получивших значительные повреждения этой ночью.

Но не остановился на том, не замер, как можно было ожидать. С той же скоростью — равной примерно скорости пешехода — луч, а за ним и мерцающее облако, продолжил свое движение. Он перемещался дальше, дальше... вдоль корпусов замерших в переулке машин.

А следом происходила удивительнейшая метаморфоза... И "фольксваген", и стоящий рядом родстер, подернулись чуть поблескивающей дымкой.

Они вдруг осветились, замерцали поверхностями от передка до кормы вслед за смещающимся лучом "сканера"; они словно омылись живой водой!

Когда мерцающая волна, накрыв — омыв — автомобили стала перемещаться дальше, — уже с большей скоростью — обе эти машины выглядели внешне точно так, как в момент начала грозового ралли.

Иными словами, они были полностью исправны; какие-либо следы повреждений, если они и имелись, заметить теперь со стороны не представлялось возможным.

Спустя еще несколько секунд очнулся, завозился в кресле водителя напарник.

Взгляд Зимина поначалу был не вполне осмысленным; он, похоже, не очень-то понимал, что вокруг происходит и где он в данный момент находится.

Но и это продлилось недолго. Уже вскоре он полностью пришел в себя.

Водитель "фольксвагена" требовательно посигналил. Зимин завел движок; затем сдал задним...

Синий фургон тоже выехал задним из-под арки. Водитель серебристого родстера, вернувшего свой элегантный вид, повторил этот маневр. Небольшой колонной покатили по переулку — в обратную от Тверской сторону. Свернули в Вознесенский. Транспорт ВГРТК скрылся в арочном пространстве одного из строений — редакционная машина вернулась на базу.

Родстер покатил дальше. Но вскоре и водитель спортивного "мерседеса" свернул — к культовому комплексу, расположенному в другом конце переулка.

Зимин припарковал "икс" на крохотной парковке у строения, расположенного чуть наискосок от здания, часть помещений которого занимают сотрудники ВГРТК.

Сотник за все это время не произнес ни звука.

В какой-то момент, — а именно, когда красная линия прошла от носа до кормы их служебной машины — он ощутил странную невесомость...

Если не сказать — бестелесность.

Но и это ощущение было крайне скоротечным. На этот раз он уже не терял сознания, как это случалось с ним несколько раз прежде, когда он оказывался в подобных ситуациях.

Кстати, плащ, лежащий сейчас у него на коленях, выглядит... как новенький.

Более того, он даже не влажный, он сухой.

И еще одна немаловажная деталь, которую Сотник не мог не отметить про себя. Он был уверен, что гоблин пару раз таки зацепил его своим тесаком. Более того, у него по окончанию этой их зарубы сильно кровянила левая кисть; порез был довольно глубоким. Он это отчетливо запомнил... Данное обстоятельство отложилось в памяти еще и потому, что он сначала перемотал обрывком найденной в джипе веревки руку чуть повыше локтя, — на манер жгута — чтобы остановить хлещущую из глубокого пореза кровь. И лишь после этого он с мотком веревки направился к лежащему — казалось — без чувств гоблину.

Но никаких видимых следов, никаких порезов и царапин он на себе не обнаружил. Похоже, эта "живая вода" омыла и его самого...

Сотник держал правую руку сжатой в кулак; ему хотелось разжать пальцы, посмотреть, есть ли что-то там, в судорожной сжатой руке. О своем нынешнем приключении он решил напарнику ничего не рассказывать.

— Без пяти два... — Зимин потер пальцами набрякшие веки. — Ты, Сотник, спишь, что ли?

— Нет, не сплю, — отозвался тот нехотя. — А что?

— Из-за тебя, сказочник, и я не сплю уже четвертые сутки, — проворчал Зимин. — Может, ты и в этот раз видел некую неведомую хрень?.. Молчишь?! То-то же.

Зимин стал вызывать Центральную.

— Добро, Третий пост! — отозвался голос в рации. — Доклад принят!

— Какие будут указания? — спросил Зимин. — Продолжить дежурство?

— Дежурство для вас закончено, — донеслось из динамика после паузы. — Возвращайтесь на базу! Отбой связи.

Черный BMW-X5 покатил в сторону Никитской, мимо оставшейся справа готической церкви, силуэт которой, мрачноватый, диковинный, чуждый на фоне других строений, не столько был виден, сколь угадывался на фоне аспидных грозовых туч. Прежде, чем свернуть, миновали и стоявшего на мокром тротуаре в конце Вознесенского мужчину в темном дождевике с наброшенным на голову капюшоном — тот проводил мрачным взглядом спецслужбистскую машину, а затем сверился с наручными часами...

Небесная канонада к началу третьего ночи прекратилась; небо теперь уже лишь изредка и по самому краешку озаряют слабые затухающие вспышки грозовых разрядов.

Шелестит дождь; пузырятся лужи; дробно стучат капли по крышам припаркованных в переулке машин. По обочинам Вознесенского, сливаясь в ручьи и потоки, смывая мусор, грязь и все лишнее, наносное с тротуаров и проезжей части, исчезая затем с водопадным шумом в щелях и колодцах ливневой канализации, уходит с поверхности куда-то в подземные каналы и пустоты низвергнувшаяся с темных грозовых небес вода.

* * *

Ч А С Т Ь III

НЕПРОЯВЛЕННЫЕ СУЩНОСТИ.

ПРОЛЕГОМЕНЫ К ПЯТОЙ РЕДАКЦИИ

Только время принадлежит нам.

Луций Анней Сенека (младший).

...бог-вестник, провожатый, в капюшоне

над светлыми глазами, жезлом в правой

и вытянутой чуть впереди руке;

трепещущие крылья на лодыжках;

и в левой, как на поводке, — она.

"Орфей. Эвридика. Гермес". Р.М. Рильке.

Г Л А В А 1

Зона "Монастырское кладбище".

Логинову снилась та девушка, которую он отчаянно искал, но пока — не нашел. "Странно, — думал он, находясь в этом полусне-полузабытии, — очень странно, что я не вижу пока её лица. Кто же ты, милая? Как тебя зовут? Где ты, чем ты занимаешься? И как мне найти тебя?.."

Ему не хватило какой-то малости, каких-то долей секунды, чтобы получить ответы на эти вопросы... У него почти получилось. Но это тот самый случай, когда "почти" является синонимом не успеха, но неудачи.

А как хотелось бы увидеть ее всю целиком! Увидеть струящиеся жидким серебром на плечи волосы, гордый поворот шеи, изумрудные глаза, красиво очерченный рот, гладкие плечи, высокую полуобнаженную грудь; увидеть ее всю, от макушки до босых ступней...

Как хотелось бы воочию убедиться в том, что у этой особы, имеющей ангельские крылья за спиной, — а иначе как, без этих крыльев, перемахнуть через разверзшуюся под ногами пропасть — лицо девушки по имени Любовь!.. Но как ни призывал он ее, увидеть лица этой девушки, летящей — парящей! — над пропастью, ему пока что не удалось.

Дэн очнулся, как от толчка. Он готов был поклясться, что кто-то коснулся рукой его плеча; что кто-то — вот только что! — прошел мимо деревянной скамьи, на которой Логинов провел, провалившись в странное забытие, последние несколько часов.

Удивленно огляделся. Никого рядом... ни единой живой души! Так, так... Он по-прежнему находится в том странном месте, в которое попал, пройдя через открывшийся в стене подземного помещения спецклиники проход.

Самой этой подсвеченной манящим золотистым сиянием двери теперь уже не было видно. Где именно она находилась, в каком месте кладбища, он забыл. Вокруг, сколько видит глаз в этой серо-зеленой полумгле, могильные оградки, кресты, надгробные камни и обелиски...

Невдалеке, впрочем, — по левую руку — видна высокая серо-коричневая стена; она тянется в обе стороны, теряясь в зыбком тумане. Вокруг царит необыкновенная тишина; не слыхать ни пения птиц, ни голосов людей, ни шороха листьев в кронах деревьев.

Странное место. Очень странное.

Дэн сунул босые ноги в мокасины. Не без удивления обнаружил, что спал он все это время — сколько именно, он точно не знал — под теплым клетчатым пледом. Более того, вместо зачехленного лэптопа, который он подложил под голову первоначально, — он и это помнил — появилась, откуда ни возьмись, подушка с белоснежной наволочкой...

Ноутбук тоже никуда не делся; никто его не забрал, никто не унес, не украл, воспользовавшись случаем. Дэн встал с лавки; потянулся, разминая конечности. Пахло свежестью, мятой... Странно также то, что он, проведя несколько часов в одежде на этой кладбищенской лавке, не ощущал себя каким-то несвежим, грязным, потным. Наоборот, ощущение было таким, как будто он искупался в источнике с живой водой. Даже кожа его, кажется, обновилась; волосы стали необыкновенно мягкими; каждая клеточка пела и звенела...

Логинов извлек из кармана куртки смартфон. Экран был темным. Разрядился? Или же современные гаджеты в этом странном местечке попросту отказываются работать? Снял с ограды сумку с лэптопом. Батарея в ноуте новенькая, аккумулятора должно хватить как минимум на восемь часов работы...

Эффект оказался таким же, что и в случае с телефоном — ноутбук включить ему не удалось. Сунул лэптоп обратно в сумку. А когда поднял голову, то увидел идущего к нему по дорожке меж могильных оградок мужчину в длинном сером — под стать окружающей среде — плаще с капюшоном.

Дэн нисколько не испугался, не встревожился... Скорее, даже обрадовался, обнаружив, что не одинок в этом кладбищенском мирке.

Человек подошел ближе; остановился у низкой металлической оградки. Когда он отбросил капюшон на плечи, Логинов смог рассмотреть черты его лица. Это был мужчина лет тридцати с небольшим, примерно его роста, хорошо сложенный. У него каштановые — чуть вьющиеся — волосы, лицо гладко выбрито. Кожа смугловатая, как у южанина, глаза черные, глубокие, выразительные; черты лица — европейские.

Этого человека, определенно, он видит первый раз в жизни.

Незнакомец, опершись рукой на металлический столбик оградки, кивнул в сторону могильного надгробия.

— Вот это правильная могила!.. Не так ли, молодой человек?

Дэн удивленно уставился на него.

— Кхм... Кхм! — Он прокашлял горло. — Вы это мне?

— А что, здесь еще кто-то есть? — Незнакомец усмехнулся. — Только мы двое. Вы, да я. Если, конечно, не считать тех, кто здесь захоронен.

— Э-э... Скажите, а вот эта ограда... — Дэн кивнул в сторону высящейся неподалеку стены. — За нее как-то можно выйти? То есть... Я хотел спросить, где здесь ворота или какой-нибудь другой проход?

— Да как вам сказать, молодой человек, — незнакомец почесал кончик носа. — Это ведь как посмотреть.

— Мне кажется, я задал конкретный вопрос. Если не трудно, ответьте на него... пожалуйста!

— Давайте зададимся иным вопросом. А нужна ли вообще кладбищенская ограда? Ведь те, кто по ту ее сторону, выйти не могут; а те, кто по эту, вовсе туда не хотят!..

— А вы, я вижу, философ...— буркнул Логинов. — Ну и ну.

— Это я не сказал. Один умный газетчик изрек, я лишь повторил его слова.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— А вы — на мой. Кстати, я задал вопрос первым.

Дэн подошел ближе к оградке, за которой находится та самая могила, которая чем-то заинтересовала этого странного незнакомца.

Все пространство внутри низкой металлической оградки, выкрашенной в золотистый цвет, стороны которой примерно равны и составляют около четырех метров, засыпано щебнем. Могилы как таковой — привычного глазу могильного холмика, или надгробной плиты, или бетонированного, облицованного шлифованной, под мрамор, плиткой прямоугольника — здесь нет. Только белый, с едва заметными голубоватыми и серебристыми прожилками мраморный куб с гранью примерно в метр — он установлен у предполагаемого изголовья, ближе к противоположной стороне ограды. На нем стоит прекрасной, удивительно филигранной работы каменная ваза того же цвета; стенки ее столь тонки, что даже не очень понятно, как, при помощи каких именно инструментов ее изготовили мастера...

В этом каменном сосуде, который формой своей напоминает античную двуручную вазу, помещены живые цветы — по паре роз, лилий, гвоздик и еще каких-то цветов, названия которых Логинов не помнил.

Но не эта ваза, не эти принесенные сюда кем-то цветы привлекли внимание Логинова. Он смотрел сейчас на изображения двух людей на надгробном камне. Они были странно живыми, эти лица на небольших овальных фотографиях... У него вдруг перехватило горло; он некоторое время не мог произнести ни слова.

— Ну, так что, молодой человек? — выждав время, незнакомец повторил свой вопрос. — Что скажете про эту могилу?

— Здесь похоронены мои родители... — Логинов помолчал немного, потом уточнил. — Мои приемные родители.

— Вот как? Ваши родители здесь похоронены? — несмотря на прозвучавшую реплику, в голосе незнакомца не было ноток удивления. — Позвольте спросить, а кем они были при жизни? Имею в виду профессию или ремесло.

— Отец — ученый, доктор физических наук, в одно время работал в закрытом НИИ. Потом преподавал в Московском физико-техническом... Мама... мама у меня была педагог, лингвист. Ее специализация — языки и диалекты романской группы... Но последние несколько лет жизни она преподаванием не занималась, только изредка писала научные статьи.

— Так, так... — задумчиво сказал незнакомец. — Вы сказали, что они, эти двое достойных людей, ваши приемные родители?

Дэн и сам не понимал, зачем он отвечает на вопросы этого странного типа. С другой стороны, кроме этого невесть откуда взявшегося незнакомца здесь больше и поговорить-то не с кем.

— Да, именно так. Они усыновили меня, когда им было далеко за пятьдесят.

— А имени своих настоящих родителей вы что, не знаете? Хотя бы родной матери?..

— Мне их имена неизвестны, — сухо сказал Логинов. — Врачебная и юридическая тайна... и все такое прочее. Знаю только, что после родов меня поместили в Дом малютки.

— В какой именно? В Москве их много.

— В Дом ребенка номер десять... он находится в Весковском тупике.

— В Десятый? Странно...

Мужчина обмерял его быстрым взглядом — всего разом, от мокасин до макушки.

— Странно, — повторил он. — Очень странно.

— А что странного? Не понимаю.

— В тот Дом ребенка, о котором вы говорите, передают лишь детей с весьма серьезными дефектами. В основном, с выраженными симптомами поражения центральной нервной системы.

Дэн криво усмехнулся.

— Я уже думал об этом. То, что я стою здесь перед вами, означает, что диагноз врачей в моем случае оказался неверным.

— То, что вы стоите здесь, как и то, что вы сюда вообще попали, означает еще кое-что, кроме сказанного вами.

— Не понял, к чему вы клоните?

Мужчина, выставив вперед руку — ладонью к земле — некоторое время стоял молча. Он даже глаза закрыл, словно прислушивался к чему-то.

— Хорошие люди, — сказал он негромко. — И могилка у них правильная... Каррарский мрамор... Да, да, настоящий, добытый из лучшего рудника в Алуанских Альпах, а не какая-то китайская подделка.

Мужчина в дождевике перешел к другому захоронению, которое находится по соседству. Он не торопился отвечать на только что прозвучавший вопрос. Могила, к которой они только что переместились, имеет временную — деревянную — оградку. Сам могильный холмик еще не успел осесть; усопший был захоронен всего несколько дней назад. У изголовья вкопан деревянный — тоже временный — крест. В том месте, где сходятся перекладины, помещена табличка, на ней — фотография. На затянутом в целлулоид снимке запечатлен совсем еще молодой парень интеллигентного вида, с аккуратной бородкой и умным взглядом серых глаз, смотрящих на мир через линзы очков. По обе стороны могильного холмика прислонены венки с траурными лентами: на могиле и у изножья выложены живые и искусственные цветы.

— Вот это — неправильная могила, — в тоне незнакомца прозвучали недовольные нотки. — А вы что скажете, молодой человек?

— Я его знал, — прерывисто вздохнув, произнес Логинов. — Артем Бородин. Его сбила машина... Я видел, как их сбил джип — Артема и... и Любашу! Это несчастье произошло у меня на глазах.

Незнакомец, а вслед за ним и Логинов, перебрались к другой могиле, расположенной невдалеке. Она выглядела примерно так, как место упокоения Артема Бородина. Только венков и цветов на ней было раза в два больше...

— Что произошло после, я толком не помню... — Дэн заставил себя посмотреть на фотографию красивой светловолосой девушки, помещенную на табличке, прикрепленной к временному надгробному кресту. — Нет, не могу! — Он отвернулся в сторону, украдкой смахнув набежавшую слезу. — Зачем вы меня сюда привели?! Что вам всем от меня нужно?!

— Я думал, это вам от меня что-то нужно, — мужчина бросил на него удивленный взгляд. — Так, так... Я вижу, ваши познания о жизни и смерти, о метаморфозах, о человеческой душе и прочих тонких материях, весьма отрывочны!

— Никому еще не удавалось вернуться с того света... — Дэн, помолчав, добавил уже гораздо тише. — Так говорят. Хотя лично я думаю... хочу так думать, что случаются и исключения из общего правила.

— Сколько времени прошло, уточните? — спросил незнакомец. — С момента их биологической гибели, имеется в виду?

— ДТП случилось тридцатого апреля... около двух часов дня.

Мужчина поднял к серому, затянутому кисеей тумана, небу. Некоторое время беззвучно шевелил губами; выглядело это так, как будто он производил в уме какие-то расчеты.

Затем он в упор посмотрел на Логинова; взгляд его был настолько странен, что у Дэна даже мурашки по коже побежали.

— Напомните, как вас зовут?

— Даниил Логинов. Можно просто — Дэн.

— Это ваше настоящее имя? Хотя... не отвечайте. Пусть будет так — Дэн Логинов. Там, — он показал сначала на небо, затем ткнул пальцем под ноги — там знают всех и каждого, и знают не только по именам, но и по делам.

— Вы хотели мне что-то сказать, — поторопил его Дэн. — Говорите же!

— Сначала спрошу. Что вам известно о термине "клиническая смерть"?

— Хм... Я не медик...

— Скажите своими словами.

— Это некий этап умирания организма...

— Продолжайте!

— Это еще и как бы переходный период между жизнью и смертью... На данном этапе прекращается деятельность сердца и дыхания, полностью исчезают все внешние признаки жизнедеятельности организма.... Человек впадает в кому... Или это уже что-то другое? Эй!.. — Дэн уставился на незнакомца. — Мы что, на экзамене в медицинском колледже?

— Так вот, юноша, — сказал тот серьезным тоном. — Так называемый "первый срок" клинической смерти длится от трех до пяти минут. Есть варианты, когда в ходе грамотных реанимационных мероприятий и при наличии соответствующего оборудования людей оживляют и после более продолжительного срока, исчисляемого десятками минут... Это так называемый "второй срок" клинической смерти.

— Я опять не понимаю, куда вы клоните, — угрюмо произнес Логинов.

— В большинстве случаев, при превышении пятиминутного срока человек если и не умирает, то теряет собственную идентичность, — незнакомец как ни в чем ни бывало продолжил свою странную лекцию. — Эти процессы губительно отражаются на коре головного мозга.

— Моя девушка... и ее знакомый умерли несколько дней назад. Их, как видите, успели уже и похоронить! О каких "пяти минутах" вы мне тут толкуете?!

— Вот именно, — незнакомец кивнул. — Если человека не удается вернуть после пяти минут клинической смерти, то как вы, Логинов, собираетесь сделать то, что вы задумали? Вы же сами только что сказали, что они умерли, то есть, умерли истинно, биологической смертью еще несколько дней назад!

Мужчина красноречиво показал рукой на уставленную венками и осыпанную цветами могилу девушки.

— Извольте сами убедиться — их уже похоронили!

— Вижу, не слепой — выдавил из себя Дэн. Вскинув голову, он мрачно посмотрел на этого странного мужика. — А кто вы, собственно, такой, чтобы задавать мне такие вопросы? Откуда вам известно, что я обо всем этом думаю?! У вас есть хотя бы имя?

— Имя у меня, конечно, есть, — незнакомец усмехнулся. — Подобно вам, подобно тому, как вы называете сами себя — Дэн...

— Меня так друзья называют!

— ...я при знакомстве с вами решил назвать себя коротко и просто — Гера.

— Гера? — удивленно переспросил Логинов. — Это что, сокращение от имени Георгий? Или же — Герасим?

— Вам понадобится посредничество, — проигнорировав вопрос, сказал мужчина. — Лучше меня вам никого не найти.

— А вы сами-то кто будете... Гера?

— По жизни?

— Ну да.

— Бригадир перекрестка... Такой мой ответ вас удовлетворит?

Дэн уставился на этого странного субъекта. На какое-то мгновение их взгляды встретились, пересеклись, примагнитились. Дэну почудилось, — когда его взгляд странным образом прошел сквозь этого человека, сквозь его глазницы — что он видит заключенное в треугольник огромное око. И, что поразило еще сильней: око само вглядывалось в него...

Но это было секундное наваждение; мужчина смотрел на него пристально, внимательно, ожидая реакции на прозвучавшие только что слова.

— Я не очень понимаю, что это означает — "бригадир перекрестка"?! Вы что... из этих, которых называют братками? Спрошу прямо... вы — бандит, Гера?

Мужчина вдруг рассмеялся.

— Хорошая шутка! Надо будет запомнить.

— Ничего смешного не вижу! — угрюмо сказал Логинов. — Вы, Гера... или как там вас, крышуете это самое кладбище? Я правильно вас понял?

— Верно, крышую... если пользоваться привлеченной вами терминологией, — продолжая посмеиваться, сказал мужчина в дождевике. — И не только это. Подо мной много кто ходит.

— А... ну да. Вы же — "бригадир"?!

— Бригадир, — подтвердил "Гера". — Я знаю всю могильную братию. И владельцев фирм по оказанию ритуальных услуг хорошо знаю... Ну, не всех, конечно... — Бригадир поправил себя. — Тут я несколько загнул... Слишком много их в последнее время развелось, за всеми не уследишь.

— Но вы-то к этому стремитесь? Я где-то читал про кладбищенскую мафию. Теперь вижу, что это все не домыслы, но чистая правда.

— Кладбищенская мафия? Гм, гм... Пока вы ничего не поняли, как я вижу.

— Куда уж мне! Я в ваших бандитских делах и понятиях не разбираюсь.

— Ладно, скажу иначе. Меня, молодой человек, знают многие серьезные и влиятельные люди в этом бизнесе. И они, хотите, верьте, хотите, нет, считаются со мной.

— Я так понимаю, вы взимаете мзду с родственников и близких усопших?

— Взимаю, — подтвердил Бригадир. — Но не со всех, не с всякого первого-встречного. Только с тех, кто готов заплатить за проход через перекресток. С тех, кому нужны мои услуги.

— Ну, так с меня особо нечего взять.

Мужчина смерил его долгим взглядом.

— Если бы с вас нечего было взять, не было бы и нашего разговора. Готовьте деньги, Логинов! Учтите, времени у вас осталось совсем немного. Помните, что было мною сказано ранее про критические "пять минут".

— Деньги? — опешил Логинов. — У меня их нет. Но... спрашиваю чисто из интереса... сколько надо? Какую сумму нужно собрать? И в какой валюте?

— Неправильные могилы, — "Гера" кивнул в сторону двух свежих захоронений. — И вопрос ваш тоже неправильный. Повторяю, лучше меня вам посредника не найти.

Мужчина накинул на голову капюшон; легким кивком попрощался с изумленным таким поворотом юношей. Потом повернулся и пошел — как показалось, поплыл — между рядов могил в ту сторону, откуда, собственно, и появился.

— Эй... бригадир Гера! — крикнул вдогонку Логинов. — Вы не оставили координат! Как же мне с вами связаться, если даже я найду деньги?!

— Занимайтесь своими делами, — долетело из опустившейся зеленоватой мглы. — Когда придет время, я дам о себе знать.

Дэн вновь остался в полном одиночестве. Он не мог себя заставить подойти к могиле, выложенной венками и цветами; он также не мог смириться с мыслью, что его девушки, его Любаши, больше нет в живых.

Он сел на скамью — на ту самую лавку, на которой он провел ночь (если здесь, в этом пространстве, вообще уместно говорить о делении времени на дни и ночи). Непонятно кем и когда принесенные плед и подушка, пока он общался с этим странным типком, назвавшим себя "бригадиром перекрестка", также незаметно были кем-то и унесены.

Некоторое время он сидел недвижимо, обхватив голову руками...

В какой-то момент ему почудилось, что он слышит звук колокольчика. Дэн вскочил на ноги. Прислушался к этим ритмичным — невдалеке как будто что-то позвякивает! — звукам. Взял с лавки сумку с лэптопом, повесил ее на плечо и двинулся в том направлении, откуда долетает этот звук.

Пройдя через полосу мглистого тумана, он оказался подле стены кладбищенской ограды. Она, эта стена, вдруг подернулась мерцающей, перламутровой дымкой... А затем и осветилась уже знакомым ему золотистым сиянием.

Логинов выставил вперед руку; так, как это уже с ним было однажды, когда он через открывшийся в стене проход покинул компанию Окулиста и человека в черном, после чего оказался в этом кладбищенском мирке. Он хотел убедиться, что глаза его не обманывают. Хотел удостовериться, что то, что он видит, не оптическая иллюзия, не какой-то хитрый фокус с линзами или лазерными установками...

И точно так же, как это было уже с ним, его рука прошла сквозь стену.

Теперь уже он видел свою руку, до локтя ушедшую за линию стены — она осветилась в розовато-золотистый цвет, как и то пространство, что лежит там, что начинается за этой гранью. Дэн, задержав дыхание, как ныряльщик перед прыжком в воду, шагнул в открывшийся перед ним проем.

Он оказался в некоем пространстве, ограниченном теперь уже двумя стенами, идущими — тянущимися — куда-то вдаль параллельными линиями; расстояние между ними составляет на глаз примерно двадцати шагов.

Атмосфера здесь иная, нежели на кладбище. Это межстенное пространство залито ярким дневным светом, как могло показаться на первый взгляд. Но, именно что на первый. Потому что ни самого дневного светила, ни неба не видно. Не было здесь и теней, что тоже само по себе удивительно.

У противоположной той, через которую он сюда вошел, стены, вплотную к ней, видны несколько закругленных каменных ступеней. Чем-то это напоминает церковную паперть...

Сравнение уместно еще и потому, что на этих ступенях обнаружилось некое человеческое существо непонятного возраста и пола.

Именно оно, это одетое в мешковатые одеяния существо, сидящее на ступенях "паперти", издавало ритмичные металлические звуки, которые Дэн поначалу принял за звуки колокольчика — в чумазой, с ногтями в траурной каемке руке у побирушки жестяная кружка с мелочью, которую он — или она — время от времени встряхивает... Рядом с ним (или с ней), ступенькой ниже, у самых ног, лежит черная кошка. Передние лапы ее вытянуты, глаза лениво прижмурены. Судя по расслабленному виду, эта представительница рода Felis catus всем довольна; ее ничто не беспокоит, она не голодна; компания побирушки ее вполне устраивает.

— Молодой человек, не проходите мимо! — послышался голос, при звуках которого Логинов вздрогнул. — Подайте, сколько не жалко! На благое дело прошу, не для себя!..

Дэн подошел ближе. Остановился у нижней ступени; уставился на человекоподобное существо, устроившееся чуть выше, на верхней каменной ступени. На нем, как на капустном кочане, наверчено, кажется, сто одежек... Бесформенный, явно не по размеру, блекло-серый, с меловыми и мазутными разводами плащ, которым побрезговал бы последний московский бомж. Вдобавок он еще и рваный: там, где на левом предплечье надорван рукав, в прореху виден свитер неопределенного цвета.

Брюки на нищем мешковатые, с дырами на коленях; сквозь дыры проглядывают старые линялые синие "треники". Разношенные ботинки с побуревшими загнувшимися вверх носами — без шнурков... Лицо грязное, чумазое; это существо, похоже, не мылось уже несколько месяцев.

Верхнее веко левого глаза стянуто вниз; самого глаза не видно, он заплыл. От него вниз, чуть наискось, к подбородку тянется багровый рубец. На голове, прикрепленная длинной металлической заколкой к неухоженным, давно нечесаным, свалявшимся волосам, красуется розовая шляпка с полупрозрачными полями и свисающими по бокам ленточками...

Дэн с трудом подавил в себе желание расхохотаться. Эта шляпка, этот предмет гардероба, подходящий более какой-нибудь даме, приехавшей на "Royal Ascot" , настолько неуместен в данной ситуации, настолько нелепо смотрится он на побирушке, устроившейся с жестянкой на ступенях паперти, что на ум сама собой пришла сентенция про корову и седло. Надо же... хотя нищенка, судя по лохмотьям, по ее жалкому виду, давно уже пребывала на самом дне, она все еще помнила о том, что когда-то родилась женщиной.

Помимо заплывшего глаза, Логинов подметил еще одну деталь; у этой бедняги, кажется, горб на спине.

— Подааааайте, сколько не жааалко, — жалобным, каким-то дребезжащим, почти старческим голосом тянула нищенка. — Очень деньги нужныыы! Сижу тут весь день, побираааюсь... А собрала — сущие грошииии!..

Кошка, до этого момента лежавшая в расслабленной позе, подняла голову и насторожила острые ушки — словно только сейчас заметила подошедшего к "паперти" парня. Шерстка у нее гладкая, волосок к волоску; под струящимся из невидимых глазом источников светом она лоснится, словно ее смазали кремом или сапожной ваксой... Вот она зевнула, показав острые зубки и розовую пасть. Посмотрела на Дэна своими светящимися яркими желтовато-зелеными глазами (тому в какой-то момент показалось, что она вот-вот заговорит человеческим голосом). Затем вновь улеглась у ног нищенки — в позе, напоминающей древнее изваяние Сфинкса.

— Минутку, — сказал Логинов. — Сейчас посмотрю, что у меня с наличными.

Он достал из внутреннего кармана куртки кожаный лопатник. Нищенка облизнула потрескавшиеся губы, потом широко улыбнулась.

Лучше бы она этого не делала...

Дэн, увидев ее черные гнилые зубы, едва не выронил кошелек.

В портмоне отыскалась лишь пара мелких купюр... Он вспомнил, что накануне пытался снять деньги со своего банковского счета. Но у него почему-то не получилось, хотя он точно помнил, что на банковских счетах у него кое-какие деньжата водятся.

Он протянул нищенке две сторублевых купюры.

— Это все, что у меня есть...

Побирушка не то, что взяла, цапнула купюры — деньги мигом исчезли

где-то в груде надетых на нее лохмотьев!

— Охохо... Я ведь не для себя собираю, — грустно сказала побирушка. — И не для Лизы, она себе пропитание сама добывает. — Нищенка, чуть наклонившись, почесала грязным пальцем у кошки за ушами. — Это я так ее назвала, — пояснила она. — Лиза... Ходит за мной хвостом, представляешь? Куда я, туда и она!

— Красивая кошка... Ни одного белого пятнышка!

Кошка по имени Лиза, не открывая глаз, держа голову так же прямо, негромко муркнула, как будто поняла, что речь идет именно о ней.

— Мне-то самой ничего не надо, — погладив еще разок кошку по гладкой блестящей шерстке, сказала побирушка. — На хлеб и глоток вина я себя всегда денежек соберу. И даже на косяк останется...

Она принялась шарить чумазой рукой по карманам мешковатого плаща. Извлекла старый потертый портсигар из мельхиора... Раскрыла его; Дэн увидел, что в нем лежат с полдюжины самокруток.

— Угощайся, — она протянула парню раскрытый портсигар. — Не бойся, это не из каннабиса! Такой травы ты нигде не купишь... Тут места надо знать.

— Спасибо, я не курю.

Она посмотрела на парня своим единственным — что со вторым, можно лишь предполагать — глазом с зеленоватым зрачком. Щелкнула дешевой китайской зажигалкой, умело прикурила. Затем пыхнула дымком, от аромата которого у Логинова слегка закружилась голова.

— Мне самой ничего не надо. Я сумасшедшая... у меня и справка есть.

Дэн хотел было уже покинуть странную особу в отрепьях и в гламурной дамской шляпке, собирающую подаяние в этом не очень людном, надо прямо сказать, месте... Но почему-то задержался.

Почему не ушел сразу, он и сам толком не понял. Может, потому что чувствовал себя одиноким, никому не нужным. А может, потому, что временами в голосе этой опустившейся особы звучали какие-то казавшиеся ему знакомыми нотки?..

Логинов вдруг сделал то, чего еще несколько секунд назад не собирался делать. Перехватив взгляд нищенки, он достал смартфон и протянул его ей.

Тот исчез так же быстро, как и ранее переданные ей сотенные купюры.

— А не жалко? — сделав вторую затяжку, спросила побирушка. — Вещица не из дешевых.

— Зачем он мне теперь, — тихо, отвернувшись, сказал Логинов. — Мне никто по нему не позвонит.

— Так ты сирота, значит?

— Вроде того.

— Сколько за нее, за эту "говорилку" в ломбарде дадут, как думаешь?

— Понятия не имею, — Дэн пожал плечами. — Он новый... Но у меня нет при себе документов на него. Тысяча с хвостиком "енотов" стоил.

— Значит, в скупке дадут раз в десять меньше... Маловато.

— А для чего вам деньги? — поинтересовался Логинов. — Извините, что спрашиваю... На "травку" их тратите? Или...

— Или, — сказала нищенка. — Травку мне и так исправно поставляют.

Она, сделав затяжку, выпустила колечко дыма, которое, расширяясь, поплыло в сторону Логинова.

— Очень необычный аромат, — сказал Дэн. — У мамы были духи... не знаю, какой марки, не интересовался. Они пахли по-другому, иначе. Но в гамме

запахов, как мне кажется, присутствовало что-то похожее на этот аромат...

А вы сами, извините, откуда будете?

— Откуда я? Да из дурдома... Разве по мне не видно?

Логинов усмехнулся.

— Нет, ну я серьезно.

Побирушка сделала последний "тяжок"; окурок исчез под подошвой старого ботинка, который был размера на три больше, чем требовалось.

— Так и я ведь серьезно... Я в самоволке. Сбежала из психбольницы.

— Вот как? Так вы...

— Больная на всю голову, — побирушка вновь улыбнулась, показав свои черные зубы. — У меня "диссоциативное расстройство идентичности". Диагноз я сама себе поставила, кстати... Наши дурдомовские врачи в психиатрии не шарят! Ну а главврач... это клинический случай!

— Хм...

— У нас там плохо кормят. И вообще... — Она махнула рукой. — Условия очень тяжелые. Вот я выскочила за ограду, чтобы насшибать деньжат...

— Понятно.

— Не для себя... для всей нашей убогой, но честной компании.

Дэн открыл боковое отделение сумки. Достал "наладонник" производства Acer, протянул и его побирушке.

— Вот... возьмите.

— А что это за штуковина? — "Штуковина" тот час исчезла в ее бездонных карманах. — Я в этом слабо разбираюсь.

— Карманный персональный компьютер... Стилус в боковом пенале. Держите вот еще... это шнур для подзарядки... — Он протянул и его. — Карта памяти вставлена. Полагаю, гаджет в исправном состоянии.

— Верю вам на слово, — сказала побирушка. — Не жалко?

— У меня вот еще ноут есть. — Логинов поправил свисающую с правого плеча сумку. — Но отдать его я вам сейчас не могу.

— Почему?

— Там у меня личный архив... Кое какие фотографии, несколько роликов. А удалить я их сейчас не могу.

— Еще раз спрошу — почему?

— Потому что в этом месте ноут, как и другие гаджеты, почему-то не работает. Я не могу удалить свой архив. А передавать личную информацию в руки первого встречного, вы уж простите... мне не хотелось бы.

Побирушка неотрывно смотрела на него своим ярким зеленовато-желтым глазом, словно пыталась просветить его, заглянуть в его мысли... А может, просто думала о том, что еще можно вытряхнуть из этого молодого человека.

— Вас, кажется, ищут?.. — сказал она. — Вы обо мне не рассказывайте пока ему ничего, ладно?

— Ищут? Меня? Кто?

— Посмотрите туда, — она ткнула пальцем с грязным ногтем куда-то за спину

Дэна. — Да, да, туда!

Логинов развернулся на сто восемьдесят; уставился в ту точку, куда показывала эта особа.

Ничего интересного он там не увидел — стена и стена.

Когда он повернулся обратно, — лицом к "паперти" — побирушки уже и след простыл. На фоне стены напоследок мелькнуло нечто, какая-то большая темная тень, напоминающая по форме кошку с выгнутой спиной. Откуда-то издалека донесся — а может, показалось — женский голос с насмешливыми нотками: "дурачок!.."

Дэн озадаченно покачал головой. Он ощутил на какие-то мгновения себя простаком, которого даже эта нищенка смогла обвести вокруг пальца. Ощутил себя, говоря современным языком — лохом...

И все же она его не обманула. Точнее, не обманула как минимум в одном. Та часть стены, на которую она показала перед тем, как испариться вместе с вещичками, которые она как-то выманила у него, уже спустя короткое время начала пульсировать. Эти пульсации, что не столько испугало его, сколько удивило, озадачило, странным образом отдавались у него в ушах...

А затем в ней, в этой освещенной теплым янтарным светом стене, появился видимый глазу арочный проход.

Г Л А В А 2

Теперь уже Логинов не стал выставлять впереди себя руку, чтобы при помощи тактильных ощущений определить, не обманывают ли его глаза и чувства. Он поправил сползший с плеча ремень компьютерной сумки и шагнул в этот проход.

Мир, в котором он оказался, был ему знаком...

Логинов, изумленный таким поворотом, некоторое время изображал из себя каменную статую. Он стоял на пересечении двух центральных аллей кладбища, лицом к стене Новодевичьего монастыря.

Впереди, если смотреть прямо, виднеется Покровская надвратная церковь. Левее — Предтечинская башня монастыря, которую еще называют Ирининской. Еще дальше, — она угловая — Сетунская башня. Правее от надвратной церкви видны Покровская и Чеботарная башни...

Дэн обернулся. Позади него виден арочный проход в кирпичной стене — это ворота, через которые можно попасть со старого кладбища на так называемое "новое". Справа Лужнецкий переулок, там главный вход. Где-то позади и чуть левее находится "новейшее" кладбище при Новодевичьем. Там, на участке номер одиннадцать, похоронены умершие два года назад — с разницей всего в три дня — приемные родители Логинова.

Дорожки, надгробья, деревья и кустарники были влажными после прошедшего ночью ливня. Кое-где видны глубокие лужи. Местный персонал, мужчины и женщины в спецовках, вооруженные швабрами и метлами шоркают своими инструментами, сгоняя воду к желобам канализации.

— Эй!.. — послышалось невдалеке. — Я к тебе обращаюсь!! Почему не работаешь?!

Логинов повернул голову. Он увидел стоящего невдалеке рядом с двумя женщинами в синих халатах, с повязанными косынками головами, мужчину в расстегнутой тонкой плащевой куртке, под которой виден неброский темный костюм. Тот смотрел — как показалось, сердито — именно на него.

— Это вы мне?

Мужчина что-то сказал сотрудницам, затем подошел к застывшему на алее парню.

— Тебе, тебе! А что, здесь еще кто-то есть?!

— Хм... Напомните, когда это мы с вами успели перейти на "ты"?

— Я задал вопрос!

— В эту игру мы сегодня с вами уже играли... бригадир Гера! Я больше не намерен отвечать на ваши вопросы.

— Что?! — Мужчина даже опешил. — Что ты несешь?! Какая такая "игра"?! Я спрашиваю, почему без рабочего инструмента?!

Логинов вгляделся в него повнимательней. И с ужасом осознал, что это... это — другой человек. Да, он похож на "Геру". Да, у них много схожего в облике... Но все же эти двое были, определенно, разными людьми.

— Эмм... Скажите, а у вас случайно, нет родного брата?

— Что? — Мужчина приподнял правую бровь. — Брата? Родного? У меня две сестры! Ты кто вообще такой?!

— Логинов.

— Фамилия мне твоя без интереса! — Мужчина достал носовой платок и вытер потное лицо. — Должны были пригнать с Биржи труда группу безработных... У нас тут случился форменный потоп! Где твои товарищи?! Через час открываем доступ... а работы еще непочатый край!

— Я один... И я не состою на Бирже труда.

— Так какого такого... ты тут делаешь?! — загремел над аллеей сердитый начальственный голос. — Еще только девять утра!! А доступ посторонним только с десяти!!

— Девять утра, значит? Спасибо, — спокойным тоном сказал Дэн. — Я где-то посеял наручные часы... Теперь буду знать, сколько сейчас времени.

— Как ты сюда вообще попал? Через забор перелез, что ли?

— В некотором смысле, да. То есть, по-видимому, проник через прореху в заборе... — Логинов смотрел на него своими синими глазами. — Будьте любезны... скажите, какой сегодня день и какое сегодня число?

— Я сейчас охрану вызову! — процедил мужчина. — Заколебала меня уже ваша наркоманская братия!.. — Он достал из кармана куртки портативную рацию. — Сейчас тебя отведут к главному входу! А там и милиция подъедет!..

— Минутку! — послышался голос у них за спиной. — Не надо никого вызывать.

Они обернулись — и мужчина, очевидно, какой-то местный начальник, и

Логинов. По дорожке от ворот к ним, лишь изредка опираясь на палку, шел человек в круглых черных очках, одетый в траурного цвета одежду. За ним тенью следовал еще один знакомый Логинову субъект: это был шофер синего "фольксвагена", весьма крепкого телосложения охранник, он же — "Коля".

— Герман Михайлович, доброе утро!

Местный начальник улыбнулся; но сдержанно, не так, как если бы он встретил приятеля.

— Здравствуйте, Павел Алексеевич! Давненько вас не было в наших краях...

— Не нужно вызывать охрану! — Редактор Третьего остановился возле них, слегка опираясь на палку. — Это наш товарищ...

— Понятно, — Герман Юрьевич бросил на молодого парня, которого он принял за наркомана, странный взгляд. — Понятно, — повторил он. — Ну, тогда я пошел? А то мне перед открытием надо всю территорию осмотреть...

— Да, конечно, — не поворачивая к нему головы, сказал Редактор. — Идите, Герман Юрьевич. Мы тоже здесь не задержимся...

— Так, так... Это опять вы, — сказал Дэн, когда местный начальник, удивительно похожий на "бригадира Геру", оставил их небольшую компанию. — Человек в черном и его тень. Что вам от меня нужно, господа?

— Пойдемте, поговорим, — сухо сказал Редактор. — Ничего, если я возьму вас под руку?

Дэн не успел никак отреагировать: прямо перед ними — в двух шагах! — открылось сияющее золотым светом арочное пространство. Шагнув в проем, они оказались в "междустенном" пространстве, залитом янтарным светом...

— Вы напрасно покинули "зону"! — сказал Редактор.

— Вы сказали — "зону"? — переспросил Дэн. — Я что, числюсь в роли зэка?

— Я сказал то, что сказал. К счастью, наша мониторинговая служба успела своевременно среагировать. Иначе...

— Иначе — что?

— Могли бы произойти достаточно неприятные вещи... Кстати, как ваши глаза? Не щиплет? Резь и головные боли прошли?

— Я в норме. Этот ваш окулист, похоже, дело знает...

Дэн вдруг остановился, как вкопанный.

— А где ваша "тень"? Где ваш охранник? Что-то я его не вижу.

— Он не может сюда пройти.

— Почему? — удивился Логинов. — Мы-то с вами без труда прошли?

— Потому что он не обладает всеми теми способностями, которыми обладаем мы с вами, — спокойным тоном сказал Редактор. — Сюда никто не может войти... никто! Куда вы смотрите?

Дэн и вправду смотрел неотрывно в пространство между двумя уходящими вдаль стенами.

Он надеялся увидеть там ступени.

И еще сидящую на них странную особу в лохмотьях с жестяной кружкой, в нелепо смотрящейся на ней розовой шляпке. У ног которой в позе сфинкса лежит черная кошка по имени Лиза. Но, увы, их там уже не было...

— Никто, значит, не может войти? Только мы с вами... так получается?

— Вы кого-то здесь видели? — резко спросил Редактор. — Кого? Опишите этого человека! Или это существо!..

— А почему я должен отвечать на ваши вопросы? Вы, кстати, обещали мне работу.

— Мое обещание остается в силе... Вы должны с нами сотрудничать, Логинов. Это в ваших же интересах. Так кого вы здесь видели?

— Так... Одну бродяжку.

— Это была женщина?

— Это был не пойми кто такой! — процедил Логинов. — Нищенка... сумасшедшая!

— Вы ее разглядели?

— Нет, — Логинов вдруг вспомнил, о чем его просила эта особа. — Нет, я ее толком не разглядел. Она исчезла также внезапно, как и появилась.

— Вы видели ее во внутренней зоне? Или здесь, между этими стенами?

— Здесь...

Редактор, помолчав немного, сказал:

— Ладно, о ней мы поговорим позже. Пойдемте... здесь тоже не стоит надолго задерживаться!

Они шагнули в другой проем, высветлившийся, открывшийся в противоположной от условного входа стене. И тут же оказались в том самом сумеречном зеленовато-сером мирке, в котором Логинов провел несколько часов своей жизни.

Редактор уверенно, словно он был зрячим человеком, а не слепцом, проследовал по одной из дорожек к какому-то известному ему месту. Дэн шел следом за ним... А что ему еще оставалось делать.

Павел Алексеевич опустился на скамью.

— Присаживайтесь, Логинов. Нам надо о многом поговорить.

Дэн сел на лавку. Но не близко к этому человеку, не рядом с ним; он устроился на другой стороне скамьи.

— Я не кусаюсь, — усмехнулся Редактор. — И я не такой ужасный человек, как вы сейчас обо мне думаете.

— Откуда вам знать, о чем я сейчас думаю? — огрызнулся Логинов. — И откуда мне знать, кусаетесь вы, или нет?! Как по мне, то вы выглядите опасным человеком...

— Если и опасным, то не для вас. Мы с вами, Логинов, в некотором роде — коллеги. Более того, мы союзники, у нас сейчас одно общее дело.

— Моя девушка и ее друг захоронены на Новодевичьем?

— Нет, это не так. Это неверная информация... Они похоронены в других местах. — Помолчав, Павел Алексеевич уточнил. — Любовь Шаховская захоронена на Котляковском, а Бородин — на Гольяновском.

Некоторое время царило напряженное молчание. Дэн первым нарушил эту удивительную стерильную кладбищенскую тишину.

— Странно, — сказал он. — А мне тут кое-кто показал их могилы... Они здесь, на этом кладбище.

— Не нужно понимать все так буквально... Я же сказал, физически они захоронены в других места. Во-вторых... это уже вопрос... кто именно показал вам их могилы?

— Некто, назвавшийся кличкой "Гера".

— Гера? Хм...

— Он же, этот некто, потом обозначил себя, как "бригадир перекрестка". И стал даже требовать от меня деньги...

— Так, так... — в голосе Редактора прозвучали странные нотки. — Значит, он сам вышел на вас... Не думал, что это случится так скоро.

— Не понимаю, о чем это вы? Почему кто-то должен на меня "выходить"? Да еще и требовать с меня деньги за некое посредничество?!

— Потому что так устроен мир, — на губах Павла Алексеевича появилась мрачноватая усмешка. — Везде все одно и то же.

— Где это — "везде"? В России? В Америке? В Эфиопии или на Гаити?

— Я сказал — везде, не имея в виду географических рамок. Позже вы, вспоминая этот наш разговор, поймете, что за мысль я пытаюсь донести до вашего сознания... Да, Логинов, именно так делаются дела... Зачастую деньги решают все. Хотя, должен сказать, бывают и исключения.

— Знаете что... — сердито произнес Логинов. — Я не собираюсь быть чьей-то марионеткой! Я несколько дней назад потерял близкого человека! И мне эти ваши игры...

— Понятно, — перебил его Редактор. — Я вас прекрасно понимаю.

— Да откуда вам знать?! — вспыхнул Логинов. — Вот что, спрашивается, вам "понятно"?! Если мне самому ровным счетом ничего не "понятно"!!

— Я сказал, что "понимаю вас", имея на то веские основания, — выдержав паузу, спокойно произнес Павел Алексеевич. — В свое время я прошел примерно через то же, что и вы. Поэтому имею представление о таких вещах... хотя каждый из подобных случаев по своему уникален.

Логинов покосился на человека в черном; тот сидел на скамье прямо, опершись двумя руками на набалдашник палки. У Дэна на языке крутилось множество вопросов. Но первым заговорил этот странный человек:

— Мы должны сотрудничать. Другого выхода ни для вас, Логинов, ни для организации, которую я представляю, попросту нет. Мы многое уже о вас выяснили. Но очень много не знаем и до сей поры... Повторяю, альтернативы нашему дальнейшему сотрудничеству я лично не вижу.

— Это почему же? Объяснитесь, каким боком я и мои проблемы соотносятся с этой вашей организацией? Как, кстати, она называется? Наверное — Госбезопасность?

— Узнаете... но в свое время. Почему мы должны сотрудничать? Есть объяснение короткое, а есть длинное... очень длинное, очень пространное.

— Для начала, готов выслушать короткое.

— Говоря понятным нам обоим языком, Логинов, мы имеем дело со сложным взаимосвязанным скриптом, вписанным неизвестным нам лицом или организацией в глобальный метаскрипт...

— И что? Это ваши проблемы.

— Позвольте, я закончу! Итак, Логинов, мы имеем дело со скриптом, частью которого — важнейшей! — являетесь вы лично и та история, участником которой вы оказались.

Павел Алексеевич лишь начал развивать тему, он обрисовал ситуацию лишь пунктиром, как вдруг в этот их важный разговор вмешалась некая инстанция.

Логинов вначале ощутил странную вибрацию, похожую на ту, что он испытал, когда открылась арочная дверь. Затем услышал громкий трезвон — похоже на телефонный звонок.

И еще. Возле того места, где они устроились на лавке, растет дерево — липа. Деревьев, как и кустарников, здесь, кстати, немалое количество... Так вот: это дерево в такт этим ощущаемых Логиновым всем телом вибраций, в унисон разносящимся по всей кладбищенской округе требовательным звонкам, тряслось, сотрясалось, вибрировало — резонансные колебания сотрясали и сам ствол, и крону с намертво, казалось, приклеенными листьями...

Павел Алексеевич поднялся со скамьи. Подошел к дереву... И только в тот момент, когда он снял трубку, Логинов увидел, что к стволу липы на уровне человеческого роста приделан — или прикреплен — телефонный аппарат в металлическом кожухе.

— Редактор Третьего на связи!

— Павел Алексеевич, — глуховато, как сквозь вату, прозвучал в трубке голос Авакумова, — вы уже закончили ваш разговор?

— Нет, Михаил Андреевич, не закончили. Я успел всего несколько фраз сказать.

— В другой раз пообщаетесь с этим молодым человеком... У нас тут появились проблемы.

— Что случилось?

— Произошел обмен нотами по поводу случившегося минувшей ночью.

— Я уже в курсе.

— Они потребовали немедленного расследования. Мы ответили тем же.

— Понятно...

— Согласно требованиям Конвенции обе стороны прибегли к услугам Третейского судьи. Понимаете, о ком и о чем речь?

— Хм... да, понимаю.

— Уже поступило требование представить список дежурной смены Третьей Редакции. Соответственно, мы потребовали раскрыть личности инспекторов — с их стороны.

— Они могут выбрать для собеседования двух сотрудников, как обычно в случае подобных конфликтных ситуаций? Или все обстоит серьезней?

— На этом уровне они могут проверить не более двух сотрудников. Мы, в свою очередь, имеет право присутствовать при опросе двух инспекторов Аквалона. Показания будут сняты представителем Третейского судьи — в течение дня! Затем сличены, сведены в одну картину, подвергнуты анализу и перепроверке в течение сорока восьми часов. Ну а далее... далее следует ждать вердикта третьей стороны.

— Уже известно, кто именно их интересует? Чьи кандидатуры отобрали для проверки "аквалонцы"?

— Нет, это нам пока не известно. Мы ждем сообщения в ближайшие минуты.

— Мне следует выехать в Гильдию?

— Отправляйтесь на свое рабочее место в офис в Вознесенском. Позже... возможно, уже сегодня, во второй половине дня, мы с вами встретимся и проговорим дальнейшие планы. Отбой связи.

Павел Алексеевич повесил трубку на рычаг. Закрыл задвижкой крышку футляра аппарата. Подойдя к сидящему на лавке парню, сказал:

— Мне надо отъехать, Даниил. Возникло срочное дело.

— Жаль, — тот тоже встал на ноги. — Начало вашей речи было многообещающим... И довольно-таки интригующим.

— Мы с вами еще обо всем поговорим. Но не сейчас, в следующий раз.

Логинов двинулся за ним по дорожке. Он и сам не знал, зачем, для чего идет вслед за этим странным человеком. Редактор жестом остановил его.

— Спасибо, что проводили. Но дальше вам идти не следует.

— Я что, должен здесь торчать до Второго пришествия?

— Не думаю, что так долго, — редактор усмехнулся краешком губ. — Я появлюсь несколько раньше... А вы, Дэн, — его лицо вновь стало серьезным, — напрягите-ка память! Постарайтесь вспомнить, что с вами произошло начиная с момента, когда вы исчезли из кафе "Энигма"... И вплоть до той минуты, когда объявились уже в офисе АйТи фирмы в бизнес-парке на улице Орджоникидзе!

— Вы и об этом уже знаете, — Логинов криво усмехнулся. — Вряд ли что-то получится... У меня об этом периоде не осталось никаких воспоминаний. Как будто ластиком стерто! Чистый лист бумаги.

— Так и должно быть. Но на этом листе уже вскоре начнут проявляться — как тайнопись — некие скрытые до поры даже от вас записи.

— Думаете?

— Уверен! А теперь самое важное: ни в коем случае не пытайтесь сами отсюда выйти.

— Почему? Что или кто мне может помешать?

Редактор красноречиво кивнул в сторону расположенных поблизости могил со следами свежих захоронений.

— Спросите у них... Поверьте пока на слово: любой ваш неосторожный шаг чреват смертельной опасностью как для вас самих, так и для других людей.

В настоящее время здесь выставлен ознакомительный фрагмент. Новая редакция романа размещена на портале Автор Тудей https://author.today/work/134140