Триада миров. 3. Внутренний мир

— Если Ира согласится, можешь привезти ее сюда. Возможно вам надо быть вместе, чтобы полегчало. Александр Викторович вам поможет. Только больше не бегай. Я внуков понянчить хочу.

И вот я выхожу из портальной, а меня встречает дед. Он стоит не шевелясь. Кажется седины прибавилось и морщин. Слезы вновь начали душить меня, так что я прикусила губу

— Хельга, милая девочка, — я утонула в объятьях деда, — так и не говорит? — а это уже Джеку.

— Нет, я за толмача.

— Но ты сказал, что связь разорвана.

— Батя, не сейчас. Ты понял, о чем мы говорили? Документы готовы?

— Осталась подпись девушки. Я против. Вы не имеете права решать за Ирину ее судьбу.

— А ее никто не неволит. Но деньги и имущество принадлежат ей и ребенку по праву. Думаю, Алексин поступил бы так.

— Вот мне и интересно, почему он не оставил завещание.

— А мы не нашли никаких бумаг. Вообще.

Я лишь краем уха слушала их разговор. Легко спрятаться за немотой, сложнее посмотреть правде в глаза. Если раньше я обманывала себя, малодушно уверяя, что все сон, то сейчас ехала на встречу с людьми, которые все видели. Их даже безмолвное свидетельство неотвратимо правдиво и от того убивало меня заранее. Я до сих пор не смирилась с потерей мужа и друга.

Бывшие однокурсники сидели на лужайке возле института. Я не спешила выходить из машины, наблюдая за ними. Та схватка оставила на ребятах отпечаток. Они повзрослели, исчезла бесшабашность, горячность и легкость жизни, присущая юности. Необходимость молчать сплотила их. Даже Татьяна сейчас сидела возле Ирины, подсовывая ей бутерброды с импровизированного стола.

— Ваше высочество, — позвал меня Джек, — если хотите, я сам поговорю с Ириной.

Я покачала головой. Он вздохнул и вышел из машины. Его заметили. Ребята насторожились.

А Джек обошел автомобиль и, открыв мне дверь, помоги выйти.

— Хельга, — выдохнули однокурсники, а Димка вскочил.

Мысленно я обругала себя. Я была одета согласно придворному этикету и своим привычкам. На мне любимые сюртук и брюки из светлого габардина, туфли. Это не те джинсы и джемпера, в которых я бегала здесь последнее время. Разница между той и этой жизнью. А появление Стешина вызвала панику среди ребят.

Я остановила деда жестом. Тот нахмурился, но подчинился.

По мере нашего с Джеком приближения Ирина бледнела. Подойдя поближе, я кивнула в знак приветствия.

— Добрый день, — поприветствовал всех Евгений и, поймав нахмуренные взгляды, пояснил, — Хельга не разговаривает. Вообще.

— Черт, — выдохнул Димка, — Хельга, нам жаль...

Я слегка улыбнулась и перевела взгляд на Ирину. Та словно отгадала мои мысли и четко ответила:

— Нет.

Я сжала губы и слегка повернула голову к Джеку. Тот вздохнул:

— Ирина, надо поговорить. Давайте лишь отойдем слегка. Вам ничего не угрожает.

— Нет, — воспротивился Димка и взорвался, — после того, что мы видели, нет вам веры. Да хрень тогда полная творилась! Играете нами?! А я думал, что мы друзья, а нами просто попользовались как быдлом. Ирку не отдадим!

Я достала блокнот и быстро черканула одно лишь слово:

"Прости".

— И все? — Димка фыркнул, — Зосим мне другом был, а потом у меня на глазах, да у всех у нас взорвал себя. Там еще этот тощий бледный крутился, тетку оттащил а Зосима...

— Дмитрий! — рявкнул Евгений.

Парень осекся и испуганно посмотрел на меня.

Я держала лицо, давясь рвавшейся наружу болью. Почти удалось, лишь нервно сглотнула и сняла кулон хранителя с шеи. Ребята затихли, они догадались, чье кольцо висит на цепочке. Я перебросила кольцо на свой кулон и шагнула к Ирине. Она замерла, не сводя с меня затравленного взгляда. Цепочка скользнула ей на шею.

— Алексина, — горло отказывалось работать, вырвавшись сипом звуки речь напоминали отдаленно, но она поняла, закусив губу.

Мой запас прочности кончился. Я развернулась и медленно побрела к машине, пытаясь сдержать слезы. Я идиотка, раз решила, что смогу ее уговорить. С самого начала надо было оставить это политикам.

Стешин дернулся ко мне, но замер, наткнувшись на руку. Жалость окружающих отравляла, выбивая почву из-под ног. Не выдержав, я со всей дури впечатала кулаком по машине. На плечо легла худенькая ладошка.

— Не надо, Хельга. Я уже пробовала, злость не спасает, — Ирина гладила меня по спине, — я поеду с тобой, но только лишь ради тебя.

Иногда судьба выбрасывает странные фортели. Мне казалось, что я буду помогать Ирине и отвлекусь, а получилось наоборот. Мучимая токсикозом, худенькая блондинка опекала меня, не давая свалиться в болото отчаяния. Не сговариваясь, она поселилась со мной, мы даже спали в одной постели. Джек теперь охранял нас двоих, таская в карманах кислючие леденцы, которые спасали Ирину от тошноты.

Сейчас я с ногами сидела на диване в нашей гостиной, где девушка подписывала бумаги, в которых задним числом становилась женой Алексина.

— И какая у меня теперь фамилия?

— Загребова. Ударение на первом слоге, — терпеливо объяснял Осман.

— Но у Евгения Аркадьевича другая фамилия.

— Понимаете, Ирина, господин Алексин вообще не заморачивался такими мелочами, как соблюдение правил. Последняя фамилия, под которой он был записан в документах, был Загребов.

— Хорошо, и что дальше?

— Здесь документы с отчетами о состоянии дел вашего супруга. Теперь это ваше по закону.

Он поклонился и вышел.

— Хельга, и что мне с этим делать?

Я встала и открыла бюро, приглашающе махнув рукой.

— И то дело. Все равно я в этом не разбираюсь.

Она бросила папки внутрь и закрыла крышку:

— Пошли гулять?

Я усмехнулась и отправилась на выход. Ирина упорно на людях играла роль моей фрейлины. Так и добирались до парка — я впереди, она позади.

Лето цвело и пахло, играло яркими красками. Ирина устроилась на траве возле скамейки, где сидела я. Зург и Неро затеяли возню.

— Алексин мечтал о сыне, говорил, поженимся, будешь мне рожать, пока парень не получится. А Зосим?

Я показала два пальца, потом покачала головой.

— Двойня?

Утвердительный кивок.

— Ты не знала?

Утвердительный кивок.

— Узнала уже после?

Я запрокинула голову, пытаясь сдержать слезы.

— Хельга, нельзя. Малышам плохо от твоих слез. Слезай, пошли круги нарезать, иначе Ростин ругаться будет.

После обеда Ирину сморил сон, токсикоз потихоньку отпускал девушку, и она превратилась в сплюшку. Джек исчез на очередном совещании отца, до этого настойчиво пытаясь меня заманить туда же, но получил отказ.

Я под присмотром зооморфов тенью бродила по коридорам резиденции, пугая ее обитателей. Меня боялись и сторонились. Сплетни газет, отрешенный вид и немота превратили меня в местную пугалку. Нет, мои просьбы переданные через Ирину или Джека выполнялись, персонал по-прежнему работал, но зона отчуждения была ощутима. Меня это устраивало.

Я застыла перед дверьми покоев Зосима. Ключ был в кармане. Сюда свезли все его вещи. Воровато оглядевшись, решилась на дикий шаг, что сродни мазохизму.

В гостиной царил полумрак, а в воздухе висел едва уловимый морозный запах. Запах Зосима. Воспоминания нахлынули ураганом, сбивая дыхание и впиваясь колючей проволокой в горло. Зург рыкнул.

Я осторожно включила свет, гоня демонов прошлого. В комнате был идеальный порядок и зачехленная мебель. На столе лежала сумка мужа. Та самая, которая вскрыла инкогнито Совета Сильнейших. Почему то мелькнула мысль, что это не рассеянность Зосима тогда закрутила события, а его тонкий просчет.

Я сделала шаг и пошатнулась. Неро тут же подставил свою холку, в которую вцепилась, чтобы не упасть. Три шага до стола показались жесткой дорогой в горах, которую я прошла босиком, обдирая ноги в кровь.

Блокнот и ручка, документы Внешнего мира и папка с листами. Я раскрыла ее. На стол просыпались мои портреты. Зосим великолепно рисовал. Вот тут я спящая с взлохмаченными волосами. Здесь закусив губу, пытаюсь вчитываться в книгу в руках. На этом листе смеюсь... Я резко смахнула рисунки на пол, застонав.

Блокнот слетел на пол вместе с листами, раскрылся. Слезы размывали страницы, схемы плели, и вдруг

"Хельченок, если...."

Я рухнула на пол и схватила блокнот в руки. Среди схем резкий торопливый почерк, словно письмо. Буквы расплывались, я даже заскрежетала зубами от невозможности остановить поток слез. Наплевав на все рукавом вытерла глаза. Помогло.

Это было последнее письмо Зосима, обращенное ко мне:

"Хельченок, если ты сейчас читаешь эти строки, а я меня нет рядом, значит все произошло так, как я видел. Хотя что значит меня нет рядом? Я всегда с тобой, зримо и незримо. Даже сейчас, когда ты еще стоишь в спальне с бумагой в руках и смотришь на мою сумку. Первый шаг к... Пророчеству? Назначению? Или року? Чтобы ты не думала, как бы ты не обижалась, поверь, я страдаю, что не могу тебя защитить и изменить события. Вернее могу, но разве ты обрадуешься такому спасению?

Ты спрашивала, каково это быть Видящим? Это плохо, этот мучительно знать будущее. И вдвойне больно от того, что по сути я играл тобой. Нет (несколько раз подчеркнуто), я не использовал тебя, я правда ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Иначе бы не бился с Возрожденным, оставляя за собой право быть с тобой. Даже зная, как это закончится. И зная,что с ним тебе не пришлось бы пройти и половины тех мучений, что мы прошли вместе. Я должен был сделать это! Прости меня, Хельченок, прости. Я как мог, подсовывал тебе информацию, старые легенды, сказки.

Сейчас мне больно осознавать, зная, что ты будешь страдать, потеряв Алексина. Про себя молчу, возможно, после этого письма ты будешь ненавидеть мужа. Я готов заплатить эту цену. Тем более, что все идет как должно.

Хельченок, моя любимая, прости что не сказал, что ты беременна. Пройдет время, и у тебя родятся сын и дочь. Да, я могу это сказать. Это будущие правители миров Света и Тьмы. Если вдруг встретишь Александру, доверься ей. Это будет важная случайная встреча.

Принцесска, не злись на Джека, он хотел защитить тебя от всего, на что я обрек своей любовью. От того, что тебе еще придется пройти. Не пытайся даже убить его, хотя ты все равно это сделаешь, несмотря на очевидный провал. Я сломал его, он подчинился и отошел в сторону. Вот проклятая сила Видящего в действии. Ты идешь той судьбой, которую не выполнила твоя мать. А ведь она ничем не жертвовала и ничего не теряла. Ей просто не захотелось, а расплачиваешься за Ольгино самодурство ты.

Хорошо, что ты забрала Ирину. Ее сын сыграет важную роль в будущем.

Как же ты прекрасна, даже когда сердишься. Забавно смотреть, как Джек оправдывается...

Все, Хельченок, отсчет последних минут пошел. Я ничего тебе не скажу, и Алексин не скажет. Мы постараемся подарить тебе день обычной жизни. Хоть немного счастья. С вечеринки ты уйдешь одна, но зато от правления у архитов я смогу тебя избавить. Пусть даже ценой твоей немоты и слез. Впрочем слезы высохнут, и ты сможешь жить так, как и должна была, если бы я эгоистично не захотел тебя. Возможно, мне повезло и у меня получилось оставить тебе после себя подарок. Время покажет.

Хельченок, милая моя, как же я не хочу отдавать тебя, но и забрать тоже не могу. Дети должны родиться. Миры не виноваты в моей любви. Помни, я всегда рядом, даже если ты думаешь иначе.

Зосим."

Я сидела раздираемая откровениями мужа на куски. Так вот что он писал в тот проклятый день.

Прощальное письмо. Подскочив и зажав блокнот в руке, я бросилась из комнаты прочь. Слезы закончились, была лишь злость.

В зале было полно народу и мое появление произвело фурор. Все онемели. Джек находился рядом с отцом. Не заморачиваясь с тем, чтобы подойти к ним, я швырнула блокнот. Он скользнул по идеально гладкой поверхности стола и остановился напротив Возрожденного. Джек быстро пробежался по написанному и передал отцу.

— Господа, оставьте нас! — голос Правителя не предвещал ничего хорошего.

Зал мгновенно опустел. Я ждала.

— Джек, это правда? — вопрос озвучил отец.

— Что именно, Краус? О судьбе детей не скажу, я посредственный Видящий, сам знаешь.

— Я говорю о споре с Зосимом!!

Джек сверлил меня взглядом:

— Ваше высочество, вы уверены, что сейчас время для разговора на эту тему?

— Джек, не увиливай! — взорвался отец.

Я кивнула.

— Правитель, вызывай всех, — Возрожденный отошел к окну, — Хранящий будет свидетельствовать правду или ложь. Остальные для того, чтобы Ее высочество чувствовала себя в безопасности перед коварным Джеком.

Через полчаса появились все, хотя... Их осталось пятеро в совете Сильнейших. Джек, Краус, Стешин, Михална и Осман. Хранителя и Видящего некем было заменить. А Странник и Возрожденный были одним человеком. Я лишь вцепилась в столешницу, отгоняя тяжелые мысли.

— Ваше высочество, — Джек по-прежнему держал блокнот Зосима в руках, — вы уверены, что хотите знать правду?

Я упрямо кивнула. Возрожденный протянул Осману записи:

— Хранящий, по праву знающего прошлое, ты свидетельствуешь о правде и лжи.

Осман пробежался глазами по тексту и поднял взгляд на Евгения.

— Ты уверен, что принцесса справится с новым потрясением?

— Нет, поэтому и настоял на присутствии Лекаря. Это не мой каприз, это ее требование.

— Я отказываюсь! — Осман швырнул блокнот на стол, где его подхватил Стешин.

— Почему?

— Ее высочество не в состоянии говорить. Даже опуская моральные принципы, если вопрос не озвучен, я не могу подтвердить или опровергнуть. Мы можем вернуться к разрешению недоразумения позже, когда принцесса будет более стабильна.

— А принцессе и не надо говорить. Я сам расскажу.

Он присел на подоконник, и глядя перед собой, тихо начал:

— Зосим пришел ко мне, когда мы прибыли с делегацией перед первым вашим переходом. Хотя нет, начать наверно стоит с момента нашей с вами первой визуальной встречи. Хотя вы ее вряд ли помните. Зато я помню хорошо. С рождения Алексин пытался оградить вас от судьбы Ольги. У него практически получилось, пока на пути не встали мы с Зосимом. Первый раз наш интерес к одной девушке столкнулся на выставке. Юнец у меня под носом выкупил кольцо, что красуется на вашей руке.

— Правда, — подтвердил Осман.

— Я намекнул ему, что негоже не уважать старших. Не знал я тогда, что передо мной Видящий. Он тогда спросил, что я предпочту — мир или вас. Ответ был не нужен, он сбежал.

— Правда.

— Во второй раз он пришел уже накануне перехода. Рассказал о нашей связи, о вашем прошлом, включая рождение. Уникум, который прятал свой дар ото всех. И потребовал ответа на тот вопрос. Я рассмеялся тогда, снисходительно потрепал по голове и посоветовал обратить внимание на других. Он обиделся, заявил, что придет позже, после вашего первого перехода. Я не обратил внимания, тем более чувствовал, что парень сам готовится к второй перестройке и его может слегка занести. Я говорю правду, Осман?

— Правду.

— А потом. Что вы помните из первого перехода, Ваше высочество?

Я вспомнила боль и разговор отца с хранителем. Словно озвучивая мои мысли, Джек продолжил говорить: