Spice and Wolf 2

— Вареное мясо тоже вкусное, но перед сушеным я просто не могу устоять. Если ты желаешь помолиться о безопасной дороге, расплачиваться будешь сушеной бараниной.

Глаза Хоро сверкали, хвост под одеждой метался из стороны в сторону.

Лоуренс, не обращая более на нее внимания, принялся рассматривать груз, навьюченный на лошадь, которую вел торговец прямо перед ним. На спине лошади громоздился гигантский тюк шерсти.

— Как насчет этой шерсти — хорошая она или плохая?

"Шерсть" — значит "овцы". Хоро с сияющими от предвкушения глазами уставилась на тюк; ответила она почти мгновенно.

— Очень хорошая — настолько, что я почти чувствую запах травы, которую они ели.

— Я так и думал. За мой перец здесь дадут хорошую цену.

Если шерсть была хорошего качества, значит, и мясо тоже. Раз мясо хорошее, значит, оно дорогое. Поэтому перец, необходимый для сохранения мяса и для придания ему особого запаха и вкуса, тоже становился особенно ценным. Лоуренс начал предвкушать удачную продажу.

— А лучше всего сушеное мясо, которое хорошо просолили. Если соли мало, это не годится. Самое вкусное мясо — с бочка, лучше, чем с ног. Эй, ты меня слушаешь?

— Хм?

— Просоленное мясо! С бочка!

— У тебя превосходный вкус. Но это будет нам немало стоить.

— Ха, на самом деле это вдвое дороже своей цены.

Вообще-то это было верно: если сушеная баранина была нужна, чтобы Хоро обеспечила безопасную дорогу, раскошелиться стоило. Ведь ее истинным обличьем была умеющая разговаривать гигантская волчица. Возможно, она даже смогла бы защитить его, например, от невоспитанных солдат, которые по своему поведению мало чем отличаются от обычных разбойников.

Тем не менее, Лоуренс сохранял бесстрастное лицо, разговаривая с Хоро.

Глаза волчицы были прикованы к воображаемой пище. Лоуренс просто не мог не поддразнить ее чуть-чуть.

— Что ж, похоже, сейчас у тебя немало денег. Если так, возможно, ты вернешь мне долг.

Однако соперницей его была хитроумная волчица; она раскусила его намерения практически мгновенно.

Внезапно взгляд ее стал более жестким.

— Второй раз у тебя это не получится.

Похоже, история с яблоками ее кое-чему научила. Лоуренс помрачнел и раздосадованно поцокал языком.

— Тогда тебе стоило бы с самого начала просто вежливо попросить. Это было бы куда очаровательнее.

— Значит, если я попрошу достаточно очаровательно, ты купишь мне мяса, да? — спросила Хоро без малейшего намека на очарование.

Очередь сдвинулась вперед, и Лоуренс ослабил вожжи, чтобы его лошадь тоже шагнула со всеми.

— Разумеется, нет. Тебе стоило бы поучиться у коров и овец — попробуй жевать собственную жвачку, хм? — холодно проговорил он.

Он ухмыльнулся собственному остроумию; однако лицо Хоро помертвело от ярости, и, не произнося ни слова, она тут же, на козлах, изо всех сил наступила ему на ногу.

Дорога под ним была не более чем полосой плотно укатанной земли, дома вокруг — построены из грубо обтесанного камня и покрыты травой.

Жители Поросона не покупали у торговцев ничего, кроме самого необходимого, потому и палаток торговцев здесь было на удивление мало.

На улицах было довольно оживленно, в том числе попадались и торговцы на повозках или с грузами на плечах, но город словно впитывал в себя уличный шум, и потому здесь повсюду царила странная тишина.

С трудом верилось, что этот тихий, простой, надменный городок был центром торговли между разными странами и ежедневно зарабатывал ошеломляющее количество денег.

На миссионеров, читающих свои проповеди на перекрестках, в обычных городах в основном просто не обращают внимания, здесь же они могли рассчитывать на целую толпу благодарных слушателей — как же здесь извлекаются такие большие доходы?

Для Лоуренса весь город оставался одной сплошной загадкой.

— Что за скучное место, — вынесла Хоро свое суждение по поводу этого излишне религиозного городка.

— Ты так говоришь только потому, что здесь нечего есть.

— Можно подумать, что у меня, кроме еды, вообще ничего нет на уме!

— Тогда, может, послушаем проповедь?

Прямо перед ними какой-то миссионер взывал к толпе, положив руку на Священное писание. Слушали его не только горожане — в толпе можно было разглядеть и нескольких торговцев, которые обычно не молятся ни о чем, кроме собственной прибыли.

Хоро посмотрела на толпу с отвращением и фыркнула.

— Он лет на пятьсот помоложе, чем нужно, чтобы читать мне проповеди.

— Осмелюсь предположить, что тебе следовало бы послушать проповедь о бережливости.

В ответ на эти слова Лоуренса Хоро зевнула, лениво поигрывая своим шелковым поясом.

— Я все-таки волчица. Проповеди слишком трудные, мы их не понимаем, — бесстыдно заявила она, потирая глаза.

— Ну, во всяком случае, если вообще учение бога бережливости существует, здесь ему следуют куда усерднее, чем где-либо еще, мне кажется.

— Хм?

— Почти все деньги, что здесь зарабатываются, утекают в гнездо Церкви к северо-западу отсюда, в Рубинхейген — уж там-то я точно не хотел бы слушать проповедей.

Церковный город Рубинхейген был настолько богат, что, говаривали, даже стены его были из золота. Высшие иерархи Церковного Совета, правившие здешними землями, обратились к торговле, дабы более успешно обращать язычников, а священники и епископы Рубинхейгена могли бы посрамить даже настоящих торговцев.

Уж не поэтому ли, подумал Лоуренс, здесь так невероятно много возможностей для извлечения прибыли?

В это мгновение Хоро озадаченно склонила голову набок.

— Ты сказал "Рубинхейген"?

— А что, ты знаешь этот город? — глянув искоса на Хоро, Лоуренс направил повозку вправо — здесь дорога ветвилась надвое.

— Мм, я припоминаю это имя, только это был не город, а человек.

— А, ты права. Сейчас это город, но вообще-то так звали святого, который возглавлял священный поход против язычников. Старое имя — в нынешние времена его уже не услышишь.

— Пфф. Может, его-то я и вспомнила.

— Едва ли.

Лоуренс отмахнулся от слов Хоро, но вскоре вспомнил — она же начала путешествовать несколько веков назад.

— У него были ярко-рыжие волосы и огромная густая борода. Он едва лишь увидел мои очаровательные ушки и хвост, как тут же послал за мной своих рыцарей. Я решила, что с меня хватит, так что приняла свое другое обличье и как следует их погоняла, прежде чем вонзила зубы в задницу этому Рубинхейгену. Он был жилистый и совершенно невкусный.

Изложив эту живописную историю, Хоро горделиво фыркнула. Пораженный услышанным, Лоуренс не нашел что ответить.

В церковном городе Рубинхейгене хранились сведения, что Святой Рубинхейген действительно имел рыжую шевелюру; и сам город изначально был крепостью, воевавшей с языческими богами.

По легендам, в своих сражениях против языческих богов Святой Рубинхейген лишился левой руки. Именно поэтому на большой фреске городского собора он был изображен без левой руки, в изодранных и залитых кровью одеждах; он решительным жестом посылал своих рыцарей вперед, на бой с язычниками, и Единый бог даровал им свою защиту.

Возможно, Святого Рубинхейгена всегда изображали в одеянии настолько изорванным, что он был почти что голым, именно потому, что его одежду истрепала Хоро. В конце концов, ее истинное обличье — гигантская волчица. Совсем нетрудно было представить себе, как она, играясь со своей жертвой, треплет ее до крови.

Если то, что рассказала Хоро, было истинно, Святой Рубинхейген, должно быть, очень стыдился, что его укусили за ягодицу, и эту часть истории он при пересказе опустил. В таком случае рассказ о потере левой руки был чистейшей выдумкой.

Неужто Хоро укусила настоящего Святого Рубинхейгена?

Разобрав историю между строк истории, Лоуренс хихикнул.

— О, но только... — сказала вдруг Хоро.

— Хм?

— Я его всего лишь укусила, должна добавить. Я его не убивала, — поспешно добавила она, опасаясь, видимо, реакции Лоуренса.

Какое-то мгновение Лоуренс не мог понять, к чему это она, но вскоре сообразил.

Должно быть, она думала, что он будет сердиться, что она сожрала человека.

— Для проявления тактичности ты выбираешь самые странные моменты, — заметил Лоуренс.

— Это важно, — произнесла Хоро с таким серьезным лицом, что Лоуренс оставил все попытки поддразнить ее еще.

— И вообще, это действительно скучный городишко. Даже посреди леса веселее, чем здесь.

— Я продам перец, куплю новый товар, и мы тотчас отправимся в Рубинхейген. Потерпи пока.

— Это большой город?

— Даже больше, чем Паттио, настоящий крупный город. В нем постоянно много людей и много лавок.

Глаза Хоро загорелись.

— Даже с яблоками?

— Трудно сказать, будут ли там свежие. Скоро зима, я думаю, они там будут заготовленные для долгого хранения.

— ...Заготовленные? — голос Хоро был полон сомнения. В северных землях для сохранения пищи использовалась лишь соль, так что она явно решила, что яблоки заготавливают для хранения тоже солью.

— Они используют мед, — пояснил Лоуренс.

Рраз! Уши Хоро под капюшоном встали торчком.

— Груши в меду тоже хороши. А еще, хмм, они встречаются довольно редко, но я видал персики в меду. Вот это действительно вкусная вещь. Персики нарезают тонкими ломтиками, укладывают в бочонок поверх слоя миндаля или фиг, потом заливают медом и запечатывают. Где-то через два месяца их можно есть. Я пробовал всего раз в жизни, но вкус настолько волшебный, что Церковь одно время всерьез думала их запретить... эй, у тебя слюна течет.

Хоро захлопнула рот. Нервно оглядевшись, она вновь вперила сомневающийся взгляд в Лоуренса.

— Ты... ты просто разыгрываешь меня.

— Разве ты не можешь определить, лгу я или нет?

Хоро выпятила челюсть; похоже, она на время лишилась дара речи.

— Я не вру, но я не знаю, будут ли они там. Кроме того, они в основном для богатых аристократов. Их не выставляют просто так в лавках.

— А если выставят?

Хвост Хоро под плащом хлестал настолько яростно, что казался каким-то отдельным животным. Глаза от предвкушения заволокло влажной дымкой.

Лицо ее сейчас было настолько близко к Лоуренсу, что она оперлась подбородком о его плечо.

Взгляд ее был отчаянно серьезен.

— ...Ну ладно, ладно! Куплю тебе немного.

Хоро изо всех сил вцепилась Лоуренсу в руку.

— Ты просто обязан!

Лоуренс чувствовал, что если сейчас взглянет на нее искоса, она его искусает.

— Но только немножко. Совсем немножко! — добавил он. Впрочем, он не был уверен, слышит ли его Хоро.

— Не забудь, ты обещал!

— Хорошо, хорошо!

— Ну тогда едем скорее! Быстрее, ну!

— Прекрати меня хватать!

Лоуренс стряхнул с себя ее руку, но разум Хоро сейчас блуждал непонятно где. Глядя куда-то вдаль, она бормотала себе под нос, грызя ноготь на среднем пальце:

— Они могут и закончиться. Если так выйдет...

Лоуренс пожалел было, что вообще упомянул о персиках в меду, но жалеть было уже поздно. Если сейчас он хотя бы пикнет, что не собирается их покупать, Хоро, скорей всего, тут же перегрызет ему горло.

То, что бродячий торговец просто не мог позволить себе такую роскошь, как персики в меду, значения не имело.

— Вопрос не в том, закончатся или нет, — их может не быть с самого начала, — сказал Лоуренс. — Пойми же.

— Но это же персики в меду, сир! Это же просто невероятно. Персики и мед.

— Ты вообще слушаешь?

— Однако и от груш трудно отказаться, — сказала Хоро, оборачиваясь к Лоуренсу и глядя на него снизу вверх.

Лоуренс мог лишь горестно, протяжно вздохнуть.

* * *

Продать свой перец Лоуренс намеревался в Торговом Доме Латпаррона — заведении, чье название было столь же странным, как и все в городе Поросоне.

Если пытаться проследить историю названия, наверняка придется пройтись до тех времен, когда Поросон был совсем мелким городком, а вокруг повсюду жили одни язычники. Кроме странных имен, от прошлого ничего уже не осталось. В конце концов, каждый здесь был ярым приверженцем Церкви, от кончиков волос до пальцев ног. Дом Латпаррона в разные времена возглавляло уже полсотни человек, и, похоже, каждый следующий был более ревностным верующим, чем предыдущий.

Именно поэтому, едва Лоуренс постучался в двери Дома (куда он уже полгода не заглядывал), как ему тотчас принялись нахваливать недавно приехавшего сюда священника, и потом ему еще пришлось слушать его проповедь, ибо разве не спасает он тем самым собственную душу?

Что еще хуже, глава Дома Латпаррона явно принял Хоро с ее одеянием за странствующую монахиню и принялся настоятельно советовать ей тоже позаботиться о душе Лоуренса.

Хоро воспользовалась представившейся ей возможностью всласть и безнаказанно попоучать Лоуренса, время от времени одаряя его ухмылочками, видимыми лишь ему.

В конце концов их проповеди все же подошли к концу, и Лоуренс поклялся про себя, что не потратит ни единой монетки ни на какие персики ни в каком меду.

— Ну что ж, мы тут немного заговорились, не пора ли перейти к делу?

— Надеюсь доставить тебе удовольствие, — ответил Лоуренс; он изрядно устал, но господин Латпаррон уже надел свою деловую улыбку, так что Лоуренс не мог позволить себе потерять бдительность.

Вполне возможно, долгую проповедь он затеял специально, чтобы измотать гостя и сделать его своей легкой добычей.

— Итак, что же ты привез мне сегодня?

— Вот что, — ответил Лоуренс, восстановив самообладание, и извлек наполненный перцем мешочек.

— О, перец!

Лоуренс ничем не выдал своего удивления, что господин Латпаррон сразу угадал содержимое мешочка.

— Ты отлично разбираешься в своих товарах, — похвалил он.

— Этот запах! — с лукавой улыбкой пояснил хозяин; но Лоуренс знал, что еще не размолотый перец пахнет очень слабо.

Лоуренс украдкой кинул взгляд на Хоро; ее происходящее явно забавляло.

— Похоже, я все еще новичок, — сказал Лоуренс.

— Все приходит с опытом, — ответил хозяин. Судя по тому, как легко и дружелюбно он держался, Лоуренс предположил, что и Хоро он вовсе не принял за странствующую монахиню, — это тоже было лицедейство.

— Однако, господин Лоуренс, ты всегда привозишь лучшие товары в самое подходящее время. С благословения Господа урожай сена в этом году хорош, а свинки нагуливают жир, даже просто бродя по улицам. На перец будет немалый спрос. А на неделю раньше ты бы сюда приехал — я бы купил его у тебя по дешевке.

Лоуренс мог ответить этому жизнерадостному человеку лишь натянутой улыбкой. Господин Латпаррон полностью овладел нитью беседы. Теперь он сможет вести переговоры с позиции силы. Лоуренсу будет трудно перехватить инициативу.

Именно из-за подобных мелких лавочников жизнь бродячего торговца так трудна.

— Ну что ж, давай-ка его взвесим. У тебя есть весы?

В отличие от менял, репутация которых зависела от точности их весов, торговцы свои весы зачастую слегка подкручивали. С такими товарами, как перец или золотой песок, малейшее изменение в весах могло сильно повлиять на результат, поэтому покупатель и продавец всякий раз взвешивали товары на собственных весах.