Книга 2. Часть 2 "Пламя над Трансваалем"

Отец Берни был в армии Мак-Магона и погиб под Седаном, оставив его мать с четырьмя детьми и минимальными средствами к существованию. Старший брат был убит головорезами Тьера во время подавления Парижской Коммуны. Клариссу, старшую из сестер, просватали перед самым "отъездом" Бернара из Франции. Но Георгий еще из Штатов по телеграфу выяснил, что свадьба не состоялась. Что вообще ничего не состоялось, а семейство Депри было вынуждено переехать подальше от позора.

Частное розыскное бюро "Бинт и Самбен", рекламой которого были переполнены французские газеты и журналы, имело, похоже, два режима работы — дешевый и медленный и дорогой и еще более медленный. А куда торопиться-то? Тем более, что оплата почасовая, а клиент — американец. О том, что не всякий американец — миллионер, сыщики из "Бинт и Самбен" не то не подумали, не то не поверили.

"Американцы все миллионеры. Закон природы"

Собственные же розыски Георгия дали результат только к концу июля. И этот результат, наверное, очень бы огорчил Берни. Пинкертоны из "Бинт и Самбен" добрались только до того полицейского, который вел дело об убийстве. Полиция следила за семьей Деларош и вдовой Депри года полтора, пока не стало окончательно ясно, что Бернар Деларош действительно покинул страну. Уже на новом месте "бедняжка Мадлен" родила девочку, названную Бернадеттой, и скончалась от родовой горячки. Естественно, родственники покойного ребенка не приняли бы ни в коем случае, так что мадам Деларош пришлось взвалить на себя и эту ношу.

Она скончалась в январе 1892-го пятидесяти шести лет от роду. Жанна, старшая из сестер Деларош, выскочила замуж еще лет за восемь до того, и сразу же отбыла за границу — её муж был колониальным чиновником. Она скончалась в мае 1890-го где-то во Французском Индокитае. Младшая сестра также вышла замуж, родила трех детей и была сбита экипажем на Бульваре Инвалидов 27 ноября 1895-го. Оставив безутешному мужу троих собственных детей и племянницу, двенадцатилетнюю Бернадетту Депри. Муж вскоре утешился с молоденькой, дети получили новую маму... А Бернадетту отправили в дешевый монастырский пансион со строгой дисциплиной — откуда она и бежала спустя примерно восемь месяцев.

6.

31 мая 1899 года в столице Оранжевой Республики городе Блумфонтейн собрались представители ЮАС и английского правительства. Британцы настаивали на предоставлении избирательных прав ойтландерам, прожившим в Трансваале не менее пяти лет — это вместо четырнадцати, что было предусмотрено законом 1893 года. Президент Трансвааля Питер Пауль Крюгер соглашался только на ойтландеров семилетней "выдержки", что не подошло уже англичанам. 5 июня участники конференции разъехались, так ни о чем не договорившись.

28 июля, выступая в британском парламенте, министр колоний Джозеф Чемберлен пригрозил бурам войной и призвал англичан "в случае необходимости поддержать свое правительство в осуществлении любых мер, которые оно найдет нужным предпринять для того, чтобы обеспечить справедливое отношение к британским подданным в странах ЮАС".

Рогойский, сидя на террасе кафе "Варшава", как раз знакомился с этим образчиком английского политического красноречия, которое французские газетиры поспешили снабдить развернутыми пояснениями и комментариями, настолько едкими, что они должны были проесть не только газетную бумагу, но и столешницу под ней, когда на его столик упала тень. Георгий поднял глаза. Перед ним стояла девушка лет семнадцати в той странной одежде, что предпочитала носить нынешняя французская молодежь из числа "радикалов" — длинная, до середины бедра, кожаная куртка с прицепленным на груди значком с двумя серебряными Z-образными молниями на рассеченном черно-алом щите, под курткой мужская рубашка, стянутая широким ремнем простая черная юбка и тяжелые ботинки. Голова повязана алой косынкой.

— Это вы — мсье Полак? — Рогойский предпочел использовать ту фамилию, на которую был выписан его паспорт.

— Да, мадемуазель. А с кем имею...

— Вы меня искали. Зачем?

— Вы — Бернадетта Анжелика Депри, родившаяся в...

— Да, я Бернадетта Депри. Зачем вы меня искали?

Да, девица привыкла идти прямо к цели.

И пришла она не одна — Рогойский кожей чувствовал, как впиваются в него холодные иголочки чужих внимательных взглядов, несущих изрядную долю угрозы. Как минимум трое. И как минимум один из них — при оружии. А скорее всего вооружены все, включая его визави. Надеть в такую жару кожанку можно было только по одной причине — чтобы скрыть размещенный на теле арсенал.

— Я был другом и компаньоном вашего покойного отца.

Ух, как у нее глаза загорелись. Прямо фонарики. И сама вся напружинилась, руку под куртку сунула... Тигра, а не человек!

И на Берни похожа, как две капли воды. Особенно вот такая, яростная. Темперамент у Берни Френча был — дай бог каждому. А точнее — не дай бог никому. Потому как этот темперамент всю жизнь ему палки под ноги ставил. Ну вот кто его заставлял крутить роман с чужой женой? И тем более начинать драку с не вовремя явившимся мужем? О том, что муж, будучи вдвое старше жены и в два с половиной раза старше её любовника, отличается некоторой хрупкостью, Берни тоже не задумался — а тот свалился с одного удара, да не просто так, а виском об угол... И все! Да и потом так же было: "ввяжемся в драку, а там посмотрим!". Этой его любимой максиме сам Георгий был обязан засевшей в ноге пулей, двумя шрамами и несчетным количеством мелких повреждений — сломанных рук, ног и ребер в компании Француза Берни вы могли приобрести гораздо больше, чем вам бы того хотелось.

Однако дочь взяла себя в руки куда быстрее:

— Вы имеете в виду человека по имени Бернар Деларош? — таким тоном благовоспитанная барышня могла бы произнести "скользкая ползучая гадость". Рогойский кивнул. — То он не был моим отцом.

— Вы...

— Моей матерью была Мадлен Элиза Депри, её любовником был Бернар Деларош, а я — круглая сирота. На этом мы закончили обсуждение моей... родословной? — и вновь тот же тон, которым благовоспитанной барышне полагалось бы говорить о лягушках, ящерицах и, может быть, мышах. Но никак не о родителях — какими бы они ни были. М-мда, Бернадетта Депри явно была не самой воспитанной барышней на планете. По всей вероятности, она даже не входила в первую десятку.

— Перед смертью мой друг просил меня...

— Когда он умер?

— Тридцатого марта.

— Этого года?

— Этого, — благожелательно кивнул Георгий.

— Знаете, свою жизнь я бы ему простить еще могла, — доверительно сообщила Рогойскому беспутная доченька его непутевого компаньона. — Но вот бабушку... Он ведь о ней даже не вспомнил! Это за десять-то лет! Одно письмо! Одна телеграмма!

— Мисс, он раскаялся в этом.

— Несколько поздновато, вам не кажется?

Девчонка была едка не хуже "царской водки", но уже почти спокойна.

— Вероятно. Но, как бы там ни было, свои счеты на земле он закрыл. Он мертв. И теперь его будет судить только Высший суд.

— В таком случае его наверняка ждут раскаленные сковородки.

— Это уж судить Ему. Перед смертью Бернар просил меня позаботиться о его семье. Поскольку из всей семьи остались только вы...

— "Позаботиться"?!! — она вскочила, опрокинув стул, и вновь сунула руку за пазуху. Где что-то тихо, но внятно щелкнуло. Что-то металлическое. Георгий медленно поднял руки, показывая пустые ладони... И мысленно проклиная себя за решение не носить оружия. Ну как же, ведь "Париж — культурная столица Европы". Ага. "Долой стереотипы!", вот как это называется. Черта с два он теперь куда-нибудь в этой "культурной" столице без обоих револьверов и обреза 10-го калибра...

С другой стороны — а чем бы они ему помогли сейчас?

Но ствол так и не показался на белый свет — фамильный темперамент Бернадетта держала в узде куда лучше, чем это удавалось Берни. Земля ему пухом.

— Никогда... слышите, вы! Никогда не упоминайте о заботе. О ЕГО заботе. Ясно?

— Как скажете, мисс, — Рогойский примирительно кивнул, одновременно пытаясь вычислить, что же бешенная кошка таскала под курткой. Габариты на мгновение нарисовались, и габариты эти никак не походили на дамскую пукалку типа "суицид спешиал". Скорее всего — "Бульдог", причем достаточно длинноствольный. Любят почему-то в Европе это оружие. — Но и я вас попрошу удерживаться от демонстраций вашего знаменитого характера. Договорились?

— Извините, сегодня не получится. Мне для начала успокоится надо. Вы еще долго будете в Париже?

— Сколько понадобиться. Вы, мисс, унаследовали долю в нескольких деловых предприятиях, и...

— Ладно, я поняла. Но сейчас у меня на это совершенно нет времени... Сегодня в восемь будьте в кафе "У синей розы", это возле Зимнего... Ну, "Вельдив"? Короче, найдете. Пока.

7.

— Чего от вас хотела эта "нулевочка"?

— "Нулевочка"?

— Значок у нее на груди — эмблема "Бригады Зеро". Хотя... Ни черта это не значит. Они все друг под друга маскируются. "Нолики" под "адских", "лилии" под "бонапартов", — бывший штабс-капитан, вероятно, знал, о чем он говорил. И в этих речах даже просматривался какой-то смысл. Вот только Георгию он был внятен примерно так же, как китайская грамота. И даже больше — поскольку с китайцами он дело имел неоднократно, и объясниться с ними кое-как мог.

— Простите, пан Станислав, но я в этом ни черта не понимаю. Что это за "Бригады Ноль" такие? И чем они занимаются?

— А, это и была дочка вашего друга, пан Ежи? Не повезло, значит, ему. "Бригады Ноль" — это вроде нигилистов, но не совсем нигилисты. Идейные грабители. Р-робин Гуды парижские, чтоб им... — и отставной вояка закрутил такое, что должна была покраснеть даже столешница. — Да вы разве криминальную хронику не читаете?

— Нет, как-то это меня не очень волнует. А что, они часто...

— Не они одни. Тут во Франции в последнее время объявилось десятка полтора различных групп. И каждая из них человечество мечтает осчастливить. Для чего грабит банки, облагает самочинным налогом торговцев и даже довольно крупные фирмы. А главное, пся крев, с другими такими же воюет! Каждую неделю — то перестрелка из "полонезов" прямо посреди улицы, то взрыв в каком-нибудь кафе, где такие же психи собираются, или в редакции газетенки подметной, о которой и не слышал-то никто, пока её не взорвали, то еще чего-нибудь столь же замечательное. Ну, "Бригады Ноль" — они не самые отпетые. Да, грабят, это случается, и частенько. Но насчет того, чтобы торговцев крышевать или террором баловаться — этого за ними пока что не числилось.

Этого еще не хватало! Вооруженных психов с фанатичным блеском в глазах и желанием насильно осчастливить все человечество. Георгий давненько с такими не встречался — на Западе, не говоря уж про Аляску, это было как-то не в моде... А в России, после процесса первомартовцев — тем более.

— По мне, так "адские" — намного хуже. "Адские" — это сокращение, на самом деле они себя называют "Прямое действие", "Аксьон Директ" по-французски. Сокращенно — АД, "адские". Тоже социальные марксисты или как там их, но куда более... решительные. Месяцев семь или восемь назад... Ну, да, в декабре прошлого года все началось. На заводе "Серполле" в Пюто, это тут, под Парижем, промышленный пригород, была забастовка. Рабочие захватили завод и отказались покидать территорию до удовлетворения всех требований. Зарплата там, что-то насчет рабочего дня, штрафов и прочего. Дирекция в ответ объявила локаут и наняла новый персонал, а для того, чтобы вышвырнуть старых рабочих с завода, потребовала прислать жандармов с оружием. И кто-то устроил провокацию — швырнул самодельную бомбу. Кто швырял — не ясно, поскольку это была довольно грубая самоделка: динамитные шашки, бикфордов шнур и болты с гайками. У нигилистов бомбы, как правило, куда лучшего качества, а то и вообще армейские ручные гранаты. Но тут долго гадать можно. Пся крев, ненавижу все эти логические игры "я знаю, что вы знаете" — "мы знаем, что он знает, что мы знаем" и так далее... В любом случае бомбу бросили так, что ударило и по рабочим, и по штрейкбрехерам, а жандармов не задело. Но они сразу же начали стрелять в забастовщиков. А у тех ведь — ничего, кроме булыжников! Словом, получилась бойня "номер раз" — потому что каким-то путем на заводе оказались "адские", цельная бригада в полторы дюжины стволов. До того-то их рабочая старшина удерживала, выборные из стачкома, которым было, что терять, и хотелось договориться. Ну, а после того, как жандармы по толпе пару залпов сделали... Ну, понятно. И вот как только жандармы втянулись на территорию, "адские" и вдарили. "Полонезы", ручные гранаты, да не самоделки вроде той, что на площади рванула, а настоящие армейские "ананаски" в чугунных рубашках, "маузеры", дробовики помповые — словом, полный комплект сюрпризов. Те-то, понятное дело, такого не ожидали. И получилась бойня номер два, причем куда как кровавее — рабочим терять было уже нечего, а винтовок жандармы на территории завода оставили почти четыре десятка.

— В газетах много писали об этом — вот только про этих, "Аксьон Директ", не было сказано ни слова.

— Ха! Еще бы они скажут! Тех, кто платит этим шакалам, эта история напугала до кровавого поноса!

— А вы тогда откуда все это знаете?

— Пан Ежи, я ведь в охранной фирме работаю. Частное бюро обеспечения безопасности "Кобрин, Громов и Бутусов", отдел внешней охраны. Нам это знать положено — мы ведь тоже и заводы охраняем, и в случае, если понадобиться, будем их освобождать... Так что "Бойню 9-го января" мы чуть ли не поминутно изучали. С целью избежать ошибок. И знаете, что я скажу... Очень я сомневаюсь, что хоть у кого-нибудь во всей Франции хватит денег, чтобы КГБ подписалось на подобную... операцию. Охранять — это пожалуйста, а вот штурмовать... пусть их армия штурмует. И непременно при поддержке артиллерии.

8.

— А что это за "полонезы", что вы все поминаете?

Как оказалось, "Полонезом" назвал свой пистолет-пулемет талантливый инженер из числа эмигрантов. Фамилия инженера была Огинский, и он даже приходился дальним родственником ТОМУ САМОМУ Огинскому.

Про пистолеты-пулеметы Рогойскому слышать довелось — оружие под пистолетный патрон, имеющее вес и размеры карабина, но стреляющее очередями подобно пулемету. Первый раз его показали широким кругам международной общественности на "Русских Неделях в Париже" осенью 1896 года. На премьерном показе, проведенном в присутствии Их Императорских Величеств государей Всероссийских, присутствовали все военные представители, аккредитованные во Франции, множество представителей полиций и жандармерий (или приравненных к ним структур) практически всех европейских стран. Особого ажиотажа у армейцев "Росомахи" не вызвали — в специальных журналах его критиковали за малую прицельную дальность, высокую цену и сложность в производстве. Зато, если бы не недостаток N2, пистолеты-пулеметы охотно приобретали бы правоохранители — интерес, проявленный ими во время и после показа, нельзя было назвать "ограниченным". Это понятно — характерная дистанция боя для пистолетов-пулеметов ограничивалась тремя сотнями метров, а максимальная эффективность сохранялась до полутора сотен. В то время как военные считали, что в современной войне дистанция боя будет от трехсот метров НАЧИНАТЬСЯ! Для полиции, которая частенько участвовала в ожесточенных стычках на городских улицах, ограниченная дистанция не значила почти ничего — в то время как высокая плотность огня значила очень и очень много.