Если бы я только был более внимателен к тому, что скрывалось между строк обширной библиотеки богословских текстов, которые нам разрешили изучить! Могли бы мы предотвратить катастрофу?

Разумеется, нет.

________________________________________

Я находился в криосне, когда дежурная смена разбудила нас. Теперь процесс был значительно усовершенствован. На этот раз я пришёл в себя почти сразу после отключения капсулы. В нескольких отсеках от меня командир миссии Рид — Сара — была поднята манипуляторами из своего резервуара, обнажённая и истекающая жидкостью. Её поставили на ноги, и она мгновение стояла, оглядываясь и выглядя такой же растерянной, каким, должно быть, казался я. Она увидела меня и подошла, ее первые шаги были нетвердыми.

Сначала, оказавшись лицом к лицу, мы не решались заговорить. Наконец я сказал:

— Привет, Сара.

— И тебе привет.

Жидкость стекла с наших тел (пока мы спали, она усваивалась организмом в качестве пищи). Воздух был приятно тёплым. Мы осторожно обнялись, а затем разошлись, когда из резервуаров начали появляться другие.

Выйдя из криозала, мы обнаружили, что он находится уже в другой части корабля. Однако роботы сообщили нам, куда идти. После того, как мы оделись, нас приняла дежурная смена.

— Как долго мы спали? — спросил я Мэтта Дюфрана, исполняющего обязанности капитана.

— Чуть меньше четырнадцати сотен лет, — ответил он мне. Мрачность в его тоне меня насторожила.

— Что случилось? — спросил я его.

— Наверное, лучше, если вы сами всё увидите.

Мы собрались в главном конференц-зале. К моему удивлению, там присутствовали все Хранители Корабля. Все были воскрешены. По обе стороны от меня ярусы лиц с растерянными выражениями на них располагались по периметру огромного центрального стола. Балконы Пассажиров позади и над нами были пусты.

Дюфран призвал собравшихся к порядку, и его голова, появившаяся на голографической панели, показалась нам размером с дом. Она медленно поворачивалась, пока он говорил, и его усиленный голос гремел над нами. Мы слушали в потрясённом молчании. Скрытые наблюдательные зонды, которые мы оставили на орбите планеты Дринг, всё ещё передавали информацию. Теперь они были на много световых лет позади нас, и их тусклое красное солнце почти исчезло для невооруженного глаза. Когда мы увидели, как их алебастровый мир распадается на части в результате серии гигантских взрывов, мы все поняли, что Дринги погибли много лет назад. Тогда не было ни объяснения, ни догадки о том, что могло вызвать эту чудовищную катастрофу, теперь же я знаю, что они поняли то, о чем мы ещё даже не догадывались — и не смогли с этим жить. Но теперь уже ничего нельзя было сделать. Мы решили, что Дринги погибли в результате несчастного случая или войны. Я смирился с произошедшим и переключил своё внимание на другие дела. Однако это преследовало меня во снах и превращало их в кошмары. Я снова погрузился в криосон, но кошмары были и там.

________________________________________

Я проспал ещё три тысячи лет, пока несколько девственных миров были успешно заселены колонистами, а затем проснулся с измененным неврологическим кодом для выполнения новых обязанностей. В эту Смену я должен был присоединиться к планетарной разведке.

После моего пробуждения мучительные видения разрушений и упадка, которые я видел во время своего долгого сна, терзали меня в мыслях и часто отвлекали от работы. Хотя я справлялся без психологической помощи, я знал, что должен с кем-то об этом поговорить.

Сара была бы естественным выбором. Мы провели вместе месяц перед гибернацией после катастрофы на Дринге. Нам нравилось общество друг друга, и мы отправились в резервуары с уверенностью, что продолжим с того места, на котором остановились, когда нас оживят. Но меня пробудили спустя целых пять лет после того, как она проснулась, и я обнаружил, что она продлила эксклюзивный контракт с исполнительным директором Линдоном. Это не должно было меня так сильно беспокоить: у бессмертных время в изобилии.

Тем не менее я размышлял о ней, не в силах выбросить её из головы. Я старался не показывать этого и, возможно, чтобы не отставать от неё, завёл несколько романов с подчинёнными. Возможно, на каком-то подсознательном уровне я уже тогда боялся оставаться один в темноте.

В конце концов, Сара загнала меня в угол в моей каюте.

— Ты меня избегаешь? — спросила она. Она пришла, сказала она, чтобы просмотреть мои данные. Я запоздало понял, что это было предлогом. Вопрос застал меня врасплох.

— Как так? — спросил я, не глядя на неё и стараясь говорить равнодушно.

Но её неодобрение было очевидным. Она сердито посмотрела на меня, и я почувствовал себя глупо и совершенно беспомощно.

Я уставился на неё сквозь запутанные схемы, зависшие в воздухе между нами, и сказал, что не понимаю, о чём она говорит, а затем пренебрежительно пожал плечами.

— Очень хорошо, я оставлю вас в покое, — сказала она и указала на диаграммы. -Мы можем заняться этим в другой раз.

В стене открылся проем. Она оставила меня стоять там в одиночестве.

________________________________________

"Вечность" уже была в системе, и мне нужно было просмотреть библиотеку собранной в полете информации, что заняло у меня ещё три месяца до выхода на орбиту. Первоначальные наблюдения показали, что планета необитаема, а её вращение настолько медленное, что почти незаметно. Мантия, казалось, затвердела миллиарды лет назад. Только остатки жидкого ядра всё ещё медленно кружились в её центре: этого было достаточно, чтобы генерировать слабое магнитное поле. Звезда была оранжево-красным карликом, которого до моего пробуждения назвали Октавией в честь знаменитой первопроходчицы, давно покинувшей "Вечность". Я проспал всю её жизнь.

Мы пробыли там всего неделю, когда коллега Айра заметила на краю планеты объект, который казался слишком правильным, чтобы быть естественным образованием, и вскоре выяснилось, что это были первые из множества подобных руин, разбросанных по поверхности. Казалось, что всему этому не больше пары тысяч лет.

К тому времени, как мы вышли на орбиту, мы полностью нанесли планету на карту. Она парила над голографической панелью астролаборатории, и некоторые заброшенные сооружения были увеличены, чтобы можно было рассмотреть детали. Я был вынужден согласиться с Айрой. На Земле во время нашего отлёта было много реликвий, которые были намного старше, например, египетские пирамиды.

— Мы не узнаем наверняка, пока не спустимся и не посмотрим поближе. Есть идеи?

Мой тон был резким. Отвлекаясь, я не заметил руин во время первого осмотра, и меня раздражало, что кто-то из моих сотрудников указал на мою ошибку. Мы спали друг с другом, и Айра была тактична, но мне от этого не становилось легче.

Она пожала плечами, словно не замечая моего возмущения.

— Трудно сказать. Но вымирание, похоже, полное. Там внизу ничего не осталось живого. Мы увидим больше деталей, когда приблизимся. Я включила несколько тестовых сценариев, чтобы применить их к изображениям. Я бы не хотела делать предположения, пока мы не увидим результаты. Это могло быть что угодно: столкновение с кометой, мощный корональный выброс массы... Глобальная эпидемия маловероятна. После неё что-то должно было остаться, хотя бы растительная жизнь.

— Может, ближайшая звезда стала сверхновой?

Она ответила, что это тоже маловероятно. Противоречие не улучшило моего настроения, но я сдержался.

— Проанализируй сценарии, но не зацикливайся на этом, — спокойно сказал я ей. — Мы не узнаем наверняка, пока не спустимся туда. Приостанови подготовку к колонизации. Нам нужно выяснить, что случилось с коренным населением.

Вскоре я остался один за пультом, и меня не покидало ощущение, что я быстро становлюсь неприятным собеседником.

Новость об отсрочке не слишком хорошо была воспринята в среде Пассажиров — до тех пор, пока не были опубликованы изображения мёртвого ландшафта. Из двадцати тысяч добровольцев (достаточного количества, чтобы укомплектовать два корабля-базы) более восьмидесяти процентов отозвали свои заявки. Новость вызвала бурю в СМИ, и среди Пассажиров распространилось нездоровое любопытство. Букмекеры заработали целое состояние на ставках, и почти все на борту были прикованы к своим экранам, когда по всему кораблю транслировали первые снимки, сделанные исследователями.

Я выбрал несколько мест, но сосредоточился на том, что было когда-то крупнейшим населённым пунктом: обширной сетью разрушающихся зданий на экваторе, которую мы назвали Городом номер один. В центре меня заинтересовало одно сооружение. Это была самая высокая сохранившаяся искусственная конструкция на планете: конус с крутыми склонами высотой около трёх тысяч метров, увенчанный тонким шпилем, который возвышался ещё на половину такой же высоты. Длинные волокна, покрытые налётом, свисали с вершины, мягко колыхаясь на ветру, как щупальца актинии. Всё это стояло посреди открытого пространства, покрытого потрескавшимся камнем, которое было достаточно большим, чтобы вместить город средних размеров. Когда зонд приблизился к вершине шпиля, мы увидели, что она оторвана, и это наводило на мысль, что когда-то шпиль был ещё выше. Я по спирали опустил зонд вокруг него, удерживая основную камеру на шпиле. Из вторичной голографической пластины начала появляться трёхмерная схема конструкции, усеянная ярлыками.

— Кажется, я знаю, что это может быть, — услышал я чей-то шепот. В смотровой зале было многолюдно, и я не понял, кто это сказал.

— Тогда просветите нас, пожалуйста, — сказал я.

— Ну, он построен точно на экваторе — с точностью до сантиметра. И эти волокна состоят из связанных между собой цепочек молекул алмаза невероятной прочности. В шпиле есть шахты, проходящие по всей его длине. В шахтах находятся магнитные катушки, похожие на те, какие мы сами используем в левитирующих поездах в нашей среде обитания. Я бы предположил, что это что-то вроде небесного лифта.

— Космический лифт? Где же его верхняя часть?

— Она наверняка улетела в космос, оторвавшись от наземной базы.

Дальнейшие размышления были внезапно прерваны. Зонд достиг вершины конуса. Поначалу никто не был уверен в том, что они видят.

— Ты можешь увеличить эти странные камни?

Я настроил оптику. Изображение взорвалось, размылось, а затем стало чётким. В комнате воцарилась полная тишина. Невозможно было ошибиться в том, что мы видели. Несмотря на нечеловеческие черты, это, без сомнения, был череп, который смотрел на нас. И он был не один. Их, должно быть, были сотни. Таково было моё первое предположение. Они лежали среди других костей, прямых и изогнутых, разных размеров и форм, некоторые целые, другие раздробленные и сломанные.

Картинка медленно отодвинулась назад, и я пересмотрел свою первоначальную оценку. Там были не тысячи... даже не миллионы...

...А потом я понял.

— О боже мой. Всё это сделано из костей, — тихо сказал я.

— Как вы думаете, сколько существ нужно убить, чтобы создать что-то настолько масштабное?

— Миллиарды...

Я прикрыл рот рукой, одновременно испытывая ужас и отвращение, чтобы не сказать: "Население всей планеты".

________________________________________

Конечно, оставалось загадкой, кто создал это мрачное сооружение, если всё население погибло. В целом, мнение склонялось к тому, что оно было построено в оргии самоуничтожения. В конце концов, разве мы сами почти не уничтожили себя в двадцать первом веке Первой Космической Эры в своём социальном и технологическом развитии? Так что это было возможно. Людям очень повезло, что они пережили ту мрачную эпоху. У нас определённо не было бы зрелости, чтобы процветать в закрытом обществе, существовавшем на борту "Вечности".

Но что-то продолжало меня беспокоить. Я снова обратился к данным, чтобы найти альтернативное решение. Мои мысли продолжали крутиться вокруг снов, которые я видел в криосне: таких ярких, больше похожих на реальные переживания, чем на картину, составленную из мозаики воспоминаний. В психологическом плане мы, Хранители, начали страдать от нашего продолжительного существования. Эмоциональная индивидуальность стиралась, переполненная память становилась ограничением.

В конце концов, я сказал своему командиру: "Думаю, это как-то связано с тем, что происходит со звёздами", когда она спросила моё мнение об этом ужасном мемориале.

Я увидел, как на лбу Сары появились первые морщинки беспокойства. Её тон смягчился.

— Что происходит со звёздами?..

Снисходительность, которую я уловил в ее голосе, раздражала меня, но цифры, которые я привел на планшете, немного помогли сохранить доверие ко мне. Я рассказал ей о них.

— Звезды тускнеют, — закончил я. — Это то, что пытались сказать нам Дринги. И вместо того, чтобы встретиться лицом к лицу со своей окончательной судьбой, они уничтожили себя. Я думаю, что они хотели избежать того, что произошло здесь, в системе Октавия. И это происходит повсюду.

Она по-прежнему сомневалась. Возможно, из-за этого я не мог заставить себя рассказать ей о снах. Я видел Землю такой, какой она станет в грядущие эоны, когда она будет вращаться так медленно, что один день будет длиться десять лет, и видел, как горы улетают в космос, когда на планету обрушивается смертоносный корабль-таран. Я прожил много жизней, наблюдая, как небо постепенно темнеет, пока люди спускаются в огромный провал на месте улетевших гор, спасаясь от холода. И, наконец, Великий Редут, где существовал последний оплот человечества, который тоже погибнет, но не будет поглощён тьмой.

Мне казалось, что будущее человечества отражено в мире кладбища, который мы обнаружили, но я не мог выразить свои опасения словами. Наверняка именно тут, на Октавии, мы подцепили Безмолвных, вернув наш зонд на борт. Несмотря на бессмертие, мы всё ещё были людьми и, как таковые, подвержены человеческим слабостям и ошибкам.

________________________________________

Мы начали сталкиваться с похожими мирами: сначала редко, а затем, по прошествии тысячелетий, всё чаще. Истреблённые расы на мёртвых планетах, вращающихся вокруг умирающих солнц.

В некоторых мирах мы вообще не нашли никаких следов их существования, кроме домов, в которых царит пустота. Возможно, они бежали от разрушителей своих миров, а может, от них остались только призраки. А в некоторых случаях, судя по разрушениям, они предпочли уничтожить себя, а не столкнуться с тем, что им угрожало.

Постепенно количество мёртвых миров увеличивалось. Я знал, что больше не могу держать это в себе.

Прошло двести тысяч лет (большая часть этого времени была потрачена на спячку), и мы с Сарой снова нашли друг друга.

Но перемены были неизбежны. Внутри "Вечности" было мало общего с архаичным кораблём, который так давно отправился с Земли. Тогда процессы, которые теперь обеспечивали корабль энергией и движением, мы даже не могли себе представить. Термоядерный двигатель Буссарда был заменен кварковым реактором, на порядок более эффективным. Крошечная сингулярность, ещё на порядок более эффективная, снабжала "Вечность" энергией во время полета.