Крупицы Хаоса. Магия и меч

— Давай его в менестрели сдадим? — утирая слезы, спросила я, когда мы уже приблизились с подносами к раздаче.

— А давай на опыты? Мне интересно, что в его голове заставляет творить такое!

Протянув руку с щипцами за ароматной булочкой, я лишь легонько задела локтем стоящую перед нами Тьерру Магнет, но в последние мгновения затишья я поняла, что сейчас будет взрыв.

— Ты вообще не смотришь, куда грабли свои тянешь?! — заверещала девица. — Проклятая деревенщина, манерам сначала научись, а потом в люди вылазь!

Я открыла было рот, сомневаясь, извиниться, за то, что толкнула или посоветовать пойти к демону с точным описанием маршрута, но Сиара сориентировалась куда быстрее. Со словами:

— Ты лучше ешь, чем говори. Кстати, держи, для фигуры полезно, — подруга спокойно плюхнула мою желанную булочку в Тьеррину тарелку с супом. Вместо небольшого всплеска, получился громкий звон, тарелка опрокинулась на белоснежное платье девушки, красно-капустные узоры свежего томатного супа поползли по дорогой ткани, осколки заплясали по полу в бешеном танце, оглашая весь обеденный зал своей мелодией. Тьерра заверещала еще пронзительнее, сквозь резьбу в ушах от ее голоса были слышны лишь совершенно нечленораздельные звуки, что-то про папу, как обычно, и что-то не совсем приличное заодно. Финальными аккордами сей увертюры прослужил цокот каблуков в сторону выхода и угрожающее:

— Это вам с рук не сойдет, неудачницы! — напоследок перед звуком захлопнувшейся двери.

— Ой, — смущенно проговорила Сиара, едва все стихло.

— Странно, — глядя на осколки на полу и почесывая макушку, протянула я. — На нее суп опрокинулся, а мы неудачницы?

С Тьеррой мы не дружили давно, крепко и безвозвратно. Хотя именно благодаря этой 'недружбе', когда-то, восемь лет назад, я и оказалась в стенах Школы магии.

Если бы тетушка Мелинда, родная сестра моей мамы, не пожелала отдать меня инквизиции, если бы Картер, мой родной братишка, не подслушал ее разговор, мы бы не сбежали в тот злополучный день из дома. И не оказались бы в тихом дворе дома на Сиреневой улице, не заметили бы там странную девочку, отчаянно вырывающую игрушку у плачущего малыша, я бы не одарила её, такую нехорошую, легким уколом молнии чуть ниже поясницы... В свою очередь, она бы не пожаловалась папе, что какая-то девчонка на нее намагичить посмела и если бы всё это не совпало, то, наверное, меня бы давно уже не было. А вот папа её, по самому счастливому стечению обстоятельств, оказался самим Атиасом Магнетом, директором арлантарской школы магии, который в ту же секунду сгреб нас с Картером в охапку, брата вернул тетушке, а меня забрал с собой. Выделил место в общежитии, и отправил в первый класс к моим ровесникам.

Тьерра тоже в тот год пошла в первый класс, только в другую группу, а потому пересекались мы лишь изредка на совместных уроках, в коридорах да в обеденном зале.

Складывалось у меня странное ощущение, будто место, куда попала моя молния, у бедняжки до сих пор зудело, и сильно, иначе, чем еще можно было объяснить ее такую ярую ко мне, и всему со мной связанному, нелюбовь?

— Тарелочку жалко, — виновато подняла на меня глаза подруга, присевшая на корточки и собирающая осколки. Кухарка укоризненно покачала головой и отправилась за метелкой.

— Как-то нехорошо получилось, — вздохнула я, присев рядом с ней, чтобы помочь.

— Но она ведь совсем за языком не следит! — желтые глаза Сиары вспыхнули гневными искорками в своей глубине.

— А мы за действиями, — грустно усмехнулась я, поблагодарив кухарку за принесенную щетку и совок. — Помнишь прошлый раз?

— Нет, ну вот тогда совсем без злого умысла было, — разулыбалась подружка. —

Если бы она, как порядочная девочка, слушала папу, и не разгуливала в своих торжественных нарядах по школе, то и на шлейф ей никто не наступил бы.

— Никогда бы не хотела оказаться на ее месте, — сочувствующе произнесла я, вспомнив, как первая красавица всей школы удирала прочь из центрального зала, стыдливо подхватывая на бегу отделившуюся от платья юбку. Хотя мальчишкам понравилось. Им вообще часто странные вещи нравятся.

— А мне даже интересно было бы взглянуть, как бы ты себя повела, — ехидно отозвалась Сиара.

— Я вовсе могу без одежды бродить по замку, — хихикнула в ответ я, — и на меня никто даже не посмотрит.

— Ты себя недооцениваешь, — сморщила хорошенький носик подруга. Показав ей в ответ язык, я осталась совершенно довольна и отомщена.

Останки тарелки были сметены в совок и скорбно препровождены в мусорное ведро. Кухарка так осуждающе вздыхала и прицокивала языком, глядя на нас, застывших над мусором, преисполненных грусти, вглядывающихся в неизведанную черноту, в которой только что сгинула та, что еще полчаса назад готова была отдать свой долг перед кухней... Хотя недолго нам удавалось удерживать серьезные мордахи, и, стараясь не смеяться в голос, мы вернулись к своим подносам и долгожданному обеду.

— Кстати, Ири пойдет на праздник, она не говорила тебе? — взмахнула подруга ярким брусочком свежей моркови прямо у меня перед носом.

— Не говорила. Вчера она была не в духе, я даже не стала спрашивать.

— Когда там у нее день смерти?

— В октябре, кажется.

— Нескоро, — задумчиво протянула Сиара. — А день рождения?

— А день рождения она сама не помнит, — вздохнула я.

— Я вообще слышала теорию, что призраки со временем забывают самые важные подробности своей жизни. Такие как дата рождения, свое имя, имена родителей... И когда они забывают совсем-совсем все, они становятся просто пустым облаком, которое возможно никто и никогда даже не увидит, — отчего-то в голосе подруги зазвенели нотки мечтательности, и, встретив мой вопросительный взгляд, она удивилась:

— Что? Красиво же звучит!

— Грустно ведь. Я не хочу, чтобы Ири совсем себя забывала. Она хорошая. И нам втроем в комнате хорошо живется! Из-за нее никто не лезет. Карамельки не таскает...

— Если тебя это утешит, то процесс потери воспоминаний у них протекает сотни лет. А еще возможно это все неправда, — и Сиара впилась зубами в куриную ножку с еле скрываемым удовольствием. Я не могла не последовать ее примеру.

За что я любила школьный обеденный зал, так это за его уют. Небольшие деревянные столики на четверых, нежных оттенков скатерти, маленькие аккуратные картины с изображениями различных вкусных пейзажей на стенах. Больше всех мне нравилась самая дальняя, с пузатой чашкой горячего шоколада, на блюдечке рядом с которой лежала настолько аппетитная булочка с корицей с осторожно отрезанным кусочком, наколотым на десертную вилку, что иногда казалось, будто ощущаешь во рту ее вкус, просто глядя на рисунок. На заднем плане было начертано окошко, выходящее прямо на центральную площадь с ее потрясающим фонтаном, и цветные точки жителей, толпящиеся возле него... Пастельно-акварельные тона, рваные, размытые границы, конечно же, лишали работу правдоподобности, но они в ней вовсе не нуждались. Картины эти были прекрасны именно тем, что они картины. А мне при взгляде на них так хотелось уметь рисовать... Наш призрак парил над подоконником, когда мы вернулись после обеда в комнату, и печально вглядывался в горизонт.

— Что там сегодня показывают? — хихикнула Сиара и плюхнулась на свою кровать с размаху. Не будь подружка такой миниатюрной, кровать могла бы и не пережить столь опрометчивого жеста.

— Деревья, горы, кусок моря. А еще корабль проплывал, — Ири даже не повернулась в нашу сторону. — Сегодня всего один.

Ири совершенно не помнила, как стала призраком, поэтому самым обидным для нее осталось то, что она не могла покидать школу. Зато вопреки угрозам Сиары она отлично помнила свое имя — Деянира О'Нил — и часто вздыхала, как её печалит, что никто и никогда больше по нему не обратится, поскольку оно очень ей нравилось.

— А на праздник сегодня с нами пойдешь? — вкрадчиво поинтересовалась я.

— Слушать в очередной раз слюнявую легенду о Ночном волке и Рассветном Единороге? Нет уж, увольте...

— Но зато будет музыка, — Сиара перекатилась по кровати и стекла на пол. — И танцы!

Подружка грациозно провальсировала на цыпочках к шкафу, откуда вывалила на постель целую гору платьев, и принялась пританцовывать у зеркала, поочередно прикладывая их к себе. Сиреневое сливалось с оттенком ее волос, оранжевое заставляло желтые глаза сиять точно солнце, мое любимое, лазурное, превращало ее в самое трепетное создание на свете, но зато синее заставляло ее будто бы сиять изнутри, точно сшито было не из простой ткани, а из самой воплощенной магии красоты.

— Да, — заключила она. — Как и думала, пойду в синем!

После чего торжественно протянула мне мою мечту.

— Отказ не принимается. Ири, ну помоги мне!

Деянира проплыла под потолком, хмуро изучая сначала меня, потом платье, потом нас вместе, после чего заключила:

— Глупо отказываться, дорогая!

— Но...

— Не понимаю, зачем вообще ходить на такие мероприятия, если не пытаться на них быть самой-самой? Ну пойдешь ты в школьной форме, или того хуже — в свитере и штанах для выхода в город! Самой-то каково? Ощущение праздника будет, не?

Я вздохнула. Настолько грустно и громко, насколько это было возможно в моем случае, но на подруг это никак не подействовало.

А потому вечером, едва последний луч солнца растворился на небосводе, и все начали выбираться из комнат, стремясь в главный зал, я чувствовала себя в этой сверкающей толпе как кукла среди людей. Неудачная кукла, волосы которой наспех закрутили, точно выставочного пуделя, и нацепили единственное платье, которое нашлось. Нет, я более чем уверена, что со стороны это смотрелось красиво, но настолько я себя чувствовала некомфортно, что даже глаза лишний раз прятала, сталкиваясь взглядом с одноклассниками. Все ждала глупых шуток Линаса, язвительных фразочек Тьерры, смеха ребят, любого другого подвоха... Всё это так неправильно, это была я, запечатанная в чужом теле, и совершенно не умеющая им пользоваться.

— Айла, — прошипела Сиара, уверенно вышагивающая рядом со мной, — если ты немедленно не расслабишься, то наверняка лопнешь!

— От чего? — удивилась я.

— От напряжения, от чего! Просто представь, что здесь никого нет кроме меня... ну и Ири, для массовки, и все! Нос выше, грудь вперед и пошла-пошла-пошла...

А вот о груди Сиара напомнила и вовсе напрасно. Вырез был совершенно чудовищен, я была почти уверена, что насчет него мне еще сделают не одно замечание, обвинят в аморальном поведении, обязательно отметят это в моем личном деле... а посему порой я старалась подтянуть платье ну хоть чуточку выше, но оно как назло сидело на мне как влитое.

— О, староста! Да ты шикарна, оказывается, — Лин, пробегающий мимо, застыл рядом и отвесил нам с Сиарой глубокий реверанс. — А ты, Аменсиара, звезда моя, услада моих ушей, свет моих очей...

Но речь его потерялась в шуме толпы, а после потерялся и сам Лин, которого под локти подцепили товарищи, да так и унесли куда-то ближе к сцене.

Украшен парадный зал был просто волшебно. Справа вдоль стены шла пастельных оттенков драпировка, символизирующая рассвет, с другой стороны же красовался объемный узор в виде бегущего волка, вместо хвоста и задних лап которого волнами расходилась ткань, изображающая ночь со сверкающими вкраплениями звезд. Вместо факелов зал сегодня освещали сотни маленьких свечек, которые традиционно по окончании торжества выносились на улицу и опускались в реку, чтобы, если верить легенде, своим теплом и светом прогнать Ночного волка как можно дальше от нас.

— Короче! — весьма торжественно начал вступительную речь Лин, выскочив на сцену, и, откашлявшись, поправил цветастую бабочку на шее. — Директор мне сказал в сотый раз зачитать вам легенду о божествах, но я решил, что праздник начатый с занудства — не праздник, поэтому — давайте есть! А когда вы все будете сытыми настолько, что не сможете убежать, вот тогда я и расскажу всю историю мироздания с самого начала и в подробностях!

Местного балагура зал поддержал смехом и аплодисментами. Улыбнулась даже Сиара, которая, обычно из вредности, игнорировала парня и самые его искрометные фразочки. Лин, конечно, был тем еще дуралеем, но сам директор Магнет признавал, что у парня огромный потенциал, и понимающе направлял его неуемную болтливость в нужное русло. Например, год за годом назначая на должность ведущего праздников. Поскольку болтать он все равно будет много, так пусть хоть делает это с пользой!

Угощение разлеталось в секунды. Приглашенные разносчики едва успевали сновать между ребятами до кухни и обратно, разнося всевозможные закуски. Я еле как ухватила рулетик с красной рыбой и пару кусочков сыра, Сиара — маленький шашлычок из овощей и мяса, и мы поспешили отойти в самый дальний угол, ровно под изображение Волка, пока кто-то в суматохе не подчистил и наши тарелки.

— Как можно быть таким придурком, — вздохнула подружка, и закинула в рот маленькую помидорку.

— О ком ты? — 'непонимающе' поинтересовалась я.

— А то ты не знаешь! Неужели его и правда кто-то может находить забавным?

— Я нахожу его забавным, — призналась я.

— Я тебя больше не знаю, — мрачно сообщила подруга. — Нет, серьезно! Смеются над его шутками, словно им за это платят. Но он же... просто шут!

— Но шуты ведь для того и нужны, чтобы народ веселить, — с улыбкой отозвалась я.

— Мне в таком случае больше нравятся истории, где шутов казнили за глупые шутки, — закатила глаза подружка. — Ох нет, мне никогда этого не понять...

Покусывая сыр, я с умилением покачала головой. Когда подруга возмущалась, у нее крайне забавно подрагивали острые ушки на макушке.

Возле сцены уже поднималась суета, перекусившие ученики требовали зрелищ, и Линас вновь занял свое законное место перед толпой. Зазвучала музыка, замелькали тени, блистательная Сиара, воспользовавшись ситуацией, стащила еще несколько бутербродов с общего стола.

Я изо всех сил старалась не лезть людям под ноги и вообще не попадаться на глаза. Воспользовавшись тем, что подружку пригласили на танец, так и не дав истребить до конца все бутерброды, я плавно, вдоль стенки, линяла прочь из зала. На празднике ведь я побывала? Побывала. Платье красивое надевала? Надевала. Какие ко мне еще могут быть претензии? Никаких!

Но в комнату возвращаться я не спешила, ибо недовольного и сопереживающего призрака еще никто не отменял, а потому выскользнула через западный вход на улицу, стянула жесткие туфли, подхватила их за ремешки, и на носочках прошла по траве. Она приятно холодила ступни, что немного горели после каблуков с непривычки, и выйдя на вымощенную камнем тропинку, сбежала вниз со склона, к реке. До традиционного спуска свечек на воду было еще достаточно времени, а потому можно было не переживать, что мое одиночество кто-то посмеет нарушить.

Где-то гулко ухала сова. Я отбросила туфли в сторону, услышав в ответ недовольный шорох, наверное, какой-нибудь удирающей ящерицы, едва не пострадавшей от моего обувного произвола. Затем пробежалась вдоль берега.