Митран

Еще одна сюрреалистическая картина: на обочине дороги стояли две пустые телеги, около них лежали трупы людей, которые и привлекали падальщиков. Трупы имели резаные и рубленые раны, у некоторых были разбиты головы, вся дорога залита кровью. Я насчитал пять трупов мужчин, два женских трупа и восемь детских. Все трупы были раздеты. Своим внешним видом мертвецы напомнили мне моих спутников и я начал понимать, что это не они тут не местные. Это я не местный. Мне стало страшно.

С невеселыми мыслями я вернулся к 'своей' телеге и своим странным попутчикам, которые, как обычно, встретили меня насторожено. Ощущение, что они постоянно ожидают от меня какой-нибудь гадости. И что мне теперь с ними делать? Ладно, нужно сначала уйти отсюда. Я указал женщине в сторону, откуда мы пришли, и попытался жестами объяснить, что нужно идти туда. Она отрицательно замотала головой, испуганным голосом что-то проговорила, давая понять, что мы идем в нужную сторону.

'Местным, наверно, лучше знать' — подумал я, после чего посадил детей в телегу и пошел вперед. Женщина опять взяла под уздцы лошадь и стала меня нагонять. Место разбоя мы прошли как можно быстрее. Женщина тихо нашептывала, видимо, молилась.

До вечера нам больше никто не встретился. Повезло. По пути я поохотился: в лесу с помощью палок добыл двух фазанов. Для ночлега отошли подальше от дороги к небольшому роднику. Вырыв яму для костра, я сложил туда ветки, а женщина развела огонь с помощью огнива. Я же внимательно наблюдал за тем, как она это делает, стараясь не упустить ни одного движения. Пригодится. Мальчики в это время занимались лошадью, а девочка ощипывала дичь. Пока ждал, когда будет готов ужин, стал искать себе то, что можно использовать в качестве оружия и в подлеске нашел две подходящие палки. Из одной с помощью ножа сделал 'рогатину', вторую же, широкую, решил использовать в качестве дубины.

Ужинали мы уже в темноте. Решив, что пришло время познакомиться, я постучал себя по груди и назвал свое имя. Затем показал на женщину и вопросительно изогнул бровь. Реакция — испуг. Так, ладно, ещё раз.

— Виктор, а ты кто?

Девчонка, сказав что-то матери, стукнула себя рукой по груди и сказала:

— Ида.

Затем, показав на мать, произнесла:

— Иза.

Мальчиков представила как Курта и Крима, после чего указала на меня и попробовала повторить:

— Витор.

Нет, не так, я еще раз ударил себя по груди и сказал:

— Виктор.

Они по очереди повторили моё имя, получалось не очень. Ладно, изучением языка займемся завтра, а сейчас надо спать. Семья улеглась в телеге, я же устроился около костра на приготовленную парнями лежанку. Если честно, засыпать было как-то боязно: ведь если здесь много дичи, то и хищники должны водиться. Но глаза просто слипались, видимо, мозг после всего случившегося требовал отдыха и, понадеявшись на сигнализацию в виде лошади, я уснул.

То ли от того, что хищники летом не голодают, то ли просто повезло, но ночью нас никто не побеспокоил. Съев на завтрак остатки ужина, мы отправились дальше: я в неизвестность, а мои спутники... надеюсь, они знают, куда едут. Самодельные рогатину с дубинкой я положил на край телеги, чтобы, при необходимости, воспользоваться ими. Нож закрепил за ремень на джинсах, замотав лезвие в выделенную мне дерюгу. Неудобно, но мне так спокойней.

По дороге я занимался изучением местного языка: указывал на предметы, а дети их называли, после чего я повторял за ними. Язык был не очень сложным, так что я оптимистично решил, что при погружении в языковую среду, по крайней мере, на бытовом уровне, освою его за пару недель. Детям эта игра нравилась, они смеялись над моим произношением, показалось даже, что мои спутники перестали меня бояться.

Пару раз за день мимо нас проезжали всадники. Заслышав стук копыт, мы убирали телегу с дороги, дети убегали в лес, а я оставался рядом с оружием. Оба раза всадники не останавливались. А если бы они остановились, что бы, интересно, я делал?

Я служил на российско-китайской границе. Несколько раз за службу участвовал в перестрелках с контрабандистами, так что убивать людей мне приходилось, но только на расстоянии и из огнестрельного оружия. Практика же убийства людей холодным оружием, а тем более голыми руками, у меня отсутствовала, всё-таки я был не диверсантом, а пограничником.

К полудню лес с одной стороны сменился редколесьем, а с другой — лугами, чередующимися с рощами, вдали же просматривалась водная гладь. До реки мы добрались только через несколько часов. Устроив стоянку за деревьями, так, чтобы нас не было видно с дороги, я сломал подходящую ветку для удилища и уселся мастерить удочку. В качестве грузила использовал брелок, крючок сделал из кольца от брелока и скрепки, а поплавком у меня стало перо недавно съеденного фазана. Пацаны всё это время сидели рядом и завороженно наблюдали за моими действиями, когда же я стал ловить бабочек для наживки, надо мной смеялось всё семейство. Клоун я им, что ли? Гаркнул, что кто смеётся, тот жрать не будет. Видимо переборщил с интонацией — сбились в кучу и с ужасом стали взирать на меня. Выругавшись, я ушел рыбачить.

Буквально через пару минут поймал первого леща. Поправил крючок, насадил наживку и опять закинул удочку. Хорошо-то как. Нет для мужика ничего лучше, чем посидеть в тишине с удочкой. Ласковое солнце, колышущий траву ветерок, шепот листьев в роще. Блин, да что же это такое? Идиллию нарушила подошедшая женщина. Она что-то бубнила, указывая пальцем то на рыбу, то на котелок в руке. Изобразив жестами, чтоб забирала рыбу и шла готовить уху, я отвернулся и попытался вернуть ощущение покоя.

Так, на чём я остановился? А, хорошо-то как. Природа здесь красивая, правда, больше похожа на среднюю полосу России, чем на Урал. Дичи и рыбы много, так что с голоду не помру, можно жить охотой и рыбалкой. Выучу язык, узнаю об устройстве этого мира, возможно, получится вернуться домой.

Ещё прошлой ночью по звездам я определил, что нахожусь, вероятнее всего, на земле. Возможно, я через какую-то аномалию перешел в параллельный мир? Ведь не раз слышал истории про исчезновение людей. Ушел мужик с ведром мусор выносить, а вернулся только через месяц. Где был? В параллельном мире.

Примерно за час я поймал одиннадцать средних рыбин (три леща, два окуня, остальные — плотва) и на этом успокоился. Улов отдал женщине на обработку. Уха уже была готова, ну, как уха, вареная рыба без специй, крупы и картофеля. Женщина выдала мне одну деревянную ложку, вторая ложка была у них на четверых. Тарелок, видимо, не было, так что ели прямо из котла.

После ужина решив помыться и постирать одежду, отошел подальше, где разделся и залез в реку. Вода был теплая, я с удовольствием сплавал на другой берег, благо местная речка была намного уже Камы. Как только я вылез из воды и взял джинсы для стирки, подошла женщина. Ничего, что я голый?

— Тебе чего надо? — спросил я, прикрывшись джинсами.

Что-то там проговорив, она взялась за джинсы и стала тянуть их на себя. Столкнувшись с моим сопротивлением, она отступилась, достала из стоящих рядом ботинок носки и начала полоскать их в реке. Постирав носки, она опять потянулась к джинсам. Поняв, что это не харассмент, я уступил. Пока женщина стирала мои джинсы, я быстренько надел трусы. Футболку поло решил застирать только в районах подмышек, ветровка же после пребывания на болоте требовала более тщательной стирки.

Прибежали дети. Девочка раздела младшего брата и принялась его мыть в реке. Старший брат справлялся самостоятельно. Визг, брызги.

'Им что, места мало? Обязательно возле меня нужно крутиться? — в раздражении, я вернулся к костру.

Засыпая, почувствовал, что кто-то лёг на мою лежанку и прижался к спене. Вскочив, увидел Изу. Наорал на неё и отправил спать. Совсем баба сдурела. Она себя в зеркале видела? Сегодня она, конечно, отмылась от грязи, но блин, ей ведь за сорок, а мне всего двадцать пять.

Утром, позавтракав вчерашней 'ухой' и упаковав в лопухи зажареную вечером рыбу, отправились в путь.

Дорога проходила вдоль реки, на противоположном обрывистом берегу которой ласточки устроили свои гнезда — норки. Птицы, охотясь на насекомых, долетали и до нашего берега, мельтеша над головами. Но вот однообразие снующих в воздухе ласточек нарушило появление сокола. Маневрируя высоко в небе, хищник кружил над, ничего не подозревающими, жертвами, а в нужный момент, сложив крылья, стремительно ринулся вниз. Мгновение — и в острых когтях сокол уносит добычу.

Наблюдая за соколом, я обдумывал какое метательное оружие для охоты и защиты мне сделать. Нужно что-нибудь простое и эффективное. Праща или болас. Для пращи требуется небольшой кусок кожанки и веревка. Для боласа же — только веревка. В качестве снарядов, там и там используются камни. Вопрос: где взять верёвку? Где-то читал, что её можно сделать из крапивы.

'Так, отставить робинзонаду!', одернул я себя. Реальней попросить какие-нибудь ненужные тряпки у женщины и из них связать верёвку. Хотя в этом мире нет ничего ненужного, разбойники даже убитых нищих раздели. Может, сделать болас из лески и камня?

Спросив у женщины насчет тряпок, я стал обладателем старых, драных штанов из мешковины, по всей вероятности некогда принадлежавших её покойному мужу. Обрадовавшись и такому тряпью, решил позже заняться макраме.

Для остановки на дневную стоянку углубились подальше в рощу. После того как пообедали жареной рыбой, я начал разделывать штаны на нити. Примерно через час мы отправились дальше, а уже на вечерней остановке, после ужина остатками рыбы, я занялся плетением веревки.

Проснувшись раньше всех, сразу же сел с удочкой. Когда встала женщина и из пойманной мною рыбы начала готовить уху, я уселся делать оружие. Получился болас с двумя снарядами-камнями.

По дороге усиленно тренировался владеть боласом, раскручивал его над головой и бросал в воображаемую дичь. Экзамен сдал, добыв кролика. Запутавшегося в боласе длинноухого, добил ударом палки по голове.

С утра нашему взору открылся умиротворяющий среднерусский пейзаж: с одной стороны волнистой линией пролегала река, с другой простирались луга с чередующимися рощами, вдали просматривался густой лес. Уже второй день мы никого в пути не встречали. Какой-то безлюдный край. Ну вот, накаркал. Сзади послышался приближающийся стук копыт. Нас нагнал всадник и, поравнявшись с телегой, остановился. Мужчина лет тридцати, с небольшими аккуратными усами и бородкой, с очень бледным лицом. Причиной бледности, судя по кровавым пятнам на тунике, было ранение. Он что-то сказал, глядя на меня, я не понял и он начал злиться. После чего, замахнувшись на меня рукой, попытался ударить. Отскочив к телеге, я схватил болас и стал его раскручивать. Развитие инцидент не получил из-за того, что местный агрессор свалился с лошади и потерял сознание.

'Добить его, что ли? Во избежание, так сказать. Вещички заодно приватизирую, мне же нужно как-то обустраиваться в этом мире, — промелькнула мысль, — Вот, блин, о чем я думаю?!'

Склонившись над раненным, я проверил пульс, после чего остановил с помощью боласа кровотечение. Надо же, когда я его изготавливал, о таком его использовании даже и не задумывался. Видимо, врач — это диагноз. Клятву Гиппократа я, как недоучившийся, не давал, но, видимо, затраченные на меня преподавателями медицинского вуза время и усилия, не позволяют мне оставить нуждающегося без медицинской помощи.

Уложив раненого на телегу, и привязав к ней его лошадь, отправились искать место для стоянки, по пути же я стал собирать листья подорожника, росшего вдоль дороги. Уже на месте, озадачив женщину разведением костра и кипячением воды в котле, я отправился за тысячелистником, белые соцветия которого виднелись в траве.

Больного раздели до штанов и переложили на приготовленную для него лежанку. Нашедшуюся в его седельных сумках рубашку разорвал на бинты. В кипящую воду добавил измельченную лекарственную траву и получившимся остывшим настоем промыл рану. Зашить бы её, но нечем. Измельченные листья подорожника наложил на рану и перевязал, затем зафиксировал руку, чтобы пациент не тревожил рану. Раненый во время процедуры так и не очнулся.

Пока я занимался врачеванием, женщина разделала кролика и начала его готовить. Наблюдая за ней, подумал, что бульон из кролика для больного ни сколько не хуже куриного.

На рассвете разбудили стоны раненого, у которого начался жар. Раскрыл рану, промыл и опять перевязал. Следующим днем, пришлось заниматься травами: собирал, обрабатывал. Больной метался в беспамятстве.

Пока пациент был без сознания, я с интересом рассмотрел его оружие: кинжал типа басселарда и обоюдоострый железный меч с прямым клинком длиной около семидесяти сантиметров и классической гардой — крестовиной и грибовидным навершием.

Попробовал фланкировать мечом, не очень. Дед, конечно, обучал меня как потомка казаков, владению холодным оружием, но это были ножи и казацкая шашка, а не меч. Рассмотрел и так называемые доспехи этого воина: открытый шлем, напоминающий кожаную шапку с нашитыми на неё металлическими пластинами с бармицей из толстой кожи, а также кожаную удлиненную безрукавку тоже с защитными пластинами. Мальчишки всё это время крутились рядом, с благоговением посматривая на непрезентабельное, на мой взгляд, имущество раненного.

То ли иммунитет у местных сильный, то ли моё лечение оказалось эффективным, но на следующее утро больной пришел в себя, и вроде-бы неплохо себя чувствовал, во всяком случае, жар у него спал.

Женщина кормила его бульоном и что-то рассказывала. Я же, перевязав рану, ушел рыбачить. Мальчишки увязались за мной. Они теперь стали постоянными моими спутниками: всё время крутились рядом, помогали собирать растения, ловили бабочек и кузнечиков для наживки.

Интерлюдия

Тортон возвращался из Чертера, где выполнял поручение лэра Орварта. В город он проник ночью с помощью контрабандистов, но люди лэра Гридича всё-таки его выследили, отбиться удалось чудом. Если бы не приказ лэра Гридича взять человека его врага живьем, то Тортон, скорее всего, пребывал уже в мире мертвых. Кое-как перевязав полученную в схватке рану, Тортон ехал по пыльной дороге, до конечной точки оставалось добираться ещё несколько дней. Между тем слабость накатывала, мир стал мутнеть.

'Кажется, впереди кто-то есть или мне мерещиться, лишь бы не гридичи' — думал он, всматриваясь в даль. Опознав в путниках крестьян, Тортон приблизился.

— Если поможете мне добраться до Модира, я заплачу, — пообещал он.

Крестьяне оказать помощь благородному человеку что-то не спешили. Они даже не поклонились!

— Эй, вы что, оглохли? Я же сказал, что заплачу, — он со злостью замахнулся на мужика, но тот отскочил и стал чем-то размахивать. Картинка расплылась, и Тортон потерял сознание.

Очнулся он уже на рассвете. Ужасно болела рука, в горле пересохло. Рана была аккуратно перевязана. Подошедший мужчина напоил его с помощью ложки каким-то отваром, затем раскрыл и промыл рану, после чего довольно ловко наложил повязку. При этом мужчина постоянно что-то говорил, но Тортон его понять не мог. Да и выглядел он очень странно.