Сказки Безмолвия

Зато все больше становится аморфов... Сегодня обошлось без встречи с этими тварями, но если два года назад они были просто страшной сказкой, которую с придыханием рассказывали жителям бункеров охотники, то теперь аморфы стали реальностью. Довольно частой реальностью. После нескольких встреч с этими жуткими порождениями радиоактивного мира даже мы, бегуны, стали выходить в Безмолвие с парой гранат на поясе — зачастую без карманной артилерии от этой твари просто не отбиться и даже не убежать.

— Мама тебе привет передает! — говорю я, опуская Колю на пол, и тот смущается, опуская глаза. Он стесняется даже не столько того, что его мама — бегун, сколько того, что у него вообще есть мама. У остальных детей из этой комнаты родителей нет...

— Когда она ко мне приедет?

— Постарается на этой неделе. Она сейчас в рейде к урановому карьеру, это дня на три. Так бы, конечно, ее сюда отправили.

— Понятно.

Он отходит от меня, садится на свою кровать. Вогнал я пацана в краску, вогнал... надо будет на будущее стараться говорить с ним о маме один на один, без остальных детей. Еще семь пар глаз смотрят на меня с любопытством и удивлением. Самой младшей, Маше, шесть лет. Она, как и большинство детей, не помнит солнечного света и зеленой травы, на которой можно было бы валяться. Помимо Коли здесь еще двое детей 9 — 10 лет. Аня и Вася. Им тяжелее. Смутно, но они помнят и солнце, и траву, и реки...

— Вы, наверное, уже спать укладывались, да? — запоздало сообразив, спрашиваю я.

— Да, — отвечает Руслан, — я как раз им сказку собирался рассказывать. На ночь...

— Дядя Толя, — неожиданно спрашивает малышка Маша, — а вы правда бегун?

Сказано это без боязни, без страха. Просто с любопытством.

— Да, правда.

— И вы часто бываете на поверхности?

— Я там живу, — отвечаю я.

— Расскажите нам о мире наверху! — просит она.

— Сказку! — поддакивает малыш, имени которого я не знаю!

— Страшную! — подключается Вася.

Я озадаченно смотрю на Руслана.

— Толя, а правда, расскажи? — просит и он. — Ты же бегун, житель Безмолвия... Ты многое знаешь...

Я встречаюсь глазами с Колей, он улыбается.

— Правда, дядя Толя, расскажите сказку! Страшную и интересную! А то дядя Руслан нам все время народные сказки рассказывает. Старые, красивые, интересные, но они о волшебстве, о чудесах, о том, что бывает только в... в сказках! А у нас над головой столько чудес... Только все они страшные!

— А оно вам надо? — спрашиваю я. — Знать об этих чудесах? Это ты верно подметил, они страшные. Очень страшные!

А у самого в это время в голове проносятся образы, связанные с Черным Безмолвием. Чтобы жить, человеку нужно что-то любить, чему-то радоваться, чем-то любоваться. Мы, бегуны, видим Безмолвие примерно так же, как древние викинги видели море. Оно страшное, пугающее, смертельно опасное, но дающее тебе жизнь и пищу. Каждый поход может стать последним, грозные явления природы настолько таинственны и жутки, что кажутся волеизъявлением могучих богов, но в то же время ими нельзя не любоваться.

Тот, кто видел как атмосферный термоядерный взрыв разгоняет черные тучи, кажущиеся тяжелыми и недвижимыми — никогда этого не забудет. Кому довелось видеть, как охотится аморф — может считать, что видел самое страшное в своей жизни! А разве не прекрасно Черное Безмолвие? Бескрайняя черная равнина, засыпанная снегом цвета темной ночи, озаряемая редкими всполохами в облаках!

Ведь есть красота в шторме? Значит, есть свое очарование и в ядерном грибе, и в стремительном беге стаи черных белок, способных за считанные минуты разорвать на части медведя... Главное — чтобы была возможность вернуться домой и рассказать кому-то об увиденном.

— Мы ведь рано или поздно станем взрослыми, — прерывает мои размышления Коля, — и нам можно будет выходить на поверхность. Мы хотим знать, что нас там ждет.

— Ты ведь знаешь! — говорю я.

— Знаю. А они — нет. Да и я бы хотел послушать о Безмолвии. Но только сказку!

— Страшную! — протянула Маша. — Обязательно страшную!

Я еще раз смотрю на Руслана, получаю его одобряющий кивок и окускаюсь на ковер, прямо посреди комнаты, по-турецки сложив ноги.

Сказку так сказку... О чем бы им рассказать? О дне первой атаки? О том, как над нашими головами рванули первые термоядерные бомбы, как город сметало взрывной волной, а свет, ярче тысячи солнц, срывал с людей и одежду, и кожу?

Или рассказать им о Черном Безмолвии? О том, каким вижу его я, выходя из дверей бункеров? О том, как тело моментально наполняется силой, как обостряются чувства, как хочется сорваться с места и бежать, бежать, не чувствуя усталости... О ярком пятне Солнца там, высоко над облаками, которое можем видеть только мы, бегуны, по капризу природы способные перестраивать свое зрение и для видимого, и для ИК диапазона!

Не поймут... Зрячий не донесет до слепого красоту горного перевала. Слышащий не опишет глухому и десятой доли силы концерта с органом.

К тому же, меня попросили рассказать страшную сказку, а напугать детей ядерного мира не просто.

И тогда мои губы расплываются в улыбке: понимаю, о чем хочу им рассказать...

— Ну что ж, хотите сказку — получайте! Только знайте, мир на поверхности — страшен, и все принесенные оттуда сказки — такие же. Страшные! Черные! Ведь это — черный мир. Чтобы в нем выжить, нужно самому быть страшным. И умным! Не поумнеешь вовремя — тебе конец. Не спасут ни быстрые ноги, ни полный рожок патронов... И я хочу рассказать вам сказку об одном молодом пареньке, который был вроде бы и не глупым, но вроде как и не слишком умным.

Коля забирается в свою кровать. Спит он, кстати, наверху... Правильно, одобряю, сам бы верхнюю полку выбрал, пусть туда залезать дольше, но зато наверху как-то дышится лучше. А может он подсознательно хочет быть выше, то есть ближе к поверхности? Нет, это меня уже несет, это домыслы, пустые и бессмысленные.

Дети готовы слушать...

— Жил да был простой паренек по имени Толя. Кто обычно главный герой в сказках, которые вам Руслан рассказывает? Иван-дурак, наверное? Ну, так у нас будет Толя-дурак. Когда мир за один день изменился, нашему герою было всего 18 лет. Очень много по меркам нынешнего мира, но ничтожно мало по меркам мира ушедшего. В 18 лет раньше поступали в институты, практически только начинали жить. А многие к 18-ти годам только начинали искать свое место в жизни... И начинали понимать, что смысла в жизни у них нет.

— Как это? — спрашивает меня малышка, имени которой я не помню.

— Это сложно объяснить. До первой бомбы мир был слишком насыщен всякой чепухой. Люди не ценили дружбу и слишком поздно начинали ценить любовь. Людей было много — в городе, в котором мы с вами живем, было около полутора миллионов людей! Можете представить эту цифру? Если один умирал — все пожимали плечами и думали: "Ну и ладно! Главное, что не я!" Если умирало 10 — все думали: "Да, это опасно! Надо быть осторожнее!" Ценность жизни равнялась нулю. Люди не ценили ни жизни окружающих, ни даже своей. Бывало, что люди кончали с собой, представляете? Прыгали с мостов в реку из-за того, что у них не было денег на новый автомобиль... Глупость, да? Одним из таких был наш Толя. Нет, он не прыгал с мостов, он просто жил, но не знал, зачем он живет. Он поступил в институт, в медицинский, между прочим — там учили лечить людей, спасать жизни... Но учиться он пошел не потому, что хотел этого, а потому, что так было принято. Стукнуло 18 — иди учись. Иначе ты — не такой как все. А не таким как все быть плохо, тебя не поймут...

Я рассказываю это все и смотрю на Колю. Я говорю это для него. Рассказываю о себе, но думаю о его матери, бегунье Ире, с которой он два года назад отказался жить. Которой он боялся, потому что она — не такая как все. Может быть поймет?

— Люди редко говорили друг с другом. Мало кто рассказывал своим детям сказки, и уж совсем единицы могли рассказать сказку вот так, как я вам сейчас. Люди спешили заработать больше денег, чтобы купить себе новые игрушки, новые машины... Машина стала идеалом, мечтой любого человека! Город был заполнен автомобилями, они создавали чудовищные пробки, в которых люди тратили по несколько часов на дорогу до дома, но они утешали себя словами: "Зато я еду один! Мне никто не мешает!" Машины были скорлупой, в которую люди добровольно засовывали сами себя. Такими же были и квартиры... Каждый знал: если с ним что-то случится — никто не придет к нему на помощь. Впрочем, тогда и опасностей-то почти не было... Белки были добрыми пушистыми зверушками, волки и медведи — жили в зоопарках, за решетками.

И знаете, доходило до того, что люди, в своем стремлении к одиночеству, желали страшной вещи. Желали, чтобы другие люди исчезли или и вовсе умерли. Чтобы исчезли пробки на дорогах, чтобы замедлился сумасшедший ритм жизни, в который люди сами себя и загнали. А еще людям было скучно жить, и очень многие думали: "Вот бы случился апокалипсис..." И вот он случился.

Мира не стало за один день. Достоверно известно, что войну развязала могучая держава, находившаяся за океаном. Америка. И эта страна запустила свои ядерные ракеты по нам, по России. Россия ответила... В последние минуты перед концом, дрожащий от страха ведущий новостей говорил, что по последним данным подняли ракеты в воздух также Китай, Индия и Пакистан. Мы даже не узнали, по нам ли летели эти ракеты, или по Америке? Мы не успели ничего узнать... Меньше, чем через час после того, как объявили тревогу, на нас рухнуло небо.

Наш герой тоже не любил общество, и тоже не раз в сердцах говорил: "Как же я хочу остаться один!" Он был из обеспеченной семьи и у него с детства было все, о чем мечтали многие. Была и отдельная квартира, и машина, в которой можно было не только стоять в пробках, но и ездить далеко за город. "УАЗ Патриот". Солидный такой джип, без особого комфорта, но надежный как танк... Но Толя так не любил людей, что хотел отгородиться от них еще сильнее. Ему мало было скорлупы, ему нужно было еще и увеличить расстояние между ним и обществом.

— А за что он его так не любил? — спрашивает меня Маша, и я теряюсь.

— Я уже не помню. Тогда это было модно... Слово такое еще было, иностранное, пришедшее к нам из Америки, как и конец света: mainstream. Переводится оно приблизительно как "Главное течение". Главным течением в те годы было не любить людей, жаловаться на то, какой ты особенный и как тебя никто не понимает. И каждый, абсолютно каждый, считал себя особенным и необычным, а остальных — глупыми и недалекими людьми.

В общем, наш Толя, в стремлении удалиться как можно дальше от общества, увлекся охотой.

— Как ты? — снова подает голос Маша.

— Нет, не как я. Я сейчас охочусь, чтобы добыть пропитание. И себе, и многим людям. А тогда я... то есть, герой нашей сказки, охотился ради развлечения. Ему нравилось уезжать на своей машине в горы или тайгу, спать в палатке вдали от людей, дышать свежим воздухом и... и убивать. Это было для него вызовом: выследить дичь и завалить точным выстрелом. В то время охота была модным развлечением. Именно развлечением, потому что недостатка в продуктах не было! Но многие смотрели на охотников с презрением: дескать, нет большой чести в том, чтобы убить даже большого, сильного и опасного зверя, потому что ему нечего противопоставить ружью охотника... Из таких людей был и наш Толя, поэтому он охотился с арбалетом! Вы знаете, что такое арбалет?

Трое старших детей, включая Колю, неуверенно кивают. Должно быть, видели это оружие в кино, в довоенные годы.

— Это удивительное оружие... Многие называют арбалет высокоточным луком, но это правда лишь отчасти. Лук — оружие массовое, для стрельбы по площадям! Лук подходит для защиты крепостей, когда поле перед крепостью просто кишит врагами, и если стрела не попадет в одного — одна попадет в другого. Арбалет — это снайперская винтовка средневековья! Это оружие, появление которого во многом повлияло и на устройство огнестрельного оружия, которому еще только предстояло появиться. Уложить стрелу и пустить ее — дело одной секунды и я, конечно, восхищаюсь мастерством настоящих лучников, но арбалет... на его перезарядку нужно секунды 4-5, для скоротечного боя он не годится. Зато когда нужно снять противника, засевшего между зубцами крепостной стены, или долго сидеть в засаде, слившись с пейзажем, чтобы выпустить стрелу за долю секунды, когда противник появится в поле твоего зрения — тут арбалету равных нет. И по точности, и по убойности! У хороших арбалетов скорость стрелы близка к 100 м/с, что всего в три раза меньше скорости пули в некоторых пистолетах.

И самое главное, арбалет тихий... Поэтому зачастую даже если первая стрела ушла в молоко — у тебя есть призрачная возможность перезарядить арбалет и выстрелить вторично. Ну, или тихонечко отползти в сторонку, если ты охотился, скажем, на медведя, пока зверюга пытается понять, что это прошуршало в кустах, в которых исчезла твоя стрела.

В общем, у нашего героя был довольно неплохой арбалет под названием "Скорпион". Недорогая, но удачная модель, способная со ста метров завалить оленя, при условии, что ты достаточно меток, чтобы поразить его в сердце. Толя был меток, сказывались годы тренировки и оптический прицел на арбалете.

Возможно, он выжил в день первой атаки как раз благодаря своему увлечению, благодаря охоте. Он был далеко за городом, когда все началось, и по счастливой случайности обедал в кафе, в котором работал телевизор, передававший новости по всем каналам. Одну и ту же новость! По приказу президента Соединенных Штатов Америки, Кевина Уоллеса, произведен запуск баллистических ракет! Ракет с термоядерной начинкой!

Началась паника... Город был в трехстах километрах от этого поселка, по логике вещей эту местность бомбить бы не стали, а расстояние от города все же достаточно приличное, взрывная волна дойдет, но не будет такой страшной и разрушительной. И все равно началась суматоха! Люди повскакивали со своих мест, побежали прятаться по подвалам... Странно, что никто даже не подумал о том, что вообще-то у нас есть система ПРО, которая должна была сработать, отловить хотя бы малую часть заокенских подарков!

А небо, тем временем, уже прочерчивали реактивные струи наших ракет. Россия тоже произвела пуски! В воздух поднялся весь арсенал, еще полвека назад наведенный на цели и готовый к запуску. Началась ядерная война...

Толя в тот день повел себя так, как и мечтал. Доел заказанный суп, спокойно вышел на улицу, посмотрел на ясное, голубое небо и закурил. Мечты сбывались... Начинался апокалипсис! Это сейчас я понимаю, какой глупой была эта мечта: остаться одному в мире. А тогда... Я был уверен, что выживу. Мне было 18 лет, я метко стрелял, у меня была купленная полгода назад машина, запас воды, палатка, горелка, топор, зажигалка и мой арбалет. У меня был немалый опыт ночевок в лесу, меня ничего не держало в городе, и даже о своих родителях я думал как-то отстранено. Сложные у нас с ними были отношения. Слишком сложные...