Рубеж забвения

Пять сотен мертвяков. Всех, конечно, не заберем, но если подсуетиться, можно сделать две ходки. А это сотни полторы.

Тут главное, чтобы нас не опередили конкуренты.

Только пятьсот погибших. Почти полк.

Бесконечная вереница родственников в строгих костюмах, с лицами из папье-маше. Дешевые пластиковые гробы меняются на безумно дорогие деревянные, или на те, что подешевле — из искусственного дерева. В дело вступают архаичные оркестры, играющие жуткую муть. Мемориальные кладбища получают пополнение — солдаты продолжают служить, но только теперь в задрипанном молчаливом достоинстве смерти... Родственники в чем-то клянутся самим себе. Подрастающее поколение, этим вечером давшее себе обещание отомстить негодяям, твердо убеждено, что ничего такого с ним не случится... Оно выйдет из этой войны победителем и будет жить вечно.

Нога Зиссы оказывается у меня на колене. Лодыжка у нее почему-то холодная, и мне представляется свежемертвая рыба, лежащая на искрящихся светом кусках льда.

— Хочешь порезвиться? — спрашивает она.

У нее живые, но тусклые глаза. Такой оттенок еще называют "болотным". Зато длинные, загнутые кверху ресницы, придающие ее лицу детскость.

— Нет.

Зиссе нравится, когда ей массируют ноги.

Зажигаю сигарету. Архаичное удовольствие, достаточно дорогое, но я не могу отказать себе в нем. Во Вселенной слишком много дерьма, чтобы лишать себя маленькой радости.

— Идентификация закончена. Посадка разрешена. Следуйте заданным курсом.

Станция говорит с нами поставленным и приятным женским голосом. Искусственный интеллект словно пытает соблазнить нас. На мой взгляд, избранный тембр излишне сексуален. Зисса назвала "ее" сучкой и, убрав ноги с моих коленей, вышла из отсека. Она оставила меня размышлять над своей возможной виной. Значит, мне надо было закрыть уши?

На этот раз компьютер ведет "Катрину" по траектории, что задала навигационная служба станции. Согласно протоколу, мы не имели права пилотировать корабль сами, если не хотели нарваться на неприятности. Любая отсебятина в этом случае повод заподозрить гостей в недобрых намерениях. Отдавая себя в распоряжение военных, мы тем самым даем понять, что не собираемся протаранить портовые сооружения и привести в действие гипотетическую бомбу.

Будто это нельзя сделать после швартовки.

Зисса всегда оставляет это мне. Я должен проследить за всем и не отходить от пульта до той поры, пока посадочные упоры "Катрины" не соприкоснутся с платформой и не примут на себя вес корабля. Так повелось. Небольшой семейный ритуальчик подобно массажу лодыжек. "Катрина" — наш дом. Забота о нем моя первейшая обязанность.

Зисса терпеть не может военных. Военным был ее брат, осужденный на пожизненное заключение в психиатрической клинике. Она не говорит, что он сделал. Я не спрашиваю.

Зисса страдает, когда оказывается в окружении типов в военной форме. С другой стороны, она понимает — это наш бизнес, в котором мы за четыре года кое-чего добились. Мы не можем взять даже одного работника, чтобы не разрушить хрупкий баланс, поэтому каждой мелочью приходится заниматься самим. Зисса угнетена необходимостью работать на станции, но использует любой шанс сбежать.

Могу только догадываться, какие чувства она испытывает, занимаясь погрузкой гробов.

Мы не говорим об этом. Есть вещи, которые сами собой становятся табу.

В мертвый пластик запаяна чья-то оборванная молодость. Чьи-то амбиции. Чьи-то мысли о теплом, тщательно обустроенном уголке в отдаленной части космоса. Чье-то не наступившее будущее.

Вероятно, стоя на площадке подъемника, Зисса думает о своем брате. Или о людях, которых он, вероятно, убил во время службы. Может быть, придет день, когда она сама расскажет. Когда возникнет потребность, наконец, сбежать из плена своей памяти.

Можно скорректировать воспоминания, чтобы они причиняли меньше неудобств. Реклама убеждает потребителя, что каждый имеет право на свое маленькое счастье, однако мне трудно представить Зиссу, которая дает на это согласие.

Потому что это равносильно капитуляции.

Сигарета тлеет в моей руке. Рельеф громадной станции, проплывает перед моим кораблем.

Стыковка произошла спустя семь минут размеренного полета. Можно представить, что я на прогулочной яхте. Или что произошла катастрофа, и дрейф "Катрины" никто и ничто не в состоянии остановить. Я буду вечно скитаться в вакууме.

Но вот компьютер сообщает, что все готово. Корабль вплывает в громадный распахнутый зев шлюза, и позади него медленно закрываются бронированные шторки. На посадочной платформе небольшая суета. Корабль готовы принять. Местный персонал хорошо делает свое дело, эти трудолюбивые пчелки избавляют меня от множества хлопот.

Я вдавливаю окурок в пепельницу, встроенную в край пульта и запускаю диагностику. Нужно убедиться, что корабль в порядке.

Куда вести груз на этот раз? В соседнюю систему? На другой край Галактики?

Иногда я думаю, что мог бы заниматься чем-то другим. Моя жизнь до того, как я стал труповозом, была другой, но там, за пределом отметки в четыре года, если отмотать пленку назад, только туман. Громадный кусок моей реальности стерт. Зисса не настолько любопытна, чтобы лезть туда, она никогда не настаивала, чтобы я раскрыл перед ней душу.

Ощущение, что в какой-то момент я просто появился на борту "Катрины", в уже готовом виде.

Меня породила пустота.

Кто я? Кем я был?

Вряд ли, учась в школе, я мечтал заниматься транспортировкой чужих останков.

Техи суетятся на платформе номер пятьдесят шесть.

Зисса обращается ко мне через динамик внутренней связи. Спрашивает, какого черта я торчу в рубке, когда она уже готова. Ее настроение сегодня тянет на девять по шкале раздражительности. Девятка означает воинственность. Только будучи воинственной она в состоянии находиться на военном объекте. Ее защитная реакция. Кошка, показывающая коготки тигру. Мысли о брате, проклятия ему же.

Зисса закомплексована и напугана, хотя никогда в жизни этого не покажет. Скорее умрет.

Меня это забавляет? Да. Потому что я сам чувствую себя тут вполне сносно.

Вполне мог бы стать солдатом.

— Я иду.

Зисса стоит у выходного люка. За спиной рюкзак, в руке планшетник, на поясе разная другая нужная в работе дребедень. Нет только пистолета, однако, если бы это разрешалось правилами, он бы уже висел на своем месте. Моя жена готова.

Я смотрю на ее волосы, собранные в пучок. На лице ни капли макияжа. В желтоватом, падающем с потолка свете обозначаются "ефрейторские" складки вокруг ее рта.

Зисса бросает на меня злобный взгляд. Выходной люк с шипение отползает по направляющим. Но я не одет и возвращаюсь в каюту, давая повод Зиссе меня ненавидеть.

Альфа и Омега (II)

— С какого времени у тебя возникло это чувство? — спрашивает Альфа.

Его голос бьет по ушам. Свет невыносим.

— Какое?

— Что часть твоей жизни потеряна.

— Не знаю... Иногда я просыпаюсь посреди ночи... каждым нервом ловлю опасность, которой нет. Я точно знаю, что все в порядке, но...

— Но? — вклинивается Омега. — Постарайся описать точнее.

Мои губы — это сплошь пустыня. У меня нет даже слюны, чтобы смочить их.

— Хочется бежать и прятаться. Успеть куда-то. Найти укрытие. Следовать плану, которого я не знаю...

— Уже лучше, — говорит Альфа после паузы.

— Что? Что это значит? Кто вы и чего добиваетесь!?

По шкале раздражительности я на десятой отметке. Это означает, что я в бешенстве.

— Имей терпение. Мы только начали, — сообщает Омега.

Я сижу с закрытыми глазами. Мое тело хорошенько высушили на солнце, провялили.

Это может быть следствием приема каких-то препаратов. Утилизируясь в крови, они вызывают эффект, сходный с похмельем.

Дико хочется пить. В мышцах разливается тяжесть. Отвяжите меня — и я не смогу сделать ни шагу. Ноги, стоящие на металлической подставке, почти потеряли чувствительность.

— У тебя бывали дежа вю? — спрашивает Альфа.

— Да.

— Расскажи?

— Иногда... При виде оружия. На той станции, у Метаксы, я смотрел на охранников, которые несли вахту возле сектора, закрытого для гражданских...

— Продолжай!

— Нет, скорее, это не дежа вю... Не знаю! Это чувство быстро проходило. Но было и другое. Я точно знал, как можно устранить охрану — есть много способов, — чтобы проникнуть внутрь. Я представлял себе схему... Мысленно рисовал маршрут, по которому надо пройти, оставаясь незамеченным...

Они молчат. Фантазия показывает мне, как два этих ублюдка переглядываются.

Кричу:

— Вы что-то знаете? Вы ведь этого добиваетесь?

— Спокойно. Чем выше твое эмоциональное напряжение, тем больше опасность.

— Какая?

— Не кричи! — требует Омега.

Я подробно объясняю ему, куда ему следует пойти и как развлечься, не имея под рукой подходящего сексуального партнера.

Похоже, их этим не проймешь.

— Твоя память закрыта, Дэйн. Кусок твоей жизни потерян, и ты это давно уже уяснил! — Альфа разоряется, словно бешеный судья, обожающий морализаторствовать. Словно он отчитывает меня за какую-то провинность. — Что там, за условной отметкой?

— Не имею представления!

— Что ты скрываешь?

— Ничего! Я не помню. Даже не знаю, как здесь оказался!

— Ты лишь в начале пути, — говорит, уже спокойнее Альфа. — Мы поможем. Мы для этого и встретились.

— Неужели? — Мои пересохшие губы разъезжаются. — Может, хоть подсказочку дадите? А то, выходит, игра идет в одни ворота.

— Мы ставим условия, мы задаем правила игры!

— Ясно.

— Ты помнишь, что случилось после того, как ты вышел из корабля?

— Кажется, да.

— Продвигайтесь с такой скоростью, какая тебя устроит. Форсировать воспоминания нельзя...

— Откуда это? Откуда я знал про охрану?

Попытки вспомнить приводят меня в пронизанную холодом темноту. Я брожу в ней в поисках хотя бы самого слабого источника света. Единственный ориентир — Зисса — ускользает. Вот его уже и нет.

Я остаюсь один.

Может быть, все эти годы я просто спал? Корабль, моя жена, перевозка трупов — только сон?

— Придет время, Дэйн, и ты сам ответишь на все вопросы, — говорит Альфа.

— Дайте закурить.

— Нет! Рассказывай дальше. Что было на станции? Постарайся не упускать ни одной детали!

Боль в голове то стихает, то поднимается вновь. На самом пике я, похоже, начинаю видеть галлюцинации.

Невидимая луна управляет этими приливами и отливами, персонифицируясь в громадного черного призрака. Это он запускает в мой череп руку и пытается вырвать мозг.

Безумие.

Я рассказываю:

— Глядя на оружие, я знаю все о нем... Не всегда, правда. Это вспышками — осознание приходит на секунду-другую... Входя в помещение, думаю, как быстрее из него выбраться в случае форс-мажора. Глядя на толпу людей, машинально выбираю тех, кто может быть лидером, и кого надо нейтрализовать в первую очередь. Ищу пути отхода, когда в этом нет необходимости. Я знаю способы быстро убить человека скрепкой для бумаг, поясным ремнем, женской сумочкой, пластиковой папкой... Я всегда просыпаюсь резко и уже готов к чему-то. Откуда этот рефлекс?

Они молчат. В мире есть только свет и холод.

Существуют ли на самом деле Альфа и Омега, или это образы, рожденные в моем растерявшемся сознании?

— Сейчас не время об этом говорить.

Я пытаюсь раздергать Альфу, но не удается. Но каждое мое слово правда.

Они ждут, когда я буду вести себя как пай-мальчик.

Сделать несколько вдохов и выдохов в надежде подавить ярость. Думать о Зиссе. В ситуации, в которой я оказался, самое главное, наверное, это терпение. Что бы там ни было, а этим двоим я нужен. Следовательно, пока Зиссе опасность не угрожает.

— Мы хотим услышать, что было после вашей стыковки со станцией.

— Я понял...

Орбита Метаксы. Орбитальная станция Восьмого Флота Конфедерации

Когда погибает солдат, специальная служба посылает видеосообщение его родственникам. Они уже знают, что надо делать. У многих составлен план мероприятий и примерная смета, во сколько обойдутся похороны. Тут многое зависит от культурных традиций колонии, откуда родом погибший, или планеты, или народа, что дал ему жизнь. Существует громадное количество способов погребения. Одни закапывают мертвяка в землю, другие сжигают, третьи, оплакав, выбрасывают в космос и так далее. Но сначала тело, или то, что от него осталось, надо привезти домой.

Как только особый офицер зачитывает по гиперсвязи дежурный текст, похоронная машина стартует. Это как производственная линия — на выходе получается товар. Мертвый отпрыск, преодолев световые годы, прибывает, наконец, домой. Деньги уже перечислены на армейский счет, обратно пришел чек об оплате. Теперь остается ждать, надеясь, что в моргах не перепутают части тел, что тело вообще будет тем самым телом и не возникнет других проволочек. Говорят, в этот период многие люди сходят с ума.

Большую часть перечисленных средств забирает себе армия, остальное достается нам. Это плата за перевозку. Мы берем заранее составленные накладные, грузим пластиковые гробы и летим по адресам. Частных труповозов знают и зовут их Воронами Смерти. Незаслуженно красивая метафора для нас, скромных людей, делающих грязную работу.

Если говорить о чисто технической стороне дела, то без накладок не бывает. Перед выдачей я обязательно даю получателю груза памятку, где указано, что перевозчик не несет ответственности за возможные инциденты. Терпеливо объясняю: мы не занимаемся сортировкой тел. Если произошла подмена, все претензии к армии. Конечно, мы отвезем обратно, конечно, доставим правильный труп, но лишь за дополнительную плату. Многие считают нас бессердечными тварями, однако тут ничего личного. Бизнес есть бизнес.

За четыре года у нас только однажды выявилась ошибка. Армейские не разобрались с одинаковыми именами и сунули в гроб мертвую девушку сержанта вместо парня рядового. Отец героя, помню, вел себя сдержанно. Он без пререканий оплатил нам издержки на новый рейс. Так что нам везет, хотя коллеги, которых мы иногда встречаем в барах по всей Галактике, только и треплются о неправильных мертвецах.

Зисса говорит, что если бы не наше отчаянное положение, мы бы не занимались этим грязным делом.

Космос велик, а Зисса не слишком откровенна. При желании можно найти способ неплохо заработать, но у моей жены есть брат, совершивший какое-то крупное злодейство. Зачем Зисса возит трупы? Она выбирает путь наибольшего сопротивления, пытаясь загладить хотя бы часть вины. Она никогда в этом не признается.

Логика едва ли не половины ее поступков предполагает это обстоятельство. В тот вечер, когда мы познакомились в баре, где воняло подгоревшим мясом, Зисса рассказывала мне разные небылицы.

В кабинет Балтасара Эмонна мы входим вдвоем. В чистый пластиковый кабинет, озаренный светом ламп. На полу — темно-зеленое ковровое покрытие. Стены — телесного, розоватого оттенка. Напротив двери стол из настоящего дерева. Куплен на коррупционные деньги. Так же как репродукции картин на стенах. Рамы — тоже настоящее дерево и работа ручная, а не копии, созданные машиной.