Рубеж забвения

Рубеж забвения

Часть первая

Альфа и Омега (I)

— Ты можешь назвать свое имя?

— А...

— Ты можешь назвать свое имя?

— Кто это?

— Повторяю вопрос...

— Я слышал! — Крик помимо моей воли вырывается из горла. — Меня зовут... меня... А-а-а... — Виски ломает. — Не знаю... Я не знаю своего имени!..

Привязан к стулу, руки прикреплены к металлическим подлокотникам прочными широкими ремнями. Ноги не двигаются, будто застыли в бетоне.

Над головой какие-то ублюдки повесили яркую лампу, из-за которой ничего не видно.

Сияние проламывается даже через плотно сомкнутые веки, а в мозгу то и дело взрываются свето-шумовые гранаты.

— Кто вы? — Голова из-за боковых фиксаторов может двигаться только вверх и вниз. — Что я тут делаю? Почему так больно?

— Ты не помнишь?.. — Голос, идущий из невидимого динамика, был изменен программой. Возможно, чтобы я его не узнал. — Согласно официальным документам ты — Дэйн Карди. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Свет не дает сосредоточиться, сверлит мозг, мешает осознавать окружающее. Твари, привязавшие меня к этому креслу, знают свое дело. Их задача — заставить меня чувствовать себя одиноким и беспомощным. Максимально уязвимым. Создать стрессовую ситуацию. На это же работает и микроклимат в помещении. Холодно, однако я в состоянии преодолеть такой дискомфорт. Не предел.

Мое тело ведет себя странно. Я точно знаю, что раньше оно не было таким... трудно подобрать слово. Ему не в новинку происходящее.

— Не молчи! — требует голос. — Я хочу слышать четкие и ясные ответы...

— Я — Дэйн Карди... Да... Точно... А кто вы?..

По другую сторону лампы мне мерещится потолок, покрытый бежевой плиткой.

— Альфа. Большего тебе знать не обязательно... А это мой напарник — Омега.

Я шевелю пальцами на босых ногах. Ноги стоят на холодной металлической подставке, которая медленно, но верно вытягивает из меня тепло. Улыбаюсь. Думаю, я бы сам поступил так же, если бы находился по другую сторону.

Омега решает сказать мне пару ласковых.

— Привет. Как самочувствие, Дэйн?.. Или, может, нам называть тебя по-другому? Что думаешь?

— Иди в задницу!

Тихий смех Альфы.

— Люблю откровенность...

Голову заполняет боль. После того, как я перестаю биться и кричать, интенсивность сияния убывает.

Пот горячий, кожа холодная. В такт мускульным сокращениям меня потрясывает. Я точно знаю, насколько сильно повысился уровень адреналина в крови, и стараюсь дышать размеренно. Сердце бухает.

Мне кажется, кто-то научил меня этому. Сохранять самообладание и терпеть.

— Не существует во вселенной людей, которых нельзя было бы заставить повиноваться... — сообщает Омега. — Твое сотрудничество лишь вопрос времени. У нас его много. Мы не торопимся.

— Рад за вас... — Только сейчас замечаю, что мои губы покрыты кровавой коркой. Майка на груди усеяна причудливыми бурыми потеками. Эти "иероглифы" пытаются рассказать мне какую-то историю, но я ее не понимаю.

— Дэйн, слушай! — требует Альфа. — Мы будем называть слова и наблюдать за твоей реакцией. У нас тут куча аппаратуры, тебе, собственно, не нужно даже отвечать, знакомо или нет тебе что-либо из названного... Просто слушай!

— Если я арестован, то где мой адвокат? Я знаю свои права!..

— Слушай! — ревет Альфа.

Свет снова становится ярким, словно мне дали понаблюдать взрыв сверхновой.

— Уберите его, иначе я не буду говорить!

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия! — отвечает Омега. — Слушай, что тебе говорят!

Альфа начинает перечисление. Эти имена и названия кажутся просто бредовым набором слов. Точно грязный ручей, они проходят через мое сознание, оставляя в нем свои следы. Мои реакции считывает аппаратура. Что им нужно знать? Кто они?..

— "Гидра Магна"... Лана Скансаар... Робин Диббс... Гискар...

— Тебе что-то кажется знакомым? — спрашивает Омега. — Имена?

— Нет...

Во рту вкус крови, от избытка адреналина пересохла слизистая.

— Робин Диббс... Лана Скансаар... Гискар... "Берилл"...

— Знаешь кого-нибудь? — спрашивает Омега.

Этот урод все портит.

— Лана Скансаар... Гискар... Робин Диббс... Фонгрим Клемент... — перечисляет Альфа.

Новый взрыв холодного режущего света — уже внутри головы. Боль. Яркая струйка горячей крови вытекает из уха, но я просто не могу видеть ее... и все же вот она. Крохотный рубиновый водопад. Закручивается спиралью, чтобы выбросить мне в лицо другую реальность.

Передо мной...

...лицо, покрытое щетиной и копотью. Хотя нет, скорее всего, это просто маскировочный грим.

Мужик, что рассматривает меня сверху, словно я насекомое, щерит зубы. Чем-то доволен.

— Теряешь хватку?

Он протягивает руку, я цепляюсь за нее и встаю на ноги. В стороне замечаю силуэт другого человека, который стоит, пригнувшись, у обломка стены. У него на лице пуленепробиваемая маска. Я не знаю, кто он, зато ясно вижу, во всех деталях, штурмовую винтовку в его в руках. Могу назвать модель, планету, производителя и год изготовления. А так же уверен, что смогу собрать и разобрать такую за пятнадцать секунд.

— У нас еще полно работы... пригнись... — говорит тот, кто помог мне встать.

Остро пахнет горелым пластиком.

Мертвой плотью. Только что убитые — это ни с чем не спутаешь.

Я вижу темноту, прошиваемую во всех направлениях очередями трассирующих.

Где мы?

...Сияние снова тает. Перед моими глазами прыгают солнечные зайчики. Хочется блевать.

Кажется, в комнате, где я снова нахожусь, становится холоднее. Если скосить глаза в сторону, можно увидеть голую стену. Это слева. Проделываю ту же операцию в другом направлении. Такой же участок стены.

Альфа и Омега разговаривают друг с другом, видимо, полагая, что я не слышу. Или нарочно разыгрывают сценку.

— Отклик здесь и здесь... Видишь пики?.. Фонгрим Клемент...

— Думаю, это случайность. Так быстро и просто вряд ли можно... Нет.

— Эмоциональная реакция — смотри. Не ошибка.

— Эй! — Подняв голову вверх, я кричу. — Дайте воды!

Они молчат, разъяренные тем, что я прервал их важную беседу.

— Ты не получишь ничего, пока не ответишь на наши вопросы! — говорит Омега. Пропущенный через аппаратуру голос отдает металлом. Он бьет по моим барабанным перепонкам. Ясно представляю себе, как незримый недоумок колошматит по пустой стальной бочке.

— Что... вы хотите знать?

Нечто живет во мне. Оно захватило власть над моим мозгом и сопротивляется любым попыткам проникновения. Мне кажется, часть моего сознания уничтожена, превращена в пепел, из которого ничто никогда не возродится. В нем погибло что-то очень важное.

Чувство утраты похоже на то, что иногда встречается в ночных кошмарах.

— Тебя зовут Дэйн Карди? — спрашивает Омега.

— Да!

— Оставайся спокойным. Так вы сохранишь силы.

Засунул бы он этот свой совет...

— Расскажи нам о последнем воспоминании, — требует Альфа.

— Ничего не помню!..

Вопрос от Омеги. На нашем шоу это самый скрытый, себе на уме сукин сын.

— Ты куришь?

— Нет... Да... То есть да...

Мозг — я почти вижу это — вибрирует. Он шевелится в плену черепной коробки, стараясь вырваться. Он в ярости.

Схожу с ума.

Боги, какая боль!

И тут — словно открывается окно.

Чей это крик? Мой?

Больно дышать. Я словно агрегат по перекачке воздуха. Горловой спазм постепенно сходит на нет.

Я весь в поту и прилип к своему креслу. Должно быть, с меня просто льется.

— Вспомнил что-нибудь? — спрашивает Альфа голосом заботливой старушки-соседки.

— Да... — Окно в памяти до сих пор не закрылось, давая мне возможность видеть лицо женщины. Я ее знаю. Очень хорошо. Мы прожили почти четыре года, встретившись в баре на краю загаженного космопорта на Четверть Десятого.

Она не была девочкой на ночь. Мы просто захотели быть вместе, мы занимались одним и тем же бизнесом, мы были бродягами, бесконечно сражающимися с пространством и временем.

Она сильно выпила тогда, и я проводил ее в мотель. С этого все началось.

— Где Зисса? Где моя жена? Где???

— У нас прогресс, — замечает Омега. — Несомненный. А что насчет последнего воспоминания?

— Пошел ты!.. — Я привязан крепко, и все попытки вырываться ни к чему не приводят, а эта парочка из своего угла просто наблюдает за мной, дожидаясь, когда пройдет приступ ярости.

— Эмоциональная нестабильность как побочный эффект... — говорит Альфа.

— Согласен.

— Где моя жена?

— С ней все в порядке, — сообщает Омега. — Она под надежным присмотром.

— Кто вы?

— Не имеет значения.

Моя память — громадная неповоротливая туша.

— Дайте воды!

— Нет!

Что я могу сделать в этой ситуации?

Если попал в плен — тверди личный номер и называй подразделение. Как мантру, что вводит тебя в состояние транса. Подобной методике учат... Но у меня и этого нет.

Впрочем, откуда я все это знаю? Я не солдат. Я... точно не солдат...

— Успокойся, — говорит Омега. — У нас много времени.

— Отпустите Зиссу, она вам не нужна! — кричу я.

— Интересно... Ты считаешь, что наш разговор касается чего-то важного?

— Не знаю... будьте вы прокляты, не знаю!..

— Расскажи о своем последнем воспоминании! — твердит Альфа. — Что случилось до того, как ты оказался здесь?

Голова снова взрывается болью.

Сколько пройдет времени, прежде чем я начну умолять их о смерти?

Орбита Метаксы. Орбитальная станция Восьмого Флота Конфедерации

Не все могут заплатить, но те, кто в состоянии бросить на стол несколько кредитов, точно знают, что их сыновья и дочери отправятся домой в гробах.

Это привилегия для тех, у кого водятся денежки.

Остальных просто сжигают на месте, потому что отправка мертвяков за тысячи световых лет, черт дери, обходится армии весьма недешево. По этой причине, она не пользуется своими транспортниками, а нанимает частных перевозчиков. С ними легко договориться. Армейские знают подходы — и взятки здесь не такое и редкое явление.

Но это просто дерьмо. Покойникам наплевать. Думаете, есть какая-то страховка? Черта с два. Если твой отпрыск сложил голову за Конфедерацию где-нибудь на занюханном астероиде, тебе просто объявят благодарность.

Мертвяк удостоится медали, но отправлять его домой никто не обязан. Алло! Вы видели, что написано в контракте? Если есть претензии, перенеситесь во времени назад, и задайте вербовщику правильные вопросы.

Мы намеревались заскочить на орбиталку, что вращается вокруг Метаксы. Там нас ждал очередной груз — двадцать пять гробов из дешевого пластика. Внутри них мертвая солдатня. Кто-то целиком, кто-то частями в полном комплекте, что-то частями, но лишь частично.

Мертвяк запаян в вакуумную упаковку, словно готовый для заключительной обработки полуфабрикат. Так не испортится. Я сам видел: многие похожи на нарезку салями.

Что армейские действительно хорошо делают, так это моют части тел. Все, что запаяно в пленку, кажется стерильным.

На Метаксе можно отдохнуть, даже разжиться хорошей выпивкой, если знаешь, у кого спросить. Орбиталка принадлежит службе тылового обеспечения Восьмого Флота Конфедерации, но больше похожа не на военный объект, а бордель. Сколько тут слоняется гражданского отребья из ближайших систем! В него удобно вливаться, никто слова не скажет. Но мы, перевозчики, тут с особой миссией, и имеем свои основания для гордости.

Мы — труповозы.

Орбиталка сверкает обшивкой на тысячах сегментах, и мигает огнями. Эта громадная люстра прицеплена к геосинхронной орбите, вращаясь вместе с Метаксой. Я тут был много раз, но сейчас будто вижу впервые.

В кресле первого пилота я отдаю власть над нашим суденышком автоматике. Та высчитала курс, и теперь мы плывем по оптимальной траектории. Нас ждут мертвецы, которые хотят попасть домой.

Зисса говорит, что если бы не наше фиговое положение, ни за что бы не взялась возить эту дрянь.

Она права. Чтобы ты не делал, твое положение оставляет желать лучшего. Бизнес во Вселенной — занятие для храбрых, но не всегда эти храбрецы являются везунчиками.

Сидя в кресле по соседству, Зисса занимается тем, что красит ногти на ногах. Между пальцами у нее комочки ваты. Словно ей на все наплевать — в принципе, так оно и есть! — Зисса с упоением погружается в свое занятие.

Скучно.

Лак на ногтях Зиссы ярко-красный. Вытянув правую ногу, а ноги у нее просто класс, она целит ею в космос. Панорамное окно кабины имеет развертку почти сто восемьдесят градусов. Нога на фоне вселенной смещается, и лодыжка заслоняет часть орбиталки.

— Ну? — спрашивает Зисса.

В моих трусах шевелится.

— Для кого ты это делаешь?

Я просто сижу с незажженной сигаретой, свисающей с нижней губы.

Зисса пошевелила пальцами.

— Девушка должна иногда поднимать себе настроение.

— Точно.

— Я тут слышала... передавали... — говорит Зисса. — Третий корпус взял Вулторн на Плимее. Всего пятьсот погибших. Кажется, они учатся воевать.

Я поворачиваю голову. Сигарету все еще висит у меня на губе.

Конфедерация ведет войны. Космос прямо-таки создан для них, что доказано неоднократно самой историей Великого Освоения. Люди колошматят себе подобных с большим удовольствием и не собираются останавливаться. Повод для кровопускания всегда найдется. Многие миры просто усеяны костями. Некоторые даже напоминают кладбища.

Думаю, все из-за того, что мы до сих пор не встретили в Галактике ни одной разумной расы. Флоры и фауны сколько угодно, но пришельцев, каких мы себе мысленно рисовали, нет. Сложись все иначе, мы бросили бы все силы на то, чтобы показать им, кто в доме хозяин. И так бы сплотились, забыв о распрях. Мы вели бы великую галактическую войнушку за право просто быть людьми. Остальное — трофеи — приложилось бы само собой: богатства, предметы искусства, технологии. Технологии, пожалуй, самый ценный товар на рынке. Из-за них происходит большинство конфликтов, особенно в дальних мирах, где напряженка с научно-техническим потенциалом. А еще у нас есть корпорации. По сути дела, они всем и заправляют.

На Плимее кучка психов сумела восстановить целую планету против Правительства. Туда посылают войска — а вывозят трупы. Те, что удается увезти, конечно. Держу пари, эту заварушку устроила какая-нибудь корпорация, во главе которой находятся уроды с волосатыми руками.

Станция приближается, постепенно заполняя передний иллюминатор.

Компьютер обменивается регистрационными данными с диспетчерской службой. Наша "Катрина" под прицелом пушек. Военные боятся террористов до чертиков, у них на этот счет паранойя. Нас могут уничтожить в любую секунду, и это само по себе превносит смысла в нашу с Зиссой жизнь.

Приятно топтаться на краю, не правда ли?

Плимея всего в каких-то десяти световых годах от Метаксы. Значит, мертвяков повезут сюда. Несложно произвести расчет в уме. Я думаю не об очередной победе над мятежниками, бежавшими из города под названием Вулторн, а какой куш нам отломится, если мы оперативно доставим военных жмуриков к месту назначения.

Пять сотен мертвяков. Всех, конечно, не заберем, но если подсуетиться, можно сделать две ходки. А это сотни полторы.

Тут главное, чтобы нас не опередили конкуренты.

Только пятьсот погибших. Почти полк.

Бесконечная вереница родственников в строгих костюмах, с лицами из папье-маше. Дешевые пластиковые гробы меняются на безумно дорогие деревянные, или на те, что подешевле — из искусственного дерева. В дело вступают архаичные оркестры, играющие жуткую муть. Мемориальные кладбища получают пополнение — солдаты продолжают служить, но только теперь в задрипанном молчаливом достоинстве смерти... Родственники в чем-то клянутся самим себе. Подрастающее поколение, этим вечером давшее себе обещание отомстить негодяям, твердо убеждено, что ничего такого с ним не случится... Оно выйдет из этой войны победителем и будет жить вечно.

Нога Зиссы оказывается у меня на колене. Лодыжка у нее почему-то холодная, и мне представляется свежемертвая рыба, лежащая на искрящихся светом кусках льда.

— Хочешь порезвиться? — спрашивает она.

У нее живые, но тусклые глаза. Такой оттенок еще называют "болотным". Зато длинные, загнутые кверху ресницы, придающие ее лицу детскость.

— Нет.

Зиссе нравится, когда ей массируют ноги.

Зажигаю сигарету. Архаичное удовольствие, достаточно дорогое, но я не могу отказать себе в нем. Во Вселенной слишком много дерьма, чтобы лишать себя маленькой радости.

— Идентификация закончена. Посадка разрешена. Следуйте заданным курсом.

Станция говорит с нами поставленным и приятным женским голосом. Искусственный интеллект словно пытает соблазнить нас. На мой взгляд, избранный тембр излишне сексуален. Зисса назвала "ее" сучкой и, убрав ноги с моих коленей, вышла из отсека. Она оставила меня размышлять над своей возможной виной. Значит, мне надо было закрыть уши?

На этот раз компьютер ведет "Катрину" по траектории, что задала навигационная служба станции. Согласно протоколу, мы не имели права пилотировать корабль сами, если не хотели нарваться на неприятности. Любая отсебятина в этом случае повод заподозрить гостей в недобрых намерениях. Отдавая себя в распоряжение военных, мы тем самым даем понять, что не собираемся протаранить портовые сооружения и привести в действие гипотетическую бомбу.

Будто это нельзя сделать после швартовки.

Зисса всегда оставляет это мне. Я должен проследить за всем и не отходить от пульта до той поры, пока посадочные упоры "Катрины" не соприкоснутся с платформой и не примут на себя вес корабля. Так повелось. Небольшой семейный ритуальчик подобно массажу лодыжек. "Катрина" — наш дом. Забота о нем моя первейшая обязанность.

Зисса терпеть не может военных. Военным был ее брат, осужденный на пожизненное заключение в психиатрической клинике. Она не говорит, что он сделал. Я не спрашиваю.

Зисса страдает, когда оказывается в окружении типов в военной форме. С другой стороны, она понимает — это наш бизнес, в котором мы за четыре года кое-чего добились. Мы не можем взять даже одного работника, чтобы не разрушить хрупкий баланс, поэтому каждой мелочью приходится заниматься самим. Зисса угнетена необходимостью работать на станции, но использует любой шанс сбежать.

Могу только догадываться, какие чувства она испытывает, занимаясь погрузкой гробов.

Мы не говорим об этом. Есть вещи, которые сами собой становятся табу.

В мертвый пластик запаяна чья-то оборванная молодость. Чьи-то амбиции. Чьи-то мысли о теплом, тщательно обустроенном уголке в отдаленной части космоса. Чье-то не наступившее будущее.

Вероятно, стоя на площадке подъемника, Зисса думает о своем брате. Или о людях, которых он, вероятно, убил во время службы. Может быть, придет день, когда она сама расскажет. Когда возникнет потребность, наконец, сбежать из плена своей памяти.

Можно скорректировать воспоминания, чтобы они причиняли меньше неудобств. Реклама убеждает потребителя, что каждый имеет право на свое маленькое счастье, однако мне трудно представить Зиссу, которая дает на это согласие.

Потому что это равносильно капитуляции.

Сигарета тлеет в моей руке. Рельеф громадной станции, проплывает перед моим кораблем.

Стыковка произошла спустя семь минут размеренного полета. Можно представить, что я на прогулочной яхте. Или что произошла катастрофа, и дрейф "Катрины" никто и ничто не в состоянии остановить. Я буду вечно скитаться в вакууме.

Но вот компьютер сообщает, что все готово. Корабль вплывает в громадный распахнутый зев шлюза, и позади него медленно закрываются бронированные шторки. На посадочной платформе небольшая суета. Корабль готовы принять. Местный персонал хорошо делает свое дело, эти трудолюбивые пчелки избавляют меня от множества хлопот.

Я вдавливаю окурок в пепельницу, встроенную в край пульта и запускаю диагностику. Нужно убедиться, что корабль в порядке.

Куда вести груз на этот раз? В соседнюю систему? На другой край Галактики?

Иногда я думаю, что мог бы заниматься чем-то другим. Моя жизнь до того, как я стал труповозом, была другой, но там, за пределом отметки в четыре года, если отмотать пленку назад, только туман. Громадный кусок моей реальности стерт. Зисса не настолько любопытна, чтобы лезть туда, она никогда не настаивала, чтобы я раскрыл перед ней душу.

Ощущение, что в какой-то момент я просто появился на борту "Катрины", в уже готовом виде.

Меня породила пустота.

Кто я? Кем я был?

Вряд ли, учась в школе, я мечтал заниматься транспортировкой чужих останков.

Техи суетятся на платформе номер пятьдесят шесть.

Зисса обращается ко мне через динамик внутренней связи. Спрашивает, какого черта я торчу в рубке, когда она уже готова. Ее настроение сегодня тянет на девять по шкале раздражительности. Девятка означает воинственность. Только будучи воинственной она в состоянии находиться на военном объекте. Ее защитная реакция. Кошка, показывающая коготки тигру. Мысли о брате, проклятия ему же.

Зисса закомплексована и напугана, хотя никогда в жизни этого не покажет. Скорее умрет.

Меня это забавляет? Да. Потому что я сам чувствую себя тут вполне сносно.

Вполне мог бы стать солдатом.

— Я иду.

Зисса стоит у выходного люка. За спиной рюкзак, в руке планшетник, на поясе разная другая нужная в работе дребедень. Нет только пистолета, однако, если бы это разрешалось правилами, он бы уже висел на своем месте. Моя жена готова.

Я смотрю на ее волосы, собранные в пучок. На лице ни капли макияжа. В желтоватом, падающем с потолка свете обозначаются "ефрейторские" складки вокруг ее рта.

Зисса бросает на меня злобный взгляд. Выходной люк с шипение отползает по направляющим. Но я не одет и возвращаюсь в каюту, давая повод Зиссе меня ненавидеть.

Альфа и Омега (II)

— С какого времени у тебя возникло это чувство? — спрашивает Альфа.

Его голос бьет по ушам. Свет невыносим.

— Какое?

— Что часть твоей жизни потеряна.

— Не знаю... Иногда я просыпаюсь посреди ночи... каждым нервом ловлю опасность, которой нет. Я точно знаю, что все в порядке, но...

— Но? — вклинивается Омега. — Постарайся описать точнее.

Мои губы — это сплошь пустыня. У меня нет даже слюны, чтобы смочить их.

— Хочется бежать и прятаться. Успеть куда-то. Найти укрытие. Следовать плану, которого я не знаю...

— Уже лучше, — говорит Альфа после паузы.

— Что? Что это значит? Кто вы и чего добиваетесь!?

По шкале раздражительности я на десятой отметке. Это означает, что я в бешенстве.

— Имей терпение. Мы только начали, — сообщает Омега.

Я сижу с закрытыми глазами. Мое тело хорошенько высушили на солнце, провялили.

Это может быть следствием приема каких-то препаратов. Утилизируясь в крови, они вызывают эффект, сходный с похмельем.

Дико хочется пить. В мышцах разливается тяжесть. Отвяжите меня — и я не смогу сделать ни шагу. Ноги, стоящие на металлической подставке, почти потеряли чувствительность.

— У тебя бывали дежа вю? — спрашивает Альфа.

— Да.

— Расскажи?

— Иногда... При виде оружия. На той станции, у Метаксы, я смотрел на охранников, которые несли вахту возле сектора, закрытого для гражданских...

— Продолжай!

— Нет, скорее, это не дежа вю... Не знаю! Это чувство быстро проходило. Но было и другое. Я точно знал, как можно устранить охрану — есть много способов, — чтобы проникнуть внутрь. Я представлял себе схему... Мысленно рисовал маршрут, по которому надо пройти, оставаясь незамеченным...

Они молчат. Фантазия показывает мне, как два этих ублюдка переглядываются.

Кричу:

— Вы что-то знаете? Вы ведь этого добиваетесь?

— Спокойно. Чем выше твое эмоциональное напряжение, тем больше опасность.

— Какая?

— Не кричи! — требует Омега.

Я подробно объясняю ему, куда ему следует пойти и как развлечься, не имея под рукой подходящего сексуального партнера.

Похоже, их этим не проймешь.

— Твоя память закрыта, Дэйн. Кусок твоей жизни потерян, и ты это давно уже уяснил! — Альфа разоряется, словно бешеный судья, обожающий морализаторствовать. Словно он отчитывает меня за какую-то провинность. — Что там, за условной отметкой?

— Не имею представления!

— Что ты скрываешь?

— Ничего! Я не помню. Даже не знаю, как здесь оказался!

— Ты лишь в начале пути, — говорит, уже спокойнее Альфа. — Мы поможем. Мы для этого и встретились.

— Неужели? — Мои пересохшие губы разъезжаются. — Может, хоть подсказочку дадите? А то, выходит, игра идет в одни ворота.

— Мы ставим условия, мы задаем правила игры!

— Ясно.

— Ты помнишь, что случилось после того, как ты вышел из корабля?

— Кажется, да.

— Продвигайтесь с такой скоростью, какая тебя устроит. Форсировать воспоминания нельзя...

— Откуда это? Откуда я знал про охрану?

Попытки вспомнить приводят меня в пронизанную холодом темноту. Я брожу в ней в поисках хотя бы самого слабого источника света. Единственный ориентир — Зисса — ускользает. Вот его уже и нет.

Я остаюсь один.

Может быть, все эти годы я просто спал? Корабль, моя жена, перевозка трупов — только сон?

— Придет время, Дэйн, и ты сам ответишь на все вопросы, — говорит Альфа.

— Дайте закурить.

— Нет! Рассказывай дальше. Что было на станции? Постарайся не упускать ни одной детали!

Боль в голове то стихает, то поднимается вновь. На самом пике я, похоже, начинаю видеть галлюцинации.

Невидимая луна управляет этими приливами и отливами, персонифицируясь в громадного черного призрака. Это он запускает в мой череп руку и пытается вырвать мозг.

Безумие.

Я рассказываю:

— Глядя на оружие, я знаю все о нем... Не всегда, правда. Это вспышками — осознание приходит на секунду-другую... Входя в помещение, думаю, как быстрее из него выбраться в случае форс-мажора. Глядя на толпу людей, машинально выбираю тех, кто может быть лидером, и кого надо нейтрализовать в первую очередь. Ищу пути отхода, когда в этом нет необходимости. Я знаю способы быстро убить человека скрепкой для бумаг, поясным ремнем, женской сумочкой, пластиковой папкой... Я всегда просыпаюсь резко и уже готов к чему-то. Откуда этот рефлекс?

Они молчат. В мире есть только свет и холод.

Существуют ли на самом деле Альфа и Омега, или это образы, рожденные в моем растерявшемся сознании?

— Сейчас не время об этом говорить.

Я пытаюсь раздергать Альфу, но не удается. Но каждое мое слово правда.

Они ждут, когда я буду вести себя как пай-мальчик.

Сделать несколько вдохов и выдохов в надежде подавить ярость. Думать о Зиссе. В ситуации, в которой я оказался, самое главное, наверное, это терпение. Что бы там ни было, а этим двоим я нужен. Следовательно, пока Зиссе опасность не угрожает.

— Мы хотим услышать, что было после вашей стыковки со станцией.

— Я понял...

Орбита Метаксы. Орбитальная станция Восьмого Флота Конфедерации

Когда погибает солдат, специальная служба посылает видеосообщение его родственникам. Они уже знают, что надо делать. У многих составлен план мероприятий и примерная смета, во сколько обойдутся похороны. Тут многое зависит от культурных традиций колонии, откуда родом погибший, или планеты, или народа, что дал ему жизнь. Существует громадное количество способов погребения. Одни закапывают мертвяка в землю, другие сжигают, третьи, оплакав, выбрасывают в космос и так далее. Но сначала тело, или то, что от него осталось, надо привезти домой.

Как только особый офицер зачитывает по гиперсвязи дежурный текст, похоронная машина стартует. Это как производственная линия — на выходе получается товар. Мертвый отпрыск, преодолев световые годы, прибывает, наконец, домой. Деньги уже перечислены на армейский счет, обратно пришел чек об оплате. Теперь остается ждать, надеясь, что в моргах не перепутают части тел, что тело вообще будет тем самым телом и не возникнет других проволочек. Говорят, в этот период многие люди сходят с ума.

Большую часть перечисленных средств забирает себе армия, остальное достается нам. Это плата за перевозку. Мы берем заранее составленные накладные, грузим пластиковые гробы и летим по адресам. Частных труповозов знают и зовут их Воронами Смерти. Незаслуженно красивая метафора для нас, скромных людей, делающих грязную работу.

Если говорить о чисто технической стороне дела, то без накладок не бывает. Перед выдачей я обязательно даю получателю груза памятку, где указано, что перевозчик не несет ответственности за возможные инциденты. Терпеливо объясняю: мы не занимаемся сортировкой тел. Если произошла подмена, все претензии к армии. Конечно, мы отвезем обратно, конечно, доставим правильный труп, но лишь за дополнительную плату. Многие считают нас бессердечными тварями, однако тут ничего личного. Бизнес есть бизнес.

За четыре года у нас только однажды выявилась ошибка. Армейские не разобрались с одинаковыми именами и сунули в гроб мертвую девушку сержанта вместо парня рядового. Отец героя, помню, вел себя сдержанно. Он без пререканий оплатил нам издержки на новый рейс. Так что нам везет, хотя коллеги, которых мы иногда встречаем в барах по всей Галактике, только и треплются о неправильных мертвецах.

Зисса говорит, что если бы не наше отчаянное положение, мы бы не занимались этим грязным делом.

Космос велик, а Зисса не слишком откровенна. При желании можно найти способ неплохо заработать, но у моей жены есть брат, совершивший какое-то крупное злодейство. Зачем Зисса возит трупы? Она выбирает путь наибольшего сопротивления, пытаясь загладить хотя бы часть вины. Она никогда в этом не признается.

Логика едва ли не половины ее поступков предполагает это обстоятельство. В тот вечер, когда мы познакомились в баре, где воняло подгоревшим мясом, Зисса рассказывала мне разные небылицы.

В кабинет Балтасара Эмонна мы входим вдвоем. В чистый пластиковый кабинет, озаренный светом ламп. На полу — темно-зеленое ковровое покрытие. Стены — телесного, розоватого оттенка. Напротив двери стол из настоящего дерева. Куплен на коррупционные деньги. Так же как репродукции картин на стенах. Рамы — тоже настоящее дерево и работа ручная, а не копии, созданные машиной.

Балтасар Эмонн — командующий станцией. Ему сорок семь лет, у него нет седины, зато на щеке шрам. Говорят, он получил его не в бою, а во время несчастного случая на складе, где служил в молодости, но ему нравится говорить всем, что это боевая отметина. У полковника жена, три сына, все служат в "теплых" местечках. Эмонну нравится врать, что они — космические пехотинцы и честно отдают долг Конфедерации на каком-то там переднем крае очередной заварушки.

Меня и Зиссу Балтасар встречает со стаканом контрабандного виски в руке. Оно разительно отличается от того пойла, которое возят на станцию официально и подают в офицерских барах.

Полковник — важная часть контрабандной сети. Если он вызвал нас сюда, значит, у него к нам дело, сулящее неплохой барыш.

Эмонн имеет привычку криво ухмыляться. Он кого-то мне напоминает.

Мы у него на хорошем счету. Коллеги из ближнего круга. Полковник предлагает нам присесть и наливает по стакану отличного веганского виски. Оно голубое, словно в чистую воду добавили краски. Такое в центральных системах Конфедерации идет по двадцать тысяч кредитов за бутылку. Это себестоимость плюс цена за транспортировку. Прибавьте еще таможенный сбор, налог, и накрутку питейного заведения или магазина.

Бутылка веганского виски стоит больше, чем мы с Зиссой сможем заработать, если перевезем пять сотен мертвецов.

— У нас новый заказ, — говорит Балтасар, уже пьяный. — Вы уже слышали?

— Да, — отвечаю я.

Его акцент выдает в нем уроженца Неотеи, причем провинциальный. В свое время он был деревенским пареньком, который выбился в люди и сделал карьеру военного. Теперь он полковник на генеральской должности.

Ворот его мундира расстегнут. Он в точности такого же цвета, как покрытие на полу.

Я и Зисса смакуем виски.

— Слышали про Племею? У нас немалые успехи.

— Слышали, — отвечаю я. — Сколько мы получим?

— Как всегда. По тридцать кредитов за душу. — Полковник угощает меня дорогими сигаретами. Зисса отказывается.

Душами он называет мертвых солдат, считая, что оказывает им честь, возвышает.

Итак, тридцать кредитов. Расценки тут грабительские, но полковник живо найдет других перевозчиков, если мы будем артачиться. Желающих море. Можно сказать, прямо сейчас они стоят за дверью, выстроившись в очередь.

— И все? — спрашиваю я, глядя на Эмонна.

— Мятежники сдаются по всему фронту. Скоро Плимея будет наша.

— Пятьсот погибших? — уточняет Зисса.

— На сегодняшний день, — морщится Балтасар — Будет больше. — Он протягивает мне накладную, украшенную штампами Службы тыла и материального обеспечения Восьмого Флота.

Жена отбирает ее у меня, чтобы изучить и сделать отметки в своем планшетнике. Она дока в том, что касается цифр и расчетов. Она ведет нашу бухгалтерию.

Я объясняю, что имел в виду другое. Жидкость в моем стакане. Производители веганского виски имеют громадные барыши с товара, что продают из-под полы. Штрафы за нарушение закона в разы меньше, чем доходы с теневых сделок. Таковы дела в мире крупных корпораций.

Я и Зисса участвуем в этом бизнесе.

— Ящик товара на Цирцею, — говорит Балтасар, глядя не в нашу сторону, а на картину, где изображены бегущие лошади. Зисса просматривает список адресов, по которым мы должны доставить тела. Цирцея находится рядом с одной из звездных систем, куда отправляются три брата. Они служили в одном подразделении, пока мятежники на Племее навсегда не скрепили их союз при помощи подствольного гранатомета. Я так думаю.

— Могу положиться только на вас... Плачу пять тысяч, — говорит полковник, поворачивая голову в мою сторону. — Устроит?

— Накиньте еще тысячу.

— Что?

Цирцея — мир на стадии освоения и, следовательно, имеет статус зоны, куда доступ ограничен. На планете есть небольшая колония, где живут специалисты по разведке месторождений. Кому-то там и понадобилось самое дорогое виски в Галактике. Может быть, для крутой вечеринки или дня рождения, или свадьбы ребенка.

Пространство вокруг Цирцеи, напоминаю я, патрулируется военными, а так же подразделениями корпорации "Кальдерон", которой принадлежат права на планету. Нарушение режима грозит серьезными неприятностями. Контрабанда в этом случае равносильна смертному приговору.

Зисса смотрит на Балтасара.

— Это за риск, — поясняет она.

Полковник не имеет над нами власти, и хотя мы зависим от него, ему конфликты не нужны. Если он не отправит товар вовремя, то может испортить отношения с "деловыми" партнерами. И потеряет еще больше.

— Тысячу, — говорит Балтасар. Он нас ненавидит. По крайней мере, это честно. — Берите.

Чудо! Появляются наличные. Зисса пытается возражать, но умолкает под моим предостерегающим взглядом. В Галактике уйма мест, где можно скинуть без проблем эти старые добрые бумажки и заполучить вожделенные электронные деньги. Люди освоили космос, но до сих пор держатся за символы прошлого. Ничто так не разжигает алчность, как похрустывание новеньких, пахнущих краской купюр.

Осушив свой стакан, полковник пересчитывает деньги. Шесть тысяч сотками. Деньги не новые, но ни одной замусоленной настолько, чтобы беспокоиться.

Зисса смотрит на него,

— Считай. — Балтасар подвигает стопку ко мне и лезет под стол.

Чтобы вытащить контейнер с виски, ему приходится встать. Он бухает его на крышку своего дорогого стола. На контейнере значок биологической опасности и пломба. На случай, если мы захотим подтянуть бутылочку для собственного употребления. Разумеется, ничто не указывает, что внутри.

— Получатель — инженер Леквир. Дом Леквир. Здесь — опознавательные данные для диспетчерской службы. Они зашифрованы, патрульные если и уловят их, не смогут понять, в чем дело. Это только для колонистов.

— Ясно. — Я принимаю от полковника старинный накопитель памяти, в самый раз для интерфейсов нашей милой "Катрины". Люди облетели всю Галактику, но до сих пор не изобрели ничего путного. Скорости и объемы увеличились, но кардинального прорыва в технологиях не вышло. В древние времена писали об имплантах на разные случаи жизни, прогнозировали, и вот инвазивные примочки доступны всем и не пользуются успехом. Люди в большинстве своем не желают, чтобы вторгались в их биологию. Она — последнее место, которое в их власти, тщательно оберегаемое, священное. Самыми активными потребителями высокотехнологичного хлама являются, конечно, военные. Даже у полковника за ухом биоимплант, похожий на покрытый тональным кремом незрелый фурункул.

Балтасар напоминает, что если мы попадемся, мы его не знаем и вообще никогда не слышали его имени. В наших интересах молчать. Груз должен быть выброшен в космос. Мы обязаны об этом позаботиться. За шесть тысяч кредитов. За паршивые бумажки. Не попади мы в финансовую ловушку, ничего этого, конечно же, не было. Зисса права. Она знает глубину нашего падения.

— Груз доставят на ваш корабль, — говорит Балтасар, нервно раскуривая сигарету.

Это значит, аудиенция окончена.

Альфа и Омега (III)

— Значит, вы с женой промышляли контрабандой и раньше? — спрашивает Альфа.

— Да. Но... если вы хотите предъявить мне обвинение, то говорить на эту тему я будут только с адвокатом.

Я сижу с закрытыми глазами, представляя, что я слепой.

По моему лицу течет пот.

Память отдает подробности с неохотой, меня трясет и ломает.

— Мы не копы, нам наплевать на ваши дела с контрабандой виски, — говорит Омега. — Нам важно просто восстановить последовательность событий. То, что ты вспоминаешь, хорошо...

— Что же хорошего? — спрашиваю, склеивая и разлепляя покрытые коркой из слюны и крови губы.

— Ты по-прежнему не знаешь, кто ты?

— Дэйн Карди...

— Нет! Ты не Дэйн Карди! Кто ты? — рычит Альфа.

— Почему я должен вам верить?

— Мы задаем вопросы!

Они прикладывают немало усилий, чтобы вывести меня из себя, но теперь это не так просто. Мне удается найти некоторый уровень реакций и закрепиться на нем. Адреналин снижен. Можно не взрываться от каждой фразы или вопроса.

Дышится легче. Если сохранять спокойствие, боль в голове вспыхивает не резко, а просто подступает. Есть возможность приготовиться к неизбежному.

Сколько часов я здесь? И где это место?

— Тебе знакомы имена Фонгрима Клемента, Ланы Скансаар, Робина Диббса, Гая Брюна?

— Нет.

— "Гидра Магна", "Берилл"... Эти названия о чем-то говорят?

— Нет.

— Кто такой Дит Корвей?

— Не знаю. Никогда не слышал.

— Лжешь.

— Нет!

— Лжешь, хотя не подозреваешь об этом! — рубит Альфа. — Хорошо! Что было дальше? Что случилось, когда "Катрина" ушла в рейс?

Мир состоит из света. Чушь, что вакуум темен и холоден. Холоден, но при этом его без остатка заполняют взбесившиеся фотоны.

— Мы... Мы погрузили двести гробов, — говорю я. — Времени на отдыха взяли пять часов... На станции скука. Там много народа, но, попадая туда, ты уверен, что всех их уже видел... Зисса была в ярости. Сказала, что я нарочно поволок ее в бар... Но мне надо было пропустить стаканчик-другой... После встречи с Эмонном я мог взорваться.

— Что ты испытываешь, попадая в среду военных?

Неожиданный вопрос.

— Нам нужен честный ответ, — поясняет Омега.

— Я... их презираю... Они мне кажутся неловкими увальнями... Мало на что способными...

— Как рано ты встаешь по стандартному времени?

— В половине шестого.

— Так было всегда?

— Не знаю... В той жизни, которая закрыта от меня... могло быть по-другому...

— Нет. Механическая память самая стойкая.

— Что вы хотите сказать?

Альфа не собирается давать прямой ответ.

— Кто такой Дит Корвей?

— Не знаю.

— Кто такой Гай Брюн?

— Не знаю.

— Где ты родился?

— Не помню...

— Что произошло, когда вы вошли в пределы звезды Коллайтрис, вокруг которой вращается Цирцея? Вас заметили?

— Да... Они словно нарочно нас ждали... "Катрина" выскочила в обычное пространство в трехстах миллионах километров от планеты. Мы просканировали схему патрулирования. Был шанс проскользнуть незамеченными... Три корабля "Кальдерона" толклись на теней стороне Цирцеи... Еще два слишком далеко... Так казалось...

— Они сразу пошли на перехват? Вы не смогли пройти в ближнюю зону?

— Нет... Военные... это они нас сцапали. Появились точно из пустоты. Может быть, ловушка...

Альфа и Омега не опровергают эту версию, но и не подтверждают. Они ждут дальнейших откровений.

— Военные вывели наш гиперпространственный привод направленным ЭМИ... И почти вся аппаратура накрылась... Мы могли только лечь в дрейф... А они, тем временем, подбирались все ближе. Вздумай они стрелять, от "Катрины" ничего бы не осталось. Старая посудина. Если нет энергощита, грузовик можно пробить, наверное, из рогатки...

Я смеюсь. Мой дом, мое средство заработка, наше с Зиссой семейное гнездышко. Вместилище глупых вещей, из которых мы пытались выстроить собственное святилище. Всего этого уже нет. "Катрина" и ее содержимое арестована. Двести гробов опечатаны как вещдоки.

Идея с самого начала была очень плохой. Если Балтасар Эмонн нас подставил, то я не знаю, почему.

Что сделают с останками мертвых героев? Спишут в утиль и сожгут?

В общем, плакали наши денежки.

— Дальше, — требует Альфа. — Мы ждем!

Мне грозит обезвоживание, но пока прямой опасности нет.

Я вспоминаю, преодолевая болевые спазмы. Мой мозг похож на боксерскую грушу, которую кто-то молотит с неистовым остервенением.

Орбита Цирцеи

"Катрину" взяли на абордаж. Суть процедуры в том, чтобы обездвижить жертву, после чего подойти и сесть ей на голову. Патрульный корабль вооруженных сил Конфедерации именно так и сделал. Мы с Зиссой сидим в рубке и, не глядя друг на друга, вслушиваемся в скрежет и ловим каждое вздрагивание корабля. Абордажники вскрыли выходной люк при помощи современного штурмового оборудования.

Вооруженный до зубов спецназа проникает в коридоры "Катрины", готовый стрелять по всему, что движется.

Они не знают, что здесь. Вполне может быть, что группа террористов, которые только и ждут, чтобы напасть на группу ученых, изучающих Цирцею. Военным кажется подозрительным состояние грузовика. Разве на таких можно летать, не имея злых умыслов? Бдительных борцов с межпланетной угрозой учат видеть сквозь оболочку обыденного. Корабль стар и страшен как смертный грех? Все ясно — пилоты что-то замышляют. Профессиональный рефлекс не дает расслабиться. Враг может скрываться где угодно.

Короче, я и Зисса можем погибнуть в любую минуту. Меня это почему-то не расстраивает. Страха перед смертью нет.

Я закуриваю сигарету.

Командир группы захвата подключается к внутрикорабельной связи и говорит:

— Персонал на борту. Выходите с поднятыми руками в центральный коридор. Выйти, стать на колени и руки за голову! Или через десять секунд мы начинаем штурм. Любые попытки сопротивления будут подавлены. У нас есть инструкции применять к подозреваемым крайние меры.

Крайние меры — эвфемизм расстрела на месте.

Я и Зисса смотрим друг на друга. Эмонн выплатил нам шесть тысяч жалких бумажек. Стоят они того, что будет дальше?

— Я с ними не справлюсь, — говорю, — их слишком много, а у меня нет оружия.

— Ты с ума сошел? — Зисса делает большие глаза, которые сейчас кажутся куда ярче. — О чем ты думаешь?

Честно говоря, не знаю. Во мне пробудились боевые инстинкты, о существовании которых я не подозревал. За дверью, за переборкой ждут те, кто пришел разрушить мою жизнь. Я простой водитель космического грузовика, но откуда-то знаю десятки способов убийства хорошо вооруженного человека.

— Мы выйдем и сдадимся, — говорит Зисса медленно, расставляя слова. Она берет мою правую руку, поглаживая ее холодными пальцами. Цирцея, большая часть которой скрыта тенью, наползает на передний иллюминатор. — Ты не будешь ничего делать... Может быть, они не найдут ящик.

Звучит почти как шутка. "Катрину" могут просканировать, а потом разобрать по винтику. Я смотрю на клавишу, которая может открыть отсек, где находится виски, и выбросить его в космос. Но это будет заметно. Военные засекут, как мы избавляемся от улик. По закону это отягчит нашу вину.

Зисса понимает, о чем я думаю. Она нажимает клавишу сама. Теперь виски не найдут точно. В днище "Катрины" открывается люк, и ящик со значком биологической опасности выпадывает в вакуум. На мониторе мерцает зеленая отметка: операция завершена. Виски отправляется в пустоту и если Цирцея притянет его, то выйдет на орбиту. Если нет, самая дорогая выпивка уйдет в галактическое пространство.

Командир спецназа ждет, когда мы выйдем и опустимся на колени.

— Девять, — считает он.

Пора выходить.

Зисса сжимает мою руку. Ей страшно. Она говорит, только взглядом, чтобы я не смел думать ни о чем таком. Думает, есть шанс отбрехаться и объяснить, что произошла ошибка. Мы случайно залетели сюда, офицер, мы просто мирные перевозчики! Черта с два. Я бы и сам ни на грош не поверил.

Я сказал Зиссе, чтобы вышла после меня. Не надо толпиться и совершать ненужные телодвижения на глазах у готовых к стрельбе парней. Они обрадуются любому шансу спустить курок.

Дверь рубки открывается. По другую ее сторону, в центральном коридоре их десять человек — гибкая накладная броня, шлемы, импульсные винтовки "Тантал-М-300", короткоствольная версия для операций в замкнутых пространствах. Я под прицелом, поднимаю руки, прикладываю их к затылку. Делаю шаг. На меня смотрят десять пар глаз.

Командир машет — приказывает подойти ближе. Я иду. Спецназовцы расступаются, отходят к стенам, чтобы дать мне дорогу. Командир жестикулирует: подойти сюда и встань на колени! Живо!

— Живо! — кричит он.

Часть стволов направляется в сторону рубки, где в дверном проеме появляется силуэт Зиссы.

По моей шее стекает пот. В голове гудит. Уровень адреналина поднимается до невообразимых пределов. Что-то во мне вдруг встает на дыбы — ему не нравятся вооруженные люди, которые меня окружают.

Я — уже не я.

— На колени!

Время замедляется. Я слышу, как солдаты валят Зиссу на пол, прижимают к старым плитам, заламывают руки. Она вскрикивает от боли.

— На колени! — Из-под шлема командира на меня смотрит потное лицо с кривыми зубами. Ствол "Тантала" пляшет перед моим носом, а я всего лишь жду, когда солдаты дотронутся до меня.

Я — уже не я. Мне остается только смотреть со стороны.

Первый солдат, который решает помочь мне опуститься на колени, подходит слева. После моей хватки и разворота кости его запястье превращаются в труху. Не успевая закричать, он падает на командира. Выстрел из винтовки уходит в потолок.

Убить можно сильным и точным ударом в трахею, под нижнюю челюсть. Пока солдат, который больше никогда не сможет самостоятельно даже расстегнуть ширинку, дергается и мешает командиру группы встать, другой надает навзничь. Его трахея превратилась в сплющенную трубочку. Ему жить не больше минуты.

Зисса лежит на животе и наблюдает за мной. Мои руки делают все сами, тело двигается в танце, словно я со всеми этими героями собираюсь вальсировать одновременно. Но коридор слишком узкий для этого.

Выдернуть из кобуры пистолет и выстрелить в пах его хозяина проще простого. Потом добавить еще выстрел и использовать пистолет в качестве кастета. Переносица и верхняя челюсть спецназовца издают треск, который перекрывает другие звуки. Даже пронзительные вопли. Если знаешь, как правильно использовать энергию движения твоего противника, можно сделать с ним все, что пожелаешь. Например, использовать его руки с винтовкой в качестве рычага. Он не может сопротивляться. Он летит, сам не знает куда. Он не понимает ничего. Стреляет в своих, давя собственным пальцем на спусковой крючок, но этим пальцем завладел я. Трое падают. Кровь на стене, на корчащихся людях. Они кричат, будто сговорились, под аккомпанемент ударов и хруста. Солдата с винтовкой я отправляю в полет. Падая, он бьется головой об стену.

Если знаешь, как, можно справиться даже с десятком вооруженных человек.

Но ситуация меняется. Я чувствую откат, расслабление. Снова возвращаюсь в свою оболочку, с которой свыкся за четыре года.

— Дэйн! — Крик Зиссы напоминает мне, что я всего лишь пилот старенького грузовика.

Она боится за меня. Ее трясет от мысли, что я умру у нее на глазах.

На меня направляют стволы. Двое солдат заслоняют Зиссу, но я замечают, как моя жена извивается на полу. Наручники держат руки заломленными за спиной. Из этого положения трудно подняться.

— Стоять! На пол! — Командир спецназа вне себя от бешенства. Ему ничего не стоит пристрелить меня.

Он видел, как я калечу и убиваю его людей. Семерых за неполные две минуты я вывел из строя навсегда. Санитарные и невосполнимые потери. Повезло тем, кто выжил.

— На пол!

Его лицо наливается кровью.

Вопрос: хочу ли я подчиниться и стать куском вырезки в их руках?

— Дэйн! Хватит! — Зисса бьется на полу, словно рыба. — Не надо!

Пахнет кровью, и этот запах напоминает мне поле боя. Стоны только добавляют реалистичности, оформляя мои галлюцинации. Где-то и когда-то это уже было. Дежа вю.

Мне чертовски везет, что меня еще не пристрелили.

— На пол!

Эхо гремит под потолком. Я просто смотрю на командира, держащего меня под прицелом. Никто не рискует приближаться ко мне.

Но везение рано или поздно заканчивается, да. Кто-то все-таки нажимает на курок. От удара шокером я падаю лицом вниз, на залитый кровью пол. Зисса еще долго кричит, по крайней мере, до тех пор, пока я окончательно не ухожу в темноту.

Альфа и Омега (IV)

— Тебя удивило то, что ты сделал? — спрашивает Альфа.

По комнате, где меня держат, гуляют холодные ветры. По моим ощущениям, тут не выше пятнадцати градусов.

Я вспомнил побоище на "Катрине" только сейчас. Кто-то незримый, какой-то долбаный садист, распахнул передо мной занавес. Смотри! Наслаждайся!

Я убил тех людей.

Пот кажется ледяным. Опускаю взгляд, чтобы увидеть насквозь мокрую майку.

— Еще бы не удивил, — хриплю. — Этого быть не может...

— Почему? — интересуется Омега.

— Я простой пилот грузовика... перевозчик...

— Как видишь, нет.

— Вы лжете! Вы внедрили в меня эти воспоминания!

— Нет!

— Замолчите!!!

— Твоя реакция может повредить твоему мозгу, — замечает Омега.

За стеной ослепительного света бродят призраки той жизни, которую я не знаю.

— Я — Дэйн Карди... Я родился... Минерва-4, система Трех Праведников... Да! Я там родился, в городе...

— Это неправда! — прерывает мои сбивчивые излияния Альфа. — Мы ничего не внедряли. Наша задача помочь тебе вспомнить то, кем ты был на самом деле. До тех четырех лет, что отпечатались в твоей памяти!

Я чувствую себя выброшенным на необитаемый остров.

— Ты не Дэйн Карди, — говорить Альфа.

Боль снова принимается за мою голову. Я не могу сдержать стоны.

— Борись! — советует Омега. Ему хорошо сидеть за перегородкой, пить кофе и наблюдать, как я корчусь в кресле. Но сюда бы этого чистоплюя. — Рано или поздно, ты сломаешь эти барьеры...

Я посылаю их подальше.

— Гнев не очень хороший советчик, — говорит Альфа. — Чем больше ты злишься, тем острее реагирует система...

— Какая система?! — Я ору, и слюна вылетает из моего рта, точно крошечные мокрые фейерверки.

Человек на грани отчаяния способен совершать немыслимые поступки. Например, пойти на сделку со своими мучителями.

Я — больше не я.

— Твой мозг поставлен на сигнализацию, — произносит Омега тоном умника из секретной лаборатории. — Разветвленная система нейроблоков призвана удерживать в тебе внедренную личность. Она запрограммирована на то, чтобы не дать посторонним влезть в твое сознание и память. Все, что не вписывается в схему Дэйна Карди, скрыто и новая информация отторгается. Мы не можем отключить защиту ни наркотиками, ни гипнозом. Активное вмешательство может спровоцировать запуск программы уничтожения. Единственный выход — провести тебя через боль, сделать так, чтобы Дэйн Карди разрушился сам. Мы бьем в уязвимые места конструкции.

— Продвинутая технология, — расшифровывает Альфа. — Блокировка существенно ослаблена, но еще достаточно сильна, чтобы, защищаясь, заставить тебя страдать. Или убить.

— Вы лжете... — Я задыхаюсь.

— Сам посуди, зачем нам это? Думаешь, для собственного удовольствия мы привезли тебя сюда?

— Я вам не верю!

Дэйн Карди сопротивляется. Человек, вся жизнь которого умещается в четыре года, не желает верить, что он всего лишь иллюзия.

— Напрасно...

— Тогда объясните, кто я! Хватит ходить вокруг да около!

— Ты должен сам. Мы лишь подталкиваем... — объясняет Альфа.

— Вспоминай. Что было дальше? — спрашивает Омега. — Ты очнулся... Где? Что было потом?

Мне нужно время, чтобы сосредоточиться. Я снов плыву по реке боли и направляюсь к океану страданий. Мои незримые пастыри наблюдают за мной.

— Потом была частная тюрьма... А до того я очнулся на военном корабле. Сидел, прикованный к специальному креслу... На голове мешок... Пахло дезинфицирующим средством, куревом, затертой блевотиной, а два охранника поблизости трепались о каком-то орбитальном борделе... Я слушал. Они везли меня на Проксиму Идмары... Я знал, там есть частная тюряга с криозаморозкой... Давилка.

— Охранники разговаривали с тобой о чем-нибудь? — спрашивает Альфа.

— Нет. Я сделал вид, что все еще в отключке.

— Ты не слышал никаких имен?

— Да нет же!

— Происшествие на "Катрине", твой арест... это сильно повлияло на крепость нейроблоков. Искусственная конструкция начала давать сбои еще раньше, а последние события ускорили процесс. Вероятно, все дело в том, что технология не прошла завершающую стадию апробации... Кто-то очень торопился и не смог предусмотреть всего.

— Почему бы не удалить ее? — Гениальная мысль.

— Это органические импланты, — говорит Омега. — То есть целиком. Они внедрены в твою нервную систему при помощи инъекций. Они слились с твоими клетками, подстроились под них, изменив генетическую структуру.

— Откуда тогда вам знать, как можно отключить систему? — спрашиваю я.

— Мы только предполагаем, — отвечает Альфа. — И, кажется, направление выбрано верное. Ты вспоминаешь, проходя все глубже через защитные слои.

— Что же будет в конце? — спрашиваю. Ведь они рассчитывают на какой-то результат, верно? Иначе зачем им врать, зачем вся эта канитель?

Альфа и Омега молчат, решая говорить или нет.

— На конечной станции мы хотим узнать о судьбе одной вещи. Мы разыскиваем ее. И только ты знаешь, где она.

— Что за вещь?

— Еще рано.

— Хорошо... Допустим, я не Дэйн Карди. Тогда, может, и Зисса не моя жена?

— Зисса настоящая. Ты встретил ее на Четверти Десятого. Она была пилотом на одном транспортнике.

— Верно.

— Все твои воспоминания за последний четыре стандартных года верны... С точки зрения фактов. Ты стал Дэйном Карди, ты жил его жизнью и занимался грузоперевозками. Ты женился. Ты нарушал закон, находясь в сговоре с коррумпированными военными. Все правда.

— Кого же тогда арестовали и отвезли на Проксиму Идмары?

— Дэйна Карди.

— Они... я покалечил и убил солдат патруля... — говорю. — Никого это не удивило?

— Удивило, — отвечает Омега. — Проксима — тюрьма для особо опасных преступников. Тебя решили перевезти туда, где режим строже. Большая часть заключенных там находится в заморозке, но, разумеется, туда их отправляют после суда и приговора.

Вклинивается Альфа. Его голос горит нетерпением.

— Они не знали, что с тобой делать!

— Кто "они"?

— Власти. Данные о тебе отправили наверх. Однако нам удалось перехватить тебя и вывезти...

Новость. Я не помню, хотя и стараюсь.

— Вы меня похитили?

— Да.

— Где я нахожусь?

— Не все ли равно? Считай это место уютным загородным домом на одной тихой провинциальной планетке, — произносит Омега.

— Договорились.

— Мы ждем. Вспоминай. Что было дальше?

Я пытаюсь глотать, но нечем. Рот сухой, словно мартини.

— Проксима Идмары... Меня привезли туда. Задели кандалы, вывели из отсека после стыковки. Я требовал, чтобы мне дали пообщаться с женой, но вместо этого они прошлись прикладами винтовок по моим ребрам. Это конвоиры. Потом пришли охранники тюрьмы. Я слышал. Им рассказывали о том, что я сделал. В ответ один расхохотался. Этот ублюдок пообещал мне отличные рукопашные бои, если я такой мастер... У них там скука смертная... Я должен был стать игрушкой для их времяпрепровождения...

— Тебе так и не дали увидеть Зиссу?

— Нет! Я сказал им, что убью их всех. Они только хохотали... Я ничего не видел из-за мешка на голове.

Ярость снова достигает пика, и я начинаю задыхаться. Никакие знания, вбитые мне в голову неизвестными учителями, не помогают справиться с этим. Ярость несет отчаяние и предлагает мне его в ассортименте. Я похож на человека, которому до сих пор есть, что терять. И я точно знаю, что это.

— Потом меня вырубили электрошокером.

Альфа молчал, наблюдая, как я пробую разорвать ремни. Мне вдруг кажется, что я до сих пор в той орбитальной тюряге. Может быть, все это только изощренная пытка, иллюзия, созданная при помощи телепатического зондирования и наркотиков.

— Успокойся, — говорит Альфа. — Ты знаешь, что на Давилке нет отделения для женщин-заключенных.

— Знаю! Где они держали Зиссу?

— На корабле. Нам повезло, что он не успел отшвартоваться. Упусти мы его, след Зиссы отыскать было бы довольно трудно, — говорит Омега. — Галактика довольно большая.

После пика — очередной спад. Дыхание нормализуется, боль в горле уходит. Я слишком слаб, чтоб позволить себе тратить силы на бесплодные попытки высвободиться. Надо подождать. Надо сосредоточиться.

Отодвинуть боль и начать думать по-настоящему.

Сознание говорит: "Черта с два!" Ему нравятся эти игры.

После этого яркого света я, наверное, не смогу больше видеть.

Я распадаюсь.

— Так вы освободили ее? — спрашиваю я, представляя лицо Зиссы.

— Да. Нам пришлось действовать жестко и быстро, — отвечает Альфа. — Было нелегко. Что ты помнишь?

— Я просидел в одиночке три дня, а потом мне сообщили, что прилетел адвокат.

— Это была часть плана...

— Что?

— Это была часть плана по твоему освобождению!

— Понятно...

— Меня отвели в специальную комнату, где я мог встретиться с ним... Я не хотел. Мне было все равно. Я думал о Зиссе и первым делом спросил у этого хмыря, где моя жена...

Проксима Идмары

Давилка — так называют эту орбитальную тюрьму. О ней ходят темные слухи. Я слышал, что частенько криокамеры дают сбой, и человек просыпается наполовину размороженный. Его приговорили к пяти годам, но фактически казнили. Это из-за устаревшего оборудования. Понятно, что никому не хочется оказаться на месте тех, которым так не повезло. Мертвецов потом сжигают в конвертере.

Проксима Идмары. Планета, вокруг которой обращается станция, маленькая и необитаемая. Просто серо-коричневый шар, изрытый кратерами. Солнце, красный карлик, злобно таращится из пространства.

Наверное, все это я себе нафантазировал. В темноте одиночной камеры со стенами из армированного пластика не слишком много развлечений. Еда подается автоматически. Есть или не есть это свинячье дерьмо — твой выбор. Из чего делают это паштет? Может быть, из тех заключенных, которые очнулись наполовину размороженными и скончались от болевого шока? Не пропадать же добру.

Если ходить, то только по этой бесконечной дистанции. Пять шагов туда, пять обратно. Кровать, которая вылезает из стены в установленные часы, короче, чем нужно. Ноги свисают и после трех часов "сна" просто немеют. Поэтому я устраиваюсь на полу. Плевать, что за мной наблюдают. Пускай приходят поучить меня уму-разуму, я готов сказать им и свое слово.

Долгие часы я лежу и прокручиваю в уме ту сцену на "Катрине". Мое собственное кино прочно засело в голове. Я убил одних солдат и покалечил других. Помню то чувство — когда все происходило само по себе, без участия сознания. Не надо было думать, сомневаться. Словно профессиональный хирург с кибернетическими руками, я просто делал то, к чему привык.

Когда лежать совсем невмоготу, я начинаю нарезать метражи по своей камере. В ней глухо, как в гробу. Пять шагов туда, пять обратно.

На "Катрине" был не я. Не Дэйн Карди. Дэйн Карди — банальный человек, который борется за существование в мире, где все решают деньги. Он не первый и не последний. Он не планирует спецоперации и не является мастером по умерщвлению людей. Его мечты просты и незатейливы. Тихое уютное место на задворках вселенной его вполне устроит. Рядом может быть ручей, река, озеро, море. Утро, выйдя в золотистый летний туман, потягиваешься и шагаешь к воде. Она призывно шуршит, перекатываясь на песке, в котором остаются следы босых ног. Когда у Дэйна Карди все в жизни хорошо, он осторожно мечтает именно об этом. В его воображении Зисса выходит из воды, ее длинные рыжеватые волосы облепляют голову. Она улыбается. На обнаженной груди частой россыпью бриллиантов сверкают капельки воды.

После этих псевдовоспоминаний впервые приходит сильная боль. Если Альфа и Омега не лгут, это реагирует на попытку вмешательства та дрянь, которую в меня вкачали. Голова похожа на пульсирующую опухоль.

Я нарезаю метражи по своей камере, в то время как моя жизнь, та, что я знаю, разрушается.

Дэйн Карди еще не осознает угрозы. Он пребывает в благостной уверенности, что сумеет выйти из этой заварушки целым и невредимым.

Как всякий банальный человек, он склонен к самообману...

— Итак, ваше имя Дэйн Карди, — говорит человек в строгом костюме, сидящий напротив меня через стол.

В его пальцах танцует угольно-черная лазерная ручка.

Он смотрит мне в глаза.

Будто я только что проснулся.

Я не помню, как попал сюда.

— Мое имя Роберт Кельвин... — говорит адвокат по слогам. Он сомневается в моей способности адекватно оценивать происходящее. — Как вы себя чувствуете?

— Хреново. Они мне что-то вкололи?..

На самом деле есть много способов ввести человеку в кровь какое-нибудь дерьмо. Он и знать не будет.

В пальцах адвоката танцует угольно-черная лазерная ручка. На фоне белой столешницы. В комнате с белыми стенами.

— Где Зисса? Где моя жена? — спрашиваю я.

Мои руки скованы наручниками, которые в свою очередь пристегнуты к металлическому кольцу, торчащему из края стола.

— Она присоединится к вам в свое время... — отвечает Роберт Кельвин. Лицо его похоже на пластмассовую маску.

Я смотрю на него, пытаясь вспомнить, как здесь очутился. Тот кусок воспоминаний, когда меня выводили из камеры и волокли сюда, просто исчез.

Думаю, тогда это и началось. Разрушение личности Дэйна Карди провоцировало аберрации памяти и сознания.

Разум вступил в период линьки. Сходит старая шкура, нарастает новая.

— Вам предъявили обвинение в контрабанде, а так же в убийстве и нанесении тяжких телесных повреждений, — говорит адвокат, открывая папку и раскладывая бумаги.

— Нет! Никто со мной не говорил! Я здесь уже три дня!

Его глаза похожи на две линзы.

— Вы ошибаетесь, Дэйн, — говорит он мягко, но с нажимом. — Понимаю, вы расстроены. Ваше эмоциональное состояние не на высоте...

— Где Зисса?

— Не будем спешить. Итак, вам предъявили обвинение через пять часов после того, как водворили в камеру. Посмотрите, тут все копии документов. Протокол. Постановление об аресте, подпись судьи Толла. Вы общались с ним по транспространственной видеосвязи.

Этот Толл сидел в сотнях световых лет от меня и пил кофе, пока я здесь загибался. Он говорил, что нужно сделать со мной, чтобы изолировать от общества.

— Первое слушание назначено на тридцатое марта по стандартному галактическому календарю. Через месяц. Ваше дело ведет детектив Метси.

Адвокат объясняет мне все это так, словно перед ним безмозглый дебил.

— Я ничего не помню, — говорю я.

— Вполне объяснимо.

— Ну, попытайтесь рассказать мне.

Плевать я хотел на бумаги. Мною овладевает только одно желание — убивать. Оно несвойственно Дэйну Карди. Дэйн Карди может быть сколько угодно мрачным, но он не убийца. Вспоминая происшествие на "Катрине", думаю, что мог бы убивать и дальше.

— По обвинению, которое вам предъявлено — контрабанда спиртными напитками в зоне карантина второго уровня — вам грозит пятнадцать лет в тюрьме строгого режима, — объясняет Кельвин. — Убийство патрульных, нанесение тяжкого вреда здоровью. Еще сорок...

Не знаю, кто он такой на самом деле, но на адвоката точно не похож. У него короткая стрижка, армейская, и лицо похоже на кору дерева. Это не морщины, как таковые, но явные следы дубления. Мне кажется, что такое с человеком может произойти, если он долго находится на свежем воздухе, причем переменно в разных климатических зонах. Холод, жара, влажность или пустынная сухость. Сама природа трансформирует лицо в нечто подобное.

И это если не обращать внимания на глаза. Они напоминают две острейшие бритвы, подернутые инеем.

Если Кельвин адвокат, то я...

— Сразу скажу, шансов выиграть дело почти нет, — говорит он. — Улики неопровержимы.

— Какие?

— У них есть съемка с внешних камер корабля. Вы вышвырнули ящик в космос. А трупы? Конфедеративное законодательство в таких вопросах не склонно проявлять снисхождение. — Он разводит руками.

— Да? Но на ящике с выпивкой ничего не написано...

— Они его поймали, — замечает адвокат, по-прежнему играясь со своей ручкой. Я мог бы прикончить его этой штукой.

— Тогда пусть угостятся на славу. Что вы еще от меня хотите?

— Правды.

Мы смотрим друг на друга. Я не скрываю, что не понимаю этой игры. С момента, как военные взяли нас на абордаж, мое сознание, напоминающее кусок сыра с дырками, считает, что все вокруг это только сон.

— Я назову вам несколько имен. Вы скажете, какие из них вам знакомы...

Он не читает по бумажке, а смотрит, не мигая, мне в глаза.

— Дит Корвей. Лана Скансаар. Фонгрим Клемент. Робин Диббс.

— Я не знаю никого из них. Никогда не слышал. — Я не лгу. Имена эти словно таблички, на которых просто в определенном порядке выстроены символы.

Адвокат кивает, поджимая губы. Словно надеялся на другую реакцию.

— Кто это? — Я теряю терпение и срываюсь на крик. — И кто вы? Зачем вы прилетели?

— Я... Тот, кто вам поможет.

Меня поражает полнейшая убежденность, с которой Кельвин произносит эти слова. Так, не сомневаясь, можно заявить на голубом глазу, что после среды наступает четверг.

— Вы абсолютно уверены, что никогда не слышали об этих людях?

— Да.

Он кивает. Да. Он так и думал.

Я пытаюсь держать себя в руках. Здесь что-то происходит, но я не могу уловить логику событий. Точно я проезжаю мимо места действия на поезде и вынужден всего лишь смотреть в окно.

— Кто вы такой?

Он качает головой.

— Говорите, иначе я прерву свидание. Обойдусь без адвоката, тем более что вы не он!

Роберт Кельвин достает из нагрудного кармана своего строгого пиджака яркую синюю таблетку. Она словно покрыта лаком и отполирована.

— Вы должны проглотить ее, — говорит он, показывая мне этот кругляшок на ладони. Я рассматриваю ладонь. У адвокатов не бывает таких загрубевших рук. Кожа жесткая, словно наждак.

— И что произойдет?

— Это залог того, что вы готовы к сотрудничеству, — объясняет Кельвин. — Вы готовы идти до конца, чтобы добраться до истины?

— Какой? Меня арестовали за контрабанду и убийство! Я не знаю, о чем вы говорите!

— Вы ошибаетесь. Все ваши воспоминания ничего не значат.

Я выдавливаю из себя смех, но, по правде, часть меня не имеет ничего против того, чтобы вырваться отсюда. Спрыгнуть с этой проклятой посудины, где людей замораживают, словно мясо на комбинатах.

— Проглотите таблетку. После этого вы уснете.

— Нет. Есть только один вариант, — говорю я. — Сначала вы расскажете мне все, что я хочу знать, а уж потом мы обсудим вопрос с моим освобождением...

Наверное, камеры и микрофоны отключены, иначе этот псевдоадвокат не осмелился бы заикнуться о таких вещах. С точки зрения закона минуту назад он подстрекал арестованного на побег и предлагал свою помощь. Я жду, что будет дальше. Пойдет ли этот тип до конца, чтобы доказать мне свою бредовую теорию?

А может, сюда ворвутся охранники, окрыленные мыслями о премиальных за вовремя пресеченное злодеяние.

— Напрасно вы сомневаетесь, Дэйн. — Положив таблетку на стол, Кельвин собирает бумаги и аккуратно складывает их в папку. — Я ваш единственный шанс выйти отсюда и увидеть жену. Не верите? Напрасно. Впрочем, понимаю: в вашем состоянии трудно принимать здравые решения. — Он улыбается, словно добрый дядюшка. — Что ж, стоило попытаться, да?

Угольно-черная лазерная ручка отправляется в нагрудный карман пиджака.

Я чувствую накатывающая тошноту. Реальность на короткое мгновение выходит из фокуса.

Адвокат поднимается со стула, сует бумаги в кейс и берет таблетку в руку.

— Вас ждет долгий путь домой... Дэйн.

Обращение звучит как шутка, издевка.

В комнату для свиданий врываются громилы. Нет, не охранники. Заключенные. Два громадных мужика, каждый из которых раза в два больше меня. И пусть они наполовину состоят из колыхающейся массы жира, моей участи это не облегчало. На них синие комбинезоны с номерами. Подбежав к моему стулу, привинченному к полу, они схватили меня громадными ручищами. Один откинул мои плечи и зафиксировал их в этом положении, а второй занялся лицом.

Если сильно надавить человеку на щеки, его рот раскроется. Он инстинктивно побережет зубы. То же случилось и со мной. Твердые и сильные пальца громилы сделали свое дело. Левой рукой он держал мой рот открытым, а правой запрокидывал голову.

Кельвин смотрит на часы. Они механические и очень дорогие.

— Укладываемся в график, — говорит он.

Я чувствую себя, словно в партере борюсь с двумя бегемотами. Остается только мычать.

Адвокат подходит ко мне и, задумчиво изучив мое лицо, кивает. Может, мы на самом деле знакомы? Шанса проверить это у меня сейчас нет. Бросив синюю таблетку в мой открытый рот, Кельвин дает знак громадному зэку. Тот накрывает мои губы здоровенной ладонью, которая пахнет мочой. Я смачиваю таблетку накопившейся слюной.

— Глотайте! — требует адвокат.

Громадина зажимает мой нос.

— Глотайте! — уже мягче.

Они знают, что делать. Сопротивляться такой процедуре невозможно, это приведет только к смерти от асфиксии. Но мне ведь есть, ради чего жить, верно? А вдруг я, наконец, узнаю, что за всем этим скрывается?

Таблетка ненадолго застревает в горле, но потом проходит дальше и начинает путешествие к желудку.

Зэк, державший мою голову, убрал руки. Шумно дыша, я кашляю. В ушах и висках бьется кровь. Голова мотается туда-сюда, словно воздушный шарик на ветру.

— Теперь вы уснете, а проснетесь в другом месте, — говорит Кельвин, который вовсе не Кельвин. — Уверяю, это для вашего блага.

Меня уже не держат. Кандалы разомкнули. Руки и ноги свободны. Я мог бы убить всех троих, но вместо того сползаю на пол и скрючиваюсь на нем, принимая позу эмбриона.

Адвокат отдает громилам какие-то приказания. Они поднимают меня и куда-то несут. Дэйн Карди начинает свое путешествие к полному исчезновению.

Кто я?

Альфа и Омега (V)

— Пей! — Мне в рот просовывают пластиковую трубочку. Рука, висящая в пространстве, держит стакан с водой, из которого эта трубочка торчит.

Я не вижу, кто рядом со мной, но мне наплевать. Я не пил тысячу лет.

Свет выключили. Через пелену, словно в глазах у меня какая-то полупрозрачная мазь, вижу комнату. Она выложена плиткой и напоминает операционную. В углах под потолком — ржавые потеки. Пол потрескался. Что здесь есть еще? Только та самая лампа на тонкой высокой доставке. Плафон нависает надо мной, словно это фантастическая птица вздумала поближе рассмотреть сидящего в кресле человека.

— Пей!

Безусловный рефлекс никуда не делся. Я глотаю холодную воду, самую вкусную воду на свете. Меня трясет от холода и боли, но я пью и чувствую себя счастливым.

— Ты потерял сознание, — говорит Альфа.

Этот человек нарочно стоит за моей спиной. Его голос по-прежнему искажен. Но я вижу руку, состоящую из мускулов и шрамов. Татуировку на внешней стороне предплечья разглядеть не удается, но мне почему-то кажется, что там изображен паук.

— Впервые за время допроса, — добавляет Омега. Он тоже в комнате и тоже играет в привидение. Должно быть, эта парочка скрывает лица, чтобы я не смог узнать их. Вернее, тот человек, которого они разыскивают, которого хотят достать из небытия. Зачем он им нужен?

Я пью, пока не начинаю всасывать воздух. Стакан с трубочкой исчезает. Я облизываю губы. Боль в голове почти утихла. В сравнении с первыми минутам, когда я понял, что нахожусь здесь, самочувствие намного лучше.

Я прошу:

— Только не включайте свет.

— Хорошо. Думаю, это не понадобится, — говорит Альфа. Он закуривает, и дым поднимается к потолку.

Мой рот наполняется слюной, а внутри начинается холодный колотун. Половина Галактики сидит на всякой химии — я же подсел на банальное курево. Мы с Альфой два сапога пара.

Появляется полоска ткани, которой мне завязывают глаза. Пожалуй, это тоже можно считать подарком.

— Защита постепенно сдает, — говорит Омега, — мы даже не рассчитывали, что так быстро добьемся результатов. Сканирование показывает активность нейроблоков на уровне шестидесяти процентов от нормы. Их нервные цепочки выгорают, однако опасность остается.

— Сколько я здесь нахожусь? — Возможно, во всем виноват холод. Я хриплю. Я простыл. Ног давно не чувствую.

— Семь часов с того момента, как тебя привезли сюда.

— А что это за место?

— Узнаешь.

— Что произойдет, когда эта ваша система защиты перестанет работать? Вы этого добиваетесь, да? Что произойдет?

Пауза. Видимо, они не совсем уверены.

— Ты вспомнишь.

— Что именно?

— Вспомнишь и ответишь на наш главный вопрос.

Улыбаться увлажненными губами не так больно, как сухими и потрескавшимися.

— Вы меня заинтриговали. Чтобы вытащить кого-либо из орбитальной тюрьмы строгого режима, надо иметь немалые ресурсы.

— Да, — говорит Альфа. — У нас они есть.

— Много связей и потайных кнопок, на которые можно надавить, да?

— Ты прав.

— Вы убили охрану тюрьмы?

— Нет. Временно парализовали. Адвокат был нашим человеком, как ты, наверное, уже догадался.

— Он походил на профессионального убийцу.

— Ты не так далек от истины...

Они уходят, и слышно, как закрывается дверь. Снова — я здесь, они — в комнате с аппаратурой. Я — подопытная крыса. Жду продолжения и позволяю себе немного насладиться темнотой. Идея с повязкой на глазах была удачной.

— Итак, налицо прогресс, — говорит Альфа тем же самым голосом небожителя. — Надо идти дальше. Закреплять успех.

— Но это все, что я помню. Меня везли сюда, когда я спал... — От злости голова уже не так сильно болит. Нейроблоки работают на шестидесяти процентах. Каким-то образом я смог сломать их. — Что вам еще требуется? Рассказать вам события за последние четыре года?

— Нет. То, что произошло до того. Сломав основные барьеры, ты открыл себе путь дальше.

— Чушь! Для меня тут ничего не изменилось.

— Неправда. Мы видим существенные изменения. Как тебя зовут?

— Не знаю!

— Ты не уверен!

Опять мы возвращаемся к пройденному. Если я не Дэйн Карди, то попросту никто. Они не понимают.

— Очень важно сейчас не останавливаться, — убеждает Альфа. — Твоя память податлива и способна открыть свои тайны. Думай! Вспоминай! Скажи мне, что пришло тебе в голову сейчас?

— Когда?

— В эту секунду! — рычит Альфа. — Сейчас! Быстро! Не думая!

— Лана Скансаар!

Я действительно не думаю. Имя вырвалось само и тут же потянуло за собой из пустоты образ. Русоволосая, коротко стриженая женщина с серыми глазами.

— Отлично! — торжествует Альфа. — Опиши ее!

Я рассказываю о том, что вижу. Добавляю:

— На вид тридцать лет. Спортивного сложения. Сведенные татуировки, их почти не видно. Служила в космическом десанте.

— Откуда тебе это известно? — спрашивает Омега.

— Не знаю... — Мой стандартный ответ, но чем дальше я продвигаюсь, тем сильнее мне кажется, что он лживый. Приходит и крепнет осознание другой реальности, и я воспринимаю ее почти как свершившийся факт.

Должно быть, прежняя личность решила, наконец, заявить о своих правах.

— Ты готов сказать нам, кто ты?

— Нет.

— Тогда слушай. Пришло время раскрыть карты... Надо двигаться дальше, а чтобы сделать следующий шаг, тебе необходимо имя...

Интересуюсь, какого черта они опять устроили. Голос Альфы рубит. Каждое слово точно удар меча.

— Твое настоящее имя Гай Брюн. Ты родился тридцать три года назад на Орбитоне, в секторе влияния Жемчужины Цитадели, в семье разорившегося фермера. Твоя жизнь была тяжелой. В анкете ты указал однажды, что единственным выходом для тебя чего-то добиться было бегство из родного мира. Помнишь?

— Нет. Вы лжете...

— Зачем?

Снова не нахожу ответа. Голова вот-вот развалится на части от боли.

Альфа говорит:

— Ты скопил денег, нанимаясь на сезонные работы, вкалывал за троих, недоедал, а в семнадцать купил билет на рейс до Жемчужины и больше никогда не возвращался домой. Все твои родственники мертвы. Их нет. Отец, мать, младшие сестры.

— Как это случилось?

Вереницей идут лица. Я их не узнаю. Пока.

— Ураган и наводнение. Мне жаль, Гай.

Не хочу верить. Я ненавижу этих двоих. Они сломали мою жизнь, в которой не было чувства вины. Пытаюсь представить, каково это — быть провинциалом без перспектив.

— Я не буду рассказывать всю твою биографию, она есть в досье и потом ты сам увидишь... Мне надо, чтобы ты вспомнил, кто ты...

Спрашиваю, что из того, что меня зовут по-другому? Это еще не криминал.

— Засекреченная группа ликвидации "Паук". Тебе это о чем-то говорит, Гай?

— Нет.

— Напрягись. Это подразделение в составе Службы Безопасности Конфедерации. Департамент Межпланетных Операций. Ты один из его агентов, Гай. Профессиональный диверсант-ликвидатор. Оперативный псевдоним — Жнец. В твоем послужном списке десятки успешно выполненных заданий. Ты и твои коллеги исколесили всю Галактику, защищая конфедеративную безопасность.

Это плохой сон, и я ничего не имею против того, чтобы проснуться.

— Вспоминай! — требует Альфа. — Другого выхода у тебя все равно нет. Мы ведь можем вернуть тебя обратно в Давилку. И тогда за твою шкуру никто и ломаного гроша не даст. Это не говоря уже о Зиссе.

Если я агент-ликвидатор, то я могу убить Альфу и голыми руками, так? Теперь ясно, откуда у меня знания и навыки, которых вы не встретите у обычных пилотов грузовиков.

— Что вы собираетесь с ней сделать? — спрашиваю.

— Будет зависеть от твоего поведения, — говорит Омега. — Сейчас она спит — ей ввели слабый наркотик — и будет спать долго.

— Собираетесь шантажировать меня?

— Не совсем. Но твоя жена — гарант того, что ты будешь сотрудничать с нами. Никто не знает, что произойдет, когда мы все вместе доберемся до конца этой истории, Гай. Ты понимаешь? На какие сюрпризы способна внедренная в твою нервную систему биологическая зараза?

— Мы идем в тумане, в сумерках... — Омега пытается объяснить обрисовать ситуацию при помощи метафоры.

— Понимаю, — говорю я.

— О Зиссе не беспокойся. Главное сейчас то, что произошло с тобой.

Я произношу имена:

— Лана Скансаар, Фонгрим Клемент, Робин Диббс... Кто они?

— Эти трое и ты — постоянные агенты группы "Паук". Лана Скансаар действительно в свое время служила в космическом десанте, в спецподразделении. Ее пригласили работать в СБК после тщательного анализа данных более чем трехсот претендентов. А что ты можешь сказать об остальных?

— Ничего. Пока ничего... наверное.

Передо мной открываются новые горизонты. Иные миры, о которых я не помню ничего, но где был и делал свою работу.

— Твоя задача — думать. Ломать барьеры. У тебя сильная воля и высокий уровень психической резистенции, — говорит Альфа. — Используй.

— Что со мной случилось? Кто внедрил в меня другую личность? Для чего?

— Мы подойдем к этому — еще рано... Наберись терпения, Гай.

Под повязкой я закрываю глаза. Чтобы добиться результата, им нужно было бы меня пытать. Тогда это и было бы "созданием дискомфорта". Меня же тренировали переносить и не такие условия. Я так думаю.

Если это все правда, а не фуфло, которое мне толкают эти психи.

— Мы хотим, чтобы ты вспомнил Гискар! Что произошло на Гискаре?

— Планета?

— Что ты помнишь про Гискар? Это очень важно. Отсюда мы пойдем дальше. Гискар! Планета в системе Благословения Вероны. Ну? Напрягись!

Я следую его совету. Внутри моего черепа лопаются бомбы. Ландшафты сознания содрогаются от взрывной волны. Память отчаянно сопротивляется. Импланты еще не готовы сдаться и готовят мне немало сюрпризов. Закусив нижнюю губу, я пробую вкус своей крови.

Но я не отступаю, решив, что терять нечего.

— На Гискаре вспыхнул мятеж, — начинаю рассказывать я. На время будто кто-то другой, всезнайка, оттесняет меня в сторону, чтобы поведать историю. Этот тип в курсе, кем я был раньше. Ему надоело, что я топчусь на одном месте. Хорошо, пускай говорит дальше. — Горняки. Сначала они предъявили ультиматум корпорации "Берилл", но руководство местного подразделения сочло эту угрозу несущественной. Так докладывала нам разведка. В результате двух недель противостояния, из которых одна неделя пришлась на забастовку, рабочие горнодобывающего комплекса взяли в руки оружие...

— Отлично, Гай. Просто отлично. Это прогресс! — Альфа просто ликует.

— Наша группа была отправлена на Гискар... — Мой взгляд бродит в темноте в поисках ориентиров. Самые важные ориентиры для меня — это образы. Образы — ключи к большим пластам памяти, которые до сих пор замаскированы и спрятаны. Я подбираю их, словно медвежатник ключи к сейфу.

Меня пугает успех. Бесконечная анфилада дверей раскрывается передо мной, и за каждой какой-то кусок мозаики. В точном порядке эти кусочки собираются в картинку. Мне остается лишь описывать увиденное.

И преодолевать дикую боль.

— Мы знали, что должны были забрать на Гискаре одну вещь, — говорю я. — Высаживаемся, устраняем препятствия, улетаем. Никаких лишних движений. Куратор "Паука" настаивал, чтобы мы не ввязывались в местный конфликт.

— Помните имя вашего куратора? — спрашивает Омега.

— Нет.

— Олаф Старков.

Мне это ни о чем не говорит.

— Изначально ситуация на Гискаре складывалась не в пользу СБК. Волнения рабочих быстро переросли в открытый бунт. Я помню видеозаписи боев на улицах. У рабочих нашлись сильные и умные лидеры, которые смогли повести за собой обезумевших от ярости людей. Это уже не просто забастовка с дракой. Планета сошла с ума. Корпорация "Берилл", практически не контролируемая государственными органами, довела рабочих до скотского состояния, они больше не могли терпеть... В этом провинциальном мире корпорации позволялось все. Мятежники уничтожили отряды Службы Безопасности "Берилла", и разоружили небольшой гарнизон Вооруженных Сил Конфедерации... Они были отлично экипированы. Из других частей Гискара на подавление повстанцев выдвинулись другие правительственные подразделения. Начались бои за Бакта-сити.

— Зачем вас отправили на Гискар?

— Я уже говорил: забрать одну вещь...

— Какую?

Память обзаводится все новыми гранями. Я чувствую запахи, ловлю звуки. Мое тело и разум переносятся за тысячи световых лет отсюда.

...Ховер, внутри которого мы сидим, слегка покачивается. До зоны высадки еще минут пятнадцать...

— Эту штуку нашли во время вскрышных работ... — говорю я. — Речь шла о том, что, вероятно, впервые в истории люди столкнулись с чем-то инопланетным. На это стоило взглянуть... Каждый из нас не прочь был войти в число избранных, которым надлежало прикоснуться к тайне...

Голова разламывается. Перед внутренним взором, под повязкой, под веками, прыгают и вращаются разноцветные пятна. Галактики, звезды, планеты.

Омега произносит:

— Хорошо, Гай. Ты молодец. Вспоминай дальше.

Гискар

Расклад такой: ты в ховере, который летит над деревьями, так низко, что почти задевает листву. Боковой люк открыт, и видны очертание невысокого хребта по правому борту. До него метров сто пятьдесят. Скалистые склоны покрыты густым кустарником. В досье на Гискар, которое вам дали прочесть вроде как для общего развития, сказано, что привнесенная колонистами флора и фауна почти целиком вытеснила аборигенную. Та оказалась не в состоянии противостоять нашествию земных форм. Тем более людям. Они сделали планете аутопсию и стали выгребать из нее полезные ископаемые.

Сидишь на металлической скамье, пристегнутый коротким страховочным ремнем, и смотришь вниз. Ховер гудит. Кроны деревьев проплывают внизу. В лицо дует теплый летний ветер, куда включен запах гари и немалое количество пыли. Мелкодисперсная пыль здесь почти не оседает, потому что работы на разрезах идут постоянно. Недавно в секторе четырнадцать проводились серии взрывов. Но те, что гремят сейчас вдалеке, не имеют отношения к разработке новых залежей бокситов. В Бакта-сити идут бои между мятежниками и подразделениями регулярной армии.

На время высадки твоей группы ситуация не в пользу конфедералов.

Поворачиваешь голову налево. В отсеке ховера, считая тебя, находятся пять человек. Мужчина с лысой макушкой, поврежденным левым ухом и белесыми бровями говорит громко. Так он борется с гулом движка и пытается донести до нас свои истины.

— Если не будет такой необходимости, в бой не ввязываться... У вас другие задачи...

Напротив него сидит женщина, на коленях у которой лежит штурмовая винтовка. Ты переглядываешься с ней.

Лысая макушка втолковывает вам инструкции, словно вы бестолковые новички. "Паук" работает с Олафом Старковым давно, но он продолжает играть в заботливого папочку.

— Высаживаемся, устраняем препятствия, улетаем. Никаких лишних движений, — говорит куратор, подкрепляя свои слова рубящим жестом.

Из коммуникатора на его запястье выливается голограмма, изображающая карту местности, по которой нам предстоит пройти. Маршрут тщательно вырисован зеленой пунктирной линией. Фиолетовым светится зона, куда наша группа должна отойти после выполнения задания.

Красивая теория.

Чем ближе к городу, тем больше в воздухе гари. Высовываешься посмотреть. Ветер бросается тебе в лицо.

Ночное небо дрожит от вспышек. Ракеты и взрывы плазменных гранат расцвечивают ночь, превращая ее в фестиваль фейерверков. Тяжело ухает на северо-западе, будто работает тяжелая артиллерия.

Ты видишь горящие здания — улицы пригорода превращены в пекло. В воздух взмывают миллионы светящихся искр, которые кружат в едком дыму и разносят огонь всюду, куда могут добраться. Тем, кто сражается сейчас там, не позавидуешь.

Разведка докладывала, что мятежникам удалось закрыть все основные въезды в город. Они уничтожили колонную легкой бронетехники, сбили четыре ховера и прочно держат оборону. Каждый дом для взбесившихся горняков стал крепостью.

Это происходит, когда людям нечего больше терять.

Ты знаешь, что для взятия Бакта-сити властям понадобится что-то большее, чем пара батальонов пехоты.

Вероятно, нужна будет орбитальная бомбардировка: нейтронные заряды, вакуумные ракеты, химическое оружие. Думаете, генералов останавливают конвенции? Победителей не судят. Никогда не было иначе.

— Вам дается полное право на устранение любых препятствий, — разъясняет Старков. — Персонал комплекса или уполномоченные лица "Берилла", а также сотрудники ее службы безопасности должны быть ликвидированы.

Ты переглядываешься с Ланой Скансаар. Это ваш Особый Взгляд. Она может видеть только твои глаза. На лице у тебя маска-шапка из плотной ткани, передняя часть которой разрисована под скалящийся череп. Твой оперативный псевдоним и позывной — Жнец. Ты — существо, несущее смерть.

Ты знаешь Лану куда лучше, чем это предписано уставом.

Нарочито игнорируя возню куратора, она начинает проверять свою оружие. Штурмовая винтовка, пистолет, гранаты, десантный нож. Сложенный, висящий за спиной "фонарик" — снайперская винтовка лазерного огня. Лана стреляет лучше всего, в космическом десанте ей не было равных.

Однажды в сильный дождь она поразила цель с дистанции пять километров да еще умудрилась воспользоваться зеркалом, чтобы отразить лучи в жертву, что стояла за простенком и была не в фокусе атаки.

— Вопросы есть? — Олаф держится за торчащую из потолка ховера стальную скобу. Сильная болтанка. Сводки погоды говорят однозначно: ветер усиливается.

Куратор внимательно смотрит на каждого из вас, и ты качаешь головой. Ты явно не сторонник болтовни.

Приказ о подготовке к операции пришел двое суток назад. Половина этого времени ушла на инструктаж.

Никто из группы не произносит ни слова. Из полумрака смотрят пуленепробиваемые пластиковые маски, которыми Клемент и Диббс закрывают лица. Ты читаешь на них насмешку. Но в той же степени они издевательски нейтральны.

— Три минуты до высадки, — говорит Старков, получив на втиснутый в ухо микрофон донесение от пилотов, сидящих за перегородкой в кабине.

В самом начале, когда ты только начинал, от этой фразы у тебя все перехватывало внутри, и холодный страх подползал к горлу, чтобы сжать его. Тогда, годы назад, ты думал о шальных пулях и боли. Самые болезненные ранения — это в живот. Ты боялся их, невзирая на чудеса военной медицины. На медицинские наборы, которые умещаются в бедренном кармане бронекамуфляжа и по эффективности сравнимы с целыми полевыми госпиталями древности.

Если тебе не разорвало на мелкие кусочки, твои товарищи способны вернуть тебя в строй.

Человек галактической эры не в состоянии избавиться от страха смерти, но профессионалов учат редуцировать его до степени небольшого зуда, на который сознание не обращает внимания. Помогают телепатическое кодирование, суггестивная тренировка, комплексы химических обработок. В некоторых случаях генный тюнинг. Коррекция, как ее называют умники из лабораторий.

Ты и твои коллеги через это прошли.

Мечта о суперсолдатах в реальности.

— Две минуты, — говорит Старков.

Куратор — не твоя мамочка, но очень старается им быть. Олаф типичный перестраховщик, который чувствует себя не в своей тарелке, пока все в его хозяйстве не пересчитано, переписано и занесено в каталоги. Куратор "Паука" — просто маньяк. Таких в Департаменте Межпланетных Операций полным-полно.

Лана опускает на лицо маску. Только ты здесь носишь матерчатую, остальные предпочитают не рисковать.

— Минута.

Ховер снижается, разворачивает корпус. Место нашей высадки находится у границ пригорода, той его части, что считается престижной и где живут тугие кошельки. Тут гнездятся и некоторые из руководителей местного подразделения корпорации "Берилл". Ваша цель — особняк заместителя директора. Тот самый, который сейчас штурмуют восставшие. Основная их масса ломится напрямик, в лоб, пытаясь пробиться через ворота. "Берилл" согнал сюда всех оставшихся бойцов Службы Безопасности, и они отлично вооружены. У них даже есть танк. Судя по звукам, там не просто бой, а месиво. Горняки хотят мести и не обращают внимания на потери.

Ты уже видел подобное. Сколько они продержатся в Бакта-сити? Сколько выживет? И для чего выживать? По законам Конфедерации, которой ты служишь, все мятежников ждет "вышка". Никто безнаказанно не восстает против корпораций и не убивает ее людей, никто не выходит из подчинения тех, которые владеют целыми секторами Галактики. Это знают все.

Ты смотришь в сторону особняка на холме. Он окружен оранжевым сиянием, словно аурой. Стрекот стрелкового оружия и разрывов почти не прекращается. Хорошо знакомая музыка войны.

Ховер идет на снижение. Боевые системы готовы открыть огонь по всякому, кто хоть косо посмотрит на машину. Но никому до вас нет дела. Ховер сливается с ландшафтом, и в темноте, даже при ярких вспышках плазменного огня и пожаров его не так-то легко заметить.

Олаф считает, что, несмотря на очевидные препятствия, начавшийся штурм особняка вам на руку. Он послужит отвлекающим маневром. Пока мятежники не окружили дом, есть возможность проникнуть на территорию и устроить там собственный шурум-бурум. Никто не возражает. Время работает против вас. Если вы будете хлопать ушами, "посылочку" увезут с Гискара — и поминай, как звали. Собственно, ДМО должен благодарить мятежников за такой подарок, ведь именно начало бойни помешало "Бериллу" в срочном порядке вывезти находку из сектора четырнадцать в центральный офис на Сарторис-10.

Тут в дело вступает "Паук". Записываясь в СБК, ты знал, что эта работа не только грязная, но она лишает тебя обычных радостей обывателя. Например, свободы. Точнее, ее иллюзии. Ты не принадлежишь себе. Отдыхая в сельской местности на берегу озера на какой-нибудь планете, ты уже завтра убиваешь людей за сотню парсек отсюда. А потом возвращаешься к рыбалке и созерцанию огня в камине, сложенном из настоящих камней.

По утрам большое панорамное окно в твоем доме у озера покрывается крошечными бисеринками влаги. Туман рассеивается только к полудню.

Ховер опускается на каменистую почву, и та слегка проседает.

Отстегнуть страховочный ремешок и выскочить наружу, в темноту, воняющую гарью и сожженной плотью. Смердит как подгоревший бифштекс. Штурм особняка продолжается. Ты понимаешь, почему мятежники до сих пор не окружили территорию. С боков обойти скалистые простреливаемые склоны невозможно. Чтобы попасть на задворки, вообще потребуется сделать крюк и продираться через густой кустарник и низкие развесистые деревца. Ты и твои коллеги на островке девственной природы, куда можно добраться только с воздуха.

Ты стоишь на одном колене, держа у плеча винтовку, и глядя в выбранном направлении через штурмовой прицел. Ловишь в перекрестье облако взрыва и бегающих по террасам особняка людей с оружием.

Лана, Робин, Фонгрим спрыгивают следом, закрывая периметр. В "Пауке", когда поблизости нет куратора, командует Клемент. Замерев на мгновение, он делает круговой жест рукой. Олаф высовывается из ховера и показывает — все отлично, по плану. Ховер взлетает, исчезая в ночи.

Лана разглядывает особняк через оптику прицела. То, что сейчас у нее в руках, эта куча навороченного пластика, металла и катушек, называется штурмовая винтовка Гласк Б-19 "Синяя луна". Б-19 отличает большей надежностью в сравнении с Б-16 и 18. Система отвода тепла и расхода энергии на порядок совершеннее, увеличенный магазин, теперь это сто иглообразных патронов куммулятивно-разбрызгивающегося действия, увеличена емкость батарей, упрощена система подачи боеприпасов из магазина и два режима: сверхзвуковой и дозвуковой, если вам нужно прикончить кого-нибудь втихаря. "Гласки" традиционно производят на Ликурге-7, где стоят родные заводы оружейного концерна "Диллис". Это основные поставщики инвентаря для убийства СБК. "Гласк" с тобой в большинстве операций, в которых ты участвовал в тех или иных уголках Галактики. Отлично подходит для выполнения грязной работы. Основное назначение группы "Паук" — ликвидация. Очень редко тебе и твоим коллегам поручают спасение пленных или защиту гражданского населения.

— Работаем, — командует Клемент.

Слегка пригнувшись и держа "шиву" перед собой, он идет первым. За ним семенит Робин Диббс.

Все отрабатывается до мелочей, на работе вы почти не пользуетесь речью. Вам и так все ясно. Болтовня для баров, где вы иногда собираетесь, чтобы расслабиться вместе. Болтовня для твоих встреч с Ланой, о которых все знают, но молчат.

Чтобы добраться до кирпичной стены, надо спуститься по склону. Он почти лысый, будто кто-то нарочно расчистил его для нас. Благодаря суматохе, никто из боевиков "Берилла" не заметил ни вашей высадки, ни вашего прохода.

Расклад такой: ты замыкаешь, твоя задача в передвижении — прикрыть других агентов. Твоя маска-череп скалится в темноте, пока Клемент укрепляет на стене взрывчатку. Ты отходишь под защиту кустов, а Клемент скрючивается за торчащим из земли камнем и выжидает момента. Ему важно подгадать, чтобы взрыв зарядов совпал со взрывом по другую сторону забора. Ты прав, думая, что ждать недолго. Судя по звуку, в дело включился танк. Ты воображаешь себе, что мятежники сломали, наконец, ворота и разнесли баррикаду. Они врываются внутрь, вероятно, используют для атаки захваченный у военных БТР, а здесь их встречает кое-что потяжелее. Обшивка БТР лопается, детонируют боеприпасы.

Ты сидишь и чувствуешь, как раскачивается под тобой земля. Особняк еще стоит, и боевики Службы Безопасности настроены решительно, и идет бой, но оборона, похоже, дала трещину. Ты воображаешь себе эту штуковину, которую надо забрать. "Посылка" в кодовом обозначении. Артефакт. Первое свидетельство опосредованного контакта с чужим разумом. Что это? Может, голова пришельца? Крошечное пятнышко на полотне вечности. Мятежники даже не подозревают, что находится в этом доме. Может, позволить им убить всех, а потом прийти и забрать свой трофей?

Кусок кирпичной стены вырван и осыпается густым облаком коричневой пыли. Подождать и войти, воскрешая в памяти план особняка.

Ты идешь следом за Ланой, попадая на задний двор. Если использовать его как площадку для ховеров, то можно поставить сюда четыре тяжелых машины в ряд и еще останется место для контейнеров с грузом.

Тут два бассейна. Вы проходите в тени мимо шезлонгов и пластиковых столиков, на которых еще стоят стаканы из-под коктейлей. Звуки боя все ближе. Тыл никто не прикрывает, но в самом доме, наверное, целая армия. Центральный офисе хорошо проинструктировал своих, что именно нужно делать. Звенит стекло. Перестрелка заглушает все. Кто-то кричит от боли. Кого-то волокут по полу, оставляя среди обломков неровную полосу крови, и требуют медицинской помощи.

Стеклянные двери, через которые можно проникнуть в дом с заднего двора, до сих пор целые. Клемент первый подбирается к ним, кивает Диббсу. Он дает ему проход, и агент исчезает внутри. Там нет света, только вспышки.

Ты ждешь, когда войдут другие и, все так же работая на прикрытие, надеваешь очки. С виду они самые обыкновенные, но в инфракрасном режиме позволяют видеть словно днем.

Гостиная. Повсюду стоят пластиковые контейнеры, на столах — кучи старых документов, какое-то оборудование. Наверное, это успели эвакуировать из офиса перед тем, как его захватили мятежники.

Гостиная изучена, она уже пройденный этап. По разведданным, в частности, со спутника, артефакт должен быть в переносном сейфе, принадлежащем заместителю директора местного подразделения "Берилла". Это хозяин особняка. Сейчас он, вероятно, прячется там же, где и находка. В полуподвальном помещении уровнем ниже. План простой — выйти из гостиной, преодолеть коридор, спуститься по лестнице. Конечно, приходится устранять препятствия.

Первое стоит в конце коридорчика. Высокий человек в легкой броне. В руках ручной пулемет, не очень уместный в узком пространстве.

Фонгрим Клемент видит его куда раньше, чем он успевает повернуть голову в сторону опасности. Вообще, он вряд ли бы что-то заметил или услышал. Дом насквозь пропитан шумом боя. Когда бьет танк, стоящий на подъездной дорожке, особняк содрогается и идет трещинами. Мигает свет, там, где он есть, и потрескивает мебель из дорогих сортов дерева.

Охранник падает влево, ударяясь о стену и оставляя на ней свои мозги и кровь. Даже в сверхзвуковом режиме, применяемом для достижения большей пробиваемости материалов и защитных средств противника, никто бы не услышал выстрела.

Клемент показывает Диббсу знак рукой, и тот проходит вперед, чтобы обследовать лестницу. Оттуда льется желтый свет, оттуда доносятся голоса. Кто-то что-то требует высоким голосом, но это не женщина. Тебе показывали изображения всех потенциальных участников спектакля. Мужчина, находящийся на грани истерики, должно быть, Венней Клаас. На его совести бойня в Бакта-сити. Само восстание.

Разговаривая с боссами, находящимися на расстоянии тысяч парсек от Гискара, он рассказывает, как здесь плохо. Если помощь не успеет, они все тут погибнут. Мы все тут погибнем, кричит он. Более того, артефакт попадет в чужие руки.

Наверное, Клааса успокаивают. Приказывают подобрать сопли. Грозят.

Штурм продолжается.

Диббс следит, чтобы не наступить на кровь, которая вытекает из мертвого боевика. Вы смотрите, как фигура агента уходит из вашего поля зрения. Позывной Диббса — Боров. Боров сообщает, что устранен еще один охранник. А еще, что он видит из своего укрытия прямоугольную комнату, одну часть которой занимают полки с бумажными книгами, а другую целая коллекция разнообразного оружия. Там много чего есть — от ножа до ручной базуки, стреляющей плазменными ракетами.

— На роту хватит, — докладывает Боров.

— Сколько охраны? — спрашивает Клемент. Его оперативный псевдоним — Старец.

— Четверо, они с Клаасом в комнате. Вооружены. Еще там женщина. Она пьяная и сидит в кресле. Похоже, дремлет. Не вооружена.

— Видишь сейф, Боров?

— Да. Он на столике возле стеллажей. Там стоит охранник.

Ты прокручиваешь в уме всю картинку. Агентов учат развивать память, особенно визуальную, тренируют умение выстраивать в уме мизансцены.

Женщина дремлет в кресле, в ее пальцах пустая рюмка на длинной ножке. Охрана нервничает. Заместитель директора ходит туда-сюда перед переносным терминалом космической связи. Разведка докладывала, что директор пропал в первый день мятежа и его судьбе никто ничего не знает. Клаас остался расхлебывать всю эту кашу — безо всяких шансов на успех.

Ты думаешь о женщине в кресле и, поворачиваясь, берешь на прицел охранника. Он сумел подойти к группе сзади и уже вскидывал автомат. Твой выстрел почти небрежен. Одно нажатие на спусковой крючок — короткая тройная очередь. Из пробитой шеи охранника фонтаном бьет кровь.

Ты думаешь о женщине в кресле.

Старец говорит:

— Работаем!

Альфа и Омега (VI)

— Почему ты остановился? — спрашивает Альфа.

Боль доходит до предела. Я почти чувствую, как по моим нервным волокнам перемещаются чужеродные биомеханизмы. Они стремятся нанести мне максимальный урон, но Дэйн Карди не хочет умирать. Я еще вспомню об этом ненастоящем человеке, когда буду захлебываться криками.

Мне нужна пауза, чтобы перевести дух.

Я молчу.

— Обилие точных деталей поражает, — делится впечатлением Омега. — Мы на это не рассчитывали. Что дальше? Вы забрали "посылку"?

— Нет...

— Нет? Почему? "Паук" был на полпути к успеху. Насколько я знаю, вам оставалось только войти, ликвидировать охрану и забрать сейф.

— Мы не успели... — Мой голос становится низким и хриплым. Я вполне могу простудиться в этом холоде. Я не вижу, но вполне возможно, из моего рта вырывается пар. — Мятежники смогли прорваться во двор и подбили танк. Это я увидел потом, краем глаза... Боевики службы безопасности ринулись в дом... Им не хотелось сдохнуть или попасть в плен. Казалось, весь мир перевернулся... Боевики решили прорываться через город... В подземном гараже стояли машины, на всякий случай. Клаас надеялся, что боссы успеют с помощью, но она все не приходила...

— Значит, вы оказались меж двух огней? — спрашивает Омега.

— Что-то вроде... — ухмыляюсь я. — Мы стояли на вершине лестницы и готовились к атаке, когда человек тридцать навалились на нас сзади. Эти сукины дети понятия не имели, откуда мы взялись... Ответили шквальным огнем. Старец принял решение прорываться наружу, пока нас не затолкали в угол и не раздавили... Дом был залит кровью. Десятерых боевиков мы уничтожили сразу, остальные пытались перегруппироваться, однако вели себя как сраные новобранцы, застигнутые врасплох. У них сдали нервы. Мы косили их. Они не соображали, что происходит. Некоторые, правда, оказались более опытными и взялись за гранаты. Гостиную разнесли в клочья как раз тогда, когда мы выбежали на задний двор. Никого из нас не задело. Ну, почти... Осколки ударили мне в спину. Они не пробили даже куртки.

Я улыбаюсь. Я похож на ветерана войны, которого вышвырнули на пенсию и чья участь теперь околачиваться по кабакам и травить байки.

Гай Брюн, тот, кем я стал, очень рисковал превратиться в подобного персонажа.

Но если здесь кабак, почему бы не промочить горло чем-нибудь этаким. Веганским виски, например.

Я брежу. Альфа и Омега добились своего. Моя личность разрушается.

— Итак, вы выбежали на задний двор? Вас преследовали?

— Нет... Я пристрелил парочку особо ретивых, которая попыталась выяснить, где мы. Их мозги расплескались на пороге и на пластике раздвижных дверей. Мы приготовились дать еще один бой, но Клаас и его подручные были заняты другим. У них возникли проблемы, в числе которых наша компашка, пожалуй, не самая крутая. Мятежники добивали остатки сил сопротивления и скоро должны были столкнуться с нами нос к носу. Время работало против нас. Связываться с куратором Старец не стал и сам принял решение. Из подвала был еще один выход — им и воспользовался Клаас. Все другие объяснения мы отбросили. По туннелю заместитель директора и оставшиеся боевики ушли в подземный гараж. Там погрузились на бронированные гравикары. Три машины. Они решили рискнуть проехать через город. И, вероятно, все сложилось бы удачно, и Клааса подобрали бы корабли "Берилла" уже далеко от места боев...

— И вы приняли решение ехать за ними? — спрашивает Альфа. — Кому принадлежала идея?

— Конечно, Старцу. Если бы мы спрашивали совета у Старкова, то мятежники вволю бы отплясали на нашем ливере... — Хриплый лающий смех рвется из моего горла. — Нам удалось проскочить под самым носом у мятежников и остаться незамеченными. Они уничтожили оставшихся боевиков Службы Безопасности и ворвались в дом с центрального входа. Они хотели убивать, но еще больше — грабить, поэтому большая их часть ринулась на второй этаж. Он получил меньше повреждений, там должны были сохраниться ценности: картины, например, вазы, дорогая одежда. Так думали горняки, обезумевшие от крови.

— Вам удалось проникнуть в гараж? — спрашивает Омега.

— Да. Пользуясь темнотой на первом этаже, мы вернулись и спустились по лестнице... — Теперь я хорошо видел это. Стены разорваны попаданиями пуль и осколков, тлеет пластик и одежда на мертвецах. Их много, лежат в самых разных позах. И оружие, повсюду оружие, и оно все скоро попадет к мятежникам. Включая ту коллекцию, что находится нас стене в подвале.

Я снова там. Даже мое тело переносится в прошлое, понимая, как важны детали в общей картине ощущений. Гай Брюн, если он действительно существует, хочет воскреснуть во всей полноте.

Я видел фигуры мятежников, мечущиеся по гостиной первого этажа в поисках трофеев. Свет — только от чего-то горящего снаружи. Нас не видят, а мы уже спускаемся по лестнице, скользим тенями. В подвальном помещении, где только что был Клаас и его подручные, царит беспорядок, но не это главное. Перед уходом они подожгли все, что успели. Дым быстро затягивает комнату...

— Проход бы в дальнем углу, — говорю я. — Наверное, они пробовали закрыть его с той стороны, но механизм заклинило. Дверь встала на полпути. Мы смогли протиснуться. Там был туннель, освещенный укрепленными на потолке диодами. Оставалось только идти вперед...

Гискар

— Пара сюрпризов, — говорит Лана, укрепляя на стенах туннеля заряды.

Если сюда придут мятежники, произойдет взрыв и никому мало не покажется.

Я держу дверной проем на прицеле. Из комнаты сочится дым и ест глаза.

— Быстрее!

— Сейчас.

Ее голос из-под маски искажен.

Горняки где-то наверху. Трофеи Клааса надолго займут их, но рисковать все же не стоит. Возможно, некоторые прямо сейчас прочесывают здание.

Мины сливаются со стенами, и по текстуре и цвету их не отличить. Невидимый лазерный луч перекрывает туннель. Стоит задеть его, произойдет детонация.

Лана делает мне знак и идет дальше, в направлении, в котором ушли Клаас и его охрана. Если бы у них хватило времени задержаться хотя бы немного, мы были бы уже мертвы. Их мины убили бы нас так же, как мы рассчитываем уничтожить бунтовщиков.

Я замыкаю. Не могу отделаться от мысли о той женщине, которую не видел. Жена Клааса? А дети? О его семье нам ничего на инструктаже не рассказывали. Для нас этот человек только мишень.

В подземный гараж я попадаю шагов через двадцать, а потом спускаюсь по лестнице. Старец и Боров уже копаются в движке гравикара. Клаас был так любезен, что оставил нам целую машину, точно такой же крупный бронированный транспорт, на каком сбежал из своего дома.

У беглецов не был времени даже сломать тачку.

Может быть, эта инопланетная штуковина хочет сменить хозяина? Может быть, в ее планы не входит оказаться под опекой воротил из "Берилла"? Не ее ли влиянием на реальность объясняется наше везение?

Сумев пройти через полосу препятствий, мы получим приз.

— Порядок, — говорит Боров, и Старец командует. Мы забираемся в тихо гудящий генератором броневик, висящий над полом на расстоянии сантиметров сорока, и закрываем дверцы.

Старец за рулем.

Мы срываемся с места и летим над наклонным пандусом вверх, по направлению к поверхности. Мятежники ничего не знают. Выезд из гаража скрыт от дома бетонной стеной, увитой плющом.

Я и Лана, мы сидим рядом и держим наготове стволы.

Проблема в том, что мы не знаем, куда ехать. У Клааса фора в семь минут, и за это время он мог продвинуться довольно далеко.

Боров берет связь на себя и докладывает куратору обстановку. Олаф Старков сидит на орбите, протирает штаны, пока мы тут нгромоздим горы трупов. Он нервничает из-за того, чтобы не может лично проконтролировать процесс. Думает о том, что по рангу ему не положено быть с нами. Жалеет о своем переходе на руководящую должность. У Олафа много причин проклинать судьбу за стервозность.

Старец дает по газам. Мы почти взлетаем.

В распоряжении Старкова куча спутников. Они будут нашими глазами. Куратор рьяно принимается за дело — по мановению его руки два десятка операторов превращаются в трудолюбивых муравьев. В их головах импланты врубаются на полную катушку. Эти люди как часть системы, чье призвание видеть каждую деталь на поверхности Гискара.

Спутники начинают прочесывать улицы Бакта-сити.

А внизу веселье только начинается. Как только гравикар выскакивает из подземного гаража, по нему открывают огонь. Боров весело сквернословит. Он стреляет из открытого окна, не глядя, в то время как пули секут бронированный корпус. Некоторые застревают в обивке возле моей головы. Лана пригибается. Я жму на спусковой крючок, удачно подцепляя самое плотное скопление мятежников. Мои выстрелы самые результативные: толпа бросается в разные стороны, а наш беглый огонь усиливает хаос. В отсветах огня шьют трассеры. Люди разбегаются, спотыкаясь об обломки кирпичной ограды, стараются стрелять на ходу, кричат во все горло. Никто не слушает приказаний, однако все хотят достать нас.

— Базука, — говорит Лана, выглянув в окно со своей стороны.

Бунтовщики разоружили местных военных, у них может быть и не такое.

Гравикар закладывает крутой вираж. Плазменная ракета взрывает бетон покрытия сразу позади нас. Огонь, пыль и жар — всем этим окатывает нашу машину, бьет взрывная волна, и мы едва не переворачиваемся. Но мы по-прежнему едем. Корпус гравикара стонет от напряжения. Старец отлично водит, но в то же время, стараясь справиться с инерцией поворота, задевает краем заднего бампера перевернутый мусоровоз.

Высунувшись на краткий миг из окна, Лана делает всего один выстрел.

— Готов.

Это она про человека с базукой. Она достала его из почти потерявшей управление машины, в условиях очень плохой видимости.

Старец удержал гравикар и увеличивает скорость. Нас окутывает дым. На другой стороне горят особняки соседей Клааса. Из них вытащили все, что можно, а хозяев, кто не успел убежать, улететь с планеты, убили.

Я вижу в прорехах дыма, как группы людей грузят на горные транспорты добычу. Картины, предметы искусства, технику, даже унитазы. Дома выгребаются подчистую, после чего их превращают в костры. Ночь становится зловещим оранжево-алым днем, и очистительно пламя ревет, словно голодный тираннозавр.

С орбиты докладывают, что Клаас движется на север по улице, обозначаемой на карте как Проспект-2. Это широкая улица, идущая через центр Бакта-сити, одна из трех крупных транспортных артерий города. И еще Проспект-2 ведет к космопорту, самому крупному на планете. Когда вспыхнуло восстание, военные первым делом взяли под охрану его, но целая дивизия горняков смела их и устроила бойню. Корабли, не успевшие улететь, были реквизированы мятежниками. Их пассажиры убиты, хотя кому-то могло и повезти.

Вопрос на засыпку: если Клаас едет туда, то для чего? Он попадет прямо в руки новых хозяев Бакта-сити. И наверняка его боссы не такие дураки, чтобы советовать ему прорываться в безопасную зону, имея в виду космопорт.

Мы мчимся по широкой улице. И тут пылают дома и носятся люди. Основная часть гражданского населения, не занятая в сфере добычи полезных ископаемых, успела бежать, другая часть присоединилась к мятежникам, помогая им грабить и разрушать. Я видел снимки и видеосъемки во время инструктажа: Бакта-сити был, хоть и бесконечно провинциальным, но преуспевающим городом. У него был шанс стать мегаполисом. Если бы не жадность и жестокость одних и отчаяние и жажда мести других. Повсюду мусор и трупы. Солдаты и мятежники, тут уже не важно, всех одинакового раздевают. Уносят все ценное. Магазины и учреждения превратились в руины. Повсюду горящие, догорающие или уже ставшие черными остовами гравикары. Места боев отмечены воронками, развороченными стенами, следами от пуль и огня. Целых тел почти нет, большая их часть разорвана. Внутренности смердят и тлеют там, где вволю погуляло крупнокалиберное оружие и термические заряды. Перевернутые, разбитые, тут и там громоздятся БТРы, танки и сбитые самонаводящимися ракетами боевые ховеры с облупившимися эмблемами Планетарной Гвардии

Мы дердим наши "Гласки" наготове. Группа видела такие города много раз, в разных частях Конфедерации руины одни и те же. Неважно, какова история города, когда он был заложен и каковы нравы его жителей, каких богов они почитают и какой придерживаются диеты. Если начинается заварушка, в конце концов, все, что люди создавали с любовью и чаянием, превращается в помойку. Всегда найдутся те, которые скажут: "Ваша система не работает, значит, ее нужно сломать". Человек с оружием приносит свою правду.

Меняю магазин, отстреливая пытающихся атаковать нас мятежников. Они преследуют нас на тяжелом гравикаре, на котором установлен пулемет. Задняя часть нашей машины превращена в решето, и крупный калибр продолжает кусать прочную сталь. Мне и Лане приходится стрелять, высунувшись из окна. Одна из пуль чиркнула ее по краю маски. Лана просто снимает ее, оглядывает неглубокую царапину и отбрасывает

Тем же небрежным жестом Боров шлет назад гранату. Детонирует она под брюхом машины преследователей. Что там повредил взрыв, не знаю, но гравикар мятежников скрежещет и переворачивается с адским грохотом. Люди разлетаются в разные стороны. Можно поискать менее банальную метафору, чем "словно куклы", но ничто другое на ум не идет.

Я меняю магазин. Батарея продюжит еще долго, о ней беспокоиться не стоит.

Наступает передышка, когда мы просто едем. Проспект-2 словно не имеет конца. И повсюду одна и та же картина.

Большая часть мародеров не замечают нас. Слышатся звуки перестрелок — кто-то пытается доказать другому, что большая часть добычи принадлежит ему. Банк горит. Консерватория похоже на труп без глаз. Здание управления полиции тлеет, распространяя удушливый дым. На его фасаде распяты убитые полицейские с вскрытыми брюшинами. Кишки свисают, точно оборванные провода.

Во всем, что я вижу, виноват "Берилл". Виновато руководство. Виноват Венней Клаас и его подчиненные. Большая часть из них уже мертва, но сам он не планирует составить компанию корпоративным мертвецам.

Со спутника нам сообщают, что мы нагоняем кортеж.

Гремят выстрелы и взрывы. Нам говорят, что на отдельных участках Бакта-сити до сих пор идут бои между повстанцами и конфедералами. И те, и другие понимают, что скоро Правительство пришлет сюда крупные силы. Одни стремятся додавить, другие продержаться как можно дольше.

Мы проезжаем мимо. Мы не должны вмешиваться.

Боров говорит:

— Вон они!

Кортеж движется медленнее нас, поэтому мы догоняем. Нас еще не заметили. Старец снижает скорость.

Черные транспорты напоминают похоронную процессию. Из окон этих катафалков торчат стволы. Охрана готова стрелять при малейших признаках опасности.

Я выглядываю, чтобы посмотреть. Корпуса машин в лучшем состоянии, чем наш, но в них тоже хватает дыр.

Три гравикара, в одном из которых находится "посылка".

— Что будем делать? — спрашивает Лана у Клемента.