Джонни Оклахома- 2

— Где тут найти хорошую гостиницу?

Пойманный горожанин тяжело вздохнул, и запричитал плачущим голосом:

— Разве может бедный человек знать хорошие гостиницы? Вы посмотрите на меня, благородный господин, разве я похож на того, кого пускают в такие места? А вот если бы у меня были две или три серебряные гривенки, то я бы постарался найти для вашей милости ответ на любой вопрос.

— Сколько-сколько?

— Одну гривенку, мой господин.

— А в морду?

— Я так и знал, что больше эскудейро просить не стоит. Я согласен, мой господин! — горожанин протянул руку. — Сегодня благоприятный для совершения добрых дел день, и любая оказанная услуга будет стоить всего один эскудейро.

— Ну и цены у вас в империи, — Оклендхайм-младший отшвырнул попрошайку и потянулся к кошельку. — Но если по твоему совету мы попадём в вонючую трущобу с тараканами и клопами, то я не поленюсь, и заставлю тебя... заставлю... впрочем, ты увидишь и сам ужаснёшься.

— Не извольте беспокоиться, мой господин! — прохиндей отработанным годами тренировок движением поймал монету. — Гостиница моего троюродного дяди располагается недалеко от Университета, и благородные студенты из чувства благодарности регулярно уничтожают насекомых, следят за исправностью водопровода и отхожих мест, заряжают светильники, а недавно даже наложили на окна отпугивающие комаров заклинания.

— С чего вдруг такая благотворительность и любовь к ближнему? — удивился виконт. — Студенты из благородных семей вдруг воспылали бескорыстными чувствами к обыкновенному содержателю гостиницы?

Вова, как человек разбирающийся в жизни высших учебных заведений, пояснил:

— Пьют, собаки. Все деньги пропивают, а на опохмелку зарабатывают заученными на занятиях бытовыми заклинаниями. Неплохо устроились, гады... я в своё время по ночам вагоны с чугунными батареями разгружал.

Оклендхайм-младший кивнул, и махнул рукой:

— Веди нас, Вергилий.

— Я не Вергилий, мой господин, — попрошайка коротко поклонился и представился. — Автоном Колпакиди к вашим услугам.

Удивительно, но трактир "Свинья и апельсин" на самом деле оказался весьма приличным заведением с чистыми комнатами для гостей, большими конюшнями для лошадей, с ванной в каждом номере, и с твёрдой гарантией отсутствия насекомых. Вообще всем часто казалось, что этот мир отличается от покинутой Земли в лучшую сторону именно чистотой. Во всяком случае, любой город Груманта или империи чище какого-нибудь Мухоедовска, Низкозадрищенска и многочисленных Свинбургов и Ишакабадов. Здесь не веют мусорные ветры из полиэтиленовых пакетов и пластиковых стаканчиков, здесь за выплеснутые на улицу помои могут посадить на кол, здесь нет пробок и выхлопных газов... Разумеется, нет многого из полезных вещей, но владельцам толстых кошельков есть на что обратить внимание и без них.

* * *

Толстый кошелёк появился у Карла Гржимека совсем недавно. Раньше небогатый дворянин из захудалого провинциального рода и подумать не мог, что когда-нибудь сможет за один день потратить месячное жалованье сотника пограничной стражи. А тут раз... и за обыкновенную комнату недрогнувшей рукой выложил кругленькую сумму. Хотя нет, рука дрогнула, когда толстобрюхий дядюшка Гарпагон заявил, что питание в оплату не входит. Ну разве не негодяй? В любой грумантской харчевне за такие деньги полгода буду кормить, поить, на руках носить и в задницу целовать. Правда, справедливости ради, напоят кислятиной, накормят тухлятиной, а отнести могут и на кладбище. Бывало и такое, что уж говорить.

Ввалившийся без стука северный варвар самым бесцеремонным образом оборвал ностальгические воспоминания Гржимека:

— Карл, ты жрать с нами пойдёшь, или еду в номер закажешь? Я бы посоветовал поесть в общем зале, а то слуги имеют скверную привычку плевать и сморкаться в тарелки.

От перспективы получить жареное мясо под соусом из чужих соплей Гржимека передёрнуло, и он торопливо поднялся:

— Бегу.

— А вот бегать не нужно, — норваец поднял указательный палец и покачал им из стороны в сторону. — Полковникам бегать вообще не рекомендуется, хоть в мирное, хоть в военное время.

— Это почему же?

— Потом объясню, отмахнулся рикс. — Пойдём, а то без нас всё сожрут.

Из всех новых друзей, ставшими таковыми по приказу Его Величества Джеронимо Первого, Карл ближе всего сошёлся с северным варваром. Тот привлекал бывшего пограничника весёлой бесцеремонностью, любовью к грубым шуткам, разумной наглостью, контролируемой яростью, и прочими качествами, всё меньше и меньше встречающимися в дворянской среде. Природная естественность поведения, к сожалению, постепенно сменяется обезьяньими ужимками, вычурностью, напыщенностью и жеманностью.

А ещё норваец заслужил славу непревзойдённого кулачного бойца — на свадебном пиру по случаю женитьбы виконта Оклендхайма, буйный рикс в одиночку расшвырял охрану имперского посланника и единственным ударом умудрился сломать тому челюсть, выбить четыре зуба, сотрясти мозговую железу, и зашвырнуть бедолагу в камин. Ещё повезло, что по тёплой погоде там не было огня.

Правда, Гржимек оставался в неведении относительно магических талантов своего нового друга, но подозревал, что они значительно превышают его собственные. И вообще Карл до сих пор недоумевал, почему Его Величество выбрал для обучения в империи именно его, хорошего мечника, но никудышного мага.

— Ты как хочешь, а я пошёл, — норвайцу надоело ждать задумавшегося полковника. — Будешь потом голые мослы грызть.

По пути из Лютеции в Лунгдум Гржимек успел убедиться в отменном аппетите северного варвара, способного позавтракать за троих, пообедать за четверых, поужинать за пятерых, и всё равно укладывающегося спать с чувством лёгкого голода. Так что и в самом деле стоит поспешить.

В общем зале их ждал спустившийся первым риттер фон Тетюш, пытавшийся заказать у мэтра Гарпагона неведомые блюда со странными названиями — борщ, окрошка, ботвинья, селянка сборная, расстегаи, кулебяки и кабачковая икра.

Толстяк с виноватым видом оправдывался:

— Простите, ваша милость, но для икры не сезон. Вот ежели бы весна была, так тех бы кабачков возами возили. Нынче же он давно отнерестился, и пока нагуляет... Не сезон, ваша милость.

— А остальное? — смилостивился риттер. — Остальное есть?

— Тоже нету. Борщи об эту пору далеко в степях жируют, ботвинья уже в тёплые края улетела, кулебяку хомяк поел, а окрошек в наших местах отродясь не пробовали. Нешто в Груманте так голодают, ваша милость, что этакую гадость за еду почитают? Я, конечно, могу посладь мальца на пруд, но готовить отказываюсь! Они же противные, зелёные, пупырчатые... и бородавки от них случаются. Посылать мальца?

Удивлённый риттер покачал головой:

— Сообрази чего-нибудь на своё разумение.

Вова плюхнулся на заскрипевшую под ним скамейку и рявкнул:

— Мяса, вина, пива! Много!

— Будет исполнено, ваша милость, — мэтр Гарпагон поклонился норвайцу и вопросительно посмотрел на Карла. — Вам того же самого?

— Разумеется, — кивнул Гржимек. — Только пива и вина втрое меньше.

— Мигом принесу, — расплылся в улыбке трактирщик. — От себя бы рекомендовал капустно-свекольный супчик на бульоне из мозговой косточки, приправленный обжаренным луком, кореньями и толчёным салом с чесноком. Подаётся с открытым рыбным пирогом. Ещё сегодня неплохо получились холодная уха из речной панцирной акулы с колотым льдом, и холодный салат с ветчиной и яйцами, залитый перебродившим настоем хлебных корочек.

— Окрошка? — оживился фон Тетюш.

— Нет, ваша милость, окрошки на болоте квакают, а у нас холодный салат.

— Ладно, пусть будет салат, — согласился риттер. — Тогда тащи всё перечисленное, и к нему две бутылки крепкой сливовицы. Есть такая?

— Как же не быть? Такая крепкая, что аж горит. А ещё имеется алхимическая вытяжка из ячменной бражки. Господа студенты весьма хвалят.

— Терпеть не могу виски, — поморщился норваец. — И хватить болтать, а то я сейчас с голодухи буянить начну. Сливовицы мне тоже захвати.

Незаметно появившийся виконт Оклендхайм поинтересовался:

— Собрались отмечать прибытие в Лунгдум?

— Обязательно нужно отметить, — подтвердил Вова. — Ты с нами?

— Нет, мы сейчас по мастерским и модным лавкам прошвырнёмся, и перекусим где-нибудь в городе.

— Вот она, печальная участь женатого человека, — лицемерно посочувствовал норваец. — Попутного ветра тебе в спину!

* * *

Как и всякий нормальный мужчина, Иван терпеть не мог хождение по магазинам в женском обществе, а слово "шопинг" вообще ненавидел. Хотя в мужской компании мог часами бродить по супермаркету, следуя священному ритуалу выбора выпивки и закуски. Это когда с чувством и толком обсуждаются достоинства и недостатки каждой бутылки, рассчитывается необходимый литраж, делаются попытки предсказать объём антипохмельного запаса... Не сравнить с дамскими покупками!

И если бы только покупки. Подавляющее количество времени уходило на выбор тканей, рассуждение о форме и фасоне пуговиц, подбор фактуры понравившейся расцветки под цвет волос и глаз... И так до бесконечности.

Наконец терпение у Ивана лопнуло:

— Ира, солнце моё, я подожду тебя на противоположной стороне улицы. Ты ведь здесь надолго?

Леди Ирэна, не отрывая взгляда от раскроечного стола, торопливо кивнула:

— Да-да, конечно... я быстро, часа через полтора закончу.

Коротко чертыхнувшись, виконт Оклендхайм бросил полугрош присматривавшему за конём мальчишке, и запрыгнул в седло. Человеку благородного происхождения не пристало ходить пешком, даже если требуется пересечь улицу поперёк, и оставить коня здесь, значит стать объектом для пренебрежительных взглядов со стороны заполнивших улицу всадников. В принципе, наплевать на взгляды, но не хотелось бы устраивать поединки в первый день своего появления в Лунгдуме.

Увы, но благие намеренья так и остались намереньями — какой-то проезжающий мимо дворянин остановился и громко поинтересовался, не жителя ли Груманта он перед собой видит. Вопрос был задан с такой мерзкой улыбкой, что все мысли о миролюбии улетучились сами собой.

— Какое ваше собачье дело, сэр, откуда я приехал?

— Шевалье ле Блан де ла Кошон к вашим услугам, сэр! — проявил учтивость имперский дворянин. — И меня интересует всего одна вещь!

— Какая?

— Почему ваша лошадь похожа на осла, сэр?

— Это конь, а не лошадь, — фыркнул Иван. — И он нисколько не похож на вас. Может быть, со стороны задницы и есть что-то общее, но с морды он и симпатичнее, и выглядит умнее.

— Вы хотите меня оскорбить, сэр?

— Оскорбить? — задумался виконт. — Это вряд ли. Назвать вас лошадиной задницей не оскорбление, а комплимент.

— Вы меня обидели! — шевалье схватился за рукоять меча. — Вызываю вас на поединок, и если вы благородный человек, то непременно согласитесь дать мне удовлетворение.

Оклендхайм-младший усилием воли подавил желание влепить наглецу пулю в лоб. Экономия, чёрт бы её побрал. К принесённому из другого мира пистолету осталось всего три полных магазина, и тратить патроны на каждого забияку попросту жалко. Сколько их таких ещё найдётся?

— И что вы предлагаете, шевалье?

— Предлагаю пойти вон в тот трактир...

— Я как раз собирался там пообедать.

— Обедать будет победитель! — де ла Кошон бросил многозначительный взгляд на тугой кошелёк на поясе виконта. — За счёт побеждённого!

— Харя не треснет, сэр?

Губы шевалье искривились в презрительной улыбке, и на мгновение из-под маски напыщенного болвана выглянуло лицо умного, опасного и готового убивать хищника:

— Вы опять оскорбляете? Тем хуже для вас, сударь. Если сначала я собирался биться до первой крови, то теперь мне нужна ваша жизнь. С конём, кошельком и оружием в придачу.

Ну да, ценность фамильного меча Оклендхаймов легко можно определить по рукояти. Такие не делают лет пятьсот, и подобный клинок невозможно купить — они передаются по наследству или достаются в качестве трофея. Продавать — верное средство прогневить Небесных Богов.

— Вы так уверены в своих силах, шевалье?

— Довольно разговоров, — де ла Кошон махнул рукой в сторону трактира. — С недавних пор во дворе каждого приличного заведения устроена специальная площадка для поединков, и там же после оплаты небольшой пошлины нам будут предоставлены секунданты. При желании вы можете написать завещание и заверить его у нотариуса прямо на месте. Правда, это довольно дорогая процедура, так что не советую тратить на неё мои деньги.

— Ваши?

— Да, мои. И не имеет значения, что пока они пребывают в вашем кошельке.

— А пошлину?

— Пошлину придётся платить.

— Империя зарабатывает на дуэлях? — хмыкнул Иван. — Неплохо.

— Разумеется неплохо, — согласился шевалье. — Вы не будете возражать, если я заплачу за обоих?

— С чего такая щедрость?

— У меня здесь скидка, как у постоянного посетителя, а с вас бы взяли вдвое больше. Обычная экономия, сэр.

* * *

Перед поединком пришлось вытерпеть довольно долгую бюрократическую процедуру — чем древнее государство, тем сильнее в нём крючкотворные традиции. Это молодые королевства с историей до тысячи лет могут себе позволить упрощенное делопроизводство, но империя любую официальную запись превращает в целый ритуал с тайным сакральным смыслом.

— Назовите ваши имена, господа, — распорядитель площадки для поединков занёс перо над новой страничкой в книге регистрации. — Если желаете сохранить их в тайне, то можете придумать благородные псевдонимы.

— Шевалье ле Блан де ла Кошон, подданный Его Императорского Величества.

Иван решил воспользоваться псевдонимом, поэтому заявил:

— Риттер цу Гроссе Норгефокс из Груманта.

Чиновник добросовестно внёс имена в соответствующую графу и продолжил опрос:

— Кому сообщить печальную новость в случае вашей гибели?

— Я не собираюсь умирать, — первым ответил шевалье. — Но на всякий случай можете записать статс-секретаря Императорского Университета Джованни Моргана.

— Да и я тоже надеюсь остаться в живых, — рассмеялся Оклендхайм-младший. — Запишите риттера фон Тетюша и норвайского рикса Вована из рода Синяя Борода, проживающих ныне в гостинице при трактире "Свинья и апельсин".

— Готово, господа! Теперь попрошу предъявить имеющиеся при себе ценности, переходящие к победителю согласно закону о дуэлях. Оружие и конь переходят по умолчанию.

Де ла Кошон бросил на стол потёртый кошелёк и стянул с пальца перстень с красным камнем:

— В кошеле две гривенки серебром, откуда следует вычесть пошлину за обоих, а перстень оцениваю в две марки. Ещё победитель может снять с меня сапоги, исподние панталоны с четырьмя заплатами, и нижнюю рубашку, лопнувшую по шву в трёх местах.

Виконт откровенно заржал в ответ на наивную попытку оскорбить, но распорядитель был человеком ответственным, и внёс всё указанное в опись. Потом вопросительно посмотрел на Ивана.

Тот не собирался уступать противнику в остроумии:

— У меня восемь марок в кошельке, десять гривенок россыпью по карманам, женской привычки украшать себя перстнями не имею, а шевалье де ла Кошону пусть достанутся от селёдки уши, медвежья болезнь, геморрой на всю голову, хрен с бугра, конь в пальто, и ростовой портрет гномьего короля Блюминга Великого в неглиже и с парадной киркой в неприличном месте.