Диктатор. Общий файл

Я вновь оглядел будущих победителей Британии — и поразился. Нет, я, конечно, читал о том, что воздействие Гитлера на людей было прямо-таки гипнотическим, но... Да если бы здесь оказался этот жирный английский боров Черчилль, генералы изорвали бы его на части голыми руками в мгновение ока. Воодушевленные воители покидали зал, а в соседней комнате меня ждал Иохим фон Риббентроп собственной персоной — ох и не простая ему предстояла миссия! Но у меня были основания верить в его таланты. В конце концов, он до последнего не хотел войны с СССР — исторический факт, как ни крути. Так что — справится.

— Хайль! — это Риббентроп меня поприветствовал.

— Здравствуйте, Иоахим, — я выбрал для общения более доверительный стиль, надеюсь, сработает, как хотелось бы. — Присаживайтесь к столу. И, если не возражаете, беседовать мы будем, наслаждаясь хорошим кофе.

Риббентроп всё же дипломатично дождался, пока я усядусь в кресло, и только после этого занял отведенное ему место напротив. В это время проинструктированный заранее адъютант сервировал столик, раскладывая на нем разные вкусности и разливая по чашкам ароматный кофе. После того, как мавр, сиречь адъютант, вышел, я, аккуратно отведав аристократического напитка, обратился к Риббентропу.

— Можете быть довольны, Иоахим. Сегодня я отменил "Барбароссу". Вы оказались правы, мой друг. А Канарис, — я многозначительно поглядел на Риббентропа, потом, выдерживая паузу, потаращился в чашку, — Канарис сознательно вводил нас в заблуждение насчёт России. И теперь вам предстоит совершить величайший подвиг во имя Рейха... — и еще одна пауза, торжественная такая. — Вам необходимо организовать мою личную встречу со Сталиным. Да-да, только так мы обеспечим Рейху надежный мир с Россией. И только так мы обеспечим наши танки и самолёты горючим — без союза с Россией мы не сможем быстро расправиться с Англией. Обещайте что угодно, Иохим — в известных вам пределах, разумеется, — я решил, что уместная лесть излишней не будет, — но Сталин должен встретиться со мною. Полагаю, лучше всего это сделать в Бресте... как раз посередине между Москвой и Берлином. Символично, как вы думаете? И помните, судьба Рейха в ваших руках! — возвысив голос, повторил я. — Завтра вам надлежит быть в Москве.

Подошел к концу тот самый знаковый первый день попаданца. Наверное, самый длинный день в моей жизни. Подведем итоги. Пусть промежуточные, но все же. Конечно, неприятно обменять свои тридцать с хвостиком на адиков полтинник... да и рожа, которую я вижу в зеркале, мне откровенно противна. Так, рефлексии — к чертовой матери, миллионы людей жизни положили за Родину, а я сопли из-за каких-то двадцати лет разницы распустил. На повестке ближайших дней — великие дела. А великие дела не всегда обдумываются за столом внушительного вида и в кожаном кресле. Я вот предпочитаю — в удобной кровати. Настраиваясь на размышлятельный лад, мурлыкал про себя песню "Броня крепка и танки наши быстры". Адику она даже понравилась... но только до момента "когда нас в бой пошлет товарищ Сталин". Фюрера вообще колбасило от моих политические убеждения... ну ещё бы он и в самом страшном своём кошмаре не представлял, что у него в башке поселиться коммунист-сталинец, да ещё и будет рулить вместо него. Вообще я отметил, что мои музыкальные способности резко улучшились, и я начал попадать в ноты — такой вот бонус, оказывается, у этого стервеца были неплохие музыкальные способности. Так, а что с художественным талантом? Должон присутствовать или где? Пришлось вставать за листом бумаги и карандашом. Что бы такое изобразить, чтобы порадовало и глаза, и душу? Ага, Т-34... Т-72... "Черную Акулу". Так, с этим порядок! А если...ну да, тираннозавр тоже получился вполне сносный. Увы, до потомков мои творения не дойдут, — печально думал я, сжигая их над блюдечком. Адольф чего-то там солидарно вякнул насчет уничтожения чертежей вундерваффе... Ну так вот, формулирую задачу номер раз: додушить в себе Гитлера... для начала — хотя бы свести к минимуму его попытки порулить. Адик, хочешь, я тебе на сон грядущий еще и сказочку расскажу, русскую народную? Про заюшкину избушку. Ты типа волк? Ну, извини, мне по барабану, кого выселять. Это не я такой, это жизнь такая. Точка! Сегодня я если и не сломал маховик "Барбароссы", то хотя бы песочка в механизм подсыпал. Далее. Иоахима нашего фон Риббентропа зарядил по полной программе. Надо понимать, товарищ Сталин тоже медлить не будет. Не та личность. И ситуация не та. С чем прибыть к Верховному, которому в измененной реальности, надеюсь, не судьба побыть Верховным, более или менее понятно, все равно на сто процентов ситуацию не просчитаешь. А вот чем загрузить по самое не хочу ближайшее окружение, чтобы у соратников-сподвижников в мое отсутствие времени не было для ненужных размышлений, германских терзаний и тевтонских поползновений — это вопрос. Даже вопросище. С этими не/приятными (нужное подчеркнуть) мыслями я соизволил задремать.

4.

...Мелкий осенний дождичек. Как водится, серый. Серая брусчатка. Серо-зеленое пятно на кирпично-красном — фанерные щиты, закрывающие Мавзолей. Потом щиты уберут. И Мавзолей заодно. Как поступить с Кремлем, я еще не решил. А куда торопиться? Как художнику, мне даже нравится. И цветовая гамма хороша — кирпично-красное на сером.

На помосте, устланном красной ковровой дорожкой, стоит кресло. Одно-единственное кресло, обитое серым бархатом. В меру строго, в меру аристократично. Кресло в стиле ампир, серый бархат, красные ковры. Позади меня — генералы в серых шинелях с красными отворотами. Ждут. Ну что ж, дождались — подаю знак. Победные звуки марша вздымаются над башнями Кремля. По серой брусчатке старательно вышагивают солдаты вермахта — герои русской кампании. Уверенно проходят эсэсовцы, все как на подбор двухметровые великаны, следом, пусть не столь твердо — прославленные асы люфтваффе. Приблизился и раскатился по площади железный лязг — непобедимые германские "панцеры" из первого по пояс торчит "быстроходный Гейнц". Я сдержанно улыбаюсь — как трудно порою удержать ликование в положенных рамках, но я ведь лицо нации. Таким я и останусь на фотографиях и кинопленке. Фюрер великого германского народа Адольф Гитлер на параде в Москве. Октябрь 1941 года.

Площадь опустела. Тишина. Пауза... пауза, заранее согласованная со мной. И вот на брусчатку вступают первые ряды колонны военнопленных. В меру небритые, в меру оборванные. Конечно же, их немного привели в порядок, я приказывал. Они должны утверждать мощь германского оружия... не изможденное стадо, а побежденные враги!.. Я вглядываюсь в лица и просыпаюсь.

...Никогда до сих пор мне не доводилось просыпаться в холодном поту. И с дикой головной болью, будто бы я всю ночь гвозди лбом забивал... Нет, не ночь, всего лишь полночи, на часах без четверти три. Ну вот и поспал, стоило ослабить контроль — а что ж поделать, спать и бдеть одновременно я не умею, да и обходиться без сна не научился! — как вся нацистская "мразность" Адольфа полезла наружу. Знаешь, ублюдок, я так и думал, что с тобой нельзя по-хорошему. И вообще, терпеть не могу, когда меня будят среди ночи. Так что получай фашист грана... то есть — ночной киносеанс.

Для начала извлек из памяти и продемонстрировал фюреру фрагмент из "Обыкновенного фашизма", благо, совсем недавно пересматривал. Запоминающийся такой фрагмент. С креслом. Одним. Для него. Ты думал, что на кинопленке будешь выглядеть эдаким отцом нации, клоун усатый?! Эпическим героем, которому не чужда сентиментальность? "Я и белочка", "я и девочка"... А не хочешь ли с Евой Браун?.. Хочешь? И с Блонди? Да пожалуйста!.. В бункере. В ночь с двадцать девятого на тридцатое апреля. Кушать подано, товарищи — сегодня у нас жаренный Адольф — я показал Гитлеру его обгорелую тушку и останки Евы Браун. А вообще-то, зря ты так затянул, надо было решиться еще первого. Мир ты своей смертью изрядно обрадовал-развеселил.

Ну, что тебе еще хорошенького показать? Может, процитировать по памяти кого-нибудь из твоих приближенных? Как они отмазывались в твоем любимом Нюрнберге! Всех собак на тебя навешали! Так что, считай, я тебя, идиота, и от смерти спасаю, и от посмертного позора, а ты мне такую гадость во сне подсовываешь! Совести у тебя нет, нацист — ещё раз такое провернёшь — вышибу мозги к едрённой матери.

Воистину, понедельник день тяжелый. Особенно когда по ночам всякая муть снится, голова что чугунная болванка — неподъёмная и соображать не желает. А соображать надо — сегодня в гостях у Адика авиаконструкторы и химики. А ещё — Иоахим наш фон Риббентроп, на которого я и Рейх возлагаем ну очень большие надежды. Потому как если не удастся договориться с товарищем Сталиным, то задача моя станет практически нерешаемой.

Следуя обычному распорядку фюрера, я старался втиснуть в него как можно больше, стремясь исправить весьма раздолбайское расписание Алоизыча — ни хрена ж себе это он утром проёживается... и вечером ...и ночью! Словом, на вечер у меня возникли планы на фройлейн Рифеншталь, чем я и загрузил одного из своих адъютантов, Кольку Белова, — будет ему о чём в мемуарах писать. Отослав адъютанта восвояси, я начал строить наполеоновские планы на предмет как бы это нам попортить шкуру британскому льву. В принципе, на современном для Адольфа техническом уровне провернуть вторжение на остров возможно, но для этого необходимы наглость, внезапность, скорость и слаженность действий люфтваффе, армии и флота... ну и конечно — приправы по фирменному рецепту Адольфа: шок и трепет. Да, забыл самое главное — сделать это надо не позднее осени 1941 года, пока войск в метрополии с гулькин хрен.

Размышляя в этом направлении, я рисовал на листах бумаги то, из чего мои конструктора должны будут сделать оружие победы. И только пусть попробуют не сделать — я их Лаврентию Павловичу на воспитание сдам.

Встреча с научно-технической элитой рейха прошла на ура. После того, что я им рассказал, конструкторы готовы были на каждом углу кричать о гениальности фюрера. Но кричать было нельзя, ибо секрет. А обеспечить режим секретности должны были КБ особого типа. То есть шараги. С почином, Адольф Алоизыч! Самое интересное, что узнав о предстоящем ограничении свободы гиганты технической мысли не особо и расстроились — уж больно интересную задачу им предстояло решать.

А после совещания пришла шифровка от Риббентропа — сегодня с утра он был принят сначала Молотовым, а затем и Сталиным. В принципе, советский лидер готов был встретиться, но вот место ему не понравилось. Ну не хотел он встречаться на месте, которое находилось в пределах досягаемости орудий и которое от границы отделяло двадцать минут танкового хода. Словом, Сталин предложил Минск, 20 июня, и меня это вполне устраивало. Я сразу отправил шифровку, в которой подтвердил дату и место встречи, в Москву; похоже поезд истории со скрипом переходил на другой путь, надеюсь, более радостный и светлый.

Фон Белов не подвёл и ужинал я сегодня в обществе несравненной Лени Рифеншталь. Поговорив о погоде, о чудесной рыбке, которую умудрился-таки сварганить по моей подробной инструкции гитлеровский шеф-повар, мы перешли к главному. То есть к кино, которое, как известно, из всех искусств... — и далее по тексту. При отсутствии телевидения, кино и радио были главными средствами пропаганды — и, надо сказать, средствами очень действенными в умелых руках. Вон в январе 1945 года почти 70% немцев верили в своего фюрера — и это под бомбами и снарядами! От Рифеншталь мне была нужна серия фильмов о Советском Союзе, и не было в мире человека, который справился бы с этой задачей лучше неё. Масштаб съёмок предстоял колоссальный и результатом должно было стать то, что в представлении каждого немца не будет более близкого и душевного друга, чем русский. Но Лени пока ещё не знала во что выльется это необычное пожелание фюрера. Мы ещё некоторое время поговорили о том о сем — и распрощались, условившись, что Лени отложит свои планы на несколько месяцев для реализации планов фюрера. Я отправился к себе с осознанием того, что день был прожит не зря. Но всё же мне казалось, что я сделал меньше, чем мог. Поэтому я карандашом набросал карту СССР и, разбив её на квадраты, начал подробно зарисовывать каждый квадрат на отдельном листе, отмечая все полезные ископаемые, про которые помнил. Труд был огромный и очень кропотливый, но он того стоил. Лучшего подарка для Сталина я придумать не мог.

Глава 5

На досуге... Кстати, о досуге. Там, в своей родной реальности (ох, какой далекой она кажется, эта реальность! как будто бы и не реальность вовсе, а — банальное, но точное сравнение — давний кинофильм на пленке не самого лучшего качества... или это Алоизыч опять свои рога и копыта кажет?), я не уставал удивляться, откуда у первых-вторых-третьих лиц государства столько досуга, что они перед видеокамерами позируют чуть ли не двадцать четыре часа в режиме реального времени. Эдакое реалити-шоу, демонстрируемое восторженному электорату в новостных программах. Вялотекущее, как большинство хронических заболеваний. Ну и далее: во времена, когда король считался первым среди равных, порядка было, мягко говоря, маловато. Вот и период, когда власть имущих именуют менеджерами высшего звена, сиречь наемными управленцами, тоже не радует. Народ, который их якобы нанял, пусть не безмолвствует, но бездействует, что, по моим далеким от либерализма представлениям, практически одно и то же. Тем временем пресловутые менеджеры ведут себя как туристы-отпускники, а то и вовсе как школяры на каникулах. Думается мне, реальный правитель, в отличие от менеджера, имеет весьма насыщенный рабочий распорядок и весьма бедный досуг. Особенно — с учетом конкретного исторического периода. Тут не то что об отдыхе — о здоровье побеспокоиться некогда... И досуг мой — это полчаса перед отходом ко сну. И заполнен он, ясное дело, не подсчетом поголовья воображаемых овечек... ...Чувствую, Алоизычу мои рассуждения ой как по душе пришлись... или что там у него вместо души? Ты, Адольф, конечно, гнида редкостная, но уж менеджером тебя точно не обзовешь. Даже несмотря на склонность попозировать перед фотографами и кинохроникерами... Да, кстати, из этой твоей склонности мы еще извлечем пользу. Но это, так сказать, надстройка... ...На удивление свежие воспоминания... а ведь лет прошло... Короче говоря, на заре эпохи тотального пофигизма наша историчка, только-только из института, где нахваталась идеек, пребывающих в близком родстве с журналистской сенсацией, но в самом отдаленном — с историей, утверждала, что марксистский тезис о базисе и надстройке безнадежно устарел и в свете новых представлений не материальное превалирует над духовным, а совсем наоборот. Вот это я завернул! Но, кстати, весьма близко к первоисточнику, то бишь к рассуждениям драгоценной нашей Алисы Палны. 'Не верю!' — как сказал бы более авторитетный мыслитель. Потому как базис, любовно созданный в Германии доброхотами из Антанты предопределил существование надстройки, весьма напоминающей ядерный грибок. М-да, североатлантический внучок старушки Антанты, похоже, ничему не научился на бабушкиных ошибках... ну да это я отвлекся. К чему я о надстройке-то? А к тому, что надо с ней что-то делать. Наверное, в глубине души я все-таки эстет. Ну тошнит меня от всяческих солярных пауков и арийских черепов. Однако же лекарства от этого желудочно-кишечного расстройства мне в ближайшем будущем никто не выпишет. И простым народным способом тут не управишься. Значит, надо приспосабливаться к ситуации. А как лучше всего приспосабливаться к ситуации? Правильно, потихоньку приспосабливая ее под себя. Даже диктатор, увы, в просвещенном ХХ веке не может выйти поутру на балкон своей резиденции и громогласно объявить: с сего дня я, верховный самодур Германии, отменяю старую идеологию и ввожу новую, хау! Следовательно... Ну, память, дорогуша, подкинь мне какую-нибудь нетривиальную схемку! Мыслей о том, как облагородить паука, так и не возникло. А вот насчет арийцев мне сам Алоизыч подсказал. Не сейчас, нет. Сейчас он, к счастью, тихий, пришибленный. Подсказал в той реальности, которую я сейчас пробую изменить. Кто, как не он, объявил японцев желтыми арийцами?.. Верная союзница-память не замешкалась, показала мне страничку из читанного давным-давно, еще в школьные годы, журнала: году в сорок четвертом ленинградские ученые провели сравнительные исследования, согласно которым получалось, что жители русского севера — арийцы из арийцев. А недавно... тьфу ты, то есть в значительно более отдаленном будущем (черт, как же трудно определиться со временем!), году эдак в две тысячи пятом, наши с немцами в Костенках основательно покопались и выдвинули гипотезу, что прародина белой расы — где-то между Воронежем и Смоленском. Вот она, возможность аккуратненько скорректировать представления о расовой чистоте, дабы ничто не могло омрачить братскую дружбу с Советским Союзом. Если все пойдет так, как задумано, форсировать эти исследования — плевое дело. Но... Надеюсь, встреча с товарищем Сталиным пройдет без осложнений?..