Бой местного значения

Несколько минут назад разъезд выехал из-за поворота — посмотреть на обнаруженных передовыми строй русичей — ничего удивительного, место очень удобное, подвоха не ждали — далеко даже для мощных луков, просто по привычке перебросили вперед щиты, и в следующий миг на них посыпались стрелы, причем эти ... целили в лошадей (!), за такое они заплатят, но позже, а сейчас дело.

Воздух здесь не такой прозрачный, как в степи, но видно хорошо:

от крутого склона справа до оврага слева стоят три ряда копейщиков, с самодельными щитами — даже кожи пожалели. Копья, шлемы и странно одинаковые рубахи — да это же кольчуги (!), похоже, поход себя уже оправдал — кольчуги очень дороги (каждое кольцо надо ковать отдельно), а здесь в них наряжены простые землековырятели (но это ненадолго), так, задвигаем жадность подальше — идет разведка.

Дальше тремя колоннами стоят более богато одетые воины - понятно, выставили кого не жалко вперед, чтобы удар конницы потерял скорость, сохранив несколько жизней настоящих воинов. Но мало их, этих воинов — ополчения во второй линии больше половины.

Так, а что есть необычного? Внутри колонн просматриваются странные сооружения, стоящие на двух колесах и закрытые щитами тележки, над ними дрожит воздух и курится дымок ... что это?

Присматривается, у стоящих вокруг этой будки воинов — саадаки, это что, "пеший" аналог лошади с запасными колчанами стрел? Тогда — внутри еще и жаровня ... будут пускать "огненные стрелы"? Зачем? Может, хотят поджечь траву? Но даже острый глаз не смог обнаружить впереди рассыпанное сено, да и не увидишь ты его — зеленое на зеленом, вроде не видно, но это надо выяснить в первую очередь.

Слева во втором ряду стоят две кибитки и непонятно что на колесах, вокруг тоже значительно больше воинов в блестящем железе — ставка местного хана? А почему лошади выпряжены — или ее руками катать будут? — чудной народ.

Глянул влево в овраг — крутые обрывистые берега, даже пеший может шею свернуть, по дну течет ручеек, все видимое пространство — переплетение растущих, упавших (но еще живых) и сгнивших стволов толщиной от руки до обхвата — не пройти.

За второй линией идет непонятное шевеление — слышны топоры, пилы, бегают люди, что-то носят — непонятно ... хотя подъехали две телеги, груженные хлыстами, кольями из плетней — все ясно, строят засеку. Надо спешить, пока не доделали, а то потом возись с огненными стрелами и ждать, пока свежесрубленное загорится (если захочет) и прогорит.

Едет еще телега, везет дровяные колоды ... колоды?!! — эти изверги, что, решили разбросать по лугу за ними колоды, чтобы лошади ноги ломали? — не будет в этом стане пленных, не должны такие жить, но надо спешить — луг большой, они только начали, но явно торопятся.

Холмы справа — обрывистые, песчано-глиняные, коням не подняться, людям под стрелами — тоже, проход между холмами справа выходит на обрыв реки.

Удачно русичи встали — атаковать придется только "в лоб".

Холм справа напротив - пустой, лучников не видно, если не прячутся на противоположном склоне (выяснить), следующий за строем русских — на нем две площадки огорожены частоколом и накрыты крышей из свежих жердей — от стрел, из-за верхушки холма под углом торчит какое то бревно ... оно должно быть где-то метров 8 длиной — раньше такое кажется видел ... но где?

Вгляделся в щель между частоколом и крышей на площадке — там смутно знакомая конструкция и люди, показывающие в его сторону.

Тело среагировало быстрей головы, которая еще не пришла к выводу об увиденном, а тело уже летело вниз, ломая сучья. На этом война для него закончилась...

Да, грустно подумал будущий батур — действия тела были правильные, своевременные и совершенно напрасные, после того как сел (вставать даже не пытался — мокрый хруст сломанного бедра слышал не только он, но и все два его десятка), выдернул из голени острый сучок и посмотрел вверх - сулица, выпущенная машиной, пробила верхушку дерева навылет, острие вылезло на две ладони с другой стороны — но это была верхушка СОСЕДНЕГО дерева.

Пока накладывали шину и готовили из двух копий конные носилки (доложить, несмотря на ранение, все равно надо) — он все пытался понять:

как в эту дикую страну занесло кхитайского инженера? и каких подлых чудес надо ждать еще? но наконец пришедшая боль затянула все вокруг пеленой и спутала мысли.

Глава 2.

Ожидания и размышления

Воевода не спеша поднимался на холм — когда на тебя смотрит столько глаз, поневоле приходится сдерживаться — даже если годов тебе немного и все внутри бурлит от переполняющей энергии. Но надо проявлять степенность: "бегущий воевода в мирное время вызывает смех, в военное — панику", а время сейчас самое что ни на есть ...

Эта мысль сбила радужный настрой, и заслуженная "раздача слонов" артиллеристам прошла любо-дорого, ничуть не хуже, чем для "отличившихся" внизу арбалетчиков.

Вообще — вопрос дисциплинированности обнаружился вопиющий (твоя вина, воевода — сам учил, самостоятельности выучил, а повиновению — похоже, нет): арбалетчики, только появился противник, с перепугу выдали дружный залп — хорошо, хоть точно, но если б еще не бесполезно.

Ну, польза, по здравому размышлению, обнаружилась — противник дальность стрельбы теперь будет сильно переоценивать (хотя лучше бы — недооценивал), а принимая во внимание, что судить он будет по себе (воевода чуть не хихикнул, представив картинку: здоровенная горилла с руками до колен натягивает двухметровый лук), то наших лучников будет сильно опасаться.

Следовательно — всяческих попыток навязать перестрелку (карусель крутить негде — узко, а стоять под стрелами луков превосходящих по дальности втрое...), не стоит опасаться, и наскоков небольших группок (для разведки и раздражения), тоже — не дураки, поймут, что их элементарно выбьют еще на подходе (в крайнем случае на отходе) — стоящий на земле имеет преимущество в точности перед скачущим (и проигрывает в дальности — но сейчас не тот случай).

А артиллерия тоже дала — эти терпели до последнего, хотя могли достать еще за поворотом наверняка, но только когда один из татар полез на дерево, командир расчета не выдержал и сказал "бей", чем выдал точность, с которой можно послать сулицу, "с головой" — за что сейчас и получил порцию начальственного гнева. А стрелок — наоборот, благодарность, первая кровь, первая маленькая победа — благодаря этому лопоухому мальчишке.

И хотя знающие люди понимают, что промазал пацан (иначе б так и висел соглядатай на дереве, к стволу приколотый), но, как носилки сооружали на холме видели (а раз степняк на коня сесть не смог — значит, тяжелый, а то и вовсе...) и вниз сказали — нужна была эта первая победа людям, чтоб опомниться, ох нужна.

Ну, дай бог, сейчас все придут в себя и станут не как куры в курятнике во время пожара, а как обычно, мало ли так переделано дел — были и опасные, были и тяжелые. А начальственная ругань и похвала этому должна всяк способствовать.

Но что это пацан глаза потупил, ведь его обычно не заткнешь — вопросы как из дырявого мешка сыплются, а тут притих ... Нет, сейчас спросит. И спросил — как обухом по голове:

— Дядько воевода, татар — тьма, а у нас сулиц столько нету ...

И все вокруг замерли: что, воевода, врать будешь?

— Откуда столько возьмется?

— Оттуда (рукой вниз по течению в сторону острога показывает, ну конечно, раз "крепость" аж с 35-ю воями сожгли, значит татар не меньше тьмы было).

— Ну, отрок, раз ты тепереча стрелок лучший — то счету точно обучен. Скажи мне, а сколько лошадь в длину будет? И сколько до острога?

— Сажень. А до острога — два десятка верст ...

— Ну, двадцать верст — это по прямой, по реке, значит, а по тропам звериным сам знаешь — коня в поводу и каждой ветке кланяясь. Ну, а сколько повод с человеком еще на себя примет?

— Еще сажень (подумал), и сажень до впереди идущего. Три сажени выходит? Но ведь это не все?

— Верно, татары — они одноконь не ходят, а по враждебной земле ...

— Это все с собой иметь надо — минимум триконь. Это что пять сажен на воя? Тогда от форта до нас, полтора дня пути на него только три тысячи воев растянется, ведь еще промежутки между отрядами нужны, задержки всякие — первый на Нихонтов луг ступает, а трехтысячный только от острога выходит?

— Отож, вроде того ... — выкладки отрока сбивали с толку.

— Но ты еще одно учти — спать придется стоя, коня обняв, без костра, без горячей еды.

— Как так?

— А сколько людей можно на лесную поляну втиснуть? Пять десятков? А коней куда девать?

— Или вот на Нихонтов луг — сколько татар войдет?

— Да тумен влезет.

— А ты от луга полет стрелы от леса отними, ведь спокойно там расхаживать им наши охотники с витязями не дадут, то есть за дровами там всей сотней сходить можно, а вот посты в лесу выставлять — только людей терять, да и полет стрелы от воды тоже — две лодии у нас есть, а у них ни лодчонки. Теперь учти коней — им больше места, чем людям надо и трава. Это нашей скотине сена с того луга на год, а три тьмы коней там все до земли за день съедят — надо корм коням с собой везти.

— Потому-то армия завсегда медленней человека идет, что для одного ерунда — для тысячи день задержки — это книжная истина. А вот новый враг — тем и страшен, что многие "книжные истины" уже опроверг, он ведь и к нам пришел быстрей чем я рассчитывал. Но, все же они не демоны,— летать не умеют, серу не едят, так что считай дальше — посмотрим, что выйдет.

— Так получается — не больше двух тысяч в день может прийти, даже если под острогом тумен стоит! Это ничего, на столько сулиц у нас есть! — радостно завершил отрок.

Все вокруг заулыбались, а у воеводы — как костлявая рука сердце сжала при фразе "две тысячи".

Он скосил глаза на расположившееся в низу свое воинство (450 единиц "с бору по сосенке", ну и если трех бездоспешных считать за одного бойца — полтыщи) и пред мысленным взором возникла картинка — Мужик ухвативший медведя за заднюю лапу, да уж, точно — "я поймал медведя".

Шесть сотен душ, пока еще сплетенных с живыми телами, сейчас радующихся минутной передышке, тому что не получили ни царапины, а враг уже пролил первую кровь, — шесть сотен душ здесь, а сколько там — за две версты? Ты ведь и раньше этого точно не знал, а за последний день может умер кто, а может кто и родился.

Все эти ближние и дальние — как тебе воевода, воплощение мечты "о великой и славной битве", нравится? Ну так радуйся, радуйся хотя бы тому, что судьба не оставила тебе выбора — нет его, кроме как умереть стоя на этом самом месте, если не за тех кто в двух верстах (у них скорее всего нет судьбы отличной от твоей), так за тех кого за десятки верст отсюда спасет твое здесь стояние. Радуйся сейчас, ибо через секунду ты поймешь — выбор есть всегда, но ты свой уже сделал.

Ты ведь мог — заставить врага платить за каждый шаг от острога сюда, каждую засеку на лесной тропе поливать чужой и своей кровью. Мог, но ты поверил в другое — в то, что здесь, на этом месте ты сможешь сделать больше, поверил и привел сюда поверивших тебе людей, а врага — привел на заливной "Нихонтов луг" в полутора верстах от сюда и нет им боле дороги от туда (даже назад, хотя им это неизвестно) иначе как сюда. Ну так и верь, в то что задумал дальше — ничего нет сильнее веры. А сердце сжало снова.

Промелькнувшие молнией странные мысли прервал вопрос неугомонного:

-Дядь воевода, а ведь можно по разным тропам идтить? тогда и быстрее будет и больше прийти сможет?

— Ну, а где они проводника возьмут? Вроде один такой и выискался — и чтоб местность хорошо знал, и согласился на такое ... А без проводника или с неумехой — ходить им кругами, пока с голоду не сдохнут. Есть правда один идол — всегда путь к дому показывает, ну да его на хотяб двуколке возить надо — не пройдет она по лесным тропам, да и не даст никто такую ценность — их поди несколько на все войско.

— Так ведь есть колдуны, что по звездам могут путь определить.

Воевода уважительно посмотрел на пацана, хитер однако.

— Колдовство али нет, не о том сейчас — ты на небо глянь видны ли звезды?

— Так день ведь, а ночью звезд не увидишь — небо пеленой затянуло.

— а в лесу, неба завсегда за ветвями не видно, надо на дерево лезть — ночью, факел в руке зажавши, а через версту — лезть по новой, ну и доколь так уйдешь, будь ты хоть чародеем, хоть философом?

— Так ... тогда .. если ... — смутился пацан, вроде как воеводу поучать собрался, а спросить хочется.

— Мы этого гада — всю дорогу от острога прикончить пытались — ответил на невысказанный упрек воевода, — да он тоже понимал, на что пошел, сразу у монголов полный доспех выпросил — не берет его охотничья стрела, а тяжелого самострела не взяли охотники, мука с ним в лесу — сейчас-то согласны и не так помучиться, да поздно. А всякие ловушки — они больше на зверя неразумного, да человека неосторожного, тому, кто в лесу жил они все видны. Места же для засады удобные — у татар странные воины есть, вроде берсерков свеев — не боятся смерти, а чуть ее не ищут — они впереди и шли. Но отсюда, за подмогой, ему точно дороги нет.

— А если сами дорогу найдут? ведь тыща людев — можно метки ставить какая тропа куда ведет?

— А скажи мне — куда ведет звериная тропа?

Почесал в затылке и выдал:

— К воде зверь идет, воевода ...

— Молодец, а где в лесу вода?

Сбил мальца с толку,— вон она река тоже через лес течет, но спусков к воде — по пальцам, а в лесу? да везде вода в лесу, сырой лес — ручей в каждом овраге, если не болотце так лужа.

Приходится подсказывать:

— А почему товар с лодий на телеги именно здесь перегружают? Возле того же острога — и река пошире и вторая речка рядом впадает? А дороги к нему нет, только по воде?

В любопытных глазах зажигается понимание.

— Ведьмин овраг? и рукой на правый фланг показывает.

Этот небольшой отросток Ведьмина оврага немного не дотянувшийся до городка — представлял из себя небольшую часть громадного лабиринта, из всевозможных балок по дну которых бодро журчали ручьи, тянулся на десятки верст как в стороны заполняя собой весь угол между рекой и трактом (точнее будет сказать — тракт был проложен по краю ведьминого оврага), ручьи из оврага потихоньку превращались в заболоченную речушку впадавшую в реку к которой по тракту таскали грузы — только верст на сто ниже.