Маша и Рекс

Первым на свободу рванулся Рекс. По пути он чуть не сбил с ног незнакомца, но останавливаться и извиняться было некогда. Пока человек, размахивая руками, пытался удержаться на ногах, мимо него проскользнула темно-серая тень. Свобода!

О том, что почувствовал я, когда узнал, что мои зверики бесследно исчезли из вагона, писать не буду. Поверьте, это слишком печально.

Глава третья, в которой Рекс понимает, что надо делать, а Маша понимает, как это сделать

Они отбежали совсем недалеко (по собачьим меркам), и тут Маша чуть запыхалась и остановилась. А поскольку кошечка, как и все женщины, отличалась некоторой практичностью, то начала спрашивать:

— Куда мы бежим?

— Подальше от поезда.

— Я спросила: куда именно?

Черный лабрадор самоуверенно шевельнул ушами:

— Домой!

— А ты знаешь, где дом?

При всем рексином нахальстве этот вопрос его смутил:

— Э-э-э... где-то там.

Нос указал, где именно.

— Ну и неверно. На самом деле вон там.

Это был тот самый случай, когда серая дама оказалась полностью права. Будучи кошкой, она отличалась отменно развитым чувством направления. Разумеется, она не знала, КАК она чувствовала, что дом именно там. Она просто ощущала направление и все тут. И они побежали вдоль дороги по тропинке.

Некто из-за забора унюхал присутствие незнакомцев и залился руганью:

— Ай-яй-яй, чужой идет! Ай-яй-яй, да еще с кошкой! Ты, негодяй черный, мало того, что ходишь по нашей земле, так еще эту серую не треплешь? Как тебе не ай-яй-яй! Р-р-разорву!

Я же обещал писать правду, не так ли? Так вот ее и пишу: хотя Рекс и числился спокойным псом, но такие оскорбления он спускать не привык и на ходу рыкнул:

— Моя кошка! Попробуй ее тр-р-ронь! Сам тебя пор-р-рву на тр-р-ряпочки!

Зазаборный храбрец даже примолк на секунду, после чего взорвался:

— И этот еще смеет! Да как он даже! На такое! Где это видано! Позор, позор, позор!

Но его уже не слушали. Тропинка сузилась и пошла в лес. А наши беглецы сначала бежали рысцой, потом перешли на шаг.

Шли они достаточно долго (по кошачьим меркам). Разумеется, машины принципы не позволяли ей сказать впрямую: "Есть очень хочется". Она выразила эту мысль примерно так:

— Неплохо бы раздобыть еду.

Рексик, в свою очередь, подумал, что в миске в поезде оставалось еще порция овсянки. Эту мысль он проглотил вместе со слюной и поддержал:

— Я попытаюсь чего-нибудь найти.

Отдать должное: он нашел то, что искал, затратив не более пяти минут. Пахло одуряюще вкусно. Это была земляника.

Надобно заметить, что мой жрун никогда не отказывался от ягод и фруктов, если их предлагали. Мало того: он не отказывался, даже когда их НЕ предлагали. Будучи привезен на дачу к моим родственникам, он встал с утра пораньше и тщательно обобрал грядки с клубникой, выбирая самые красные ягоды. Хозяева дачи проснулись позднее и несколько удивились замеченной убыли в урожае. Хорошо зная своего пса, я заподозрил неладное и оказался прав: поскольку на грядках делать было уже нечего, мерзкий вор подобрался к кусту крыжовника и принялся совать морду (зажмурившись) в самую гущу колючих веток, после чего осторожно открывал глаза и скусывал ягодку за ягодкой. Неспелыми он, понятно, пренебрегал. За это ужасающее преступление Рекся был приговорен к строгому выговору и тюремному заключению на поводок.

Пес был добрым товарищем, и потому, собирая ароматнейшую добычу, он дружески порекомендовал:

— Ты попробуй, очень вкусно!

Кошечка осторожно принюхалась. Пахло, по ее мнению, несъедобно. Она тронула губами ягоду. Вкус соответствовал ожиданиям.

На кошачьей мордочке было написано... короче, Рексик все понял. Тем более, земляника кончилась, а по количеству, да и по качеству она все же была добавлением к обеду, а не обедом.

Лабрадор, считая себя опытным охотником, оглянулся.

— О! Вон там луг! Мыши могут быть.

— Мыши?

Когда Маша была еще котенком, мама-кошка приносила ей мышей. Это было вкусно и интересно. Серая охотница очень оживилась, хотя понятия не имела, как их надо ловить. Впрочем, у кошек это инстинкт.

Но Рекс не обращал внимания на подругу. Уж эти охотничьи приемы он знал: хаживал по лугам, будьте уверены. Лабрадор бесшумно крался на вытянутых ногах. Уши его шевелились от азарта. Наконец, он высоко подпрыгнул и обрушился всеми четырьмя лапами на добычу. На самом деле это была не мышь, а полевка, но звери не читали учебник зоологии, который стоял у меня в комнате на полке.

Конечно, мясо надо было съесть. И тут честный пес заколебался. Он повернул голову к кошке. Он глубоко и жалостно вздохнул. Он сделал мученическую морду и, наконец, выдавил из себя:

— Угощайся.

Что-то, видимо, подсказало кошечке, что долго жеманничать не следует. Поэтому она бросила благодарственный взгляд и без всякого урчания (напоминаю, это только неблагородные урчат за едой) вгрызлась в обед.

Тем временем Рексик изловил другую полевку. А потом еще парочку. Маша доела свою порцию и, глядя на товарища, тоже пустилась на ловлю и даже сама поймала дичь (целых две штуки).

Будь то дома, такой сытный обед предполагал бы разнеженность. Ей препятствовало отсутствие воды. А пить на жаре хотелось.

Вода нашлась очень быстро, но это был глубокий след от трактора, и на воде была радужная пленка. Пахла вода самым противным запахом.

На поиск чего-то чистого ушло порядочно времени. Наконец, нашлась лужица, чтобы напиться.

По всем правилам после обеда полагался сон. Дома серая кошечка, несомненно, поспала бы на своем любимом кресле — том самом, которое хозяин неразумно полагал своим. Бывают, знаете ли, необыкновенно уютные кресла — теплые, с матерчатой обивкой, на которой так хорошо можно выспаться, свернувшись в клубочек. Примите во внимание: кошачьи лапки прошли довольно большое расстояние. Они устали и громко требовали отдыха. Но Маша чувствовала: именно отдыхать пока что нельзя. Надо идти. Она тихо мявкнула. Получилось довольно жалобное "мя", но кисочка притворилась, будто подает трубный сигнал к выходу на марш. Только вперед, к дому! Она знала, куда идти.

Им повезло. Они перешли лес и никого не встретили. А когда солнце уже почти зашло, они вышли на луг, где тоже встречались мыши. Я хотел сказать, полевки.

Глава четвертая, в которой Рекс с Машей отучаются от чрезмерной доверчивости и форсируют водную преграду

Моя правдивость (я ведь обещал!) не дает мне возможности приукрасить Машкины способности. Так вот: эта замечательная кошечка, умнейшая кисонька и вообще просто прелесть — короче, она читать не умела вообще. Виноват в этом был, разумеется, Василий Васильевич: он не озаботился кошечным образованием.

В частности, Маша не умела читать карты. И потому о существовании дорог она знала постольку, поскольку слышала звук от проезжающих автомобилей и тракторов (дело было за городом). Она шла так, как ей подсказывало чувство направления. И набрела она на деревню.

Это было утро, но не такое уж раннее. Люди большей частью занимались своими делами — но не все. Были такие, которые не были способны на дела. Их было двое. Мешало им безденежье, которое, в свою очередь, не давало возможности спастись от похмелья. И тут они углядели нашу парочку. Первый из этих людей удивился:

— Ты глянь, кошка! А шкура какая хорошая.

Второй прекрасно понял невысказанную мысль. Эта кошка, несомненно, была ценным пушным зверем.

— Эй, киса! Пойди сюда, дам вкусного!

Рука Второго неумело изобразила присутствие с ней чего-то съедобного.

Маша не поверила бы в сказанное, даже если предлагал бы кто-то из ей знакомых. Но если бы и поверила, то наверняка проявила обычный аристократизм, то есть не взяла бы лакомство и даже не стала бы его нюхать. Ну, разве только если бы (допустим на минуту) человек предложил валерьянку. К тому же от этих двоих отвратительно пахло.

Второй привстал. Маша шагнула в сторону. Первый откомментировал это движение так:

— Не поймаешь. Пуганая.

— И не надо. У нас помощник есть. Эй, Черный! Уголек! Кошка, кошка! Фас! Задержи!

Рекс чуть довернул голову и бросил весьма презрительный взгляд. Команду "фас!" он знал. Если бы ее подал хозяин, она была бы исполнена — не всерьез, конечно, потому что Рекс ни чуточки не сомневался: это хозяин хочет подшутить над Машкой. Та, в свою очередь, поддержала бы игру, изображая панический испуг.

Но выполнять команду постороннего? Это даже не смешно.

Видимо, Второму все же хотелось попытать удачу. Он из сидячего положения рванулся в сторону обладательницы красивой шкуры. Или почти рванулся. Почти — потому что пес на него глянул. Всего лишь один взгляд. Ни тебе рычания, ни вздыбленной шерсти, ни оскаленных клыков.

Собака защищает кошку! Второй так удивился, что даже позабыл выругаться.

Темно-серая кошка была суха и деловита. Она знала, что незнакомцам доверять нельзя. Она уверилась в этом еще раз. Правда, Маша так и не поняла, что была очень недалека от превращения в ценный мех. Зато она на всю жизнь запомнила опасный запах.

А Рексик чувствовал себя неважно. Правда, от человека пахло просто ужасно (собаки ненавидят запах перегара еще больше, чем кошки). Правда, этот вонючий явно замыслил что-то нехорошее относительно подруги. Но он же был человеком! Он мог стать другом! В результате такого раздвоения настроение у пса упало ниже горизонта. К тому же хотелось есть, а в лесу мышей почему-то не встретилось. Невдалеке сердито цокала белка, но эта дичь находилась высоко на дереве.

Путь преградил водяной поток. Во всяком случае, именно так его восприняла Маша. Она осторожно тронула лапкой воду — она оказалась точно такой, как и ожидалось: мокрой и противной. Кошка оглянулась по сторонам. Направо была деревня, и туда идти очень не хотелось. Плыть хотелось еще меньше.

Лабрадор от души обрадовался воде. Во-первых, это была возможность попить. Во-вторых, он точно знал, что в воде можно найти дичь. В дачном поселке был пруд, там всегда попадались разные вкусности. В-третьих, псу просто надоело грустить. И он от всей широты души плюхнулся в воду. Такой способ купаться имел полный смысл. Плюх приятен сам по себе, но главное: Рексик точно знал, что сейчас ему никто не станет выговаривать за брызги, попавшие на рубашку.

Лабрадор плавал прекрасно, но плавать было особенно негде. Если бы я присутствовал на этом месте, то назвал бы речку "переплюйкой", а то и другим, еще худшим названием. И все же черный охотник без усилий нашел еду.

Это были улитки: замечательные улитки, изобильные улитки, вкуснейшие улитки. Наш пловец немедленно подцепил зубами одну, раскусил раковину и снял пробу с лакомства. Улитка чуть пахла рыбой, а в отношении к этому виду провизии Маша и Рекс были сходного мнения. Вторую улитку пес вежливо предложил подруге. А потом он стал доставать их одну за одной.

Наевшись, кошка до такой степени захотела спать, что чуть было не уснула прямо на берегу. Но она вспомнила, что идти вперед надо. Проблема была лишь в том, КАК это сделать.

В ответ на этот вопрос Рекс с самым беспечным видом махнул хвостом:

— А чё тут думать: переплыть и вся недолга.

— Я боюсь воды, — произнесла Машенька с самым несчастным видом. Примерно с той же интонацией женщины говорят: "Я в эту комнату не пойду. Там мыши. Я их боюсь."

После сытного обеда морда Рексика прямо светилась оптимизмом:

— Да тут плыть-то — всего-ничего! Ты же плавать умеешь!

Простодушный пес и в мыслях предположить не мог, что его пушистая подруга НЕ умеет плавать. В общем, это было верно: кошки плавать умеют, но делают это без удовольствия.

В глубине души Маша прекрасно понимала, что черный товарищ прав. Но как же не хотелось лезть в эту отвратительную воду!

Наконец, серая кошка сделала самую кислую мордочку, вошла в реку, брезгливо поджимая лапки, и, отдать должное, относительно резво переплыла на противоположный берег.

— Ну вот, а ты говорила!

Пес отряхнулся так, что брызги полетели во все стороны. На кошечку тоже попало, но, будучи мокрой, она оставила этот неблагородный жест без внимания.

На другом берегу был лес. Четвероногие друзья сочли его подходящим для ночлега. Маша вспомнила, что ее предки были древесными животными, и неплохо устроилась в развилке покореженной жизнью осины, а Рексик повертелся на месте, как это всегда делают собаки перед тем, как улечься спать, и заснул прямо в негустой траве.

Глава пятая, в которой Машу с Рексом пытаются отравить

Путешественникам везло, пусть даже они сами этого не осознавали. Еще два дня им попадалась еда. Иногда это была дичь. Один раз Рексик отыскал сокровище: невесть как оказавшийся в глуши бутерброд с ветчиной и сыром в американском стиле: преогромный и надкусанный. Ветчину он отдал подруге почти всю — после того, как сам чуть-чуть отъел. Сыр был честным образом поделен. Хлеб наш щедрый пес умял самостоятельно.

На третий день на горизонте показались неприятности.

Это был город, очень пыльный и очень странный. Имею в виду: по виду странный, а запах от него шел просто мерзкий. От химических комбинатов всегда так пахнет.

Почти целый день ушло на то, чтобы приблизиться к этому месту. И тут кошка проявила полную нерешительность.

Она твердо знала направление. Оно как раз проходило через это город. Но идти туда кошке очень не хотелось. Я уж не говорю о запахе: его одного хватило бы на создание стойкого отвращения. Однако Маше не нравился и внешний вид этих зданий. Он был непривычным и потому опасным.

Рексику этот запах тоже не нравился. А еще он увидел поток автомобилей вдали. Некоторые из них стояли, а некоторые двигались. Нельзя сказать, чтобы мой пес боялся автотранспорта. Он без всяких возражений устраивался на заднем сидении, когда мы ехали за город. Но то был свой автомобиль, а вот чужим он не доверял. Свой был проверенным и безопасным. Чужие автомобили двигались в непредсказуемом направлении, причем очень быстро. Еще в нежном щенячьем возрасте Рекс усвоил, что любой автомобиль бегает быстрее собаки. Иначе говоря, этот дурнопахнущий в состоянии догнать и укусить. Правда, ни один автомобиль еще ни разу этого не сделал, но во время прогулок они мчались совсем рядом. Опасно рядом. И вполне МОГЛИ укусить.

Вот почему звери, глядя на это подозрительное место, обменялись такими репликами:

— Я не хочу туда идти. Там опасно и противно. Мя!

Рекс сделал утвердительное движение хвостом.

— Я тоже не хочу. И потом, там так пахнет...

К сожалению, собачий язык не универсален. В частности, он не может выразить, чем именно пахнет — если, конечно, это не еда. В защиту моего замечательного пса сразу скажу: люди в этом смысле тоже не сильны. Они прекрасно умеют говорить, но не в состоянии толково описать запахи — если, конечно, это не еда. Вот тогда люди с уверенностью говорят: "Запах хлеба". Или: "О, пахнуло жареной картошечкой". Или, на худой случай: "А молоко-то скисло". Но даже люди могут сразу и безошибочно сказать: этот запах приятный, а тот — наоборот. Что же говорить о собаках!