А пока солдаты противотанковой роты проникались величием своих подвигов, мечтали о наградах и строили планы на будущее, Ганс, не теряя времени, занимался воспитательной работой с подчиненными.
— Что, Кристиан, всё тоскуешь по своей казачке?
Молодой худощавый унтерштурмфюрер, с унылым видом глядевший на проплывающие мимо пейзажи, хмуро покосился на подсевшего рядом Нойнера.
— Слушай, Ганс, а её точно никак нельзя было забрать с собой, а?
Нойнер только сокрушенно покачал головой, как бы говоря всем своим видом: вот же ж раздолбай!
— Послушай, Свиненок, то, что ты дурак — не так уж страшно. В двадцать один год со многими бывает. Плохо то, что ты ничему не учишься. Я же вроде тебе всё популярно объяснил, хотя ты мог бы и сам догадаться, если б не поленился хоть немного подумать. Так в чем дело?
В ответ Кристиан издал поистине душераздирающий вздох, после чего промямлил:
— Да я понимаю, но всё-таки...
— Нет, не понимаешь! Свиненок, если называть вещи своими именами, то ты завел себе бабу из вражеского населения прямо во время боевых действий, при этом полностью утратив командование вверенной тебе частью. Думаешь это простое дисциплинарное нарушение? Нихрена подобного! В военное время это называется немного иначе. Парень, зачислив эту девку в "хиви" и отправив ее переводчиком в тыл, я фактически спас тебя от разжалования и отправки в штрафную часть, а ту соплячку — от петли. Но тебе всё мало. Пора взрослеть, камрад. Жизнь не похожа на сказку, а война — тем более. Так что забудь про свою пассию! Мы скоро приедем домой, все девки будут нашими — выберешь себе любую!
— Тебе хорошо говорить, тебя дома Кристина ждет...
Ганс коротко хохотнул:
— А тебе кто не дает обзавестись подружкой?
— Сам не знаю. Никак не могу забыть ту русскую...
Ганс с понимающим видом покивал:
— Это бывает. Называется "любовь с первого взгляда". Очень опасное заболевание — напрочь отбивает способность нормально соображать. Особенно опасно для таких как ты, которые от природы и так соображают плохо. Лучше всего лечится хорошей выпивкой и красивыми бабами. И то и другое ждет нас дома. Oktoberfest* мы уже пропустили, но для тебя что-нибудь придумаем. Так что держись, камрад, спасение уже близко! — Ганс ободряюще хлопнул Кристиана по плечу и начал подниматься, собираясь уходить, как вдруг его осенило:
— Слушай, а зачем нам ждать до самого дома?
В ответ на недоуменный взгляд Кристиана, Нойнер уселся обратно и принялся развивать свою мысль, дополняя слова довольно активной жестикуляцией:
— Завтра мы должны быть в Ровно. Скорее всего, там мы застрянем на пару дней, как всегда на узловых станциях. Как на счет прошвырнуться по веселым заведениям? Глядишь и разгоним твою тоску, а заодно и потренируешься, чтобы на родине мордой в грязь не ударить. — Ганс подмигнул своему собеседнику и, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Зря, что ли нам отдел вещевого снабжения презервативы регулярно поставляет?
— Э, а как же твоя Кристина?
— Да отстань ты от нее! Она далеко, а Ровно — близко. И вообще: не о ней речь, а о том, как можно развлечься. Ну, так как, идешь?
Кристиан неуверенно кивнул, не проявляя никакого энтузиазма, Ганс громко щелкнул пальцами, как бы скрепляя устный договор и, вполне довольный достигнутым результатом, полез на свое привычное место. Однако налет на публичные дома Ровно так и не состоялся — в стратегические планы Ганса вмешалась только что окончившаяся война, вернее один из ее отголосков.
* * *
Когда эшелон остановился на какой-то небольшой станции, Нойнер не придал этому особого значения — такие задержки были обычным делом. Но когда через пять минут после остановки примчавшийся из здания вокзала посыльный разыскал его и пригласил срочно прибыть к начальнику станции, Ганс заподозрил неладное. К величайшему сожалению Нойнера, чутье на неприятности, необычайно развившееся за три года войны, не подвело его и на этот раз.
В кабинете кроме железнодорожного чиновника находился ни кто иной, как начальник штаба дивизии — штандартенфюрер Гейнц Ламмердинг, а незапланированное присутствие начальства, как известно, в подавляющем большинстве случаев, является предвестником неприятных известий. Вдобавок жесткое лицо одного из самых известных офицеров "Тотенкопф" выражало явное неудовольствие, что также не сулило ничего хорошего. Об этом же говорил и его крайне раздраженный голос, которым он поприветствовал вошедшего:
— Ага, явился.
— Гауптштурмфюрер Нойнер, командир 3-й роты противотанкового дивизиона "Тотенкопф", старший офицер эшелона...
— Знаю! — Ламмердинг нетерпеливо махнул рукой. — Иди сюда, смотри. — С этими словами штандартенфюрер вновь склонился над картой, которую он рассматривал перед приходом Нойнера.
— Мы сейчас здесь, — палец уверенно ткнул в карту — а теперь смотри сюда. — С этими словами Ламмердинг положил поверх карты расшифровку радиограммы, Ганс быстро пробежал ее глазами и тут же поморщился, уже понимая, что последует дальше. Губы Ламмердинга, внимательно наблюдавшего за реакцией собеседника, искривила жесткая усмешка:
— Вижу, ты уже всё понял, но на всякий случай поясню. Война закончилась, огонь прекращен на всех фронтах, но на партизан это соглашение не распространяется — они не солдаты. Теперь, когда фронта больше нет, наше командование намерено взяться за них всерьез, они это понимают и разбегаются как тараканы. Часть стремится разбрестись по местным селам — с этими будут разбираться наши оккупационные власти. Но часть пытается пробраться лесами и болотами на ту территорию СССР, которую наши войска оставляют по условиям мирного договора. Один из таких партизанских отрядов как раз находится неподалеку...
— Полсотни километров отсюда.
— Пятьдесят шесть — Ламмердинг одобрительно хмыкнул — вижу, ты неплохо знаешь этот район.
— Я изучил весь маршрут движения дивизии, кроме того в этом районе оперировал наш разведбат во время прошлогоднего наступления на Киев.
— Ах да, ты же бывший разведчик. — На губах штандартенфюрера вновь заиграла усмешка, на этот раз вполне довольная. — Удачное совпадение. Прямо всё один к одному...
В общем, так: сейчас в этой дыре стоят три наших эшелона — твоя рота и части усиления 9-го полка. Сформируешь боевую группу и выступишь против этих партизан. Можешь не кривиться, знаю, что не рад. Мне тоже эти фокусы не нравятся, весь график переброски дивизии летит к чертям. — Штандартенфюрер стукнул ладонью по застеленному картой столу. — Ладно, все равно ничего не поделаешь. Местная администрация попросила помощи, и армейское командование выделило то, что было под рукой — нас. На перехват партизанам пойдет боевая группа Баерсдорфа из дивизии "Галиция", он же командует всей операцией. А твоя задача двигаться по следу и не дать им свернуть. С пойманными партизанами можно не церемониться, ну это ты и так знаешь. Обращаю твое внимание на то, что твоя группа не подчиняется местным полицейским и военным начальникам, а действует самостоятельно, координируя свои действия с боевой группой "Галиции". Так что если канцелярские чинуши и тыловые крысы будут пытаться тобою командовать, то можешь смело посылать их подальше. Все понял? Тогда приступай — чем быстрее разберешься с этим отребьем, тем быстрее отправишься домой. Удачи, гауптштурмфюрер!
Получив это многообещающее напутствие, а также набор вводных и кратких инструкций, Нойнер покинул помещение вокзала и, попросив через пятнадцать минут собрать в зале ожидания остальных офицеров его будущей боевой группы, отправился к своему эшелону. Как ни крути, а полученную задачу надо было выполнять.
Первым делом Ганс бегло перелистал полученные инструкции, уделив особое внимание содержащимся там сведениям о противнике. Затем озадачил собравшихся младших командиров своей роты:
— Из состава нашей роты и других частей дивизии будет сформирована боевая группа для борьбы с местными партизанами. Эмиль, займешься разгрузкой нашей техники и прочего барахла.
— Всё выгружать?
— Нет. Только второй взвод и штабные машины. Много чести местным оборванцам, целой ротой за ними гоняться. А второй взвод пусть разомнется, они всю летнюю кампанию пропустили, пускай теперь отрабатывают.
— Кристиан, примешь командование над остающейся частью роты и смотри не влюбись в какую-нибудь селянку. Альберт, поможешь ему.
— С селянкой?
— Размечтался. С ротой поможешь управиться. На тебе организация караульной службы и учебные мероприятия.
— Понял, командир.
— Еще б ты не понял! Эмиль, проведешь инвентаризацию, составишь список всего необходимого. Потом вместе с Кристианом наедете на местную службу снабжения и постараетесь вытрясти из них всего и побольше. Пусть хоть так расплачиваются за нашу помощь.
Всем всё понятно? Тогда приступайте.
* * *
В небольшом зале ожидания маленького провинциального вокзальчика, куда Нойнер завалился сразу после того, как раздал указания своим непосредственным подчиненным, его уже поджидали. Жесткие деревянные скамейки оседлали пухлощекий унтерштурмфюрер, приблизительно одних лет с Гансом и пара оберштурмфюреров немного постарше. Еще присутствовал армейский лейтенант, непонятно как затесавшийся в эту эсэсовскую компанию. Консенсуса достигли быстро — все свои, да и воюют не первый день, так что особо ломать голову не пришлось.
В результате, в боевую группу "Нойнер" вошли: 2-й взвод его собственной роты, 16-я (саперно-штурмовая) и 15-я (мотоциклетная) роты 9-го моторизованного полка, а также взвод тяжелых пехотных орудий из 13-й роты и, случайно оказавшаяся на станции, учебная команда из Вермахта с четырьмя восьмисантиметровыми минометами. Минометчиков возглавлял тот самый лейтенант. Выгрузку техники провели в рекордные сроки, и уже через пару часов сводный отряд выступил на север — погоня началась. Правда ничего примечательного в первый день не произошло, да Ганс на это и не рассчитывал. Задача была куда прозаичнее: сократить расстояние до преследуемых так, чтобы на следующий день войти в уверенный контакт задолго до наступления темноты.
Выполняя этот план, группа "Нойнер", двигаясь наперерез уходящему на северо-восток партизанскому отряду, преодолела по лесным дорогам и проселкам около сорока километров, и к вечеру расположилась в каком-то небольшом селе, окружив место ночевки двойным кольцом пикетов, солдаты в которых сменялись каждые два часа. Ганс, перечитавший по дороге полученные разведданные более внимательно, счел такие меры предосторожности отнюдь не лишними. Предоставленные местными карателями, сведения однозначно утверждали, что в состав преследуемого партизанского соединения, помимо необученных местных добровольцев, входит значительное число специально подготовленных диверсантов. Так что Нойнер решил подстраховаться от любых неожиданностей — вроде бы до преследуемого отряда еще далековато, но мало ли?
Однако Фортуна, видимо посчитала, что уже достаточно поиздевалась над Гансом и его подчиненными, отправив их вместо ровенских кабаков в житомирские леса. В результате ночь прошла спокойно, а на следующий день, ближе к обеду капризная богиня и вовсе сделала группе "Нойнер" подарок — передовой дозор взял первых пленных. Впрочем, до обеда эсэсовцам пришлось еще немало попотеть.
После девяти утра группа "встала на след", то есть вышла на дорогу, по которой партизаны прошли вчера. Об этом свидетельствовали как многочисленные отпечатки подков и колес на размокшей, разбитой дороге, так и стремительно бледнеющие при виде эсэсовцев лица жителей придорожных сел и хуторов. Расспрос этих самых жителей подтвердил расчеты Ганса — партизаны прошли здесь накануне, ближе к вечеру. У них много повозок, много нестроевых, а фора всего километров двадцать, значит, разрыв между ними и полностью моторизованной группой Нойнера будет быстро сокращаться.
Не смотря на явный соблазн догнать отступающую партизанскую колонну одним рывком, Ганс, памятуя свою основную задачу, решил не форсировать события. Мотоциклисты, составлявшие его авангард, получили приказ усилить меры предосторожности. Темп продвижения упал, но осторожность окупилась сторицей, когда неизбежная встреча с противником все же состоялась.
Ближе к полудню, когда Ганс уже собирался командовать остановку на обед, из, двигавшейся в авангарде, мотоциклетной роты пришло долгожданное сообщение: контакт с противником установлен. Оберштурмфюрер Дитрих Волль, командовавший авангардом, пояснил подъехавшему Нойнеру как было дело:
— Когда наш передовой дозор вышел на опушку, эти лопухи были как раз на середине той луговины, что ты проехал по дороге сюда. Мои парни обошли их по перелеску и устроили засаду. Взяли без особого шума.
Ганс окинул взглядом четверых разномастно одетых неказистых мужиков, лежащих под сосной — не похожи на кадровых диверсантов, скорее всего местные ополченцы. Затем перевел взгляд на сложенное в кучку оружие: карабин, две трехлинейки, наган и ... немецкий МП18 — уже далеко не новая, но вполне рабочая машинка, довольно массово поступавшая на вооружение частей второй линии. При виде этого трофея, Ганс сразу подобрался.
— Что они здесь делали?
— Судя по всему, отстали от колонны. Может повозка сломалась или лошадь захромала.
— Их могут хватиться.
— Знаю. Охранение выставлено. Но вряд ли. Им сейчас не до того.
Ганс кивнул, соглашаясь с выводами мотоциклиста, после чего подошел к пленным и пнул лежащего с краю бородатого мужика, одетого чуть лучше остальных:
— Начни вот с этого, похоже, он у них главный. Сейчас будет остановка на обед и отдых, значит, у тебя есть час. Приступай, Дитер.
Мотоциклист хмыкнул:
— Мне и получаса хватит.
— Ну и отлично, значит, успеешь еще и пожрать вместе со всеми.
Дитрих хвалился не зря. Когда Ганс, дожевывая тушенку, вернулся к импровизированной допросной минут через пятьдесят после предыдущего разговора, улыбающийся Волль сообщил ему исчерпывающие сведения о противнике:
— Их отряд сильно растянулся. Боевое ядро из кадровых военных ушло далеко вперед, а обоз тащится сзади. С обозом прутся ополченцы, нестроевые и прочий сброд, включая баб. Эти четверо отстали от обоза. У их телеги отвалилось колесо, а бросать ее они не захотели. Чинились больше часа, а тут и мы подоспели. Движутся обозники медленно, так что форы у них всего часа два, не больше.
— Сколько человек с обозом, какое тяжелое вооружение?
Дитрих довольно оскалился:
— А вот это — самое интересное! Тяжелого вооружения с обозом нет. Артбатарею, минометы и взвод бронебойщиков забрали с собой вояки из авангарда. Легкие повозки с боеприпасами тоже идут вместе с авангардом. С обозом остались только деревенские обалдуи с винтовками, ну еще несколько пулеметов наберется и всё. Их человек 500-600, вместе с бабами и ездовыми. В том числе до сотни больных и раненых. Точнее эти лопухи не знают. — Дитрих небрежно кивнул на четыре тела, два из которых еще подавали признаки жизни. Ганс проследил за его кивком и задумчиво выдал:
— Похоже, их командование решило уйти в отрыв с наиболее мобильными и боеспособными частями, пожертвовав своими тылами.
